Вот живут две бабы в одном дворе, а встречаются редко. Не то, чтобы далеко друг от друга, просто заняты по хозяйству, да и говорить-то им особенно не о чем. Одна баба весёлая – ходит быстро, улыбается часто, а то и песенку под нос себе мурлычет, одним словом, счастливой выглядит. Другая – ну просто жаль небесная! Идёт – ни на кого не смотрит, а если заговорит с ней кто, тут же начинает на жизнь жаловаться, да громко так, будто ругается, а кому это интересно? У каждого и своих неприятностей хватает. Вот и думает себе печальная баба: чего это люди с весёлой лясы точат, а с ней только «здрасте» да «до свиданья». Стала она думать, как весёлую бабу опечалить. Думала-думала и придумала. Дай-ка я поддразню её – расскажу про птицу лазоревую, краше которой будто и на свете нет. Станет она мечтать о том, чего не бывает, да и перестанет улыбаться. Сказано – сделано. Вот встречает она весёлую бабу, да и говорит: – А слыхала ли ты, Марьяна, про птицу лазоревую? Говорят, если у кого птица такая поселится, так счастья не оберёшься! – Да знаю я, Матрёна, ваших птичек! Серые они, все до одной, да скучные. Только пшено клевать, да гадить по углам. Ну их! Мне и одной неплохо. Да и зачем мне птица? Я уже немолода, развлекать меня незачем. Сама, кого хочешь, и развлеку, и помогу – вот оно и счастье. Сказала так, да и пошла, и песенку замурлыкала, а сама думает: «нет, не бывает птиц лазоревых – пожила, повидала». Пришла домой, молока котёнку налила, собаку за ушко потрепала, косточку ей дала, поглядела на себя в зеркало. «Нет, не бывает…» Раскрыла сундук, достала отрез ситца цветастого, с красными маками, залюбовалась, заулыбалась, села платье новое шить, да песенку опять запела. Примерила – ах, как красиво! Свет погасила, спать легла. И приснилась ей птица лазоревая, краше которой нет на свете. И прислышалась песня сладкая да печальная, еле различимая… Встала Марьяна утром и говорит сама себе: «Это что же, из-за какой-то глупой выдумки грустить? Ну уж нет! Пойду-ка по делам, да и забуду эту ерунду». А дел у Марьяны навалом. По дому управиться, старушке знакомой продуктов купить, подругу больную навестить, соседу помочь забор покрасить, а вечерком на чай девчонки соберутся – то-то веселье пойдёт! Позабыла она про птицу лазоревую, которой будто бы краше нет. Позабыла раз и навсегда. Но вот сидит она как-то зимним вечером одна. Метель завывает, дверь скрипит, занавески на окнах колышутся. И как будто стук, несмелый, робкий такой, будто царапнет кто по стеклу, да и затаится. Выглянула Марьяна в окно, видит – птица. Большая, серая, нахохленная… И говорит она человеческим голосом: – Замёрзла я совсем. Впусти. Открыла Марьяна птице фортку, а про себя смеётся: «Не бывает птиц лазоревых. И эта – серая. Правда, говорящая». Сели за стол. Хозяйка пшена в тарелку насыпала, улыбается: – Расскажи-ка, птица, что-нибудь интересное! А сама знает, что птица и двух слов не свяжет, только пшено клевать горазда! Но взглянула на неё повнимательней и увидела в глазах птицы тоску глубокую. Нежность охватила Марьянину душу, а птица вдруг запела. Да так протяжно, так грустно, таким мягким голосом, что Марьяна забылась на миг, глаза рукой прикрыла – слеза по щеке скользнула. Услышала она в песне той юность свою далёкую, увидела мечты свои несбывшиеся. Радость детства вспомнилась, сады вишнёвые пригрезились, рассвет над берегом высоким, туман над водой… Где всё это птица видела, не она ли летела незримо рядом в дни её девичьи? Не она ли пела песни знакомые, не о ней ли тосковала всю жизнь Марьянина душа? И как будто не один голос слышится, кто-то ещё подпевает. Да это же она, сама Марьяна. Открыла глаза – и обомлела: то ли свет под другим углом упал, то ли звуки песни чудо такое сотворили, но Птица стала вдруг… лазоревой! И почувствовала Марьяна радость необычайную, и подумала, не снится ли ей это. И счастью её не было предела, и так полюбила она Птицу, что весь белый свет стал ей ещё краше, а все друзья-подруги ещё роднее, ибо, если к доброму человеку радость приходит, он ещё добрее становится. И осталась Птица жить у Марьяны. Но вот удивительное дело: когда Марьяна не сводит с Птицы глаз, пёрышки её разглаживает, песни её слушает, то сияет Птица всеми переливами радуги, а как нет дома хозяйки, опять серой становится. Приметила это Марьяна и говорит: – Ты в зеркало посмотри внимательно, видишь, как сияют пёрышки? Знай же, что ты – Птица Лазоревая, и такой будешь всегда, и все это увидят, и каждый захочет иметь в дому такое сокровище, а тогда уж выбирай дом побогаче, где зерно покрупнее, да и люди порезвее. Задумалась Птица. В зеркало всё чаще смотрит. Видит – взаправду сияют перья всеми цветами радуги! А тут и весна пришла. Подул тёплый ветер, и уютное Марьянино жилище показалось Птице тесным и скучным. Подумала Птица, да и улетела. Предварительных разговоров не стала разговаривать, чтобы душу, значит, не тревожить, а то, неровен час, расслабиться можно, тогда и вовсе никуда не улетишь. Осталась Марьяна одна, как была. Только не сбылось желание печальницы-Матрёны. Плакать-то Марьяна плакала, но виду никому не подавала. Да и то подумать: разве может весёлая баба званья своего весёлого лишиться? Тем более что Птица-то перо на подоконник обронила. Серое. Подняла его Марьяна, и в тот же миг засияло пёрышко всеми цветами радуги, зазвучала песня сладкая, далёкая, еле слышная… Поцеловала Марьяна пёрышко, да и спрятала его в шкатулочку резного дерева. Никому не показывает. А с людьми по-прежнему добра да ласкова, и все-то к ней за советом и помощью приходят, и все-то ей рады. Но длинными зимними вечерами подолгу смотрит она в тёмное окно и слушает пение вьюги. А потом откроет шкатулочку резного дерева, прикоснётся к пёрышку, засверкает оно светом лазоревым, и почудится ей родной чарующий голос: «Я – твоя радость, я – твоё счастье, я – навсегда…»