Липкая нега окутывала моё сознание пуховым облаком. Мозг уже давно проснулся, но тело отчаянно сопротивлялось моей попытке открыть глаза. Я лежала в полудрёме, пытаясь сообразить: сплю я ещё и вижу сон или на самом деле уже проснулась, не заметив при этом, как пролетела ночь. «Не помню, чтобы я что-то видела во сне. Наверное, от усталости я просто отключилась, – так подумала я. – Очередное забытое сновидение...» Внезапно сквозь сон-дремоту я услышала громкое чириканье воробьёв – настолько пронзительное, что тут же открыла глаза. Моё сознание мгновенно оправилось от липучего сна. Уставилась в потолок: воробьи по-прежнему истошно надрывались, словно кормились у нас на балконе. Так, стоп: если они так вопят, значит, открыто окно. Значит… Я резко перевернулась на живот и, приподнявшись на локтях, глянула на улицу: на фоне оранжево-жёлто-белых домов виднелись зелёные макушки берёз, которые от ветра слегка гнулись к северу. Голубое небо пересекали пушистые, упитанные белые облака, а в комнату через открытые окна били ослепительные лучи утреннего солнца… Я тут же испытала какое-то смешанное чувство: не то восторг, не то удивление, не то испуг… Или сразу всё вместе. Сердце как-то странно сжалось. Я снова очутилась в своём сне как по мановению волшебной палочки, всего-то просто подумав о нём! Остатки сна как рукой сняло. Я чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, полной сил и энергии. Откинут тонкое одеяло, встала с кровати и сладко потянулась. Где-то в позвоночнике пару раз громко хрустнуло. Я тут же осеклась, прекратив потягиваться, поймав себя на мысли, что, не дай Бог, я тут бесконтрольно трансформируюсь, то всё разнесу к бабушке нечистого! Напугаю домашних, да и себя могу покалечить, так как мои габариты при иной форме не соответствуют размерам нашего зала. Чего доброго, и пол провалю! Весу-то во мне наверняка тонны полторы будет, а то и побольше! Кто меня взвешивал за хвост? Соседям, блин, сюрприз устрою: к завтраку пожалую. «Бррр!» – отогнала я от себя такие мысли и жуткую картинку. Протерев глаза (веки всё ещё были тяжелыми), пошлёпала в ванну, желая принять прохладный душ и отделаться-таки от сонной дымки… Выйдя из ванны совсем другим человеком, вернулась в зал. Мама всё ещё мирно посапывала. Бати уже не было дома. Хм, видимо, он работает и в моём сне. А вот Филёк был уже в полной боевой готовности: заглядывал мне в глаза, улыбаясь и строя смешные гримасы, всем своим видом показывая, что ему ОЧЕНЬ надобно по своим собачьим делам, а проще и короче говоря, «срочно отлить прям щас, иначе будет авария!» Я усмехнулась: «Вот до чего я тебя люблю – ты мне постоянно снишься! Даже во сне хожу с тобой гулять!». Быстренько переодевшись в джинсы и майку, направилась к двери, захватив с собой поводок. Филёк радостно взвыл и чуть меня не сбил своей тушкой, хоть и весил каких-то десять килограммов. На поворотах тормозить он не привык, поэтому врезался в мои ноги всем телом, издав при этом какой-то забавный вяк. – Да тише ты, успокойся! Нельзя же вот так людей сшибать по утрам! Он чего-то мне в ответ вякнул и встал у двери, нетерпеливо перебирая лапами, выжидая, когда же наконец копушная хозяйка соизволит его выпустить. Тут у меня возникла некая нехорошенькая мысля: «А чего через дверь-то? Ну её! Пожалуй, стоит выйти моим нетрадиционным способом». Э, нет! Не стоит! Я до смерти напугаю Филька, и он наделает прямо тут же. Мы спокойно вышли на улицу, открыв дверь подъезда. Нас встретил свежайший поток утреннего воздуха. Лёгкий ветер превратился в сквозняк, с гулом залетевший в подъезд через открытую дверь. Поводок резко натянулся, и я пошла, вернее, почти побежала за псом до ближайшего любимого им фонарного столба, который стоял у соседнего дома напротив окон моей подруги Юли. Я поглядела на её окна – на них висела та же тюль, что и в реальности. На подоконниках стояли те же цветы. Верх кухонного пластикового окна был чуть приоткрыт. Я не посмотрела на часы перед тем, как выйти. Интересно, Юля сейчас дома или на занятиях? А что если мне явиться к ней в «таком» виде? Напугается. Чего доброго, ещё заикаться начнёт. Думаю, увидеть живого дракона утром в её планы точно не входит. Ладно, отложу свой «визит» на потом. Как-нибудь в другой раз загляну к ней на чай с конфетами. Интересно, а сколько конфет может слопать дракон? И сколько литров чая выпьет? Замучается Юля бегать чайник кипятить! Что ж, можно предложить альтернативный вариант: наливаем полную ванну воды, суём в воду кипятильник, сыплем заварку – вот вам и чай. Много чая! Вот с сахаром будет проблема… «Ой, добрая я какая!» – подумала я и отправилась дальше за Фильком. Он таскал меня, как всегда, по нашему стандартному маршруту, обнюхивая каждую кочку и перебегая от куста к деревцу, каждый раз с силой дёргая поводок, а заодно и меня, крепко этот поводок державшую. Отпускать с поводка я его в городе не решалась, так как моя псина обладает невыносимо вздорным характером. Покусать о никого не покусает без причины, но оборёт так, что мама не горюй! Будет носиться вокруг выбранной «жертвы» и «материть» её почём зря, не давая ни малейшего шанса уйти. Вот во избежание всяческих неприятностей мне приходится его выгуливать только на поводке. Похоже, даже в моём сне его характер не изменился. Хорошо ведёт он себя только в деревне. Там воля, просторы, свобода, ори – не хочу! Весь тамошний люд давно привык к таким брехучим мелким двор-терьерам, и никто на его выходки внимания не обращает. Люди идут мимо, а его это удивляет: чего это двуногие не шарахаются и не визжат, как резанные, и не матерятся? И не предлагают ничего съедобного, чтобы откупиться? Вот побегает он так вокруг какого-нибудь деревенского жителя, нагавкается, охрипнет, оглохнет, запалится, устанет. Надоест ему, тявкнет жалобно так напоследок и пойдёт с обиженным видом, плюхнется в траву и больше не предпринимает попыток атаковать. Мол, тут его никто не замечает, чего попусту силу тратить? Зато у тамошних собак он в большом авторитете. Как же, «мелкий» с городу-то приедет, выстроит всех по стойке смирно, обложит их трёхэтажным отборным собачьим матом, чтоб место своё всякая блохастая деревенщина знала и носу из вонючих будок не выказывала, пока ОН на природе пребывает. Ароматный такой (шампунь да мыло предпочитает с цветочными запахами, всё остальное ему не нравится), чистый, ни единой блохи, да ещё в таком крутом ошейнике, – ну, точно вылитый «авторитет» с цепью на шее! И ни одна из тех собак его ни разу не тронула. По-крайней мере, я не видела, чтобы на нём были шрамы или синяки от укусов. Я неоднократно наблюдала такую картину, когда какой-нибудь громадный лохматый, раз в шесть больше Филька, кобелина сомнительной масти, в чьей крови их с десяток всяких понамешано, прогуливается себе с улицы на улицу, по дворам лазает. А мой лежит у нашего двора на лужайке и дозор несёт: территорию охраняет от нарушителей всяческих – соседских кур да кошек. У первых при нарушении территории перья летят из хвостов, а у последних второе дыхание открывается, так как бегает Филёк так быстро, что позавидует ему любая чистокровная гончая. Так вот, идёт себе деревенский не вылинявший до конца вахлак, во все дворы нос суёт, все сараи проверяет на предмет «чё-нить сожрать бы», шугает мелких шавок и дальше себе плетётся. А наш дом мимо обходит – далеко так, чтоб, не дай Бог, не обрушить на себя гнев городского налысо бритого «перца» с ненормальными красно-оранжевыми глазами. Остановится псина напротив нашего дома, через дорогу, на чужой для Фильки территории, и стоит, наблюдает за его реакцией и соображает: что же ему теперь делать, раз уж он, как говорится, нарвался? Тут есть три варианта. Первый – развернуться и бежать наутёк, чтобы не сталкиваться нос к носу. Второй – гордо пройти мимо и взбрехнуть на городского пижона. И третий – хвост да голову опустить, да в покорной унизительной позе вихляво проковылять мимо, учтиво тявкнув, дабы не вызвать подозрения и раздражения у городского гостя. Стоит кобеляка и размышляет, прикидывает. Первое – не пойдёт: свои засмеют – струхнул, как щенок неразумный, раз убегает от такого мелкого прыща. Второй вообще не годится: за такие вольности можно и укушенным быть, да не куда-нибудь, а за самое ценное, что есть у деревенской собаки мужеского полу. Так и придётся несчастной псине делать вид тупой и учтивый, подхалимно-заискивающе заглядывать в дурные, постоянно горящие огнём глазищи, аки у демона какого. Пройти так метров тридцать, позорно кланяясь да ухмыляясь, и делать ноги поскорее, пока тот не вздумал подойти разобраться, чего тут чужак делает. Так постепенно все местные здоровенные собаки практически перестали шастать по нашей улице. А мелкие шавочки, ранее гнобимые ими, набились в друзья-товарищи к городскому-то, снискав снисхождение и сочувствие у последнего, закорифанились с ним, как говорится, и банду образовали. Неприкасаемыми стали. Зауважали их здоровяки шибко, без страху коротышки стали из-под крылец вылезать да на улицу выглядывать: как же, с самим Фильком-куродёром в друзьях состоят. А не дай Бог кому из вахлаков из себя выйти да какую-нибудь малявку к стенке прижать да тяпнуть, так ведь сразу городская братва в лице одного лысого красноглазого нагрянет, да с десяток малявок деревенских с ним. А заодно и его братан названный – монстрилла Жорыч, стокилограммовый цепной верзила, тупой донельзя, здоровый, как бык, одной лапой из троих вахлаков дух вышибает. Так отделают всем скопом – потом год шерстью да шкурой обрастать придется, да на глаза собачьим дамам не показываться с травмами всяческими. Так что теперь у нас в селе полный порядок на улицах в этом отношении: никто ни с кем из собак не конфликтует, не нарывается (не понятиям это, себе дороже выйдет!). Так вот, иду я с ним, гуляю. Таскает он меня за собой, как сосиску на верёвочке. Эх, отпустить бы его побегать, размяться, да ведь либо убежит, либо кому-нибудь от него влетит, а потом от кого-нибудь влетит мне! А если мне его оттащить на простор погулять? Куда-нибудь к лесу, на поляну? Так я же совсем забыла… – Филя, постой! – окликнула я его, потянув за поводок. Он неохотно остановился и поглядел на меня. – Мы с тобой сейчас на воле погуляем, дружок. Не возражаешь? Только придётся немного полетать. И, пожалуйста, не бойся! – попыталась успокоить я его, при этом он как-то странно на меня посмотрел… Филька удивлённо таращился на меня, пока я быстренько трансформировалась. Как мне показалось, он стоял, приоткрыв от удивления пасть и наклонив голову на бок, хотя даже, вроде бы, не испугался. Вот было бы мне интересно посмотреть, как выглядит моя перемена внешности со стороны! Может, там страсть одна? Или аккуратненько всё происходит? Надо как-нибудь сообразить и посмотреть. «Эх, никто ведь мне не расскажет!» – разочарованно вздохнула я, отстёгивая поводок и придерживая кольцо на шлейке когтем, чтобы Филя не удрал ненароком. «Не хочешь мне рассказать, как я превращаюсь, а? Нет?» – зачем-то спросила я у пса – он же всё равно не сможет мне ответить. И вряд ли понял… Он снова скорчил мне гримасу и хотел улизать меня в нос. – Ты неисправим, дружище! Ну, что? Готов к первому в своей жизни полёту? Только не бойся, пожалуйста, я тебя не уроню. Всё будет хорошо, уж поверь мне! – продолжала успокаивать его я. Я подхватила его в лапу, усадила поудобнее в ладонях, прижала к груди, как ребёнка, осторожно расправила крылья и взлетела. Он вздрогнул и прижался ко мне, но не заскулил. Мы миновала тополёвые посадки, стройку и полетели к лесной опушке подальше от города. Пёс явно нервничал – его мышцы стали каменным от напряжения. – Ну, вот, отличное место для прогулки. Сейчас мы с тобой аккуратненько приземлимся! Филя как-то нервно сглотнул, будто поняв меня, и отвернулся, уткнувшись носом мне в шею, чтобы не смотреть вниз. Я как можно мягче приземлилась и отпустила собаку, явно вздохнувшую с облегчением, едва почувствовав под лапами твёрдую почву. О да, я его понимаю! Сама недавно ещё совсем испытывала похожие переживания. Я не стала трансформироваться обратно в человека – незачем! Я и в этом обличии теперь себя неплохо чувствую. Филёк с каким-то хрюканьем плюхнулся на спину в свежую луговую траву и начал вывёртываться и перекатываться, елозя спиной по луговине и потешно дрыгая лапами. Я рассмеялась, вспомнив, как недавно так же снимала стресс от первого бешеного полёта. Недолго думая, тоже решила так же расслабиться. Рухнув подальше от пса на залитый солнцем луг, сладко пахнущий всяческими цветущими травами, я, как Филёк, мызгалась спиной о землю, переворачиваясь с боку на бок. Мышцы, и правда, здорово расслаблялись при этой процедуре!.. – Оу, я и не думал, что ты тоже этим страдаешь! – раздался где-то сбоку от меня хрипловатый мягкий мужской голос. Я в ужасе замерла, перестав шуметь травой и крыльями. Вот, блин, попалась!!! И тут людно! Чего с утра в поле забыли? Тут до дач далеко, пруд вообще в центре лесного массива, дачный пруд тоже не близко… Засекли! Я тут же опомнилась: Филя! Он сейчас пойдёт орать на них! – Филя, ко мне! – страшным шёпотом произнесла я, осторожно вставая на лапы. Пёс спокойно сидел в тени на опушке леса и как-то странно смотрел на меня, немного наклонив голову набок. Я огляделась: вокруг никого не было – ни единой души, только я и Филя. Мне что – померещилось, что ли? Опять какие-то фокусы, типа суперслуха? Я озадаченно озиралась по сторонам… – Ну, и как? Помогает тебе травяная ванна? – снова раздался тот же мужской голос, почему-то шедший со стороны спокойно сидящего пса. Я уставилась на него, явно не понимая, кто со мной (или не со мной) говорит. Странно: Филя никак не реагировал на этот чужой голос, хотя обычно сразу должен был бы найти его источник и начать домогаться человека, изводя его своими оглушительными воплями. Филя снова с каким-то вяком упал на траву, вывернулся и, озорно глядя на меня, начал валяться. – А мне… акх… акх… помогает, и спина болеть… акх… перестаёт! И мышцы затёкшие расслабляет! Уф, приятное занятие! И всю спину целиком можно почесать! – опять раздался тот же голос, только почему-то шедший теперь из Филькиной пасти. Я оторопела: это что – Филя со мной говорит??? – Фиииль? Это ты сейчас со мной разговариваешь? Или мне мерещится? И мне уже пора в больничку для душевнобольных? Пёс встал, встряхнулся и расслабленно уселся напротив меня. – Я! – раскрыв пасть, громко и утвердительно сказал он. – Ты можешь говорить? – еле слышно прошептала я. – Ага, могу, – снова ответил он, при этом шевеля губами и произнося слова без акцента, на чистом русском. – Быть такого не может! Этого просто не может быть! Нет, это нереально! Собаки не умеют говорить! – Почему же, Кать? Ещё как могут, только люди нас не понимают. Хотя мы вас прекрасно понимаем. А я вот скажу, что ТАКИХ, как ты, не бывает. Не может человек быть ЭТИМ, – кивнул он, головой указав на меня. Я растерянно села, не веря ни своим ушам, ни глазам. – Ты меня вот понимаешь? – снова произнёс он. – Да… Но как это может получаться? – спросила я, не найдя больше что спросить. – Видимо, ты – особый случай, – произнёс он, разглядывая мой хвост. Я нахмурилась: – В каком смысле – особый случай? – Ты – человек, обладающий некоторыми способностями, – загадочно произнёс он, продолжая рассматривать меня. – Ну, в принципе – да, если взять, для примера, мою внешность, – согласилась с ним я. Его губы в этот момент расплылись в довольной улыбке, обнажив мелкие зубки. Не знай я его – подумала бы, что он хочет меня укусить. Так… Докатилась! Болтающий шмель – это ещё цветочки, а вот собственная говорящая собака… – Но постой, всё это сейчас мне снится, в данный момент я сплю! Это – мой сон – странный, дикий сон! И в настоящей жизни сейчас зима, а не лето. И ты не можешь разговаривать. Я ТАМ тебя не понимаю. И в дракона я превращаюсь только ТУТ, а ТАМ я – обычный человек. Это… – Да, да, знаю! – перебил меня пёс. – Но ты сейчас не спишь. – Как не сплю? Хотя мне об этом уже говорили недавно… – И кто же? – Ааа… Ммм… Не важно… Насекомое – вот кто! – Ааа, ну я же говорил – способности! – снова заулыбался пёс. – А тебе-то откуда знать про это? – недоумённо спросила его я, вконец растерявшись. – Ну, я, может, тоже… в общем, не совсем обычный пёс, – ответил он, чётко выговаривая слова. – Тебя не удивляет цвет моих глаз? – лукаво сощурившись, спросил он. – Ну да, огненно-рыжие – необычно для собаки. Мы поначалу даже пугались, когда ты на нас посматривал, особенно первое время после того, как я принесла тебя с улицы. Он как-то посмурнел при словосочетании «принесла с улицы» и отвернулся. – Дело в том, что я практически ничего не помню после перехода… Тяжёлая это штука для некоторых, особенно после перерождения. Я помню только кое-что, крохотные обрывки, как вспышки, и за пять лет жизни тут я не вспомнил вообще ничего. Я слушала и не могла понять, о чём он толкует. – Какой переход, Филя? О чём ты, я не пойму? Я ведь нашла тебя ещё совсем маленького, восьмимесячного, на остановке зимой, помнишь? Был страшный мороз, а ты лежал под лавкой, на куске картонки, свёрнувшись калачиком, и замерзал. Помнишь? А я притащила тебя домой, не выдержав при мысли, что ты там замёрзнешь. Ты это помнишь? Ты тогда ещё отключался, у тебя глаза закатывались, когда я несла тебя домой. – Да, – вздохнул он грустно, – смутно помню. Я видел, как ты тогда ко мне подошла. У меня сил не было подняться и от тебя убежать. Я напугался: думал, что со мной всё кончено. Даже лап не чувствовал от холода, – он кивнул мне на свою вытянутую переднюю лапу. – Но кто же тебя бросил, маленького, в такой мороз? Или ты потерялся? Или сбежал? Ты же тогда был в ошейнике и весь в синяках. Где ты раньше жил, у кого? – завалила я его вопросами. – Я не помню. Я же говорю: переход напрочь отшиб мне память. Вернее, стёр прошлое. Я ведь пришёл сюда, чтобы что-то сделать для кого-то. Кто-то ОТТУДА послал меня зачем-то СЮДА, чтобы передать что-то кому-то. Я не помню! – с отчаянием произнёс он, глядя куда-то в пространство. – Ничего не помню! – Кто же тебя послал? В каком смысле «переход»? Что за переход? Объясни мне толком, я вообще ничего не понимаю! – Ну, во-первых, меня зовут Филат. – Филат? – переспросила я. – Что это за имя? И кто тебе его дал? Твой прежний хозяин? Он пожал плечами: – Я не помню. Когда вы мне выбирали кличку, я просто сидел и вас слушал. Вслушивался во всякие дурацкие клички типа Тузик, Шарик, Бобик и Цыган. Хм… Потом – Филя… Последнее из всех мне показалось каким-то знакомым. Я тогда мучительно старался вспомнить, что со мной случилось до… перехода. Как только я услышал имя «Филя», я решил, что оно мне подойдёт, и решил его оставить. Только позднее вспомнил правильное звучание моего настоящего имени. И всё, больше ничего: провал, пустота, чернота… Где я жил, что делал?.. Только некоторые, ничего не значащие моменты… Он грустно вздохнул. Я сидела и с трудом верила услышанному. – Малыш, ты объясни своей недалёкой хозяйке, о каком переходе идёт речь. Он глянул на меня, и на секунду мне показалось, что его оранжевые глаза мокрые от слёз. – Переход через портал, – твёрдо сказал он. – Через портал из другого мира. – Из другого мира? А разве такое бывает? И разве мир не один? Он грустно вздохнул: – Если бы я знал всё, я бы рассказал тебе многое. Я попытаюсь сейчас тебе объяснить и сформулировать правильно. Может, из ничтожных осколков моей памяти я что-то тебе смогу собрать в единый ответ, который тебе будет понятен. Как я помню, есть какой-то портал… Портал ведёт в другой мир. Вернее, можно попасть в разные миры. Они находятся совсем рядом друг с другом, но в то же время так далеко… Там… Там… Я не помню всего… Ну, вроде, как разные существа живут. Разные народы… Ммм… Не помню, – сморщился он. Я не верила собственным ушам. – Филя, объясни тогда мне, как я попадаю сюда? Что это, если не плод моей фантазии? – Ну, когда ты меня подобрала, я долго к вам присматривался, – продолжал пёс. – Вы не такие, как все. Не такие… Что-то в вас есть такое.., – он задумчиво смотрел на меня оценивающим взглядом. – Особенно в тебе. Я тогда сразу ощутил в тебе скрытую силу. Да, она была, но где-то далеко, и что это за сила – я не мог понять. Я такие вещи чую, поверь мне! Ни у кого больше я не ощущал ничего подобного. – Погоди, погоди, про силу потом! Как мы – я и ты, – оказались тут, ответь мне, пожалуйста! – Я сожалею, но я не могу ответить на все твои вопросы: я – всего лишь маленькая собака. Очень возможно, что каким-то образом ты открываешь один и тот же портал, один и тот же переход своей волей, связывая тем самым две реальности. – Но как же так может быть – две реальности? Ведь здесь такие же люди, как и там. Всё то же самое. Он задумался. – Я могу сказать только одно: время преподносит нам порой удивительные сюрпризы, а сон – та же реальность, которой можно управлять. Возможно, это – один и тот же мир. Да даже не возможно, а точно, но – в разное время. Либо мы в прошлом, либо мы в будущем. Он замолчал. Я пребывала в полной прострации. Меня как будто обухом огрели. Только представьте, что всё это вам рассказывает ваша же собственная собака на полном серьёзе! Я бы посмотрела на вашу реакцию… – Филя, – тихо спросила я. – А ты точно собака? – Ну да! – с полной уверенностью в голосе ответил пёс. – Собаки не размышляют вслух о прошлом и будущем. И отчего у тебя глаза такие огненные? Он хмыкнул: – Не знаю. Вроде, всегда такие были. – А почему тебя многие собаки боятся? – Тоже не знаю, – последовал ответ. – Я вообще не перевариваю себе подобных. А особенно громадных, мерзких качков с купированными хвостами и ушами и горой мышц. Вместо мозгов у них – собачий корм, причём в переработанном виде, – заворчал он со злобой. – Ненавижу их, они убийцы! – Зачем же ты на них кидаешься, когда мы с тобой гуляем, если ты их не перевариваешь? Нарываешься сам и нас подставляешь под удар. – А ты разве не знаешь? Ни разу не слышала, что они говорят нам вслед? – Нет, я ведь не понимаю собачий язык. – Ах, да, забыл совсем! Так вот: они оскорбляют и вас, и меня такими погаными грязными выражениями! А как я могу смолчать, когда они смешивают нас с грязью? Я же должен защищать нашу честь. – Ага, когда ты пытаешься защитить нашу честь, нам всем приходится от них спасаться. – Простите, виноват, – ответил Филя… На некоторое время мы оба замолчали. – Можно тебя спросить? – после долгой паузы спросила я. – Да, пожалуйста. Что ты ещё хочешь узнать? – Зачем ты орёшь, как резанный, на людей? Ты ведь их до смерти пугаешь своими выходками. – Ооо! – он ощерился довольной улыбкой. – Ну, не знаю. Просто нравится. Забавно смотреть, как люди пугаются маленькой собачки. И тем более, я же пёс, так почему бы мне не полаять вволю? – Это иногда не к месту, дорогой мой! Люди разные, сам знаешь. Тебе может и влететь за такую выходку. И мне заодно с тобой. Филя озорно глянул на меня – в его глазах горели маленькие рыжие лампочки. Он пожал плечами и залился звонким лаем, вздрагивая от каждого брёха. Вот ведь характер, а? И откуда этот пёс мне достался, из какого мира? И пёс ли это вообще? Я уже почему-то перестала удивляться и, кажется, поверила ему. – Ну, всё, Филя, хватит! Фу! Перестань! Нельзя, не ори! – завопила я, пытаясь заглушить его вопли, а он в ответ только рассмеялся. – Ну, ладно, хватит тебе, серьёзно! Садись, лучше давай ещё поговорим. Значит, ты не помнишь, где жил раньше? – Не, не помню, – он сел. – А как тебе живётся у нас? – Ой, в целом – отлично. Мне ваша семья очень нравится, вы хорошие. За эти пять лет вы стали моей стаей, моей семьёй. – Я рада это слышать. А кого больше из нас ты любишь? – Ты меня смущаешь! – забормотал пёс. – Как я могу вас делить на кого-то более или менее любимого? Я вас всех люблю! Я очень люблю ездить в деревню, к бабушке и дедушке. Я в них души не чаю! Жаль, что мы ездим туда только на лето. – Ну, что же теперь делать? Зимой туда трудно добираться… Дороги заносит, и их не чистят. Поэтому мы и не ездим туда после сильных снегопадов, иначе можно завязнуть по самое не хочу. Он согласно кивнул. – Кстати, а почему я не могу понимать тебя там, в реальности, а понимаю только тут? Филя посмотрел на меня и пожал плечами: – Я не знаю, может, ты не слишком стараешься или ещё что… Не вошла в силу… я не могу тебе на это ничего сказать, – растерянно ответил он, глядя на меня. – А вообще, ты очень странно выглядишь. Я тогда чуть души от страха не лишился, когда ты в окно заглянула! Мы оба рассмеялись. – Филя, поверь, я сама чуть не умерла от ужаса, когда со мной всё это началось. С ума сойти, если всё, что тут происходит, – правда. – Это – самая что ни на есть правдивая правда, самая реальная действительность. Может, мне тебя укусить, чтобы ты мне поверила? – Ну, уж спасибо! Обойдусь как-нибудь! Кстати, Филат – очень красивое имя. – Спасибо! – смущённо ответил он. – У меня ещё вопрос. Ладно, как я попадаю сюда, я знаю, но как ты-то смог? Он пожал плечами. Я разочарованно вздохнула: – Понятно… И ещё вопрос! – он улыбнулся, видимо, потешаясь над моим любопытством. – А если я буду называть тебя твоим прежним именем? Как ты на это смотришь? Он задумался. – Не, наверное, не стоит. Это моё имя напоминает мне о моём прошлом, которого я не помню, и это мне причиняет боль. Я чувствую себя беспомощным. Лучше оставь имя Филя, оно мне приятно. Это моё новое имя в моей новой жизни. – Ну, ладно, как скажешь. Он кивнул. – Значит, ты мне больше ничего не можешь рассказать об этих мирах? – Просто, если бы я мог, я всё с удовольствием бы тебе рассказал. – Ну, ладно, не буду тебя мучить расспросами. Давай погуляем, а то мы тут с тобой битых два часа сидим и треплемся. А вокруг вон как хорошо. И вообще… Я сейчас… одну маленькую собачку, – я привстала, наклонила голову к земле и фыркнула на него. Он удивлённо на меня уставился. – Догонюууу… – протянула я, глядя, как меняется выражение его морды. – А ты попробуй догнать-то! – тявкнул он, и, сорвавшись с места, кинулся наутёк. – Стой! – завопила я. – Куда так ломанул? В ответ я услышала весёлое, задорное тявканье – вот мерзавец, ещё и дразнится! Филька нарезал вокруг меня приличные круги, и каждый раз умудрялся увернуться от моих цепких лап. Перепрыгивал через мой хвост и пробегал у меня под лапами, при этом каждый раз наступая мне то на одну лапу, то на другую. – Всё, ты меня уморил! Я сдаюсь! Твоя взяла, ты выиграл! – отпыхиваясь, прорычала я, удаляясь в прохладную тень лесной опушки. Он стоял поодаль на невысокой кочке, гордо подняв голову, туго прижав кольцом хвост к спине, выкатив грудь колесом, отчего передние лапы его становились до смешного забавно поставленными, как у медведя. О, это его воинственная поза! Я отмахнулась от него лапой и повалилась на прохладную траву, на которой кое-где была ещё утренняя роса. Накрылась крылом и закрыла глаза – типа, я сплю. Слышу – ко мне кто-то крадётся, тихо-тихо. Я чуть приоткрыла один глаз и увидела Филькину довольную морду перед своим носом. Он стоял и разглядывал меня. Я тут же схватила его и прижала к себе: – Попался, который кусался! Что, решил, что я и в самом деле сдалась? – грозно прорычала я, делая вид, что сейчас его слопаю. Он молча повалился на спину пузом кверху и поднял лапы – ну, натуральный артист! – Сдаюсь на твою милость! – с покорностью в голосе тявкнул он. – Лежачих не бьют. Я обняла его: – Ладно, хорошо погуляли, пойдём домой! Дома нас наверняка уже потеряли. Мы встали и собрались было идти. – Постой-ка, сказала я ему тихо. – Что? – спросил Филя. – Я сейчас, дело одно есть! Ты только со мной не ходи. Я знаю: тебе эти ребятки не понравятся! – Что ещё за ребятки? – с подозрением спросил Филимон. – Вон, гляди! – указала я ему на пару толстых шмелей, гудевших неподалёку над самой землёй. Филя поёжился и попятился, отступая и прячась за мой хвост. Он был научен горьким опытом: однажды, ещё по неразумению своему щенячьему, поймал пастью пчелу, за что и поплатился распухшим языком и отёкшей мордой. С тех пор он боится всех жужжащих существ, как огня. – Не ходи туда! – тихо сказал он. – Ни к чему хорошему это не приведёт! – Да не бойся ты! Там, среди них, должен быть один мой старый знакомый. Подожди тут! – сказала я переминающемуся с лапы на лапу растерянному и озадаченному псу, а сама потихоньку, без резких движений, направилась к шмелиному гнезду. Остановившись в паре метров от него, я громко кашлянула – оба шмеля сердито загудели и поднялись выше уровня травы. Через секунду из крохотного отверстия в земле вылетели ещё два тяжело гудящих насекомых. – Здравствуйте, уважаемые! – как можно вежливее и отчётливее произнесла я, хоть сама готова была отсюда улизнуть при первой же опасности. – Не будете ли вы так любезны и не подскажете ли мне, где я могу отыскать шмеля по имени Жзин? Четыре гудящих шмеля сблизились в воздухе друг с другом, будто что-то обсуждая, и мгновение спустя один из них юркнул в гнездо. Оставшиеся трое подлетели ближе ко мне, зависнув на уровне моего носа, и стали с удивлением меня разглядывать, гудя на разные лады. «Надеюсь, они не вздумают на нас нападать? Ладно – я, мне их укусы – как слону дробина, а вот Филёк, – я осторожно покосилась в его сторону, не делая резких движений – он залёг в высокую траву, и его почти не было видно. – Да, ему может достаться по полной программе». Тут я услышала, что жужжание шмелей усилилось – из гнезда вывалилось порядка пятнадцати особей. От этой компании отделился самый крупный шмель и уверенно двинулся ко мне – у меня внутри всё непроизвольно сжалось от мимолётного страха. – Здравствуй! – вдруг весело прожужжало насекомое. – Приветствую тебя, Жзин! – Что привело тебя к нам? – Да мы тут с моим другом гуляли неподалёку, и я решила зайти к тебе в гости. Хотела вот поинтересоваться, как ты себя чувствуешь! Я сидела и старалась не обращать внимания на тяжело гудящую позади Жзина группу поддержки. Протянула ему лапу, приглашая сесть на ладонь – он на секунду завис над ней и, не долго думая, плюхнулся на самую середину, сложив крылья. Остальные шмели как-то занервничали, выдавая своё состояние неравномерным резким жужжанием, временами переходящим в пронзительный звук. – Спасибо, со мной всё в порядке! – уверенно заявил он. – А ты, кроха, был прав! – обратилась я к нему. – Похоже, я действительно не сплю, и, кажется, я тебе верю! Не удивляйся, но мне тут кое-что рассказал мой пёс. Да-да, я говорю и со своей собакой! Конечно же, он рассказал не всё, что я хотела узнать, но некоторым вещам дал более или менее понятное объяснение, хотя во всё это мне верится с трудом. – Ну, я же говорил тебе! А ты мне не поверила в прошлый раз! – пискнул мохнатый комочек у меня на ладони, и в его голосе послышались обиженные нотки. – Не обижайся, пожалуйста, я ведь не нарочно! Это и в самом деле всё невероятно звучит. Я вот тут кое-что хотела тебе предложить. Вернее, всем вам. – Что именно? – с некоторой опаской спросил меня шмель. – Сейчас увидишь. Я, конечно, не знаю, получится ли у меня это снова, но я постараюсь! Я медленно подняла правую лапу (при этом краем глаза заметила, как Филя нервно приподнялся над травой), сосредоточилась и, прикрыв глаза, представила себе, как из земли прорастает клевер. Моё любопытство заставило меня открыть глаза, и от увиденного я обомлела: у меня получилось! Получилось вырастить приличную куртинку того самого клевера, от которого эти мохнатые полосатики пребывали в диком восторге. Жзин аж привстал на задние лапки: – Невероятно! – пискнул он. – Я и впрямь в тебе не ошибся! Он слетел с ладони и пулей рванул к свежайшим головкам клевера. Остальные, обалдевшие от происходящего, шмели зависли в воздухе, не решаясь подлететь к невесть откуда взявшемуся клеверу. – Я тут кое-что прочитала о вас, – обратилась я к копошившемуся в клевере Жзину, которому было явно не до меня. – Вы ведь ещё без ума и от этого, да? – спросила я его, снова протягивая лапу и чувствуя, как из неё идёт неведомая сила, и тут же увидела, что из земли пробивается крепенький росток. Он тянулся вверх и рос всё быстрее и быстрее. Вот он уже из тоненькой веточки превратился в маленький кустик. Кустик, в свою очередь, ветвился всё сильнее и сильнее, и вот на нём уже появились многочисленные розовые бутоны, раскрылся первый алый цветок… Шиповник получился отменный – в человеческий рост, весь усыпанный цветами и бутонами, он источал пьянящий сладкий аромат на всю округу. И без того обалдевшие шмели шарахнулись в разные стороны от внезапно возникшего куста. Жзин же взвился в воздух и с бешеным жужжанием кинулся на первый раскрывшийся цветок. – Жзин, скажи, чего они, как не родные? Я же для вас стараюсь! – еле сдерживая смех, проговорила я, наблюдая за насекомым. – Братья!!! – завопил он, весь облепленный жёлтой пыльцой. – Не бойтесь, это всё для нас! – и, не говоря больше ни слова, снова уткнулся в цветок, сотрясая своей вознёй большую ветку. Шмели с тяжёлым гудением облетели внезапно появившийся благоухающий куст, и самый смелый после Жзина неловко плюхнулся на ближайший цветок. За ним подтянулись и остальные… Почуяв тончайший аромат шиповника, из гнезда вывалил весь шмелиный народ – их было уже порядка пятидесяти штук. Тяжело гудя и не обращая на меня ни малейшего внимания, они направились к кусту. Я покачала головой: да уж, суровый народ, ничего не скажешь! Напоследок я вырастила им ещё немного белого и жёлтого донника – из лапы лилась неведомая сила, как бы струясь из центра ладони, концентрируясь в пальцах. Потом тихонько встала и пошла к Филе. – Пойдём. Там теперь кипит работа, и им нет до нас никакого дела. – Ты с ума сошла! – громким шёпотом заругался на меня пёс, укоризненно глядя мне в глаза. – Они же могли тебя ужалить! – А вот и не могли! Мне их укусы по барабану, я их и не почувствую! Броня, знаешь ли, отменная! – постучала я себя казанком пальца по чешуе на другой лапе. Филя осуждающе на меня посмотрел и ничего не сказал, недовольно фыркнув. Чтобы хоть как-то сгладить его недовольство, я решила кое-что ему предложить. – Вернёмся домой по воздуху? – обратилась я к нему. – Честно признаться, пешком мне тащиться неохота – далеко больно. Как ты на это смотришь? Филёк хмуро насупил брови, делая вид, что сердится, и пару секунд подумал, поджав нижнюю губу. – Я не против. Только слишком быстро не лети, я ещё не привык. И, пожалуйста, высоко не поднимайся. – Ладно, ладно, трусишка, как скажешь! – поддразнила я его – он нахмурился. – И ещё: давай-ка я тебя пристегну на всякий случай, – продолжала я, подбирая поводок из травы. – Во-первых, это страховка на тот случай, если я тебя случайно отпущу в воздухе (Филёк аж нервно икнул и раздул щёки, приготовившись мне что-то отвечать). А во-вторых, я тебя знаю: стоит мне тебя отпустить в городе, так ты обязательно улизнёшь, и, как минимум, на сутки! Филёк сдул щёки и закатил к небу глаза, выражая этим своё отношение к поводку и к моим словам: – Я его не люблю! Это – самая противная вещь. И вообще – он ограничивает мою свободу. Я протестую! – Он бы не ограничивал твою свободу, – противным голосом ответила я ему, – если бы ты не убегал и вёл себя на людях прилично, как все культурные маленькие собачки. – Тоже мне, нашла с кем меня сравнить. Я что, похож на тупую гламурную шавку с такой же хозяйкой на поводке? – язвительно ответил он, но всё же сдался мне на милость, подставив спину для того, чтобы я защёлкнула карабин на шлейке. Он чего-то мрачно буркнул себе под нос. Что конкретно – я не разобрала, но точно он меня не похвалил. – Иди сюда, пойдём ко мне на руки, забирайся, – потянула я его за поводок, собираясь усадить себе в лапы. Вдруг сзади меня раздался знакомый голос с характерным жужжащим акцентом: – Подожжжди, Катя! Я обернулась: ко мне летел Жзин на всех парах. – Подожжжди, пожжжалуйста, не улетай! – выпалил он, чуть не врезавшись мне в нос. – Ты сделала для нас доброе дело, спасибо тебе! Вот мы хотим поблагодарить тебя от всего сердца. Прими это в знак нашей признательности. – Ребята, давайте сюда! – скомандовал шмель нескольким насекомым, добавив ещё какое-то выражение на незнакомом мне диалекте. Четыре крупных, мохнатых, полосатых охранника подлетели к Жзину. – Вон тот! – указал он. Охранники развернулись и дружно полетели к кленовым молодым высоким деревцам. Двое отклонили самый крупный лист: один шмель сверху давил на него массой собственного тела, второй усердно тянул вниз. Двое других старательно перегрызали черешок листа мощными жвалами. Мы с Филей молча и удивлённо наблюдали за этой сценой. Жзин, тем временем, с десятком шмелей пропал в норке. Охранники откусили лист и полетели с ним ко входу в гнездо. Спустя несколько секунд над поверхностью земли стали появляться рабочие шмели, неся в лапках что-то, похожее на капельки янтаря. Охранники держали лист, а рабочие осторожно опускали янтарные капельки на его середину. Ещё четыре шмеля ухватились за края листа, помогая охране – лист тянул их к земле. Было понятно, что в нём лежало что-то увесистое. Тут я снова увидела летящего ко мне Жзина. – Это от всей нашей семьи – наш лучший мёд, попробуй, пожалуйста! – Ой, спасибо! Как это мило! Я ещё никогда не пробовала вашего мёда. Мёд, в принципе, терпеть не могу. Больше одной чайной ложки в год не употребляю. Что ж, видимо, придётся есть, иначе, чего доброго, оскорбишь этот суровый народец. Восемь шмелей с листком, который прогнулся под тяжестью мёда, медленно полетели в мою сторону. Им явно было тяжело тащить эту ношу. Я сделала к ним два шага и протянула лапу. Они осторожно положили мне на ладонь лист с янтарным содержимым и дружно отлетели обратно к кусту шиповника, а Жзин висел в воздухе напротив меня. Я посмотрела на свою ладонь: лист почти до краёв был наполнен прозрачным мёдом и источал божественный аромат сотен цветов. Я с наслаждением вдохнула этот аромат. Дааа… запах – что надо! Это вам не пчелиный мёд, а самый настоящий дикий! Я взглянула на гудящего шмеля: – Надеюсь, вы мне не весь свой годовой запас мёда отдали? Самим-то хоть что-то осталось или всё мне отдаёте? – Нет-нет, не волнуйся! – деловито прожужжало насекомое. – Это лишь малая толика нашего запаса! От нас не убудет. Прими в знак нашей глубокой признательности, – ещё раз повторил шмель. – Ну, ладно, спасибо! Я аккуратно заправила кленовый лист вместе с содержимым в пасть. Нежнейший прохладный мёд имел божественный вкус – вкус, с которым нельзя, наверное, было сравнить ни один из сортов пчелиного мёда. Я не знаю, какова на вкус была амброзия, которую пили боги на горе Олимп, но в этот момент мне показалось, что это была именно она! Такого невероятно восхитительного, чудесного и сладкого мёда я ещё не едала! – Ммм, – восхищённо протянула я, слизывая остатки мёда с ладони. – Просто обалденный медок! Не сравнить с пчелиным. Качество отменное. Вы просто молодцы! Жзин фыркнул: – Конечно, не сравнить! Мы смешиваем пыльцу почти с тридцати видов цветов, пчёлы – от силы с десяти, а некоторые семьи – с двух или трёх видов. Мы много внимания уделяем качеству, это – наша гордость! – важно заявил он. «Ой, ой, сейчас кто-то лопнет от самодовольства!» – заметила я про себя. – Спасибо, друг. Ну, нам пора. Я как-нибудь ещё загляну к вам на листочек мёда, если, конечно, не будете возражать. «Ага, теперь не отвяжетесь! Я ведь жуткая сладкоежка. Если уж мне что-то понравилось – всё!» – проскочила у меня в голове подленькая, скользкая мыслишка. – Нет, не будем, – с усмешкой сказал Жзин. – С твоей помощью мы за месяц соберём зимний запас. Ещё раз спасибо! Я ему кивнула в ответ, и он полетел, выписывая в воздухе замысловатые пируэты, к кусту шиповника, где вовсю кипела работа. – Во, видал, как засуетились! Залетали сразу, – повернувшись к Филе, сказала я. – Небось, остались довольны. – Да уж, – ответил пёс. – После таких фокусов с травой они могли бы тебя отблагодарить получше, чем жалким листком с этой пакостью, – сморщившись, выговорил он с недовольством в голосе. – Да ладно тебе, чего ворчишь. У них ведь там не фабрика медогонная. Они и так разорились на меня. Филёк глухо хмыкнул: мол, нашла, кого жалеть. – Ну, всё, полетели! – я подхватила своего любимца в лапы и метнулась ввысь, забыв о том, что он просил меня лететь помедленнее и поаккуратнее. Я парила на одном месте над лесом, подхваченная тёплым восходящим потоком. – Ты чего зажмурился? – спросила у съёжившейся собаки. – Напугался, что ли? Смотри, как тут здорово! Ну же, открой глаза, тебе это понравится. Вон какой вид отсюда. Филя что-то мне в ответ невнятное буркнул, но глаза открыл. Я крепко держала его в лапах, намотав поводок на запястье. Он молча обозревал окрестности с высоты птичьего полёта, и я заметила, как на его морде маска страха меняется на выражение любопытства и удивления. Его взгляд устремился вдаль. – Дааа, – нарушила молчание я, – даль манит к себе, приковывает взгляд. – Угу, – ответил Филя глухо. – Хочешь, я тебя покатаю? Обещаю: никаких резких движений! Как ты на это смотришь? Пёс поджал нижнюю губу – ну, точь-в-точь, как человек. Его физиономия казалась озадаченной, но в рыжих глазах сверкнула огненная искорка. Я всё поняла без слов. – Ну, чего тут думать? Полетели! – бросила ему я и, не дожидаясь ответа, взмахнула крыльями, оттолкнувшись от тёплой воздушной подушки. Мы поднялись довольно высоко. Нас обдувал лёгкий приятный ветерок. – Какое всё маленькое отсюда! – вдруг ожил Филя – он глядел вниз. – Смотри, голова закружится с непривычки! – предупредила я. – Лучше не смотри вниз. – Ага, это похоже на поездку на машине. Когда смотришь на полоску на дороге во время движения, она всё время мелькает: линия-линия-линия-линия… – он тряхнул головой. – Да не так уж тут и высоко. Я усмехнулась: – Естественно, сейчас мы на уровне нашей девятиэтажки. – А что, ты летаешь ещё выше? – с опаской спросил пёс, с подозрением уставившись на меня. – Оооо, ещё бы! Так высоко, что все дома превращаются в крохотные камешки, когда смотришь на них оттуда, с высоты. Хочешь посмотреть? – Нет-нет-нет, не хочу! Мне и так страшно! – Да чего тебе бояться? Я тебя вон как надёжно держу – никак не вывалишься. Предлагаю прогуляться над облакам. Что скажешь? – Ничего не скажу! Не надо! Давай вниз, на землю! – запротестовал пёс. – Я хочу слезть!!! – Ты хочешь слезть? Ну, пожалуйста! – я чуть ослабила хватку, и пёс вцепился всеми коготками мне в лапу. – Короче, по земле мы с тобой будем ходить в нашем мире, когда проснёмся, а сейчас… – я резко взяла вверх, что есть силы взмахнув крыльями, покрепче прижав к себе насмерть перепуганную собаку. Он и тявкнуть не успел, как мы оказались над плывущими взбитыми тучками. Филёк прижался ко мне всем телом. – Эй, да перестань, не бойся! Смотри! – Нет, – буркнул он, – и не подумаю. – Да открой же ты глаза, глупый! Где ты ещё такое увидишь? – спокойно убеждала я пса. – Неужели ты думаешь, что я и впрямь тебя выпущу? Смотри, как тут красиво! Он открыл глаза и посмотрел вдаль, издав при этом какой-то удивлённый вяк. – Это… это… есть… – пробормотал он, округляя при этом глаза, – тучи? – Ага, это облака. – Они твёрдые? – спросил он робко, осторожно выглядывая из-за моей лапы. – Нет, совсем нет. Это капли воды, только очень-очень мелкие, как пыль. Хочешь попробовать их на вкус? Он нервно сглотнул. Я медленно влетела в ближайшее к нам облако. Мы тут же ощутили прохладную влагу, окутавшую нас плотным туманом. Тут облако внезапно начало таять. – А чего это? – спросил Филя. – Куда оно девается? – Это от моих крыльев. Я его сдуваю потоком воздуха. – Ааа, – понимающе ответил пёс. – А они на вкус и правда, как вода, – чамкая, произнёс Филя. Он весь был облеплен мельчайшими капельками влаги, да и я тоже. А по его усам смешно капала вода. Я усмехнулась: – Конечно, как вода. Это и есть вода. А что ты думал, у облаков вкус копчёной курицы? Или колбасы? Или они, как мороженое? Он тоже рассмеялся. – Ну, что? Страх твой прошёл? Чувствую, что прошёл, если смеёшься. Он пожал плечами. – Давай-ка я тебя нормально покатаю, я ведь обещала. Знаешь, только я не очень люблю медленно летать – меня это жутко утомляет, – и, разогнав остатки облака мощными взмахами крыльев, я набрала скорость. Филя молчал, наблюдая, как всё быстрей и быстрей начинают плыть мимо нас пушистые тучки. – И правда, здорово! – вдруг задорно тявкнул он. – Это как поездка на машине с открытыми окнами, только высоко. Он глянул через мою лапу вниз и тут же отпрянул назад. – Ой-ёоо! – выдавил он из себя. – Какая пропасть!!! – Ага, – довольно ответила я. – А теперь держись крепче! Он понял, что со мной спорить бесполезно, и вцепился когтями мне в пальцы, вжался в меня и свернулся поудобнее – так, чтобы лететь со мной не боком вперёд, а носом. Я летела примерно со скорость километров 150-180, судя по тому, как быстро обгоняла идущие внизу по трассе автомобили. – Ну, как? – спросила я у пса. – Ага! – коротко тявкнул он. – А сейчас будет ещё быстрее! Только молчи, а то подавишься ветром, – предупредила я и так в тряпочку молчащую собаку. Он еле заметно мне кивнул. Мы неслись с приличной скоростью. Внизу под нами пролетали поля, речушки, сёла, деревни, небольшие массивы леса, посадки, фермы, дачи, овраги и пруды. Пёс еле успевал следить за всем этим. «Наверняка, он тоже и боится, и восторгается», – подумала я. Ветер зверски бил нам в лицо. Я решила сбавить скорость и развернуться в сторону города. Мы повернули на восток, и нас ослепило утреннее солнце – ещё не горячее, но невыносимо яркое. Я пролетала над тучами и задевала их задними лапами. Видела, как вихревые потоки от крыльев заставляют спокойно плывущие тучи резко менять форму и распадаться на отдельные куски. Тут я глянула на Фильку: он, щурясь от яркого света, высунул голову по плечи из моих лап и высунул язык, ловя ветер ртом. Глаза при этом у него были сощурены, кудряшки на голове туго прижимались потоками ветра. Если я не ошибаюсь, то он был просто в восторге! Я понимающе улыбнулась. Наконец-то показался вдали наш город, приветствуя нас залитыми яркими солнцем домами. Я сбавила скорость и снизилась. Филёк облизнулся и чуть перегнулся через мою лапу. – Смотри, вывалишься! – предупредила я пса. – Это Берсеневка? – спросил он, глядя на сельские дома. – Да. А откуда ты знаешь, что это Берсеневка? – Очень просто. Во-первых, я умею слушать, а во-вторых, я умею читать таблички. А на въезде в Берсеневку – вон там, – стоит указатель с названием. – Ого! Ты меня удивляешь! Чего о тебе я ещё не знаю? – Ну, ты тоже меня удивляешь и шокируешь. Вон чего у шмелиного гнезда вытворяла сегодня с растениями. Где это видано, чтобы они так быстро росли? – Согласна. Но у меня вопрос: как ты научился читать? – Ну, это же просто! Как две кости разжевать! Когда мы едем в деревню, вы же иногда говорите, какие сёла мы проезжаем. Я слушаю и запоминаю. И потом, я смотрел и слушал этот говорящий и мелькающий ящик. Этот, как его… Телевизор, вот! Вот за пять лет кое-чему и научился. Моему удивлению не было предела: мой пёс смотрит телевизор да ещё и умеет читать? Я в шоке!!! – Я же говорю, что в тебе есть сила, – сменил он тему. – И она начала проявляться. Какая-то энергия от тебя идёт – странная, непонятная. Но она не чуждая и не враждебная, я это точно знаю. Собачье чутьё не обманешь! – продолжал он. Мы, тем временем, опускались на нашу поляну. Я аккуратно приземлилась и выпустила Фильку из лап. Он чуть отошёл и встряхнулся, звякая карабинчиком. – Бррр, ненавижу поводок! – сказал он, закончив встряхиваться. – Филь, я спросить ещё хотела… Всё про то же… – Да? – обернулся он ко мне. – Ты вот говорил про переход. Что это такое? Ну, хоть что-то ты видел или запомнил про это? Он сел. – Я же говорил и говорю, что не помню ничего, только то, что куда-то через что-то перешагнул. И – всё, провал, темнота в голове! – Жаль… – задумчиво ответила я. – Мне тоже. Тут наш разговор прервался, так как мой пёс вдруг залился звонким лаем на проходившего неподалёку человека. – Тихо ты, не ори! Меня выдашь! Совсем с ума сошёл? – громко шикнула я на него. – Я же невидима для них! Он перестал брехать и, чуть не подавившись, удивлённо спросил: – Как невидима? – Да так! – Да я же тебя вижу! И мама видит. – Да потому что я ТАК хочу, потому и видите. А для всех остальных я скрываюсь. Если я захочу – меня сразу становится видно, я проверяла. – Ну, и как? – с любопытством поинтересовался он. – Как реагируют? – А ты как думаешь? Как люди могут реагировать на этакую зверюгу? Он ухмыльнулся, глазах его сверкнул хитрый оранжевый огонёк. – Покажи! – внезапно как-то заговорщически прошептал он. – Хотел бы я посмотреть на их реакцию. – Да ты что, свихнулся? Посреди бела дня – и вот нате вам! Здрасте! «По городу ходила большая крокодила»... Ладно – ночью все были по домам. – Тааак,– ехидно протянул пёс, – ночью? – Ну да, а что такого? – смутилась я. Он укоризненно покачал головой. – И всё же, давай поглядим на их реакцию. Это же сон! – Нет – и точка! – возразила я. – Ну, пожалуйста! – начал поскуливать пёс. – Даже не проси! – упёрлась я. – Сейчас же паника начнётся! Я не могу этого допустить. Ой, вот только не надо делать такие глаза! – возмутилась я, глядя на пса, который готов был, судя по выражению его морды, прямо сейчас разрыдаться. Зная, какой он артист, я даже и ухом не повела. Филька обиженно тявкнул и, повернувшись ко мне спиной, плюхнулся в траву с тяжёлым вздохом: мол, такая, да? А я тебе тут душу свою изливал… Всё, я обиделся! – Эй, Филя, перестань дуться! Ну, ты чего? Ну, брось! Правда, я не могу и не хочу перепугать всех. Это нехорошо. (Никакой реакции!) Всё, пошли домой! Мама нас, наверное, уже заждалась давным-давно. Идём! – потянула я за поводок. Поводок натянулся, но Филя даже с места не сдвинулся. – Идём же! Хватит! Разве ты не понимаешь очевидных вещей? – начала уже злиться я. Опять молчок. Он даже ухом не повёл. Вот зараза, всегда упёртый был. Тут у меня, как всегда, возникла одна нехорошая идея. Но она мне не совсем нравилась: а вдруг не выйдет? – Ладно, – сдалась я, – твоя взяла. Он немного повернул ко мне голову. – Тогда слушай меня ОЧЕНЬ внимательно! Не гавкай, не мешайся под ногами, ни на кого не кидайся, сиди молча в сторонке и смотри. Убежишь – я тебя всё равно поймаю и.., – я нахмурилась, глядя на его морду. О, он был весьма доволен моим решением и никак не среагировал на моё «и…». – Значит, так. Сейчас я покажу тебе реакцию человека на меня, а заодно и позавтракаем. – К-кем позавтракаем? – чуть не подавился пёс. Я, в свою очередь, продолжала: – Думаю, ты не будешь против шашлычка с утра. Он удивлённо моргнул и облизнулся (а я уже жалела несчастного хозяина шашлычной…). – Но для того, чтобы купить шашлык, нам нужны деньги. А домой за ними я не пойду, так как мама мне их не даст на подобную «дрянь». Ты ведь знаешь, она даже от дыма шашлычного шарахается, так что на неё рассчитывать не придётся. А воровать снова у него шашлык я не хочу – это бесчеловечно! – Снова? – переспросил удивлённо пёс, многозначительно глядя мне в глаза. – Да, снова! – И… – начал, было, он. – Что – «и»? – передразнила я его. – И когда это ты… – А! – отмахнулась я. – По глупости. Не сдержалась, вот и… Я не стала договаривать, что случилось после того, как я не сдержалась – он и сам это скоро увидит. – Ага, а сама только что кричала, что нехорошо пугать! – ехидно съязвил пёс. – Так, это кто тут разгавкался? – уже не сдержавшись, рыкнула я. Он осёкся, но ощерился ехидной улыбочкой: мол, не пугаешь, говоришь? Так я тебе и поверил! Нашлась тут скромная зверушка. – Так вот, без денег нам с тобой шашлык никто не даст, а снова отбирать я не собираюсь, – я нарочно выделила слово «снова», чтобы он больше мне ничего такого не сказал. – Придётся найти то, чем я смогу оплатить наш завтрак. Филя молча глядел на меня. «Ладно, подумала я, попробую, вдруг сработает». Я бросила поводок, отошла от пса, жестом показав, чтобы он не ходил за мной, встала поодаль и, сосредоточившись, прижала правую лапу к земле. Снова это ощущение в лапе, лёгкое сияние, мерцание и какой-то слабый гул под землёй... Прошло секунд двадцать – гул усилился. Прошло ещё столько же – я ощутила всеми лапами мелкие колебания и потряхивания почвы, и внезапно земля под правой лапой шевельнулась. Я подняла лапу выше – земля начала вздыбливаться и бурлить, словно как если бы крот решил вылезти наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха, сделать очередное вентиляционное отверстие для своих многочисленных ходов. Почва, тем временем, всё поднималась и поднималась. Пять сантиметров, пятнадцать сантиметров – комочки чернозёма, бурая с жёлтым глина, камешки и... Что это? О, Боже! Неужели у меня получилось? – Ну, и что это такое? – раздался рядом со мной голос Фили. Я от испуга вздрогнула, так как уже забыла, что он остался сидеть в стороне и ждать меня. – Что это? – снова спросил он. – Ну, я точно не знаю. Я не разбираюсь в камнях настолько хорошо, но, судя по всему, это какой-то драгоценный кристалл, – растерянно ответила я, глядя на лежащий на кучке земли неровный полупрозрачный камень тёмно-бордового цвета – такой красивый, длиной около десяти сантиметров, с ровным острым краем, будто его откололи от ещё большего куска. – Ваууу, – протянул пёс, – я ничего подобного в жизни не видел! – Думаешь, я каждый день добываю ценные булыжнички? – съязвила я. – А может, он вовсе не ценный? А может, это обычная стекляшка? – На стекляшку не похоже. Он даже по ощущениям... живой. Это – камень! Гул в земле прекратился. Я аккуратно взяла камень двумя пальцами, не касаясь когтями, чтобы не ободрать, сдула с него остатки земли, положила себе не ладонь – граммов на двести тянет! На солнце он засиял, отбрасывая алые, красные и бордовые блики. – Ух ты, красотища! И что же это за камень? И как это у тебя получилось его достать? – засыпал меня вопросами Филька. – Говорю же, не знаю. Может, рубин, может, гранат – я не разбираюсь. И как я его достала – тоже не могу сказать. И вообще – я представляла, что достаю из земли золото, а тут – ЭТО! – не отводя глаз от камня, ответила я ему. – Ну, наверное, тут золота нет, – заметил он. – Значит, есть здесь ЭТО. – Да какое, вообще, золото, какие камни? У нас здесь вообще, кроме глины и торфа, нет ничего! Никаких полезных ресурсов. Пёс удивлённо рассматривал яркий кристалл. В ответ на мои слова он только пожал плечами. – Я вот думаю: если уж у меня действительно во сне есть какой-то сверхъестественный талант, и этот талант, как выяснилось, связан с землёй, – что же это? Магия? Магия силы земли, что ли? Если я могу выращивать растения, передвигать почву, понимать тебя – зверя, и насекомое, а теперь ещё и это, – показала я глазами на сверкающий камень, – как думаешь, эта способность и есть магия? Филя озадаченно слушал мои рассуждения. – Честно сказать, я не знаю, что такое магия, – как бы пробуя слово на вкус, ответил он. – Я бы удивилась, если бы ты знал это, – вздохнув, сказала я. – Но если верить легендам, это – сила, данная не то природой, не то богами, либо всем сразу. И обладали этой силой немногие. – Но ведь большинство легенд – враки, выдумки людей, чтобы было нескучно жить. – Я тоже так думаю. Людям вообще не дана такая сила, иначе до сих пор по земле расхаживали бы то тут, то там всякие маги со своими фокусами. А таковых я лично пока не встречала. – Угу, – буркнул пёс. – А ты? – Чего – я? – переспросила я. – Ну, ты ведь тоже человек, а вон чего вытворяешь. Что это, если не магия? Я пожала плечами. – А что могли делать маги? – Ну, если верить всему, что написано, – это были некроманты, маги жизни, маги разума, маги стихий... – А кто такие... не... как ты их там назвала? – Некроманты? – Да! – Это такие тёмные личности – и внутри, и снаружи, – которые обладали тёмной силой: способностью поднимать нежить – скелеты, зомби всяких, насылать болезни, нечисть разную... – Короче, – нехорошие редиски, – поёжился Филёк. Видимо, ему стало не по себе от моих слов. – А кто тогда маги жизни? – Ну, это – люди, обладавшие даром исцеления. Они возвращали с того света умерших, лечили от болезней, – в общем, помогали... – А... ясно. Филёк было раздул щёки, чтобы ещё что-то спросить. Не дожидаясь следующего вопроса, я сразу решила объяснить ему про третью и четвёртую категорию волшебников: – Маги разума легко могли внушить всё, что угодно, спутать мысли, стереть память. Могли навести морок, вызвать видения, могли лишить воли и заставить покориться, ну, и наставить на путь истинный, – так сказать, вправить мозг. Сейчас их бы назвали гипнотизёрами. А маги стихий – это люди, которые, соответственно, могли управлять стихиями земли. Один человек обладал даром управлять только одной стихией: либо ветром, либо землёй, либо огнём, либо водой. Эти маги использовали свой талант, например, в сражениях: насылали огненный дождь, возводили каменные непреодолимые стены или огненное кольцо вокруг противника, могли создать в земле провалы неимоверной глубины, как пропасти. Могли в битве призвать на помощь растения. А в мирных целях – предотвращали природные катаклизмы: рассеивали бури и ураганы, а на море во время штиля наполняли ветром паруса; мановением руки могли потушить пожар, а во время засухи вызывали дождь, ускоряли рост растений и заставляли ради забавы зацветать зимой розовый куст. Филёк слушал меня очень внимательно, его морда была серьёзной и озадаченной одновременно. – М-да, – задумчиво сказал он, – это всё действительно сказки. Хотя... откуда бы тогда о них знали люди? Неужели абсолютно всё придумано? – А знаешь, как бывает? Происходит какое-то очень значимое событие – и лет пятьдесят люди про него помнят, постепенно забывая про мелочи и подробности. Следующее поколение людей вспоминает историю эту, прибавляя уже что-то от себя. Так быль превращается в обычный рассказ, рассказ превращается в сказку, сказка – в легенду, легенда – в миф, а миф – это ничего. Миф – искажённое историческое событие – искажённое настолько, что перестаёт быть правдивым. Не знаю, может и были когда-то такие люди, но, видимо, так давно, что о них остались только сказки. – Ну, значит, ты – маг земли! – сделал твёрдый вывод Филя. – Я? Ты что – смеёшься или издеваешься? – Нет, я совершенно серьёзно! По твоему рассказу всё ведь сходится, не так ли? – Ну, может, и сходится, тогда объясни мне, почему я превращаюсь в дракона? Случайно, не знаешь? – Не.., – начал Филя. – Стой-ка! – прервала я его на полуслове. – Я совсем ведь забыла! Была ещё одна категория магов! Из головы выскочило! Маги-перевёртыши, или оборотни. – Как это понять – «перевёртыши»? – сморщился пёс. – Они что, кверху ногами ходили? – Да, Филя, у тебя железная логика! Нет, конечно! Они могли перекидываться в разных зверей: превращаться в волков, тигров, медведей, змей и так далее. – А для чего? – А я знаю? Это же тайна за семью печатями, покрытая самым тёмным мраком. – Ну, так, значит, ты и... – Нет, стоп, не продолжай! – перебила я его. – Давай закончим наш трёп про всякую нереальную чушь. Время идёт, а я тебе обещала... Нет, вернее – ты меня вынудил показать тебе, как на меня реагируют люди. Ой, нехорошее у меня предчувствие, ой, нехорошее... Филя оживился: – Да ладно, ну, чего тут такого-то? – Чего? А вспомни-ка себя! Как ты отреагировал? Как мама отреагировала на меня? А? Вспомнил? Ну, так будет ещё хуже: визги, крики, паника – оно тебе надо? – Естественно, надо! – Филёк аж подпрыгнул на месте. – Ну, идём же! Что ты там хотела сделать? Порычать? Или, помнится, ты сказала про мясо? – намекнул он, пристально глядя мне в глаза. – Ладно, – сдалась я, – идём. Только помни, что я тебе сказала: веди себя тише воды, ниже травы, и чтоб ни гу-гу. Понял меня? Ответом на моё наставление был короткий «тяв». Я спрятала кристалл под твёрдым щитом-пластиной на груди, сначала приподняв его, а затем прижав как следует, чтобы не потерять драгоценный груз. – Я тебя отстегну, а то мне неудобно вести тебя на поводке. Смотри, не улизни! Филька от радости аж подпрыгнул: – Наконец-то свобода!!! – Ну, смотри же! – многозначительно произнесла я. – Да ладно, ладно, понял я! Не буду я лаять. А охота как.., – вздохнул он. Я на него сердито глянула и громко фыркнула. – Ой, ну и глазищи у тебя! – хмыкнул пёс, глядя на мою морду. – А что с ними не так? – Засверкали так, что прямо аж мурашки по хвосту прошлись! – Да? А я ничего не заметила. – Зато я заметил. Больше так не делай, а то не по себе становится! – Ну, я же не нарочно! Простите, пжаллста! А кстати, Филя! А какого цвета у меня глаза? – А ты что, разве не знаешь? – Нет, конечно, – соврала я, решив его проверить. – Ну, как трава, только ярче. – А трава какого цвета? – допытывалась я. – А ты разве не различаешь цвета? – удивился он. – А я-то думал, что люди видят всё в цвете... Я молчала. – Она же зелёная! Зелёная зелень. Как ещё объяснить? Я не знаю. Зеленоватая... С зеленцой... Цветная! – Так значит, собаки, всё-таки, различают цвета? – Конечно, различают! Я всё вижу в цвете. А что, ты не знала? – Я сомневалась. Просто слышала, что учёные сделали вывод, что все псовые видят мир в чёрно-белых тонах. Типа, у вас в глазах не хватает световоспринимающих клеток, ну и всё такое. – Ну, они и идиоооты! – усмехнулся пёс, явно выказывая своё к ним отношение выражением морды. – Это же надо такую дурость сказать! А кстати, как они это узнали? – Как-как, – буркнула я, понимая, что придётся рассказать ему не самое приятное. – Опыты проводили. – Что ещё за опыты? – рыкнул Филя. – Плохие опыты, не спрашивай. – Я понял, можешь не говорить. Я не дурак, – продолжил он недовольным тоном. – Все собаки видят всё в цвете. А также видят в кромешной тьме. Не совсем чётко, но споткнуться не споткнёмся, – гордо заявил он. – А вы, люди, видите в темноте? – Нет, конечно же. У нас нет такой способности. – Вот видишь... А те живодёры – полнейшие придурки и… И тут он вывернул такое словцо, что меня аж перекосило! – Фу, Филечка! Ты откуда такой дряни понахватался? – обалдело спросила я. – Ну, – хмыкнул он, – слышал пару раз, когда пугал одного парня, вот он мне это и сказал. – А ты хоть понимаешь, что это слово означает? – Естественно! Ты разговариваешь со мной, как со щенком! Я же не дурак, я же сказал. И это слово обозначает часть человеческого тела, кото... – СТОП! – рявкнула я, прерывая его объяснения. – Не надо мне это объяснять, не надо! Я в курсе! Меня аж в пот бросило: разговаривает, да ещё и крепкие словечки знает. Это уже перебор для обычной собаки! Он пожал плечами: мол, что тут такого? Да ничего особенного. – Эти.., – он немного помолчал, видимо, подбирая культурные выражения, – так называемые учёные, – наконец выдавил он из себя, – ещё бы ляпнули, что собаки всё видят кверху ногами. Тогда уж совсем хорошо было бы! А что? Если уж они думают, что мы всё видим в чёрно-белых тонах, то уж кверху ногами – заодно. Хм, а почему бы и нет? Он смешно нагнул голову, видимо, прикидывая, каково это – видеть кверху ногами. Я рассмеялась, он весело тявкнул в ответ. – Ладно, идём, время не ждёт! Нам уже скоро с тобой просыпаться, – заторопила его я. – Ага, идём! – вскочил радостно пёс. Я набросила отстёгнутый поводок себе на плечи, чтобы не мешался, путаясь под ногами при ходьбе. – Пошли, – сказала я Филе, разворачиваясь в сторону рынка. – Ой, погоди, Кать, а ты так и оставишь эту кучу земли? – остановившись, спросил меня Филя. Я обернулась. – Ну, да, а что? Подумаешь, крот нарыл? Большой крот нарыл... И что тут такого? – Да так, ничего. Просто хотел посмотреть, как ты её разравниваешь своей силой. Просто интересно, – смущённо ответил он. – Эх, ты! Наказание с тобой! На, наслаждайся! – ответила я, вытягивая вперёд лапу и применяя недавно приобретённый дар. Филя при виде зашевелившейся почвы как-то непонятно пискнул-скульнул, видимо, выражая этим свой восторг. Земля, тем временем, забурлила и втянулась назад. И тут же свежевзрытое место моментально начало покрываться зелёной щёткой молодой травки, растущей и тянущейся к солнцу прямо на глазах. Я убрала лапу. – Ну, что, доволен зрелищем? – Не то слово! – с восторгом выпалил пёс, сосредоточенно обнюхивая молодую травку. – Э-э-э-э! Ну, это же не обязательно было тут делать! – возмутилась я, глядя на стоящего с высоко задранной лапой пса. – Да! – ехидно выдохнул он. – Обновил, так сказать! – Тьфу ты, пакостный детёныш! Окаянный... – Да, я такой! Ну, пошли же, или мы кого-то ждём? – Да пошли, пошли. И мы, наконец, потихонечку двинулись к рынку. – А, кстати! – начал пёс. – А почему не по воздуху? – Ааа, что – понравилось? А то «не надо, боюсь, высоко»! А теперь, видите ли, ему спонадобилось «по воздуху», – передразнила я его. Он шёл и улыбался. – Ну, – замялся он, – быстрее будет. – Быстро, Филя, только кошки родятся. Он тут же расхохотался: – Ой, умора! Тяв! Гав! Ха-ха-ха... Ни разу не слышал такого смешного высказывания! – заливался он. – Высказывание – как высказывание, обычная фраза. Филя отмахнулся от меня лапой, прямо, как человек, всё ещё давясь смехом. Его смех был похож на человеческий с примесью лая, тявканья и скулежа. Он остановился и вытер лапкой с глаза навернувшуюся слезу, которую выдавил резкий приступ хохота. У меня тут же родился очередной вопрос: – Кстати, Филя! А почему вы, собаки, враждуете с кошками? Почему вы их гоняете? – Кошек-то? Да мы, в принципе, с ними и не враждуем. Так просто – словесная перепалка, которая обычно заканчивается погоней. – А зачем вы цапаетесь-то? – Ну, не знаю... Обычно начинают кошки. Поверь мне, они мастера грязных выражений! Иногда это выводит из себя. И вот результатом такой перепалки является погоня за вымяукивающейся кошкой. – Но ведь иногда бывает и наоборот: кошки бегут за собаками. Филя ухмыльнулся: – Ну да, бывают среди них особо смелые экземпляры, не стану с этим спорить. Просто нам, собакам, доставляет удовольствие наблюдать их уморительную способность моментально дыбить всю шерсть разом. Смешно, когда хуууденькая кошка при виде нас вдруг как бы взрывается и становится огромным шерстяным шаром. Её тощенький крысиный хвост сразу становится похож на веник. – А почему на веник? – А потому что такой же драный. – А, ясно! – хохотнула я. – И вот стоит ЭТА, – продолжал пёс, – выгнется дугой, рычит, воет, шипит и плюётся – типа пугает, а сама боится до смерти: глазищи вытаращит бешеные, того и гляди на тебя кинется! А сама думает, на какое дерево повыше залезть или в какой подвал юркнуть. А потом сидит на дереве и оттуда орёт на собаку благим матом. Причём, с использованием и человеческих слов. – Даже? – удивилась я. – Да! Эх, это и бесит! – Ага, вот почему собаки начинают прыгать вокруг дерева, когда на нём восседает кошка! – догадалась я. – Именно! – Понятно. А потом? – Что «потом»? Ну, мы же не живодёры, в конце концов. По крайней мере, не все. Шугнём её – и по своим делам дальше. Чего на тупоумных мявок время тратить зря? Мы расхохотались. – Дааа, дела... – Не говори-ка, – поддакнул Филя. Минуту спустя я решила над ним подшутить. – Ваааууу! – утробно мяукнула я, пародируя кошку, благо это у меня очень реалистично выходит. Филёк тут же насторожился. – Мияууу, – противно завернула я. – Ну, где же ты, мохнатая швабра? – ехидно выкрикнул пёс, глядя куда-то за меня. – Мияууу, – повторила я уже громче. Он удивлённо уставился на меня – я шла с каменной, непробиваемой мордой, еле сдерживая хохот, рвущийся наружу. – МАААУУУ! – страшным басом выговорила я. – Да тьфу, Катя, весь кайф обломала! А я уж подумал – реально сейчас позабавимся, а ты... Я расхохоталась. – «Ха-ха-ха» – пискляво передразнил он меня. – Не смешно! – Смешно, ещё как! – заявила я. – Особенно твоя реакция на мохнатую швабру. Он насупился, сделав вид, что обиделся. Я ещё сильнее расхохоталась. Он не выдержал и тоже усмехнулся. – Ну, вот, пришли, – сказала я псу. – Куда? – Вот! – кивнула я на дымящую ароматным сизым дымком палатку. – Сюда? – Ага! Сиди тут и смотри. За мной – ни шагу, а то затопчут! – приказала я ему и бросила под берёзку смотанный большими петлями поводок. – Ну.., – начал было возражать Филёк. – Никаких «ну», ясно? Иначе сейчас же идём домой! – Ладно, молчу, молчу, – буркнул он. – Тоже мне, ящерица-переросток... – Чё-чё-чё? Чё ты сказал? – Я сказал – удачи тебе, большая ящерица! Я фыркнула. – Ну, я пошла! – Давай-давай! – Фух, была – не была! – Иди! – заговорщически произнёс пёс. Он остался сидеть на пригорке под берёзами, откуда замечательно было видно весь рынок, а я направилась к ларьку с палаткой, от которых так аппетитно пахло шашлыком. Итак, поддавшись на уговоры собственной собаки, я нехотя плелась к злополучной закусочной, перебирая в уме все варианты событий, последующих за сценой появления меня перед обывателями. Пропустив поток машин, я перешла дорогу и оказалась на территории рынка. «Что ж я делаю-то, а? Ой-ё-ёй, сбрендила напрочь! Будет паника...» – шептала я тихонько себе под нос. А может, ну их на фиг? Может, не пугать никого? Откажу псу, делов-то куча, чего тут такого? Эх, а ведь обидится и опять замолчит... Больше не заговорит ведь. А так хочется с ним ещё поболтать! Не каждый ведь день твоя собственная собака начинает свободно с тобой общаться и обмениваться всевозможными колкими фразочками и «культурно» обогащать всяческими неслыханными россказнями про некий переход и так чересчур обогащённый разной нелепицей мой сон-явь. Ой, незадачка... Ну, ладно, Филечка, наслаждайся! Я обернулась к сидящему под деревьями довольному псу – он махнул мне хвостом и мелко закивал, мол, «ну, давай-давай, начинай уже!» Я стояла прямо перед лавочкой шашлычника. Густой синий дым из мангала повалил прямо на меня, моментально вызвав дикий приступ голода – я сглотнула голодный комок. Набрав полную грудь воздуха и, наконец, собравшись с духом, тихонько прошептала в спину суетящемуся за прилавком хозяину: «Ты меня увидишь!» – Доброе утро, уважаемый! – как можно мягче проговорила я человеческим голосом, прибавив этому голосу немного хрипоты дракона. Человек распрямился и, обернувшись, уставился на меня красивыми карими глазами, которые и сами по себе были весьма крупными, но после того, как он меня увидел, просто полезли из орбит. Он смотрел прямо мне в лицо. Точнее, в морду. «Звяк-бздинннь», – выпало у него из рук что-то, звонко ударившись об асфальт. «Ага, очередной шампур!» – подумала я. Мужичок сначала побледнел, потом покраснел, потом позеленел, снова покраснел… На лбу и висках появились крупные капли пота. «Ну, вот, чего и следовало ожидать: все признаки панического страха – налицо!» – подумала я. – Простите, уважаемый! Не найдётся ли у Вас готового шашлыка? – снова как можно более мягко выговорила я. Мужика забила крупная дрожь. – Да Вы не бойтесь, я сырым мясом не питаюсь! Я брезгую – там глисты! – заверила я его. – Правда, иногда тянет на свежатинку. Может, стоит попробовать? – намекнула я, и, словно в подтверждение моих слов, у меня громко заорал желудок. Мужичок вздрогнул, снова побледнел и указал трясущейся рукой на дымящийся мангал. – Бэ-бэри, – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – То есть, заби-бирайтэ! – заикаясь, поправил он сам себя. – Но позвольте, почтеннейший! – продолжала я, как ни в чём не бывало. – Как можно просто так брать? Это невежливо, нехорошо! В конце концов, это всё стоит денег, не так ли? – наклонив голову и вопросительно глядя на несчастного, сказала я. Он вжал голову в плечи и ничего не сказал. – О, кстати! Простите меня за прошлый раз! Я слегка себя не сдержала и позволила себе свистнуть у Вас двадцать… э… пожалуй, двадцать два шампура с шашлыком. Мужик от моих слов аж поперхнулся. – Прошу Вас меня простить! – продолжала я увещевать беднягу. – И… вот… Я слегка отогнула нагрудную пластину, которая защищает впереди кожу вместо чешуи, и вынула оттуда сияющий на солнце алыми переливами и всполохами кристалл. – Держите! Это, по-моему, достойная плата за ту мою выходку! И следующую партию Вашего шашлыка. Я медленно, без резких движений, протянула человеку драгоценный камень – он стоял, не шевелясь, и теперь глядел не на меня, а на драгоценность. – Держите, держите! Это взято из самых недр земли. Вы сможете купить на это хороший участок земли и выстроить на нём приличный ресторан. Ну же, берите! Человек недоверчиво глянул на нависшего над ним гигантского зверя размером с автобус и с никуда не годными манерами юной особы. Он сомневался. Естественно – а вдруг зверюга накинется на него и будет на глазах у всех хрумкать! Да ещё и нахваливать эдакую добычу. – Да на, бери, блин! Я жрать хочу, в конце-то концов! – рассердилась я, и своей гигантской по сравнению с его рукой лапищей всучила осевшему от моей резкости человеку камень. Армяшка разжал свою ладонь и уставился на сияющий камень. «Надо же, а мне казалось, что он совсем небольшой!» – подумала я: кристалл еле умещался у человека в руке! – Эт-то мне? – еле слышно выдохнул он. – Ага, Вам, Вам. Так что там насчёт шашлыка? А? Мне, пожалуйста, тридцать шампуров. Да, и ещё: кусочки, пожалуйста покрупнее. И побольше зелени и специй. И зажарить до хрустящей корочки. А два шампура сделайте без соли и специй – просто мясо, с мягкой корочкой и кровью Заказ ясен? – чётко произнесла я. – О, да, да! Вай! Да, с корочкой! Со специями! Сию секунду! – вдруг оживился шашлычник. «Ба, какие перемены! Ха-ха, оптовый покупатель», – засмеялась я про себя. Мужичок начал бегать из ларька в палатку. В ларьке он с веером шампуров в одной руке молниеносно насаживал другой рукой на них то куски мяса, то помидорные долечки, то кольца лука, то яркие куски болгарского перца, приправляя всё это чем-то ароматным из большого мешочка. Потом бежал к палатке и укладывал шампуры на дымящийся мангал. Через несколько минут мясо на шампурах шумно заскворчало и обдало меня свежей порцией ароматного дыма. «УРРРР!!!» – завыл мой пустой желудок. Мужичок от этого звука вздрогнул, но всё же сделал вид, что не напугался. Он суетливо крутил шампура, чтобы мясо не подгорело. – Эй, Амо, куда это ты столько шашлыка готовишь? С ума не сошёл? Не праздник ведь, не продашь! Попортится всё зазря. Народу-то нету, – раздался вдруг басовито-хриплый голос сбоку от меня. Я обернулась – недалеко от меня, метрах в десяти, стоял рыночный грузчик. – Вах, Вася, вах! Дорогой клиент, панимаишь, оптовый! Уважаемый и очень серьёзный! – намекнул он, кивая в мою сторону. – Амо, ты чего? Напился, что ли? Никого же нету! – посмотрев в мою сторону, ответил грузчик. Амо обернулся, растерянно глядя на меня. – Он меня не видит, потому что я не хочу этого, – пояснила я. – Аааа.., – басом протянул Амо. – А почему? – тут же, спохватившись, спросил он. – А Вы не догадываетесь? – с усмешкой отозвалась я. – А, ну да, – многозначительно закивал Амо, оглядывая меня с ног до головы. – Эй, Амо, тебе точно голову напекло! Ты уже с воздухом треплешься! – язвительно заявил грузчик Василий. – Да что ты, уважаемый, – начал растерянно оправдываться шашлычник, торопливо переворачивая мясо. – Ну, тут вот… вах… – Ладно, – прервала я его, – пусть меня видят все! – и тут же приготовилась к предстоящей общей истерии, не забыв при этом красиво изогнуть шею и спрятать шипы, оставив только один их ряд на хребтине и хвосте. Хвост же я приподняла и свернула в полукольцо. Ну, сейчас что-то будет! Тут же послышался женский душераздирающий визг. Потом – ещё и ещё. Заорали и мужики. Кто кричал «Смотрите! Смотрите!», а кто – «Бегите! Бегите! Скорее! Что там? Что за крики?». Ещё визганули женщины. Ну вот, я же говорила: всеобщая истерия! «Ой!» – тяжело вздохнула я и глянула на бегающих туда-сюда людей, которые изо всех сил торопились убраться куда подальше от этакого невиданного зверя. «Ну, Филёк, сукин сын, добился-таки чего хотел! – мысленно отчитывала я пса. – Ну, мерзавец, наслаждайся!». Снова раздался дикий визг, потом – скрип тормозов, ещё и ещё – это проезжавшие мимо машины издавали такие отвратительные звуки, так как водители узрели «явление дракона народу». Я по-тихому паниковала, боясь лишний раз шевельнуться, и лишь обводила бесновавшуюся толпу взглядом. Продавщицы, выглядывая из магазинчиков, мгновенно побелев, захлопывали двери и опускали жалюзи на окнах, типа – дома никого нет. Эх, логика женская не знает границ! Бабы бегали от одной двери магазина к другой, пытаясь заскочить внутрь, спрятаться от чудовища. Зато все мужики давным-давно куда-то подевались, незаметненько так рассосались, и только грузчик Василий сидел на пятой точке на асфальте и крестился. Лицо его стало белым, как и его роба, которая по жизни была в муке. Представьте: сидит этакий «снежный человек» и крестится – дичь, в общем! Тут же послышались истерические вопли из окон соседних домов: «Глядите, глядите! Дракон! Это же настоящий дракон! Караул! Звоните ноль два! Ноль три! В службу по отлову диких животных! Звоните куда-нибудь!!!» «Куда-куда звонить? Я не ослышалась?» – усмехнулась про себя я. Это меня, что ли, ловить собрались удавкой и сеткой? Ой, умора! Ну, точно – женская логика! Это – вообще отдельная тема для разговора. Внезапно я услышала характерное щёлканье сотового телефона в режиме «Фото» и обернулась назад: хиленький подросток лет 14-15-ти стоял в 20 метрах от меня, стараясь спрятаться за угол кондитерского магазина, и фотографировал меня. Ну, вот, теперь будут неопровержимые доказательства! Тьфу! Ну, Филя, я тебе ещё это припомню! – Эй, народ! Люди! Граждане! Да спокойно вы! Тихо! Не паникуйте! Я не страшная и не кусаюсь! …Ну, это как сказать – не страшная. Как человек – я симпатичная, а вот как… да уж… Ну, я уже к себе такой привыкла, мне нравится… – Чего же так орать-то, люди? Но – увы, на мои слова и увещевания внимания никто не обращал. А возле рынка остались только сидящий на мягком месте Василий, паренёк с сотовым да армянин Амо, старавшийся не обращать внимания на весь этот хаос, который творился вокруг нас. – Ну, что там у Вас с шашлыком, уважаемый? – поинтересовалась я, желая поскорее убраться из этого ада. – Вах, айн момэнт! Я кивнула. Ой, как же мне всё это надоело… Говорила ведь Фильке: не надо идти на подобное, но ведь нет, вынь да выложи! «АГРРР!» – рассердилась я, уже еле сдерживаясь. Ну, всё, достали! Мне очень хотелось побыстрее убраться с рынка вместе с шашлыком, но тут раздался визг милицейских машин. Этого ещё не хватало – шесть визжащих и мигающих машин подлетели ко мне с обеих сторон дороги. Из них повываливались до зубов вооружённые служаки порядка и направили на меня автоматы, укрываясь за машинами. «Шевельнётся – стреляйте!» – скомандовал милиционер, стоявший дальше всех, и начал орать в рацию о том, что у них здесь нештатная ситуация, и по городу дракон бесхозный разгуливает. Попала, блин, я. Как кур в ощип! Вот засада! Как быть-то теперь? – Эй, ты, с шашлыком! Ложись живо! – скомандовал всё тот же милиционер армянину, но Амо даже усом не повёл. – Ты чё, мужик, совсем… (дальше последовала совершенно непригодная для печати фраза!) А ну, на землю живо! – Да не ори ты так, уважаемый, – на удивление спокойным голосом пробасил Амо. – Не видишь – невиданного зверя кормить хочу! Однако, большой, голодный – как не накормить? Вах, заказ оплачен, нэхорошо будет гостя гнать, да? – не отрываясь от дела выдал он. – Ты чего, мужик, совсем от страха одурел? Очнись! А ну, прикройте меня! Вы, двое, со мной! Оттащите его за машину! Ой, не могу больше! Прямо спектакль разыграли! Тоже мне – отряд СОБР, ОМОН и спецназ в одном лице! Вернее – в трёх лицах. Чувствуя, что моего шашлычника сейчас уведут под белы рученьки, я не на шутку рассердилась. – А ну, стоять! – рыкнула я. Все вздрогнули. Я нервно сглотнула. Набрав в лёгкие побольше воздуха и изменив голос на рычащее-гудящий, «толкнула» речь: – А ну, братцы-кролики, козырьки-стволики, чего выпучились, как стадо баранов на новые ворота? А? – Она говорит! – шепнул один из целившихся в меня другому. – А то молчать буду! Не дождётесь! Тут я заметила у командира нервный тик левого глаза. – Что, не ожидали увидеть в такое время живого дракона? А вот она я, во всей своей красе! – Это ведь самка! – тихо сказал кто-то. – О, какие догадливые! Или уже успели рассмотреть? Прямо биологи-орнитологи! – рявкнула я. Парни вздрогнули. – В общем так, господа офицеры и все прочие. Я сейчас забираю свой завтрак и убираюсь отсюда куда подальше. Мы все мирно расходимся, и больше вы меня не увидите никогда. Вам ясно? – А ну, стоять, тварь! Никуда ты не пойдёшь! – рявкнул на меня офицер. – Ой, кажется, из нас смелость попёрла! Я и так битых 15 минут тут стою. Могу сесть! – я тут же села, прижав крылья поплотнее к спине. Раздалось дружное клацанье затворов. Я отвернулась от них к Амо – он заметил это и тут же снова засуетился у мангала. – Всё, уважаемая, готово, забирай пожалуйста, кущай на здоровье! – отрапортовал Амо, протягивая мне огромную белую тарелку с целой горой шампуров с дымящимися увесистыми кусками мяса с румяными корочками, которые всё ещё продолжали скворчать. Боже, что за аромат!!! «УРРР!» – громко зарычал мой желудок, а пасть наполнилась слюной. Я осторожно протянула лапу и сгребла всё это богатство с тарелки в один большой «букет». – Эй, нэхорошо клиента обижать – заплатил ведь! – возмутился он, глядя на отряд милиции, целившийся в меня. Командир весь взмок и покраснел, руки у него дрожали от перенапряжения и нервного потрясения. – Ты бы пушечку-то убрал, служивый! – обратилась к нему я как можно обходительнее. – Я уже ухожу. Удаляюсь. Я, между прочим, преступников по ночам отлавливаю вместо некоторых товарищей (не будем показывать когтем, вместо кого!). – П-преступников? Ты? – заикаясь, произнёс офицер. – Ага. Я тут на днях к вам двух отморозков в машину засунула – дамочку хотели грабануть, смертью ей угрожали. Ну, тут я их и настигла. Он нахмурился, одна бровь поднялась домиком – видимо, его мозг пытался что-то судорожно сообразить. Он медленно опустил намертво зажатый двумя руками пистолет. – А… ну… это… как его… ну, да… К нам в отделение попали… двое ненормальных… Они не помнили, как оказались в нашей машине. Говорили что-то там про драконов, про полёт. Наверное, были обкуренные.., – промямлил он. – Ага, может, и обкуренные… я, пока их пёрла… мнямф… мнямф… чуть грыжу не заработала! Так что в меня целиться и, тем более, стрелять нельзя… чам, – не выдержав напряжения, я не заметила, как начала уминать шашлык. – Они в тёмном переулке подловили… мнямф… одну запоздавшую тётку…мням… ну, и как по писанному… ням-ням… «Гони бобло», туда-сюда… мнямф, нямф… ик! Ой, сори! Ну, вот я их тёпленькими и скрутила. Тут я заметила, что у всего отряда – вытянутые рожи, вспотевшие виски и красные щёки. И все они давно опустили оружие. «Фу, вроде обошлось… Как бы мне ещё от них слинять по-тихому?» – думала, дожёвывая кусок наивкуснейшего мяса. – А ты… ты… Вы… в общем… откуда тут взялись? Появился… лась… в смысле, взялась? И знаешь наш язык? – заикаясь, хриплым голосом спросил офицер. – Этого вам знать не обязательно! Взялась оттуда, откуда и все берутся. Язык знаю, поживёшь с такими, как вы, – и не только такому научишься! Я тут по воле случая. И случайно с вами столкнулась. Мне не до вас! Ну, мне пора! Господа, позвольте откланяться! – заявила я и осторожно встала, крепко зажав в руке драгоценные шампура. Отворачиваясь от них, я, честно говоря, боялась, что мне в спину полетит свинец, тогда трындец тебе, Катенька, придёт. Хотя, я ж пули-то не чую, вроде как броня защищает. Ну, ни пуха… Я выдохнула и, аккуратно перешагивая через людей и машины, пошла туда, где оставила своего окаянного пса, который втянул меня во всю эту передрягу. Шла и не оглядывалась, в любую минуту ожидая шквала огня и ливень пуль в спину. Всё-таки, человеческая натура – штука подлая и мерзкая… А вон и Филёк – лежит довольный и лыбится. Как же, насладился зрелищем по полной программе! «Ну, я ему устрою, уф!» – негодовала я. – А ну, иди сюда, мерзавец! – зашипела на него я. – Быстро, сказала! Надо смываться! Он «на цыпочках» – пригнувшись – подскочил ко мне. Я подхватила его и поводок свободной лапой (во второй-то были драгоценные шампуры с шашлыком!), и тут снова раздался доставший меня сегодня в конец мерзкий голос того же милиционера: – Подождите! – кричал он. – Эй, стойте! – Чего Вам? – буркнула я сердито. – Так Вы и вправду дракон? – Нет, я ваша массовая галлюцинация! – шикнула я злобненько, закрывшись вуалью невидимости, и метнулась на крышу ближайшей девятиэтажки. – Ну, что, малявка, доволен? – рвала и метала я, обрушив на Филька своё негодование. – Да не сердись ты, это было забавно! – Как же! А кто собственной шкурой рисковал ради твоей прихоти? Ну, чего молчишь? – Чефо-чефо… не видиф – ем! – Вижу. Ешь, только не подавись, а то вон от жадности какие куски глотаешь! Будто две недели не кормили. – Угу! Фкуфно! – только и прочавкал пёс, похрустывая аппетитной румяной корочкой шашлыка. – Я такой фкусной еды в жизни не ел! Я смотрела, как мой пёс уничтожает шашлык кусок за куском, пуская слюни и чавкая от удовольствия. – Ой, всё! Больше не могу… Не могу! – заявил он, сыто икая и валясь на бок, чтобы показать мне раздувшийся, словно воздушный шарик, животик. – Ик! Ой, хорошо пошёл… – Смотри, не лопни! Не многовато для такой маленькой собачки слопать мясо с трёх шампуров? Он моргнул на меня поочерёдно своими чёрными глазками – от их прежней рыжины не осталось и следа, поскольку они слипались. Потом отмахнулся от меня, как от назойливой мухи, закрыл глаза, сладко зевнул и уложил поудобнее своё пузо. Это называется «дорвался до бесплатного»! Всё – он уже отрубился: вон уже лапы дёргаются во сне. Нечего себе, скорость засыпания! Я сидела на краю крыши и дожёвывала оставшийся шашлык. А вкусно, я понимаю Филька: губа у него не дура. Это вам не варёный тощенький, синенький курёнок и не какие-то там атомно-аммиачные ножки Буша! Да, Филя… Ну, не видать тебе следующего завтрака как минимум сутки. Иначе… Ладно, не будем о грустном! Доев последний кусочек мяса, я тяжело вздохнула. Нет, не оттого, что объелась, а оттого, каким трудом оно, это мясо, мне досталось. «Нет, лучше бы я его спёрла! Нет, не лучше, даже наоборот – хуже! Да тьфу ты!» – я тряхнула головой, отгоняя путаные мысли, и глянула вниз: там всё ещё стояли патрульные машины. А народу на рынке изрядно поприбавилось! И толпились они не у прилавков магазинов, а окружили они несчастного Амо, наперебой расспрашивая об эдаком чуде-юде, невесть откуда взявшемся посреди улицы. Бедный, его замучили! Хотя, почему бедный? Он теперь весьма богатый человек! Кристаллик-то наверняка немалых деньжат стоит, да и отбоя от клиентов на шашлык у него теперь не будет. Как же – тут ел аж целый дракон! Причём, ещё и говорящий! Точно, ему теперь надо ресторанным бизнесом заниматься, а то палатка – это несерьёзно. «Ой, мне же надо вернуть ему железки. Опять к ним! – подумала я, представляя своё появление среди людей. – Ну, уж нет, на сегодня с меня хватит!» – Ну-ка, Филечка, иди-ка сюда! Я осторожно подняла валявшегося в сладкой сытной отключке пса и, захватив шампуры, аккуратно слетела с крыши. – А? Чего? – еле разлепив глаза, пролепетал пёс. – Тссс, спи, спи. – Ага..., – прошептал он и снова заснул. Вот это реакция, да уж. «Нет, Филя, ты не сторожевой пёс у меня, а так – диванно-кресельно-подушечный!» – ласково глядя на него, подумала я. Зависнув над палаткой с шашлыками, я прицелилась и запустила мини-копья в бочку с маринованным мясом, как и в прошлый раз. Попав в цель, осталась собой весьма довольна. Но никто этого даже и не заметил: все были заняты расспросами, терзая несчастного Амо. Так вот вам на закусочку! Прижав спящего пса к себе покрепче, я взвилась в небо и, вдохнув поглубже, издала грозный, могучий рык-рёв, оповещая всех присутствующих о том, что «зверюшка-то ещё не убралась»! Народ внизу загалдел и запоглядывал вверх, но так ничего там и не нашёл. Я с диким восторгом ринулась вниз и, проносясь над рынком и толпой, заорала во всю глотку: – Шашлыки Амо – лучшие в мире!!! Проверено драконом! Агрррх! И, напрочь перепугав и переполошив толпу этаким рекламным слоганом, рванула в дому. Что удивительно, Филёк даже не вздрогнул: ни когда я разворачивалась в воздухе, ни когда зарычала – спал крепким сном обожравшегося пса! Чую, сейчас дома будет разбор полётов: ведь меня и Фили не было часов семь, как минимум. Точно, сейчас будет допрос с пристрастием. Ну, не сотовый же мне было брать с собой! …Да уж, дружочек мой, ну и втянул ты меня сегодня в переделку! Самому – хоть бы хны: насладился и зрелищем, и хлебом… Ну, почти хлебом. А мне теперь, чтобы нервы успокоить, придётся валерианку литрами принимать! Страху-то я там всё же натерпелась, уф! «Интересно, а как на драконов валерианка действует? Надеюсь, не так, как на кошек, а то…», – я хихикнула, представив дикую картинку. Я аккуратно влетела в распахнутое настежь окно, даже не заметив, когда успела трансформироваться, и прошмыгнула в ванную: всё-таки надо соне лапы вымыть! – Явилась – не запылилась! – раздался за моей спиной звенящий от негодования голос мамы. Я инстинктивно съёжилась: упс, попалась! Филёк тем временем пытался сообразить, как он попал с крыши дома в собственную ванную, хмурился и сопел, перебирая лапами, так как ванна была холодная. Я быстренько пустила в лейку тёплую водичку, чтобы он не замёрз. – Ну, мам, в общем, мы немножко погуляли… – Да, я заметила! – разгневанно вскрикнула она. – Ну, не ругайся, пожалуйста. – Как не ругаться? Где тебя носило столько времени? Сотового с собой нету, и, в конце концов, дела дома стоят! – Всё-всё! Сейчас всё переделаю! – Всё, больше никаких полётов! И вообще – это дикость! Сердце у меня ёкнуло: ну вот, долеталась… – Ну, мам! – возмутилась я. – Никаких «мам»! Не мамкай! Ну, вот, даже во сне попало… Никакой свободы действий! Достали!!! Как же хочется проснуться! Только вот опять никак, никак… Как на зло… Похоже, придётся и тут поработать. Я выругалась себе под нос и принялась мыть пса, который смотрел на меня не без сожаления. От отчаяния я не нашла ничего подходящего и показала Фильке язык. Он ТАК на меня посмотрел – меня аж передёрнуло! «Ладно… Эх. Жизнь моя – жестянка, да ну её в болото», – горько выдохнула я, понимая, что и во сне мне никак не отвертеться от нравоучений, и поплелась на кухню за заданиями. Поверьте, меня загрузили по самый хвост… В смысле, по уши… …Я уже начинаю привыкать к утверждению некоторых знакомых мне личностей, что это – не сон. Точно, это не может быть сном. Это какая-то альтернативная реальность. Это уже слишком – чересчур всё реально. Делами я занималась молча, дабы не гневить хозяйку дома. Но, пока я занималась делами, меня мучил один вопрос. – Мам! – Ну? – недовольно буркнула она. – А какое сегодня число? – Двадцать первое. «Двадцать первое…» – протянула я про себя. – Двадцать первое июня. А у меня там двадцать первое декабря. Скоро Новый год». – Двадцать первое июня – самые длинные деньки. Тут мама повернулась ко мне, вопросительно и как-то странно глядя: – Ты что, дочь, очнись! На дворе – май-месяц! – Май? Ах, ну да, ну да! – быстренько решила исправиться я. – Лето жду, вот и перепутала. – Ну, ты вообще уже! – Да чего уж там! Подумаешь, ошибочка вышла небольшая, ну и что? – Эх, вот это ничего себе «ошибочка»! Ошиблась на целый месяц! Я отмахнулась: чего там – месяц… А какой год, я и спрашивать не буду, а то про меня невесть что подумают. «А вот у меня там, в моём мире, до мая ещё целых полгода!» – подумала я про себя, тяжело вздохнув. Целых полгода до моего дня рождения. Что же всё-таки такое происходит вокруг меня? Что за сплетение двух реальностей, в которые я могу попасть, заснув или проснувшись? Одни вопросы… Ответы же на них я получаю весьма размытые, и они меня только ещё больше запутывают. Перелопатив целую гору рутинных домашних дел, которые меня порядком утомили, я и не заметила, как день перешёл в сизый вечер. Посмотрела на часы – две минуты десятого. Странно всё это, подозрительно странно: я всё ещё не просыпаюсь. Времени ведь прошло уже предостаточно, а я всё ещё нахожусь в этом мире, так похожем на мой реальный мир. Куда меня занесло моё сознание? Что за странную реальность создало моё необузданное воображени