Ты Ямба! Только имя! Эпизод! Ты мельком упомянута Гомером. Твой пресловутый ямб не по размеру Мне лично, но покоя не дает Античный миф, что Ямба - это дочь Унылой Эхо от урода Пана. Полно нелепиц матримониальных. А Сводня кто? Единственная ночь. Сплетают мойры кружево интриг - Узоры без особенных фантазий. Но Тиха - божество случайных связей, И Пан - охотник до подобных игр. Разок и всё - так Пан всегда не прочь. Тогда ещё не бредила Нарциссом Нимфетка Эхо. Пан в любви неистов. Кто мог представить, что родится дочь? Но факт известный - дочь у них была, И приходилась внучкою Гермесу. И странно, что мне это интересно, Что Ямба в оборот меня взяла. Не отпускает от себя сюжет, Но так неповоротлив, словно тема Чего-то стоит, например: поэмы, Галлона кофе, блока сигарет. Под колпаками собственных страстей Мы все карикатурны и нелепы. Не многим отличается от склепа Храм Эхо - храм ее оранжерей. Дни напролёт целует лепестки Цветов холодных и самовлюблённых. Чужому смеху вторит обреченно И обреченно сохнет от тоски. Любил и Пан. И невзаимно тоже. Он только страх панический внушил. И никогда Сиринга, свет души, Любовное с ним не делила ложе. Те, что делили, быстро надоели, Поэтому Пан часто с ними груб. Любой из них он предпочтёт игру На тростниковой дудочке - свирели. Сиринга обернулась тростником, Чтоб увернуться от его объятий. В тот миг от горя Пан едва не спятил, А горе заливается вином. В вине обычно топится вина. Пан - первый собутыльник Диониса. Среди обожествляемых нарциссов Тоскует Эхо, прошлому верна. Но проницаем купол миражей. Слух утончённый дан, её коробит От звуков жизни: стука, звона, дроби, От писка, лая, голосов людей. Нарцисс! Он был... Он был неподражаем. О, боги! Есть ли участь тяжелей, Че та, когда ниспосланных детей Не от своих возлюбленных рожаем?! Тень звука. Отраженье отраженья. Нарцисс! Он был! Нарцисса больше нет. Возможны, но в полнейшей тишине, Свидания - игра воображенья. "Уа" новорождённые кричат. Малюткам в люльках страшно одиноко. И успокоить по системе Спока Спешат мамаши беспокойных чад. Но доктор Спок недолго актуален. Пустышки сплюнув, вырвавшись из пут Пеленок, детки на ноги встают. Как говорится, не было печали, Да накачали черти - о, террор Обредших почву пленников манежей! И стук, и звон, и лай, и гул, и скрежет, И писк, и смех, и визг, и дикий ор. А воспитанью поддаются туго: Несутся, под собой не чуя ног, Нарциссы топчут за цветком цветок, Горланят песни, если ставят в угол. Гомер писал, что удалось развлечь Служанке Ямбе грустную Деметру, По принципу ямбического метра Преобразив обыденную речь. Богиню сразу рассмешили ямбы. Меня поправят, если не права, Но ямбы - это песни на слова, Что не для гимнов, не для дифирамбов, И покраснеть заставят пуритан. Мне кажется, служанка та с пелёнок Озорничала хлеще, чем чертёнок. Наследственность дурная: папа - Пан. Владенья Пана - пастбища и чащи, Что значит - воля! Есть, куда идти. И нянек Ямбе заменил Сатир, Вот и росла бесёнком настоящим. Пан часто пьян, но вовсе не подлец. И несмотря на то, что очень занят - То нимфы, то пастушьи состязанья - Таки не забывал, что он отец. Папаши Пана дорогой подарок - Чудесный настоящий тамбурин. Там-там! Бом-бом! И раз! И два! И три! Пни глохли от ямбических ударов. Бил тамбурин - персидский барабан - Там-там! По барабанным перепонкам. И вторила неистовой девчонке Мать, слуха утончённого раба. Теряем все сокровища, взрослея. Девчонка, чья стихия - лес и луг, И вдруг она - в числе дворцовых слуг, Прислуживать должна жене Келея. Все, взрослые, сокровища теряем. Лес поменяв на город Элевсин, И думать не моги про тамбурин! Что ж. Каждый шаг из детства - шаг из рая. Долдонил дятел, ухала сова, И трепетали заросли жасмина. Казалось, что на звуки тамбурина Слетались сами стайкою слова. Конечно, первым оценил Сатир (что нянькой был) ругательства задиры - присвоил жанр, перекроил в сатиру. Плуты всегда дурили этот мир. "Уа" перевернулось на "ау". Жизнь - палиндромов мука и наука. Куда спешим? Растерянно аукать? Решительно пакуем свой баул. Себя считая проходною пешкой, Мним аксиомой версию свою. "Уа" перевернулось на "ау". Орел взлетел и приземлился решкой. От ритуалов томных меланхолий Была когда-то Ямба далека. Что значит - "неизбывная тоска"? Зачем страданья пестовать и холить? Сыграл и с Ямбой шутку палиндром, И в песенках ее возникла рифма, Напоминая вялый голос нимфы, Скорбящей непрестанно над цветком. Тень звука, голос полной пустоты. Но Ямба повзрослела - стало жаль ей Заложницу слепого обожанья, И стало жаль надменные цветы. Не одиноко быть совсем одной. Свидания - игра воображенья, А рифмы - словно просьбы о прощеньи За шум и гам, за барабанный бой. Аукнется - откликнется. Игра! Играют все - никто не знает правил. Тот наследил, а этот след оставил. Наследникам - ни пуха, ни пера. От Ямбы (ее песни на слова, Что не для гимнов, не для дифирамбов, Смешившие саму Деметру ямбы) Моя ж минорно никнет голова. Одна морока плюс тоска одна От ямбов этих псевдосатиричных. Ямб пульсу моему асимметричен. Нет, Ямба совершенно не смешна. И нет ни смысла, ни морали в том, Что я взвалила нА плечи обузу: Сюжет - баул, что всю дорогу юзом. Ты Ямба! Мой ямбический синдром! Прощай же! Возвращайся в Элевсин! Приснится мне, что завершает главы Веселый барабанщик Окуджавы, В руках его - старинный тамбурин.