Открываю глаза, чувствую жуткую лень во всём теле – видно, она родилась года за два до меня и ожидала моего появления, чтобы целиком и полностью завладеть мной. Вставать совсем не хочется, тепло, приятненько так. Свежий тёплый ветер треплет мои волосы, набрасывая их на глаза и полностью закрывая мне обзор. Слышу только нежный шелест листвы, шум от машин на дороге; недалеко залаяла собака. О, неужели я всё-таки снова здесь, прямо по желанию, по моему хотению, по моему велению? Захотела – и попала в свой сон! А может…? Я отбросила рукой волосы со лба назад, рука наткнулась на что-то жёсткое на голове – рога! Огляделась – лежу на крыше соседнего дома, напротив моего собственного. Ах да, я же ТАМ проснулась, когда ТУТ уснула. Солнце светило прямо в глаза, находясь на уровне крыши моего дома. Так, сколько же я проспала? Времени сейчас, наверное, часов пять-шесть вечера? Вот это я спать! Что-то странное припоминаю… Ах, да: я же ограбила шашлычную! Всё же как-то нехорошо получилось. Ну, хотя ладно. Это ещё надо сравнить, кто из нас был злее: голодный большой дракон или лишённый маленькой порции шашлыка хозяин шашлычной. Я посмотрела на руку – лапа. Мощная, чешуйчатая лапа с острыми, как бритва, когтями. «А красивая лапка, ничего не скажешь!» – я повертела ей перед носом, наблюдая, как чешуя играет в лучах вечернего солнца, как ходят под ней сухожилия. Вместо ногтей росли когти – чёрные, блестящие, словно лакированные, они были аккуратно загнуты книзу и имели от этого грозный вид. Ох, не вставайте у меня на пути! Не попадайтесь мне под руки, вернее, под лапы, особенно когда я голодная! Я ведь даже сама ещё не знаю до конца всех своих возможностей и способностей, так что лучше не попадайтесь! «Вжих!» – я рассекла воздух когтистой лапой, словно кошка, атакующая муху, пробуя, каково это – атаковать воздух. Да, мощное оружие, ничего не скажешь. Я – прямо ходячий склад всевозможных примочек! Хм, и для чего, и зачем мне всё это? Эх, ладно, потом как-нибудь всё само собой разрешится. Пойму я наконец-таки, что всё это значит. Я зевнула, потянулась, вставая и разминая затекшие задние лапы. Посмотрела на небо – стрижи по-прежнему сновали в вышине. Как красиво! Это безграничная голубизна, истинно бирюзовый цвет, океан небесного пространства, небесное море спокойствия, и по этому морю-океану изредка проплывают небольшие легкие облака-кораблики, нежно позолоченные лучами пока ещё не ушедшего за горизонт солнца. Кажется, протяни руку – и ты сможешь поймать облако, почувствовать его, но – нет, это всего лишь обманчивое впечатление. Облака слишком высоко – такие лёгкие и воздушные, невесомые и пушистые, словно лебединый пух рассыпали на небе. Стоит подуть – и они закружатся от резкого потока воздуха в неведомом танце. Я еле оторвала взор от этого зачаровывающего действа. Перевела взгляд на лес – он тёмно-зелёной массой подступал к окраине города. Верхушки деревьев покачивались от ветра, создавая впечатление волн, идущих с моря к берегу. Даааа, зрелищно; нечасто такое увидишь даже по телевизору. А как вкусно пахнет молодой листвой и влажной землей, какими-то лесными цветами, трутовиками и грибницей. Грибы… Ммм, как я люблю грибную охоту… Вот бы скорее лето, на самом деле! Поехать бы в деревню, а там рвануть километров за десять в самую лесную глушь – туда, куда нечасто забредают грибники, – и напасть бы на белые грибы или на грузди, и чтобы их было видимо-невидимо. И я бы их резала, тяпала, дёргала, хапала, – в общем, собрала бы всё, не оставила бы ни одного! Правда, возникает вопрос: как унести такое количество? Ох, жадная я до грибов очень! Что-то я замечталась. Н-да, не пойду же я сейчас в таком виде в наш городской лес, хотя очень и очень хочется сходить по грибы, полазить по оврагам. Долететь-то до леса – делать нечего, но представьте только: летит не хилых размеров «птичка» с зубами над лесом и вдруг пикирует в самую лесную гущу. Тут раздаётся треск, ворчание, урчание, рычание, нехорошие выражения – всё-таки продираться сквозь густые и острые ветки – это вам не кайф ловить от банного веника. Ну вот: доберусь я до земли-матушки вся взъерошенная, всклокоченная, с веточками, прутиками, палочками, листочками-сучочками, застрявшими везде, где только они смогли застрять, и с полной пастью лесного сора (тьфу!). Вверх гляну – а там после меня деревья лысые стоят, словно по ним косилка гигантская прошлась. И куда потом? Кругом – гуща лесная: кусты там всякие, поросль молодая, бурелом, вывороченные местными отдыхающими коряги для посиделок; мусор, бутылки, банки, бумажки и прочие прелести городского леса. Короче – не протолкнуться. Ну, приму я свою прежнюю форму, и что? Стою я, человек, фиг знает где, кручусь из стороны в сторону. Ну, сориентируюсь я по солнцу, а дальше что? Полезу напролом через бурелом? Какие уж там грибы! Тащись потом пешедралом километров пять, петляя и выискивая себе нормальную дорогу. Выйду злая, грязная, ободранная, уставшая, голодная, покоцанная комарами, с подвернутой левой ногой. «Нет уж, избавьте меня от этого ужаса! Не хочу!» – сморщилась я, представляя себе эту жуткую картинку. Нет, за грибами, пожалуй, пойду в нормальный лес в моей настоящей реальности, когда ТАМ у меня лето наступит, а ТУТ лучше полетаю. Это в сей момент гораздо привлекательнее выглядит. Я вдохнула полную грудь воздуха, внюхиваясь в запахи и наслаждаясь ароматами леса, и с шумом выдохнула его. Так, пойтить, что ли, размять крылья? Глянула на свой дом – о, мама что-то делает на кухне, хлопочет. Сначала, пожалуй, наведаюсь домой, а то как-то неловко: отдыхаю тут, а мама там трудится – хоть это и сон, всё равно нехорошо. Я приготовилась к прыжку, балансируя у ограждения. Ах ты, чёрт, совсем забыла: провода! Они тянулись от столбов с фонарями по обеим сторонам улицы примерно на уровне четвёртого этажа – на той высоте, на которой я привыкла «прогуливаться». Понатянули их тут не к месту, крылья расправить некуда. Я ведь спикирую прямо на них. Да, нарисовалась проблемка! Мне не хотелось снова испытать на себе всю силу электрического тока. В памяти всплыло ощущение из сна с грозой – я, вздрогнув, жалобно рыкнула и взмахнула крыльями, взлетая над домами. Забывшись на несколько секунд и не рассчитав силы крыльев, метнулась ввысь. «Ой-ёооо!» – взвыла я, замирая от ужаса, который скрутил меня в ту же секунду. Глянула вниз – крыша дома осталась далеко внизу: я преодолела расстояние, равное по высоте целому девятиэтажному дому, одним взмахом крыльев. Тело опять онемело. Живот свело мерзкой судорогой, рвущей все внутренности в клочки. Отчаянно старалась хотя бы держаться на одном уровне, но мне показалось, что я поднимаюсь ещё выше. Ветрище здесь был очень даже приличный. Сглотнув свой страх, который уже добрался до горла и начал меня медленно, но верно душить, я попыталась себя успокоить: «Всё нормально, я раньше выше третьего этажа боялась подняться, а потом преодолела эту высоту, добралась до пятого этажа. Хи, подумаешь – пятнадцать метров от земли, привыкла же!». Десять этажей – это 35 метров, тоже ничего, правда, пришлось попотеть, привыкая к этой высоте, но теперь подо мной – не меньше ста! Я судорожно хватала воздух ртом, который с шумом рвался ко мне в глотку, осушая пасть. Словно мотылёк в закупоренной банке, бултыхалась в воздухе, зачем-то пытаясь схватиться за него всеми четырьмя лапами, продолжая неистово сражаться с сильнейшими порывами ветра. Там, внизу, я с ветром справилась бы, но тут высоко, земля вооон как далеко! То ли мои крылья трудились совершенно независимо от моего сознания, то ли я попала в восходящий поток воздуха, но расстояние до земли продолжало неумолимо быстро увеличиваться. Горизонт постепенно принимал форму дуги. Голубая призрачная дымка разливалась по горизонту, скрывая крохотные дома других районов города в этой синеве, а дома на моей улице выглядели детскими кубиками, выложенными аккуратными рядами вдоль узенькой ленточки-дороги. Теперь я действительно осознала, что поднимаюсь ещё выше. От страха даже не могла нормально дышать: лёгкие словно сжали руки невидимого гиганта, выдавливая из них последний кислород и не пропуская туда ни капли воздуха. Мне стало дурно. – Так, спокойно! Спокойно, говорю! – приказала я себе и закрыла глаза. – Выдохни! Теперь вдохни! Ещё раз выдохни! Почувствовала, как лёгкие начали меня слушаться. – Фухррр, – с шумом выдохнула я и подумала: – Глаза всё-таки лучше открыть, а то ненароком налечу на какой-нибудь самолёт! Так, если шучу – не так уж всё плохо, значит, начала приходить в себя. Открыла глаза и обомлела, рот раскрылся сам собой, и онемевшая челюсть действительно отпала: кубики домов и ленточки дорог исчезли у меня из вида, и только огромная клякса города виднелась с моей высоты! У меня вся чешуя встала дыбом в прямом смысле слова. Глаза, казалось, сейчас выскочат из глазниц. А вдруг крылья… Вдруг я их перестану ощущать и пойду камнем вниз? От меня даже вяка не останется! Город неровным кругом безмятежно лежал подо мной. Над ним плыли всё те же невесомые облака, но они были так далеко внизу! Я издала какой-то мерзкий пронзительный звук, сама не поняв, откуда он взялся: не то икнула, не то заскулила, не то пискнула. Сравнила свои размеры с писком – в принципе, так тонко пищать я и не могла. Внезапно ощутила, что ветер меня больше не кидает из стороны в сторону – я просто балансирую в воздухе, сама не замечая, что ровно и размеренно машу крыльями. «Вы-вы-вы-вы-сок-кко-ва-а-то чу-чу-ток!» – выдавила охрипшим голосом, стараясь найти в себе хоть каплю самообладания. Не знаю, на какой высоте я болталась – 500, 1000 метров, а, может, и выше. Надо мной – небесный океан, бескрайняя голубая бездна, подо мной – серо-зелёно-дымчатая бездна. Меня достало то, что боюсь высоты. «Если я имею крылья, то почему боюсь? Это же неправильно!» – ворчала я, стиснув зубы и пытаясь не смотреть вниз. – Я не трусиха, нет!». Мне стало за себя стыдно. Хоть это всё и во сне, но я имею такой рост и такой размах крыльев, а подняться выше сорока метров боюсь до смерти! Стрижи-то – вон вообще какие крохи, а поднимаются на немыслимую высоту, да ещё и спать умудряются, находясь в воздухе. – Ах ты, мерзкая, трусливая ящерица! – стала внезапно ругать меня моя задетая драконья гордость. – Ну-ка, сейчас же возьми себя в лапы! В руки! Вернее, в лапы… Да тьфу ты, запуталась! Хватит трястись, как тупой трусливый кролик! – Но я же по всем физическим законам – человек! – возмущалась моя человеческая натура. – Да горят пусть все физические законы, хватит, достало! – взвыла я, выходя из себя. Мне по какой-то непонятной причине дали такую возможность – полетать от души, хотя бы во сне, так расслабься и получай удовольствие! – Какое, на фиг, удовольствие! – где-то в глубине меня истошно пищал мой внутренний голос: то ли это была женская интуиция, которая всё всегда принимала всё в штыки, то ли внезапно ни к селу ни к городу проснувшаяся совесть. Мои чувства меня раздирали на части: страх постепенно сменился негодованием, смятением, недовольством собой, возмущением – я была сама себе не рада. Так, сосредоточиться! Мне нужно сосредоточиться и успокоиться! Не смотреть вниз. Не смотреть! Так, отлично: небо – оно постоянно, оно никуда не девается. Смотреть на него! Вдохнули, успокаиваемся, всё хорошо! Тебе плевать, что под тобой бездна. Всё когда-то бывает впервые. «Уф-фуф!» – снова вздохнула и выдохнула я. Хооо – аутотренинг-то помог! «ААААААА!!!» – посмотрела вниз. А чего я ору-то, в самом деле. Ну, высоковато, ну, и чего тут такого? А как мне теперь спускаться обратно? Это не десять этажей! Пикировать? Хм, как я заторможу потом? Скорость-то будет немалая. Так, снова смотрим на небо, дышим, дышим, не нервничаем! Я уже битых 15 минут болтаюсь на одном и том же месте, ничего не делая. Хотя – нет, я постоянно психую. Именно этим я постоянно и занята эти несчастные 15 минут. «Дааа, дела, – гладя на горизонт, я на секунду отвлеклась от паники и от своих рассуждений. Даль, мерцающая и манящая своей таинственной голубовато-фиолетовой дымкой – она так прекрасна! Что там, за сёлами и деревнями? За лесами и полями, за реками и озёрами? За долинами будут холмы, болота и равнины? Горы? «Горы…», – вслух произнесла я, пробуя на вкус это слово. Надо как-нибудь слетать и глянуть на всё это с высоты. ВЫСОТА! Я же сейчас здесь и нахожусь! Так, ладно, с путешествием придётся подождать и отложить его на потом. Надо научиться контролировать силу в крыльях, а то боюсь, она меня до добра не доведёт. Сейчас передо мной стоит задача, главная и единственная: как следует научиться летать. Крылья – это хорошо, но когда ты не умеешь с ними толком обращаться, твоя летучесть ни куда не годится. Это как управляться с зонтиком в ветреную погоду. – А может, мне стоит проснуться? – подумала я и тут же сама себя переспросила: – А потом что? Смело можешь становиться человеком? Перспектива стать человеком на такой головокружительной высоте меня не вдохновила – как-то не очень хочется падать в пропасть. Хоть я и знала, что сплю, и всё это мне снится, но всё равно стало жутко не по себе, как только представила, что падаю и ударяюсь о землю. Знаю, что от этого удара не разобьюсь, а только проснусь, как от резкого толчка. Ну, может быть, вскрикну от неожиданности. А вдруг больше не попаду сюда? Вдруг я умру для этого сна – и всё, больше не увижу его? Ну, уж нет, я не опущу руки! Верней, лапы. Верней – крылья. Не собираюсь просто так сдаваться и впадать в отчаяние! Я внезапно почувствовала, что эти рассуждения и споры с самой собой как-то потихоньку вытеснили страх. Мысли встали на место, стало легко, сил и уверенности заметно прибавилось. Не раздумывая больше ни секунды, набрала полную грудь воздуха, резко наклонилась вперёд и, плотно прижав к телу крылья, с неимоверной быстротой понеслась к земле, как ястреб, который камнем падает с вышины на добычу. Ветер неистово засвистел у меня в ушах, я чувствовала всем телом, как потоки воздуха резко хлещут меня по бокам, заставляя развернуть крылья. Я стрелой летела вниз, разрезая собой воздух, словно нож. Пронеслась сквозь облака, на какие-то секунды ощутив прохладную сырость. Сфокусировав взгляд, тут же нашла крышу дома, с которой стартовала. Вот это зрение! С такой высоты рассмотрела такую точку! «Не хочу на крышу! – пронеслась моя мысль с такой же скоростью, как и я. – На землю… На поляну… На траву!». Я взглянула на крохотный зелёный участок между кубиками-домами – это моя поляна. Хорошо хоть, людей на ней нет. Ещё неизвестно, чем закончится моё лихачество. А если не по… «Не смей!!!» – рявкнула сама на себя. – Я всё смогу!». Я уже не чувствовала, есть ли сильный ветер, который недавно рвал и бросал меня из стороны в сторону в вышине – я пулей неслась к спасительной или губительной для меня земле. Дома приближались с каждой секундой. Вот город уже давно расплылся в стороны, приняв привычные очертания. Дорога из тонюсенькой ниточки превратилась в широкое полотно. Вот подо мной моя улица. Лес плотным ковром огибает район. Ещё миг – наверное, метров сто, – и что? Дальше-то что? Я должна справиться с этим до конца! Вот он – момент истины: всё зависит от меня! Ну, крылышки, не подведите! Совсем близко… «Ой-ёооо! – взвыла я сквозь зубы, не справляясь со своими эмоциями, хлещущими через край. Кажется, я сейчас воткнусь в землю носом! – Ну, же, тормозииии!!!». Я резко расправила крылья и выставила вперёд все лапы, на всякий случай зажмурив один глаз (второй никак не хотел зажмуриваться: наверное от любопытства – шмякнусь я или всё обойдётся). Тёплый воздух резко ударил в распластанные крылья, с силой тряхнув меня. С непривычки нетренированные мышцы так дёрнуло, что показалось, будто они отрываются от плечевого сустава. Взмах, ещё взмах – и вот я снова почувствовала, будто шлёпнулась на мягкую воздушную подушку. Наконец-то лапы коснулись травы. Я стояла посередине своей любимой поляны. Стояла в совершенном ступоре, не шевелясь и не моргая, смотря в одну точку, всё ещё переживая своё бешеное приземление. Лапы мелко дрожали, плечи ломило, а в глазах как-то интересно плясали разноцветные огонёчки, вспыхивая всеми цветами радуги. Я жадно глотала воздух, хватая его ртом, и никак не могла отдышаться, будто весь кислород выкачали из меня без остатка. «Ничего себе, американские горки!» – родилась у меня в голове первая за эти минуты мысль. Микро-салют в глазах начал затухать, в голове прояснилось. Я медленно подняла глаза и огляделась: как же тут хорошо, на земле, спокойно так! Еле повернув голову, обнаружила, что мои крылья безвольно лежат на траве. «Так, а ну-ка, соберитесь! Разлеглись тут, как два мохра!» – я попыталась подтянуть их к спине, но из этой попытки у меня ничего не получилось. Казалось, они весили целую тонну. Ладно, надо прилечь на пару минут и дать телу отдохнуть после такой встряски. Не успела я об этом подумать, как моё тело в полном изнеможении само грохнулось на траву. Оооо, «ляпота», как говорил царь Иван Грозный в одном известном фильме. Распластавшись во весь рост, я пыталась расслабиться. Крылья и лопатки жутко болели. Лапы всё ешё немного подрагивали. Не было никаких сил шевелиться. Я почувствовала сладкий дурманящий запах клевера и вдохнула побольше этого вкусного аромата. Какой чудесный запах! Еле оторвав голову от травы, посмотрела на неё – оказывается, в двадцати сантиметрах от моего носа росла целая куртинка крупного красного клевера. Его большие розовато-бордовые соцветия гордо возвышались над остальной травой. Я закрыла глаза, с наслаждением уронила голову в эту благоухающую гущу и тут вспомнила, как моя собака снимает стресс, валяясь в траве. Я решила сделать то же самое и начала переваливаться с боку на бок, мызгаясь по мягкой сочной траве всем телом и урча от удовольствия. Как хорошо-то! Недаром Филе это нравится. Где-то в полуметре от меня загудел сердито шмель, возмущаясь, видимо, тем, что я собой измяла весь клевер – источник пыльцы и нектара, его добычи. «Смотри, как разжужжался! Даже можно понять, что говорит», – я улыбнулась и стала прислушиваться: – Жжж, развалился тут! Лежжжит, изззмял, ужжжалю! Я открыла глаза – мне что, почудилось, что ли, или и впрямь шмель болтал? Снова прислушалась: – Жжжж! – раздалось громко совсем над моим ухом. – Ужжжалю! – Я, как ошпаренная, вскочила и резко метнулась в сторону, спасаясь от шмелиного жала. Распластанные на земле крылья попались мне под лапы, и я едва не полетела через них кверху тормашками, но всё-таки каким-то чудом сумела через них перескочить. Как-то в детстве меня сильно покусали пчёлы, потом я долго болела: вся распухла так, что была похожа на китайского болванчика, покрылась красными пятнами и терпела высокую температуру, сильный зуд и дикую головную боль. Поэтому перспектива быть укушенной здоровенным шмелём как-то меня не привлекала. Я сидела метрах в шести от этого клеверного места – а вон и шмель маячит над цветами. Какой мохнатый и толстый! Он сердито вился над измятым и переломанным клевером, смешанным с травой и землёй, нарезая круг за кругом. – Ой, простите, пожалуйста, найдёшь себе другую куртинку! С этого клевера ты уже ничего не возьмёшь! Там, где я отдохнула (вернее, повалялась, приняв расслабляющую травянисто-пылевую ванну), трава была не то что примята, а лежала пластом, будто на этом месте находился пресс. А чего было ожидать – я же не пушинка! А трава встанет – хороший дождь её взбодрит. Не встанет, так вырастет новая – лето же. Это всё хорошо, но тут я отвлеклась от своих рассуждений и поняла, что меня атакуют. – Ужжжалю! – донеслось до меня. – Жжжж, вредитель, вжжж! – это, по-моему, сказано мне, надо делать ноги! Я вскочила, но тут же поняла, что не успею взлететь, так как разъярённый шмелюга уже висел чуть выше моего носа. – Уйди! – шёпотом пролепетала я, попробовав сдуть его в сторону. Он ловко увернулся от потока воздуха и кинулся на меня. Я только и успела прикрыть глаза лапой. Удар о руку-лапу – шлёп! – и… боли нет! Это что – теперь у нас есть шмели-камикадзе, что ли? Или он забыл, где у него жало? – Ззззь, – донеслось из травы где-то у меня под лапами. – Зззь-жжж-зззь… Я открыла глаза и посмотрела на то место на лапе, куда ударился шмель – ничего! Нет никакого следа от укуса. Глянула под ноги – бедняга валялся, скорченный, в траве и крутился волчком на спине. – Зззь-жжж-зззь… В жжжизззни не видел крепче кожжжи! – точно, меня не глючит: этот шмель болтает!!! – Эй, чокнутое насекомое, ты там в порядке? Слышишь меня, ты, мохнатая задница? Чего кидаешься сразу в атаку? Ну, получил, чего хотел? – бред какой-то, я разговариваю с насекомым! Видать крышу-то ветер у меня всё-таки снёс! Слетать, что ль, посмотреть, где она упала? – Жжж? – удивлённо запел он. – Жжжить хочу, жжж, зззапутался, жжж… Бедняга и вправду, пока крутился на спине, навертел на себя тонких травинок, которые спутали его. Он совсем не мог подняться на лапки. – Вон чего – «жжжить», значит, хочешь? – передразнила я его. – Пока не извинишься, и не подумаю помогать, а самому-то тебе не выбраться. Будешь дёргаться – задушишь сам себя, а через пару часиков тебя сожрёт какой-нибудь паук! – нагло заявила я. – Жжж-изззвини, – как-то сдавленно и глухо пропищал шмель и тут же замолк. – Ну, смотри, если ужалишь – раздавлю! – грозно рыкнула я. – Пожжжалуйста, помоги-жжж… – почти шёпотом пролепетало насекомое. – Ладно уж. Надо же, докатилась: разговариваю с насекомым, ещё и жизнь ему спасаю! Я аккуратно взяла его двумя пальцами, с опаской поглядывая на его толстое тёмное брюшко с белым кончиком, которое ходило ходуном – то ли он так дышал, то ли готовился меня типнуть. Выпутала его из травы и положила себе на ладонь. Бедное насекомое лежало, скрючившись и подрагивая крылышками. – Эй, ворчун, ты жив? – Жжжжив, – ответил чуть слышно шмель. – Жжжж, у тебя глаззза цвета весенней травы, жжж… Я никогда таких существ не видел, жжж. Кто ты? Твоя кожжжа, словно камни, жжж, раз выдержжжала моё жжжало! – Это не кожа, а чешуя. И это что – комплемент мне? Я… Ну, в общем, это долгая история… Я – как бы человек… Но вот недавно стала превращаться в ЭТО. Теперь я дракон – вот, сама не знаю, почему! Шмель медленно поднялся на лапки и очистил свои крылья от мусора. – Жжжизззнь идёт от тебя, жжжизззнь… – Чего? – спросила я. – В каком смысле? – Я ведь умирал ужжже. Я не зззнаю, как ты это сделала, но я жжжив! – Приятель, я просто привела тебя в чувство! Ведь ты с такой силой треснулся о меня! Может, у тебя сотрясение мозга… Но нельзя же быть таким циничным и злобным эгоистом! Клевер не только твой – он принадлежит всем, растёт для всех, а ты – даже не знаю, как сказать-то помягче… А если бы вместо меня был маленький ребёнок, который бы захотел сорвать цветочек? Конечно же, ты бы его ужалил! – Жжжж, такова моя натура, жжж… – Мерзкая натура, исправляйся! – Жжж... – Чего? – не расслышала я его невнятное жужжание. Похоже, что он был недоволен моими словами. – Вот что я тебе скажу: никогда не жаль детей и людей вообще просто за то, что они проходят мимо цветов или сидят на таких полянах. Почему? Объясняю: когда ты жалишь, то пускаешь в рану яд – ты и сам об этом прекрасно знаешь. Так вот: для кого-то он безвреден, но большинство людей страдают от него, и боль – это не самое страшное. Некоторые люди могут умереть от этого яда. Ты меня понял? – Жжж... Да… Ззз… Понял… Жжж… – Применяй своё оружие только тогда, когда тебе грозит реальная опасность. Тебя что, этому не учили в вашем улье? Или вас там обучают кидаться на всех и каждого, кто шевельнётся рядом с вами? – Жжж, – обиженно зажужжал он. Да, неразговорчивый товарищ попался. – Лети давай отсюда! Наверняка тебя там ваши заждались. – Жжж, – встрепенулся шмель и тут же плюхнулся обратно мне на ладонь. – Я не собрал пыльцы и нектара с этого клевера, потерял время, мне не зачтут этот вылет. – Так лети, собери с чего-то другого. – Жжж, приказано собрать с этих цветов, – он повернулся в сторону измятого клевера. – Теперь там нечего собирать. Жжж... – и он как-то недобро глянул на меня своими фасеточными глазками. – А что ты мне предлагаешь? Отнести тебя к такой же поляне? – не выдержав его укоризненного взгляда, проворчала я. – И отчего вам не собирать пыльцу и нектар с других цветов? – Нам.. жжж… приказззывают – мы исполняем… жжж.. Сегодняшний указзз – собрать с этих… жжж… У нас тожжжже есть правила, и очень строгие, жжж… Таких больше нигде нет… жжж. Я удивленно таращилась на моего крохотного собеседника. Да… Чего только во сне не приснится после тяжёлых трудовых будней. – А что будет, если принесёшь другую пыльцу? – Жжж… Лишат зззвания, изззгонят, и ззза отказзз от работы лишат жизззни… Я жжже простой работник, – он тяжело слетел с ладони и, покачиваясь из стороны в сторону, полетел к измятому клеверу. Бедняга, у них там, похоже, военная дисциплина! Я пошла вслед за ним к куртинке. Да, сразу видно: здесь не собачка повалялась, а кто-то размером со слона – клеверу-то конец. Похоже, его даже дождь не спасёт. Шмель растерянно нарезал круги вокруг меня: то ли меня рассматривал, то ли оценивал ущерб, причинённый мной, – в общем, он о чём-то думал. Я подцепила когтем один цветок – он висел, словно тряпочка, безвольный и безжизненный. Они все висели, словно тряпочки. И тут мне вдруг стало стыдно – стыдно перед этим маленьким лохматым существом, стыдно перед цветами, которые я уничтожила, стыдно перед несчастным шашлычником, и так я себя ещё никогда не стыдила! – Жаль, мне, правда, жаль, но клеверу – конец. Прости, но я ничем не могу тебе помочь. Это ведь не последняя поляна, найдёшь ещё. Наверняка через сотню метров обнаружится куртинка ещё больше и ещё лучше! Шмель что-то жалобно вякнул на своём языке и, по-прежнему пошатываясь, медленно куда-то полетел. Я теребила в лапе стебель растения. Снова как-то нехорошо получилось: ему же достанется из-за меня. Машинально, не глядя, я провела лапой над клевером, как бы разглаживая воздух над ним. «Жаль беднягу, правда, жаль!». Вдруг я почувствовала внезапный прилив сил и ощутила ярчайший аромат клевера. «Ой! Это что же? А? Но…», – я вытаращилась на клевер, который секунду назад был практически смешан с землёй: жёсткие упругие стебли возвышались над остальной луговой травой, гордо подняв к небу крупные бордовые головки, источающие сильный сладкий аромат. «Это как же? Тут же только что… – бормотала я. – Я же сама его измяла! Как это так оно случилось?». Тут сквозь моё невнятное бурчание я услышала знакомое жужжание, оторвала взгляд от клевера и уставилась на летящего ко мне с бешеной скоростью того самого шмеля. – Это жжже чудо! – завопил он и стал пикировать с одного цветка на другой, швыряясь в них так, что содрогались соседние соцветия. – Эй, ты там поаккуратней! Эй, ты там, слышишь? Насекомое вылетело из очередного цветка, всё облепленное белыми пылинками и похожее не шарик для пинг-понга. – Ты хоть понимаешь, что сейчас сделала? – с восторгом спросил он, забыв пожужжать. – Да понятия не имею, не знаю. Это всё… – но он не дал мне закончить начатую фразу: – Жжж, ты возззродила эти цветы, вернула к жжжизззни, как меня. – Стоп, стоп, этого не может быть! Нет, ну это же просто, ну… – и тут я поняла, что не могу объяснить подобное явление. – Я не знаю, шмель, что это такое, не знаю. Доволен, зануда? – Я не могу поверить, это невероятно! Зззначит, ззздесь всё жжже остались… – Кто остался? – спросила я. – Понимаешь… – А ты не мог бы не жужжать, а то ты мне все уши уже прожужжал. Сядь на цветок, успокойся и толком объясни, что это за ерунда такая, только умоляю – не жужжи больше! – попросила я его. – Ладно, – ворчливо буркнул шмель, тут же плюхнулся на цветок, умостившись поудобнее и сложив поплотнее прозрачные крылышки. – Так вот, ты сказала, что ты – человек. – Ну, да, я – человек, – подтвердила я. – А выглядишь-то ты очень странно. Я за свою жизнь только двуногих людей видел, а подобного – никогда. – Поверь, я тоже, – перебила его я. – То существо, чей облик я могу принимать, – это дракон. Я о драконах читала. Они жили в глубокой древности, и, вроде как, люди их истребили. Я не могу точно сказать, потому что точно и сама не знаю. Доказательств-то нет никаких… «Во, блин, какой бред: я культурно общаюсь с насекомым! – подумала я про себя. – Чушь собачья! Может, армяшка что-нибудь в шашлык добавил, и ко мне пришёл дядя Глюк? Чует моя печёнка, что без дурманчика тут не обошлось». – Слушай дальше, – нетерпеливо продолжал шмель, подрагивая крылышками. – Ты сейчас с помощью силы земли возродила эти цветы, а вначале оживила меня. Я ведь защищал эти цветы ценой своей жизни ради нашего улья и врезался в тебя со всей силы, пытаясь ужалить и отогнать от них. Прости, – как-то вяло и виновато произнёс он. – Проехали уже, продолжай, – буркнула я. – Я умирал, а ты как-то смогла меня вернуть к жизни. У нас есть легенда, будто раньше люди обладали данными им … – Стой, стой, погоди! Это у кого «у нас»? – У нас, шмелей, – уверенно и гордо произнесло насекомое. – Ты же насекомое, букашка, какие, блин, у вас могут быть легенды? – снова беспардонно перебила я его. – Да, я – насекомое, – гордо произнёс шмель. – Так вы, люди, нас называете. Но у нас есть другое название, вот только ваш язык не способен произнести его. Мы, «насекомые», – сыны земли, так же, как и вы, люди, и у каждого народа земли – свои знания, вековой опыт, легенды и память предков. Мы также коллективны, как и вы, люди. Но у нас всё отлажено до мелочей, во всём порядок и дисциплина… – Да уж, дисциплинка: не принёс пыльцу с этого цветка, опоздал на минуту – сразу крылья пообрывают, как вернёшься, – съязвила я. – Это всё старо, как мир, – продолжал шмель. – Мы не нарушаем законы, которые были написаны за тысячи лет до нас. Если нарушить равновесие, всё пойдёт прахом. Тронешь одну пылинку – закачается цветок, пошатнётся скала и сдвинется целый мир. Я слушала его, раскрыв от удивления рот. Шибко заумный шмель попался. – Да, кстати, тебя не смущает, что ты со мной разговариваешь? – спросил лукаво шмель. – Я разговариваю? А мне показалось, это ты начал ни с того, ни с сего со мной болтать. Вы же не умеете разговаривать. Природа этого не предусмотрела. У вас же нет голосовых связок, раз уж на то пошло. Каким тогда образом мы с тобой общаемся? Я же слышу твой голос. – Да, не спорю, но, тем не менее, ты меня понимаешь. Это уж вообще что-то абсурдное: он говорить не может, но говорит. Я его не должна слышать, но слышу и понимаю. Не понимаю! Я совсем запуталась. А шмель там временем продолжал: – Я говорил, что люди имели великие знания и силу, данные свыше: силы, чтобы покровительствовать всему живому и неживому. Покровительствовать, а не разрушать. Но где-то вы оступились, и почему-то предпочли этому дару алчность, богатство и власть. За считанные годы вы утратили великие знания и растратили священные силы, потеряв их в бесконечных войнах и склоках. Мы призваны были служить земле и помогать вам: давать мёд, воск, опылять растения, чтобы всегда были хорошие семена для следующих поколений. – Ага, так вы и отдавали просто так свой мёд, да? Нате-ка, на здоровьице, кушайте, – съязвила я. – Кто в это поверит? – Жжж, – начал сердиться шмель. – Мы сами его вам приносили, а сейчас вы отнимаете его у пчёл, не спрашивая разрешения, влезая и грабя! Ломаете всё, дымите и оставляете ни с чем. Я знаю – мы не враждуем с их родом. Хотя многие из сынов земли стали подражать вам, людям – например, осы: они стали злее и алчнее. Борьба за власть у них происходит ещё с большей жестокостью, чем у вас. У них появились целые армии злобных разрушителей, они стали посылать к мирно работающим насекомым своих солдат, грабить убивать, занимать их дома. Да-да, не удивляйся, они подражают вам, это они с вас, людей, взяли пример. Многие лета назад их народ жил мирно, как и полагалось всем нам, и так же помогал вам, а сейчас… – он замолчал. Моя челюсть давно со звоном упала на землю и битых двадцать минут там так и лежала. Даааа, это вам не «История родного края», а какая-то история прошлых десятков тысяч лет. Всё равно – бредятина! Не понимаю я, не доросла, наверное, до этого. – Тогда объясни мне, недалёкой зелёной крокодиле, зачем вы иногда нападаете на людей целым роем и зажаливаете их до смерти? Вот так вы нам помогаете? – возмутилась я. – Теперь это инстинкт сохранения рода, вида, дома и запасов. Мы боимся за своих детей, за свои дома. – Но тогда достаточно хотя бы припугнуть, если уж так боитесь. Вылетели бы, покружили, один грызанул бы за филейную часть – и хорош. Зачем вот так-то? – спросила я. – Всё равно мы вас не любим, честно-то говоря. Почему – сразу скажу: больно кусаетесь, в смысле, жалите. И вот ещё что: всё это – в том числе и ты, – мне сейчас снится. В данный момент я сплю, так что это всё неправда! Я проснусь – и в моём мире будет зима. Шмель угрюмо молчал, видимо, обдумывая мои дерзкие слова. – Подумай над тем, что я тебе сказал, – резко закончил он. – Почему-то тебе достался этот дар – тебе, несведущему человеку. Я не знаю, почему. Но ты просто обязана его принять и научиться им пользоваться во благо живому. Это – великое знание, и ты не в праве им пренебрегать и относиться к этому, как к ерунде. Я больше ничего не могу тебе объяснить – я всего лишь простой рабочий шмель. Мои знания… ограничены… Да сейчас никто тебе большего и не расскажет. Мы сами помним только легенды. Кстати, одно я знаю сейчас точно: это не сон, и ты ни капельки не спишь, – произнёс он загадочным голосом и умолк, приготовившись взлетать. – Эй, шмель, – обратилась я к нему, – а у вас есть имена? – Да, – тяжело взлетая, прогудел он. – И как же тебя зовут? – Наши имена слишком длинные, и на вашем языке их нельзя повторить, хотя ты можешь звать меня Жжззин. Да, зови меня Жжззин – так короче, – ответил он. – А где твоё гнездо, твой дом, – заинтересовалась я. – Зачем тебе знать, где мой дом? – с беспокойством спросил он. – Просто интересно. Не бойся, я никогда не разоряла гнёзд – ни птичьих, ни ваших, – успокоила я его. – Просто хочу знать, далеко ли тебе приходится летать за пыльцой. – Да, далеко, жжж, от самого леса. Мы живём у самого леса на западном склоне цветочного холма, – сказал он и улетел, тяжело жужжа. И только я собралась заняться собой, как вдруг издалека снова послышался доставший меня сегодня звук: – Жжж, забыл спросить, жжж, твоё имя! – Катя. Меня зовут Катя, – крикнула я ему, и шмеля как ветром сдуло. «Западный склон цветочного холма» – это что, его адрес, как у нас город и улица? Бывает же такое… Я тут же вспомнила его слова: «обладаешь даром», «сила земли» – это в каком же смысле? «Тоже мне – маг-самоучка», – подумала я про себя. Глянула на великолепный клевер, который небольшим ковром рос у меня под лапами… Его слова звучали дико и нелепо; какой был смысл мне ему верить? Но, тем не менее, доказательство было у меня перед носом. С ума можно сойти! И как это понять, что я не сплю? Ну, да, я сейчас не сплю, но там – дома – легла, заснула и оказалась тут, в моём ненормальном сне. Причём, по собственному желанию, подумала – и оказалась во сне, где, в добавок ко всему, водятся шибко умные говорящие шмели. Чушь полная, нелепая чушь! За всей этой бредятиной я как-то позабыла о своём головокружительном полёте. Что-то многовато на меня событий сегодня свалилось, чересчур многовато. Аж дурно становится. Надо всё это спокойно обмозговать. «Сила земли» – странно: «земля» в смысле «почва», или и почва, и трава, и животные – всё вместе? Всё, я запуталась капитально. В голове – целый клубок мыслей, и где искать конец этой нити, чтобы добраться до её начала? Всё, я устала, не могу больше! Поднявшись, я поплелась к дому. Дойдя до деревьев, плюхнулась на траву под наш пышный, высокий клён напротив наших окон. Сил забраться домой через балкон совершенно не было, да и домой не хотелось. И вообще – надо подремать. Я легла, положила голову на передние лапы, но не задремала, а начала наблюдать за людьми: спешат все куда-то, суетятся. Ходят туда-сюда, от остановки – во дворы, из дворов – на остановку, идут гулять на площадь, на рынок, в магазины. Выходят из транспорта, садятся в него. Суета… Вся наша жизнь – бессмысленная суета, если задуматься. Вот утро: встаёшь, умываешься, позавтракаешь – и на работу или на занятия, потом едем обратно в четыре стены. Приходим, приводим себя в порядок, готовим ужин, едим, убираемся, пару часов отводим на телек – и баиньки, а завтра – всё заново. И так – изо дня в день… «Аааррх, – зевнула, – скучно жить-то вот так. Кстати, сколько сейчас времени? Если люди спешат домой, значит – часов семь, наверное». Я прищурилась, пытаясь разглядеть часы над магазином «Ассорти» сквозь листву берёзы, которая росла возле дороги: «Вот распушилась – ничего не видно! Весь обзор загородила». Приподняла голову и снова всмотрелась: 18.46 – я почти угадала. Спать рановато – встала часа два назад, но устала, будто не отдыхала суток двое. «Ладно, хватит валяться, вставай и займись чем-нибудь полезным, – сказала сама себе, тяжело вздохнула и поднялась на ноги. – Хватит лениться, время идёт, скоро просыпаться, а я ещё ничего интересного не узнала, кроме… аааарх… той чуши про землю». Я собрала все оставшиеся во мне силы, пробежала несколько шагов, разминая крылья. Один взмах – и я в воздухе, планирую над берёзами, задевая их макушки лапами. Выше подниматься пока не хочется. Подо мной медленно проплывала площадь с гуляющим людом, потом – рынок. Чуть правее – строящийся храм, а дальше на север – улицы, где я обычно гуляю со своей собакой, такие родные и любимые. «Возьму-ка чуть выше, а то эти злосчастные провода… не хочется в них врезаться». Ещё пара взмахов – и я выше девятиэтажек, а здесь мне никакие провода не страшны. Солнце тихонько клонилось к западу, удлиняя на земле тени, но всё ещё сияя в небесах и грея в полную силу, как и положено солнцу в обычный летний день. Оказывается, восходящие от земли потоки тёплого воздуха прилично экономят силы. Я просто лежала на воздухе и практически не махала крыльями, лишь изредка ими пошевеливая, чтобы скорректировать траекторию своего полёта. Так вот, значит, как стрижи спят! И правда – хорошо: будто на перине – мягко и удобно. И сильно расслабляет. Тело прямо-таки наслаждается таким полётом-отдыхом. А если совсем не шевелиться, возникает ощущение, будто лежишь на тёплой волне, и она колышет тебя, перенося с одного гребня на другой, то вознося кверху, то плавно опуская вниз. О, а вот и «великан» – единственный в нашем районе дом в 16 этажей. Его видно практически с любой улицы. «А ну-ка…» – я пересилила свою лень и от одного резкого взмаха крыльев оказалась на уровне 16-го этажа. Дааа, места тут, на крыше, в обрез: практически всё пространство занимает сигнальная башня с мигающими по ночам огнями для вертолётов, чтобы ненароком не врезались. И тут же – десятка два спутниковых антенн по краям крыши. Я высмотрела подходящий клочок свободного для приземления пространства и аккуратно спикировала на него, стараясь не задеть хвостом и крыльями антенны, которые, как мне показалось, были прикреплены, прямо скажем, так себе и держались на честном слове. С башни со свистом сорвалась стая пестропёрых испуганных голубей. «Аааа, значит, вы меня видите! – ехидно ухмыльнулась я. – Не всё вам здесь толочься, теперь моя очередь». Аккуратнейшим образом уселась среди креплений и антенн и глянула вдаль – ооо, какая красотища! Вся окрестность была залита золотом июньского солнца. Нежно-голубая дымка на западе скрывала от глаз чёткую линию горизонта. Рядом с городом – Берсеневка: этой высоты казалось, что это совсем небольшое село. За ним виднелась свежая зелень молодых всходов на полях, разделённых узкими, в несколько рядов, берёзовыми посадками. А вот и дорога в сторону Москвы – тоненькой змейкой вьётся до самого горизонта, скрываясь в таинственной голубовато-сизой дымке. «Дааа, вот она, Русь-матушка с её безграничными просторами», – вздохнула я. Эта даль меня завораживала и манила к себе, рисуя в моём воображении разнообразные великолепные ландшафты. Я глянула на лазурное небо: легкие пушистые облака изредка проплывали небольшими островками белоснежной ваты. Казалось, будто её нарочно разбросали то тут, то там по всему небу. А что если мне снова… ещё разочек… попробовать взлететь… в ту самую высь? Попытка – не пытка; ветер, вроде бы, успокоился, да и страх как-то сам по себе исчез куда-то. Усталость тоже как рукой сняло. А, была – не была! Я потихоньку встала и, готовясь к прыжку, вжалась в крышу всем телом. Со всей силы, словно пружина, оттолкнулась всеми лапами и устремилась вверх. Почувствовала, как потоки тёплого воздуха помогают мне в подъёме. Затаив дыхание и замерев на мгновение, взглянула вниз: высота была, пожалуй, та же, что и в прошлый раз, а, может, даже и больше. Прислушалась к себе – ничего, паники нет, только безграничное желание лететь. Как быстро высота в 50 метров перестала меня пугать! «Странно: совсем не боюсь, надо же! Ну, лететь, так лететь!» – и я рванула вперёд с такой скоростью, что мне показалось, будто смогла бы сейчас обогнать скоростной поезд. Не обращая внимания на пропасть под лапами, стремглав понеслась вдаль – туда, где солнце заканчивает свой дневной обход Земли. Казалось, я летела прямо на него: ярчайший солнечный свет лился на меня с такой силой, что мне поневоле пришлось свернуть в сторону, чтобы напрочь не ослепнуть. Я крутанулась в воздухе пару раз вокруг себя, пробуя, как у меня это получается, и как меня слушаются мои крылья (а ничего, голова, вроде не закружилась, тело не дрожало), и ринулась вниз, испытывая свои нервы на прочность. Сердце заходилось от дикого восторга. «ДААА!» – взревела я что есть силы, и тут же подавилась воздухом, который с силой ударил мне в глотку. Замедлив скорость и прокашлявшись, я решила на сегодня больше не лихачить, а то к хорошему быстро привыкаешь, а потом приходится отвыкать, а это неприятно – примерно так же, как отвыкать от шоколада, который ты любишь всю свою жизнь. Да уж, скорость затягивает. Хорошо, что ветра сейчас нет, а то в прошлый раз я прямо-таки чувствовала себя осиновым листочком, который ветер всё время треплет на ветке и старательно пытается оторвать и унести в неизвестном направлении. Взглянула вниз: подо мной лес и поля – минуточку, а где же город? И куда меня занесло? Надо вспомнить: сначала я полетела на запад, потом – на север, потом – левее, правее… Чую, я заблудилась. Одного не лучше другого: то боюсь, то потерялась вконец. Вот незадача! Я нахмурилась. «Так, запах: мой нос меня никогда не подводил», – я закрыла глаза и стала внюхиваться в воздух. Так-так-так… чую, чую… Да, я его нашла, этот ни с чем не сравнимый, милый сердцу аромат дома, родного дома. Поляна с клевером, раскалившийся к вечеру асфальт и… и… похоже… шашлычком потянуло? «Да, остатки прежней роскоши! Его лавка давно закрылась – поздно уже, – сердито подумала я. – Вот он, запах родного города. Интересно, а как далеко меня занесло? Точно, надо лететь на юго-восток, точно – туда! – Я метнулась в ту сторону, куда звал пойманный мной запах. – Ну, и напоследок надо погонять!». Воздух свистел у меня в ушах, подо мной стремительно проносились поля и посадки, какая-то крохотная речушка, лесок и заброшенные дачи с заросшими по самые крыши домиками. Снова поля. А вон вдали показался мой город: яркие пяти- и девятиэтажные дома, раскрашенные в бело-оранжевые цвета, казалось, приветливо встречали меня. Ну, вот я и дома! Это уже знакомая мне местность. Надо опуститься пониже. Снова крутанувшись в воздухе, я спикировала вниз, промчавшись над блестящими оцинкованными крышами коттеджей Берсеневки. Знакомый с детства запах села на секунду отвлёк моё внимание, и я пролетела немного дальше своей поляны. «Не отвлекаться на пустяки, пора домой!» – скомандовала сама себе, резко развернулась и начала спускаться. Я мастерски спикировала на душистую траву, словно всю свою жизнь умела летать, а ещё два часа назад готова была штопором ввинтиться в землю самой моськой. «Уф, вот это разминка, я понимаю!» – я захохотала в восторге от собственного успеха. Эх, сейчас бы… Хотя нельзя: напугаются! А, нет, меня же никто не видит. Тогда… «АААРРРГРХХ!» – во всю глотку зарычала я, испуская страшный громоподобный рёв: нечто напоминающее рык тигра, льва, рёв слона и бешеного быка вместе взятых. Ого, ничего себе, аж сама испугалась! Вот это голосище, вот это лужёная глотка! От моего рёва сработала сигнализация у стоявших вдоль дороги и в близлежащих дворах машинах. Они так противно орали, визжали, выли и скулили на все голоса, оповещая своих хозяев, что их всех сразу вдруг побеспокоили, что я тут же пожалела, что зарычала. Свой голос я слышала, а вот рык – нет. В конце концов, я же должна была себя послушать. «Ну, что ж, неплохо, скажу я вам, совсем неплохо», – подумала я и, довольная, отправилась домой. Ой, а, кстати, чего это все люди остановились и озираются по сторонам? Машины понемногу стали умолкать, владельцы торопились угомонить их. Я осторожненько, чуть не на цыпочках, с видом нашкодившего кота прокралась к своему дому. Подпрыгнув, аккуратно юркнула в балконное окно, сразу приняв человеческий облик. Стояла и наблюдала за происходящим на улице. Машины практически все замолчали. Из мерзкой какофонии звуков остался один, самый противный, визгляво-скуляще-икающий. Как выразился один киношный мудрец, «Что за райская птица так прекрасно поёт?». О, наконец-то и она умолкла. Люди потихоньку стали расходиться. Я стояла и напряжённо вслушивалась, о чём они говорят: – …Да? Наверное, это был гром. – Гром? А где же тучи? – А, может быть, самолёт? Или какая-то фура, или ещё какой-то неисправный двигатель? Ой, умора, не могу! Вы ещё скажите, что у пролетавшего мимо Боинга случились «газы». «Ха-ха-ха! Команда «Газы» дана для всех!» – расхохоталась я до слёз. – Это твоих рук дело? – услышала я вдруг за спиной сердитый мамин голос. Она вопросительно и сердито глядела не меня – Я вернулась! – Немного невпопад ответила я ей. – Нет, мам, не совсем рук, скорее – горла, – хихикнула я. – Ты поаккуратнее маленько! Смотри, чего натворила: весь люд перепугала! – А что такого? Ничего же не случилось, всё же в порядке. Это всего лишь у самолёта случились «газы», – еле сдерживая хохот, проговорила я. Мама не выдержала и тоже рассмеялась. Я обняла её и моментально проснулась. И проснулась с улыбкой. «Да уж, шутница я, однако. Чего-чего, а юмора у меня – хоть отбавляй», – подумала я, вставая с кровати. – Ты чего смеёшься? – спросила меня мама, – вот уже минут пятнадцать улыбалась во сне и что-то бормотала. Она сидела в кресле, тоже ещё сонная, с любопытством меня разглядывая. – Да что-то смешное приснилось. Кстати, а времени сколько? Ой, рановато, выходной же. Я, пожалуй, ещё посплю, – закатив глаза, я с наигранной ленью упала на свою кровать и накрылась одеялом с головой. – Что хотите, то со мной и делайте, а из-под тёплого одеяла я – ни-ни! Ммм, как тепло и уютно! – Тогда двигайся. Сейчас мы с Филей сюда придём. Филя, идём Катю будить! Пошли, пошли, – сказала мама, выманивая из-под кровати давно уже проснувшегося пса. Он лениво потянулся с видом деловой колбаски, запрыгнул на кровать и начал подлизываться и толкаться, двигая меня к стенке и отвоёвывая, как всегда, всю мою территорию. – Ну, Филя! – заворчала я, – такой, да? Ладно, я вам припомню! Всё, встаю. Встаю! Доволен? Да, он вполне был этим доволен. Умостившись на тёпленькое местечко и укутавшись с носом в одеяло, он выглядел совершенно счастливым псом. Я чмокнула его в лохматую голову, тут же увернувшись от его намерения мне ответить как всегда лизком. – Ха, я тебя сегодня обхитрила! Он смущённо завилял хвостом и зарылся в мою подушку. Мама смеялась, наблюдая, как мы возимся. – Пойдём завтрак готовить. Потом папу разбудишь. Кстати, заодно расскажи, над чем ты так во сне надрывалась. – Ладно уж. Расскажу. Сначала мне вовсе не хотелось ей ничего говорить о таком странном сне. А потом я подумала: «А хотя, что здесь такого? Ладно, без лишних деталей. Обыграю, пусть послушает», – и рассказала… Но, рассказывая свой сон, естественно, по понятным причинам я о МНОГОМ умолчала… Она слушала, чуть не раскрыв рот от удивления. – Вот такой вот сон… – И правда – смешно! Довольно необычно… – А я про что говорю! – И странно к тому же… – Не то слово. А теперь надо бы подкрепиться, а то после полётов я что-то проголодалась. Натурально: драконий аппетит разыгрался. Мы снова засмеялись. Мама, конечно, была немало удивлена таким моим сновидением и сразу начала пытаться найти ему объяснение. Она даже полезла в Интернет, чтобы посмотреть, что означает видеть во сне дракона, а я скромно промолчала, что давно уже прочитала все статьи на эту тему. Проштудировав всё в Сети, что можно, она вынесла единственно верные, на её взгляд, толкования этого сна: – Кать, ну, это точно к богатству. Или к удачному замужеству. – К какому ещё замужеству? Я разве собираюсь замуж? – Ну, сегодня не собираешься, вроде, а завтра – как Бог приведёт. – Мам, отстань, пожалуйста. Я – птица гордая и вольная. Пока пинка не дашь – замуж не пойду. И вообще – вот когда встречу достойного кандидата – того-самого, – тогда и будем на эту тему разговаривать. И я ещё сначала на него посмотрю критически со всех сторон. Хочу любить и быть любимой, а без любви замуж не пойду, пусть он будет даже персидский шах! А сейчас отстань от меня с этим вопросом. Я ещё и не нагулялась как следует! - А если без любви мужчина тебе предложит руку и сердце? - спросила она. - А я подожду, когда мне предложат ногу и печень. Всё, отстань! - уже раздражённо ответила я. – Ладно, ладно, не сердись! – миролюбиво сказала мама, и мы пошли на кухню. После завтрака каждый из нас занялся своими делами. Я же постоянно думала о своём сне. Что бы всё это могло значить? Слова шмеля, не переставая, звучали в моей голове. Странно всё это, очень странно… Как у меня получилось оживить шмеля? Может, он просто был без сознания, когда ударился об меня? И поэтому ему показалось, что он умер? А как я смогла восстановить клевер?.. Да чего тут странного: всего лишь сон – не более. Мало ли что приснится. Хотя, обычные сны не снятся, закончившись вчера и продолжаясь завтра с того же момента, когда вчера проснулся. И всё такое реальное, живое и яркое… …И как это понять, что во сне я не сплю? В каком это смысле? День ото дня не легче. И что ещё за сила земли? Чёрт возьми, я путаюсь каждый день всё больше и больше! «Так, надо подумать над этим как следует», – и я начала сопоставлять кое-какие факты из своей жизни… …Сколько себя помню, я всегда старалась, гуляя с мамой, упросить её пойти в лес и погулять там. Я не любила играть вместе со всеми детьми и бегать по асфальту, гоняя мяч или прыгая в классики, а старалась побыть одна и любила ходить босиком по свежей траве. Никогда не ломала веток с цветущих кустов или деревьев. Правда, любила собирать цветы. Но если сравнивать, какими охапками приносили их другие дети из леса… …Деревья под нашими окнами сажали мы с мамой. Я была совсем крохой, лет пяти-шести. Мы пошли в лес, и я стала выдёргивать какие-то молоденькие тоненькие деревца. Потом мама мне объяснила, что лучше их выкапывать, а не выдёргивать, так как можно оборвать корни, и они погибнут. Но, тем не менее, ни у одного деревца корни я не оборвала: они были целёхонькие. Помню, как мы принесли их домой. Маме стало жаль их выбрасывать: всё-таки дочка ТАК надрывалась, вытаскивая деревца из земли, хотя я вовсе и не надрывалась. Мы решили их посадить напротив нашего дома. Взяли лопатку, большое ведро с водой, маленькое ведёрко для полива, те самые маленькие деревца и пошли их сажать. С тех пор прошло уже 15 лет, и сейчас пышные клёны и рябины радуют нас своими великолепными кронами, спасая летом гуляющих от полуденного зноя. Ах, да, забыла упомянуть: сколько маме пришлось потратить сил и нервов, чтобы отгонять чуть ли не каждый божий день от посадок детвору, которая норовила поломать тонюсенькие деревца на прутики. Потом эти самые прутики чуток подросли, и их стали ломать на палки-мечи, или просто так, только ради того, чтобы что-то сломать. Потом, когда я подросла, стала следить за деревьями сама. А теперь ужи никто не дотянется даже до нижних веток и не причинит практически никакого вреда этим великанам. Теперь летом под их кронами любят гулять мамы с маленькими детьми. Осенью клёны стоят, покрытые листвой золотого цвета с проблесками бордового, а дымчато-зелёные листья рябин приобретают тёмно-вишнёвый цвет. Крупные гроздья их ягод радуют глаза. Зимой на эти ягоды слетаются большие стаи свиристелей и дроздов. Изредка наведываются и снегири, и на целую неделю наступает настоящий птичий базар. А весной зацветает черёмуха, источая на всю округу чудесный, тонкий аромат – тот самый аромат, без которого весна постыдилась бы придти на Землю… …Когда я закончила первый класс, учительница на лето раздала нам школьные цветы, чтобы дети за ними ухаживали на каникулах, пока в школе никого нет. Помню, как мне достался громадных размеров хлорофитум, или, как его просто и ласково называют в народе, «паучок». Он рос в литровом горшке и был до того пушистым, что когда я его, бедная и несчастная, пёрла от школы до дома, то совершенно не видела дороги перед собой, ориентируясь только по верхним этажам домов и верхушкам деревьев, которые еле-еле были видны из-за растопорщившихся во все стороны листьев цветка. Мне тогда показалось, что их длина доходила мне до щиколоток. Притащив этого гиганта домой, я поставила его в комнате на подоконник, и он занял чуть ли не всю его поверхность, закрыв своими листьями почти половину окна. Он мне тогда жутко не понравился. Наверное, потому, что, когда я его несла, я раза четыре чуть не навернулась, запнувшись за что-то. Позже мы его аккуратно пересадили в новый горшок со свежей землёй. В благодарность за это он у нас вскоре зацвёл, выпустив три длиннющих стрелки, покрытые небольшими беленькими цветочками. Потом вместо цветов появились новые детки-розеточки, которые свисали с концов длинных цветоносов. За это он мне позднее и понравился. И когда пришла пора нести его обратно, я не удержалась и срезала все детки, оставив их себе. Вот, можно сказать, с тех пор и занимаюсь я цветами. В школе потихоньку тырила с разных растений крохотные отростки, которые, как ни странно, все принимались, росли и цвели. Мама мне ещё тогда как-то сказала: «Рука у тебя лёгкая, вот и растёт всё бурно»… …Как-то в деревне пошли мы в лес за грибами. А я, как всегда не удержалась и выдернула из тяжёлой глинистой земли молодую берёзку ростом в 50 сантиметров. Мне, конечно, не повезло: я оборвала центральный толстый корень. У неё осталось два крохотных боковых хиленьких корешка. Вернувшись домой и, несмотря на все протесты бабушки и дедушки, типа «она не пойдёт!», «погибнет!», «зачем?», «будешь только расстраиваться, глядя, как она погибает» и так далее, и тому подобное, посадила её в палисаднике у нашего домика. Мама с папой, кстати, ничего не стали возражать. То ли думали, что у меня всё равно ничего не получится, то ли просто решили мне не мешать издеваться над несчастной берёзкой. Так вот, этот «прутик» после посадки не только не завял, а совсем наоборот: подтянулся за лето сантиметров на сорок. О, поверьте, я тогда ходила гордая собственным успехом! До сих пор не знаю, как ей удалось оправиться от этого потрясения – выдрали, корни оторвали, несли по жаре, воткнули в другую землю, залили, да ещё и притоптали почву, а под конец пригрозили, что если не примется – оборвут все листики и скормят козам. После таких слов она, похоже, решила не рисковать, а пойти в рост. Сейчас наша любимая берёза достигла восьмиметровой высоты. Она стала поистине великолепной! Закрывает своей шикарной кроной весь двор, затеняя его от полуденного жара. Во дворе стало просто чудесно. Кстати, таким же макаром позднее я воткнула ещё пару рябин и сирень. Поверьте, всё растёт и цветёт (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! – сорри, если на Вас попало!)… …А с сиренью вообще интересно вышло: как-то гуляли мы с девчонками в деревне. Вижу, сосед через несколько домов от нас выкорчёвывает огромную погибшую сирень. Вернее, её корни с многочисленными стеблевыми отростками, а рядом валяется десятка три веток – поросли, которую он срезал вдоль забора. Я не выдержала и подошла: – Дядь Саш, а Вы чего это всё убираете? – Да вот, дочка, вымерзла сирень-то наша, засохла, а пеньки-то торчат – некрасиво, вот и убираю. – А зачем молодь всю тогда срезали? Оставили бы сильные, хорошие побеги – вот Вам и новая сирень. Через пару лет зацвела бы. – Да ну её, надоело десять раз за лето эту дрянь вырезать! Лезет везде, уже в огород пробралась, – он сердито пнул валявшиеся рядом хлысты-побеги. – Ага, ясно. А можно веточек козам взять? – Да бери, жалко, что ль? Вон сколько этого добра. Я схватила охапку гибких прутьев, бросила девчонок, только они меня и видели, и – бегом домой (естественно, сажать срезанные, без корней прутки). Бросила прутья перед домом и слала их разглядывать: «Нет. Нет. Снова нет. Не годится. Не пойдёт. Этот – тоже. И этот. И эта ветка сразу погибнет». Ещё десяток были отложены в козью пользу. «О, вот она! Эта точно примется!» – выбрала я из кучки такой же длинный побег, как все, ничем не отличавшийся от других. Тут вышли ко мне мама с бабушкой. – Чем это ты тут занимаешься? Я им рассказала о своей затее и показала ту ветку, что я выбрала для посадки: – Вот эта! Она пойдёт в рост, я знаю! Бабушка с мамой стали активно возражать: – Да ты что, это же всё бесполезно! Только время потеряешь и силы. Они же срезанные, без корней, полдня лежали на солнце, – и прочее, и прочее… Я, молча, сложила другие ветки козам в кормушку, обрадовав их таким деликатесом, а ту, единственную хиленькую палочку всё-таки воткнула. Ходила и каждый день смотрела на неё. И что бы вы думали? Она принялась. Откуда я знала, что она принялась? Я её раз десять вытаскивала из земли и глядела на срез – не появились ли корни. Короче: видать, крепко я её достала, и она решила, что не расти – себе дороже. Из своей сирени я сформировала дерево, обрезав у неё все нижние ветки. Сейчас она выше меня уже раза в два, и каждый год цветёт всё пышнее и пышнее. А насчёт поросли дядя Саша был прав: приходится вырезать её раз по десять за сезон. Но это для меня не трудно. Да, представьте себе, каково было удивление всех моих родных, когда они увидели, что моя подопытная пошла в рост. Единственное, что они мне тогда сказали: – Ну, ты, блин, ботаник-агроном. У тебя прямо золотые руки! – Ой, да бросьте вы, это же так просто! Я же ничего особенного не делала для этого, оно само всё растёт. … Или делала, сама того не подозревая… Так вот с первого класса и пошло, и поехало. Меня хлебом не корми – дай в земле поковыряться, с сорнячками там всякими да цветочками поэкспериментировать. Не получилось пошвыряться в земле – всё, день зря прошёл! Зато теперь у нас дома – райские кущи. Чего тут только нет! Кстати, мы очень-очень редко покупали цветы в магазине, а обычно, брали отростки у знакомых, или я выхаживала совсем погибающие экземпляры, которые были, казалось, обречены. После того, как я их приносила домой, они как-то в течение примерно месяца поправлялись и в дальнейшем прекрасно себя чувствовали. Не знаю, как это у меня выходит, но я как-то интуитивно, что ли, ощущаю, что нужно тому или иному растению. Неужели и вправду это… Да нет, бред! … Я всегда тащила домой всякое зверьё – кошек, собак, а в деревне – ящериц, ежей и птиц. Естественно, родители были от этого не в восторге. Ящериц, ежей и птиц я отбирала у мальчишек. Они первым отрывали хвосты, вторыми играли в футбол, третьим ломали крылья и травили на них собак. Весело, правда? Так вот, ящерок я относила обратно – на гору, откуда мальчишки их приносили, ежей выхаживала. А один даже жил у нас дома целое лето: пил молоко из блюдца, чвакал, как кошка, пуская пузыри, трясясь и захлёбываясь от жадности, поставив передние лапки в молоко. Аппетитно хрустел сочными, жирными чёрными жужелицами, которых я вылавливала из-под деревянного настила во дворе, приподнимая доски (за что дедушка на меня регулярно ругался). По ночам ёж топал, а если его брали на руки, ворчал на всех, кроме меня, и только мне позволял себя гладить, прижимая колючки плотно к спинке и «тутукая» носом. А потом, когда он подрос, я его выпустила на нашем участке и ещё пару лет частенько видела у себя в огороде и возле дома. С птицами, естественно, дело обстояло сложнее, выходить удавалось, к сожалению, далеко не всех. Вот такая у меня была весёлая жизнь. За это меня деревенская ребятня не любила – я ведь отбирала у них их любимые игрушки… Вспомнив эти моменты из моего детства и передумав обо всём этом довольно подробно, я так и не пришла ни к какому конкретному умозаключению. Добилась только одного: голова моя начала гудеть так, словно в ней поселился большой шмелиный рой. «Нет, хватит думать. А то так и свихнуться недолго!» – приказала я сама себе и принялась за обычные повседневные дела. Вечером я поливала свои растения и любовалась на очередной зацветающий, а совсем ещё недавно околевавший, цветок. Поливала и разговаривала с ними: – Ну, мои дорогие, кто хочет пить? Сегодня у нас вкусняшка – лёгкое удобрение. Кому первому? Ах, ты мой красавчик ароматный! – и всё в таком духе. Я не знаю, со стороны, наверное, это кажется смешным: стоит девушка с леечкой среди всякой зелени, трогает её за листья и ласково разговаривает с этой травой. И как-то сам собой напрашивается к этой девушке вопрос: – О, Вы разговариваете с травой? А какую траву Вы сегодня курили? Диковато, может, как-то, но я всегда так делаю. Они ведь всё чувствуют: и с каким ты настроением к ним идёшь, и с какими намерениями. Поливая очередной фикус, я всё продолжала размышлять: «Сила земли, значит? Неужели, что-то и впрямь существует? Может, я на самом деде обладаю каким-то даром? Ведь не зря у меня всё принимается и растёт. Да нет, чистой воды совпадение! Я просто перелопатила горы всякой литературы по цветоводству: энциклопедии там всякие и руководства, практического опыта поднабралась – вот и всё, что может быть проще?». И всё же меня многое смущало. Что-то здесь не так, я чую… Странное какое-то ощущение… А что если?.. Я поставила лейку на пол, оглянулась, нет ли мамы в комнате, и повернулась к цветам, обводя их взглядом. Погладила легонько каждый цветок по листочкам и остановилась на рослом деревце фикуса. Ну-ка… Закрыла глаза и поднесла руку к фикусу, не касаясь ладонью его листвы – ничего не чувствую… Ничего… Абсолютно… «Ой! Что это? Ничего себе!» – я внезапно ощутила, как мою руку окутало что-то мягкое, тёплое и воздушно-пушистое, но, в то же время, почти не ощутимое. Что это? Я опять чуть повела рукой. Чувствую, я это чувствую! Мягкое и волнообразное «нечто» как бы окутывало растение и обволакивало мою руку, создавая ощущение чего-то живого и пушистого. И это «что-то» очень меня любило! Я отдёрнула руку и открыла глаза – фикус стоял, как ни в чём ни бывало, всё так же раскинув пушистые ветви. И что это такое? Я потёрла руку – казалось, что она всё ещё находилась во власти цветка. Неужели это аура растения? И неужто я ощутила его энергетику? Но как? Возможно ли? У меня по коже прошлась волна холодка и мелкими мурашками. Может, просто показалось? Ну-ка… А если… Я поднесла руку к рослой шеффлере. Не закрывая глаз, стала тихонько водить рукой над её пышной листвой, и тут же почувствовала тот же эффект. Хотя – нет: более ммм… как бы это объяснить… это было что-то более упрямое и вязкое, но светлое и бодрое. Вот, пожалуй, так правильнее сказать. Я занесла руку над недавно принесённой из лицея лилией, которая там росла – вернее, еле-еле влачила жалкое существование, – в громадном горшке, в котором земля с добавлением песка и пенопласта давно превратилась в камень. Я выпросила лилию у своей преподавательницы, сославшись на то, что давно уже мечтаю о таком экземпляре. Та, конечно, удивилась, как я могла позариться на это несчастное существо с полутора листочками, да и те были на грани… Но всё же отдала, сказав вслед, что это всё напрасно: она погибает. Ох, сколько раз я уже такое слышала! Так вот, я её принесла домой, тут же пересадила, еле-еле раскрошив окаменевшую землю и кое-как освободив её корни из этого плена, посадила в свежий мягкий грунт и поставила на подоконник. Поднеся к ней руку, я ощутила, как от её луковицы идёт холод. Её как будто окутывал ледяной клубок или какой-то купол – такой неприятный, что мне начало колоть пальцы, и тут же я поняла, что она действительно погибает! Это было ощущение безысходности, смерти, как будто от неё ушло всё жизненное тепло, вся энергия. Лилия как будто сдалась, я ощутила это всем своим существом, и от этого мне стало не по себе. Я опустила ладони, раскрыв их над луковицей, как будто защищала её от внешнего мира. – Эй, ты что это, милая? Ты чего это? Неужели вот так вот сдашься? Посмотри, я ведь тебя оттуда унесла, пересадила с новую мягкую землю, поставила на свет, ну, а ты? Девочка, ну же, милая, постарайся! Тебе же здесь будет хорошо, я обещаю! Я о тебе позабочусь и никому не отдам! И ты у меня будешь самая красивая! Я убрала руки от цветка, а спусти мгновение попробовала ещё раз ощутить её энергию. Рука снова наткнулась на ледяного «ёжика». Хотя… Хотя, что это? Нет, это уже не «ёжик». Вот это да! Тоненькая струйка тепла вдруг слегка коснулась моего мизинца! Практически неощутимая, но она была! Я её явно почувствовала. Она как будто робко пробивалась сквозь ледяную шапку. – Ну-ну, милая, давай, ты должна жить! Я ведь хочу увидеть твои прекрасные цветы! – уговаривала я её, но отводя от неё руку. Под ладонью я ощутила слабое, робкое тепло – такое несмелое, что я каким-то чудом поняла: она боится… боится, что с ней опять вот так поступят. – Ты моя красавица! Я знаю: все соседи будут завидовать нам, видя, как ты прекрасно цветёшь, – снова подбодрила я растение. – Я в тебя верю, ты сможешь, я точно знаю! На секунду мне показалось, что я почувствовала чуть более мягкое и не такое холодное облако над ней и отвела руку. «С ума сойти можно – я чувствую свои цветы! Мало того – ещё уговариваю не кончать жизнь самоубийством. Вот я докатилась! – ошалело думала я, убирая из-под ног лейку и ведро. – А может, и мама то же самое чувствует? Она ведь не пробовала». – Мам, можешь подойти? – крикнула я ей. – Я тебе кое-что покажу. – Чего, Кать? – Пойдём, пойдём, – интригующе произнесла я. Она вошла в комнату, вытирая руки о фартук. – Представляешь, я почувствовала биополе растений, их энергию. – Уйди, не болтай! – Я правду говорю! Вот фикус излучает такое мягкое тепло. Иди сюда и попробуй сама. Вот, руку давай сюда, – сказала я ей, занося её руку над цветком. – Чувствуешь? – Нет, ничего вообще. А что должно быть-то? – Ну, я не знаю, как мягкий клубок под ладонью – наподобие этого. – Нет, Кать, не чувствую ничего. – Ну, тогда вот у шеффлеры: у неё энергия сильнее, плотнее и упруже, – мама перевела руку с фикуса на шеффлеру. – Нет, ничего я не чувствую, тебе просто показалось. – Не-а, мам, нисколечко! – Да, кстати, на кухне не забудь полить – там наверху кое-что уже подсохло. – Ладно, – буркнула я разочарованно. Мама ушла на кухню, а я осталась растерянно стоять у цветов. Значит, мама не ощущает этого. Странно, а почему? Что это за способность у меня такая? Я словно чувствовала душу растения. «Это что, магия, что ли? – с усмешкой подумала я. – Нет, магии не существует, это просто сказки. Её и быть-то не может. Ну, это… это… просто… ну… эээ… я не знаю, как это объяснить… А, ладно, дел ещё по горло, чего я тут стою, рассуждаю?» – оборвала я поток своих рассуждений и принялась за дела. В общем, день прошёл нормально, без всяких странностей, кроме этой. А так в целом – ничего, обычный день. Ложась этим вечером спать, я подумала, что, пожалуй, пока не буду заглядывать в свой сон. Мне пока что хватит потрясений за сегодняшний день и ночь тоже. Я быстро уснула. И, правда, снилось что-то такое отвлечённое и приятное. В общем, когда я проснулась утром, была свеженькая, как огурчик – выспавшаяся и отдохнувшая. Голова была ясная, без всяких странных размышлений. Я потянулась и подошла к окну, чтобы включить для цветов подсветку и минутку полюбоваться на них. Оглядывая свою зелень, я оторопела: что бы вы думали, я увидела среди своих цветов? Лилия – вот это да! Посреди двух вялых, старых, еле живых листьев торчал крохотный – в полтора сантиметра высотой – новенький листочек! Я от удивления открыла рот – Ах, ты, моя умничка, – похвалила я её. – Вот молодец! А ещё кто-то вчера притворялся умирающим лебедем! Так держать! Я поднесла к ней руку и попробовала что-нибудь ощутить. Представьте себе моё удивление, когда о ладонь ударился плотный, живой, тёплый и приятный комок энергии, идущей от самого центра луковицы – оттуда, откуда рос крошечный листик! От того могильного холода не осталось и следа. – Молодчина, умничка, расти на здоровье! – ещё раз похвалила я её. Тут же снова вспомнились вчерашние размышления. Неужели это и вправду Магия Земли? Неужели это бывает? В наше-то время? В век высоких технологий? Я была в шоке. Ладно, не буду пока торопиться с выводами. Спишу пока что это на «так иногда бывает». Дааа… Я решила не заострять пока на этом внимание и не думать об этом, пусть все будет, как будет. Мне надо привыкать к этому постепенно… Короткие декабрьские дни быстро проходили, сменяясь длинными ночами. Я жила обычной своей жизнью, стараясь не думать о моём сне. Но спустя полторы недели я ощутила... Да, я истосковалась по… Вы догадались, конечно, же – по полётам и высоте, по своей необычной внешности, которую могу принимать только там, во сне, и по всем тем странным вещам. «Что ж, настало время туда наведаться и узнать ещё что-нибудь новенькое, – подумала я, ложась спать. – Боже, что ждёт меня там сегодня? Какие ещё мне предстоит узнать особенности и способности? Может, я всё же найду ответы на свои вопросы? Интересно, смогу я сегодня попасть в свой сон-реальность? Или это вовсе не сон, как сказал тот шмель? Тогда что же это такое?». За своими размышлениями я и не заметила, как закрыла глаза и, продолжая рассуждать, начала потихоньку погружаться в приятный сонный туман, который окутал меня серо-голубой дымкой и, к моему удивлению, плавно перетёк в тот самый сон номер восемь…