Илия Ильин ...но жена, прельстившись, впала в преступление; впрочем, спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием (1Тим, 2:14) Теплым сентябрьским днем 1792 года по тихой парижской улице, шла невысокая молодая женщина. Улица, несмотря на далеко не ранний час, была пустынна, спокойное сентябрьское солнце не обжигало огромный город, а ласково обволакивало его своим сухим звонким теплом, позволяя парижанам, и особенно парижанкам показать всю прелесть полулетнего - полуосеннего платья, и даже обнажить, конечно, в разумных пределах, плечи, руки, и даже ножки. Только взглянув на молодую женщину, можно было безошибочно определить, что в ней течет аристократическая кровь, о чем свидетельствовали тонкая, белая мраморная кожа, легкая изящная походка, и подобранный с изысканным вкусом наряд. В то же время ее руки, своим даже легким загаром резко контрастирующие с кожей лица говорили о том, что молодая женщина не чурается домашней работы. Одета женщина была в платье для прогулок, типа туники, бледно-зеленого цвета, подпоясанное под грудью, вырез платья был прикрыт кружевной косынкой. Широкая зеленая повязка, завязанная с правой стороны кокетливым бантом, опоясывала ее шею. Рукава платья были короткими, в виде небольшого буфа. Этот легкий наряд дополняли чулки телесного цвета и туфли без каблуков. Благодаря мягким туфлям походка женщины была очень легкой, что считалось необходимым признаком хорошего тона. Голова женщины была не покрыта, и каждый проходящий мог полюбоваться чуть волнистыми роскошными волосами, уложенными в красивую прическу. Женщина шла задумавшись, похоже, ее мало волновали окружающие виды, взор ее был потуплен, и в этом взоре билась какая- то напряженная, одной только ей ведомая мысль. Женщину звали Гелла де Сомбрейя, она была молода, ей было двадцать восемь лет, и она была замужем за солидным, серьезным мужчиной, на протяжении уже не одного года занимающимся снабжением армии провиантом и одеждой, короче говоря, он был интендант. Бурные события последнего времени не только не оказали влияния на жизненное устройство этой бездетной семьи, но еще более упрочили их положение, в том числе материальное. В условиях разрухи и полного распада всех государственных структур, необходимо было содержать армию, и здесь как никогда пригодились знания, опыт и добросовестное отношение к своему делу графа де Козотта, мужа Геллы. Отец Геллы, отставной лейтенант флота его величества вернулся домой через почти тридцать лет после того, как восемнадцатилетним юношей он уехал служить на флот, о котором мечтал с детства. В свое селение отставной лейтенант привез крохотное создание — двухлетнюю Элен, или Геллу, как сразу стали называть маленькую смышленую девочку прислуга в доме, а потом и отец, и имя это сразу стало основным для девочки, причем удивительным образом проникло и во все документы, которые сопровождали ее жизнь. О матери девочки ничего не было известно, женская часть прислуги пыталась тонкими намеками выведать у отца Геллы о ее матери, но Шарль де Сомбрейя о матери Геллы не проронил ни слова, заставив прислугу самой додумывать детали романа, результатом которого стало появление на свет прелестной девочки. Так до шестнадцати лет протекала в далеком селении жизнь Геллы, небольшими пятнами в которой были воскресная месса, да незначительные происшествия в небольшом селении. Отец Геллы был человек расторопный, бездельничать не любил, и никому из подчиненных ему людей не давал лодырничать, сам умел справить любую мужскую работу. Да что там мужскую — долгая морская служба, привычка к самообслуживанию приучила его не чураться никакой работы, - ни женской, ни той работы, которую люди света называют «низкой». Небольшая пенсия Шарля де Сомбрейя служила не источником существования малочисленной семьи, а подспорьем, основной доход граф получал от сдачи в аренду местным жителям принадлежащих ему земель. Семья графа не бедствовала, но и к богатству граф не стремился, будучи человеком набожным, философски полагал, что «Бог дал, Бог взял». Такое же отношение к благам мира внушал граф и своей прелестной дочери, но в то же время балуя ее разными нарядами, и прилагая усилия к следованию парижской моде, разумеется, в пределах семейного бюджета. Летом 1780 года в селении, принадлежащем Шарлю де Сомбрейя расположился штаб полка, который прибыл на летние маневры. Жизнь в селении стала шумной, в доме графа поселились командир полка и его адъютант. Вечерами к командиру с докладами о делах прибывали самые разные офицеры, среди которых Гелла сразу отличила высокого и плечистого русого красавца графа де Козотта, который отвечал в полку за расквартирование полка, снабжение солдат и офицеров провиантом и обмундированием. Де Козотт бывал у командира полка чаще других офицеров, и Гелла затаившись невдалеке от покоев командира полка с замиранием сердца слушала размеренные шаги графа, сразу узнав эти шаги, как только граф входил в дом. Несмотря на все ее усилия, слов, которые произносил граф - интендант, Гелла не слышала, только невнятный слитый воедино гул голосов. В один из дней граф де Козотт прибыл к вечернему докладу к командиру полка, но командира не было, он задерживался. В коридоре, прямо лицом к лицу граф столкнулся с выскочившей из бокового коридора Геллой. Увидев офицера девушка смутилась, но галантный интендант поклонился девушке, покорив этим изящным поклоном Геллу. Граф непринужденно завел беседу, поинтересовавшись, не она ли и есть Гелла, о которой с таким восторгом не раз говорил ее отец, и что действительно, в оценке красоты и прелести Геллы, продолжал граф, отец не преувеличивал, а скорее преуменьшал. Эти слова покорили Геллу, она смутилась, но ничего не успела ответить - приехал командир полка. После этого случая Гелла старалась специально попасть на глаза интенданту, чтобы завести с ним разговор, но такой случай больше не представился, а навязываться самой Гелла считала верхом неприличия. Однажды вечером, уже после ужина, когда девушка готовилась ко сну, служанка сказала, чтобы Гелла шла к отцу. Удивленная и встревоженная дочь зашла в кабинет отставного лейтенанта, который в задумчивости мерил шагами свой небольшой кабинет. Встревоженная Гелла присела на краешек кресла, отец в задумчивости остановился около стола и пристально посмотрел на девушку. Дочь смутилась и опустила глаза, отец вздохнул и начал разговор. Он начал с того, что Гелла уже взрослая девушка, а каждая девушка должна выйти замуж, это закон жизни, и этого закона мало кому удастся избежать. Гелла с удивлением смотрела на отца — никогда еще он не произносил таких длинных речей. Итак, продолжал отец, один хороший человек очень неравнодушен к Гелле и хотел бы, чтобы девушка, если она конечно согласна, составила счастье этому человеку. Гелле этот человек известен, он не юн, но и не стар, в самом расцвете сил - «возраст Христа», почему-то подчеркнул отец. Итак, граф де Козотт, интендант полка его величества, смиренно просит у отца Геллы руки его дочери, и если графиня согласна, граф почтет за честь породниться с семьей де Сомбрейя. «Девочка, - продолжал отец, - я не хочу идти против твоей воли, и если ты скажешь «нет», я без колебаний передам ему твой ответ, но подумай я далеко не молод, одолевают хвори, и мне хотелось бы, чтобы ты была устроена в этой жизни, а граф де Козотт очень серьезный и надежный человек». Немного помолчав, отец продолжал: «Я не тороплю тебя, понимаю как неожиданно это предложение, да и графа ты практически не знаешь, но то, что человек он честный и порядочный я уверен не только исходя из опыта общения с ним, но кроме того, я навел о нем справки, и все, кто знает его, единодушны - это очень порядочный человек. Может быть, он не богат, это так, но вам останется после меня земли, которыми я владею, это неплохой и постоянный доход. Я думаю о тебе, и твоем будущем, моя девочка» - закончил отец. В душе растерянной Геллы было смятение - с одной стороны, ликование, человек, о котором она так мечтала сам предлагает выйти за него замуж, а с другой стороны у воспитанной в деревенской практичности девушки сразу возникло опасение, ведь графа де Козотта она совсем не знает. Но чувство ликования, что она станет женой человека, которого, как считала она, любит, заполнило ее. «Батюшка, - встав перед отцом сказала Гелла, - позвольте мне дать ответ на ваши слова завтра утром?». Отец облегченно вздохнул, и не скрывая удовлетворения, ответил: «Конечно, ведь я тебя не тороплю». Так Гелла де Сомбрейя стала женой графа де Козотта. Молодые зажили спокойной семейной жизнью, граф имел небольшой особняк недалеко от Сены, и Гелла в частые часы одиночества любила гулять по берегам этой спокойной, плавно несущей свои воды, реки. Так прожили они девять лет, и ничего, казалось им, не предвещало событий, которые коренным образом изменили всю жизнь этой семейной пары, и особенно Геллы. Бурные события, начавшиеся в июле 1789 года не оказали серьезного влияния на повседневную жизнь Геллы, не считая двух месяцев зимы 1790 года, когда граф неожиданно пропал. Несмотря на отчаянные попытки, Гелле не удалось отыскать следы графа, причем в поисках графа Гелле пришлось пройти множество кабинетов, побывать даже в тюрьмах Парижа. Здесь впервые она увидела огромное количество трупов, среди которых она пыталась безуспешно найти своего мужа. На воспитанную в деревенской глуши Геллу, прекрасно понимающую всю физиологию устройства жизни, ужас, который вызывает зрелище убитых и даже растерзанных тел, не оказал какого-то разрушающего воздействия на психику. Она напряженно вглядывалась в искалеченные тела убитых людей, вина которых была, зачастую, только в том, что они принадлежали не к той категории людей, к которой относили себя победители, пытаясь отыскать среди этих трупов графа. Но все закончилось однажды утром, когда дремлющая Гелла сквозь сон услышала такой знакомый голос своего мужа. Радость Геллы была огромной, к ней вернулся не только муж, но вернулась уверенность в нормальном устройстве жизни, уверенность в завтрашнем дне. Граф был немногословен, он рассказал, что его арестовали, как аристократа, долго продержали в тюрьме, потом неожиданно освободили и направили в действующую армию, где он также занимался своим делом - организацией снабжения войск. Итак, закончил граф, все закончилось хорошо, он занимается тем же делом, что и ранее, никаких претензий у новой власти к нему нет, более того, его ценят как опытного специалиста и хорошего организатора, поэтому он продолжает службу. Единственно, продолжал граф, бывать в Париже ему придется очень редко, идет война, и он будет там, где более необходим сейчас. В жизни Геллы наступили дни ожидания — граф появлялся домой редко, и почти все время она проводила, прогуливаясь по берегам Сены. Это произошло в теплый летний день 1791 года, - прогуливаясь, как обычно, по берегу реки, Гелла неожиданно почувствовала чей-то взгляд и насторожилась. Оглянувшись, она увидела молодого человека, следующего за ней. Гелла вспомнила, что видела этого человека и раньше, причем он также следовал за ней, как бы сопровождая ее в прогулках. Женщина нахмурилась, в ее планы не входило чье - либо назойливое ухаживание, по натуре любящей одиночество, ей не хотелось это одиночество разрушать. Молодой человек, увидев реакцию Геллы на свое присутствие, поспешно перешел на другую сторону улицы, и, немного выждав, как бы надеясь на то, что молодая женщина сменит гнев на милость, виновато поклонившись, развернулся и пошел обратно. Геллу обрадовало поведение молодого человека, более того, неожиданно она даже пожалела, что таким образом фактически прогнала его прочь. Всю оставшуюся часть дня молодой человек с берега Сены не выходил у Геллы из головы, и ночью даже приснился, ей снилось, что она стоит на высоком помосте, а перед ней толпа людей, среди которых и тот молодой человек, причем в отличие от толпы, молодой человек не рукоплещет Гелле, а стоит наклонив голову, как бы о чем - то задумавшись. На следующий день Гелла опять пошла на берег Сены, причем, и в этом она себе призналась, ей вдруг захотелось, чтобы тот молодой человек опять, как и вчера шел за ней, поэтому следуя по набережной, она часто оглядывалась, надеясь вновь его увидеть. Оглянувшись очередной раз, она с радостью увидела его недалеко позади себя, скорее всего он ждал Геллу в переулке, и как только она пересекла этот переулок, молодой человек пошел за ней следом. Странно, но никакого страха Гелла не испытывала. Внезапно женщина остановилась, и резко повернувшись, пошла навстречу молодому человеку. От растерянности тот остановился, и виновато наклонил голову. Поравнявшись с ним, Гелла своим цепким взглядом быстро оглядела его. Молодому человеку было лет двадцать восемь, он был высок ростом, сухощав, большие карие глаза контрастировали с русой головой, плотно сжатые губы выдавали упрямый характер. «Итак, - произнесла Гелла, - что это все значит? Вы что, преследуете меня, и если это так, то зачем и почему?». «О, нет, - произнес молодой человек, - у меня и мысли нет о том чтобы преследовать вас, просто я любуюсь вами, я художник, вы восхитительны, и я хотел бы написать ваш портрет». Женщина была разочарована, все оказалось более прозаически - неуклюжая попытка молодого человека скрыть свои истинные намерения стала понятна Гелле. Но молодой человек, как бы догадавшись о мыслях молодой женщины, с жаром заговорил: «Нет, нет , картина это просто повод и причина познакомиться с вами, я давно наблюдаю за вами, - здесь художник замялся, и вдруг произнес, - вы та женщина, которая и может составить мое счастье, я полюбил вас, как только впервые увидел». Так они стали любовниками. Часто Гелла говорила служанкам, что идет гулять, а сама направлялась в небольшую каморку художника, расположенную под самой крышей дома. Им было хорошо - первым делом, она наводила порядок в небольшой каморке, посреди которой стоял мольберт, закрытый полотном, на холсте была отчетливо прорисована головка Геллы. Они пили терпкое красное вино, а обед их составлял ломоть хлеба, фрукты, изредка, когда художнику удавалось получить хороший заказ, мясо. На жизнь художник зарабатывал росписью витрин магазинов и вывесок, иногда удавалось получить заказ и посерьезнее, например, семейный портрет знатного или богатого горожанина, за который неплохо могли заплатить. В свои картины художник вкладывал всю душу — это чувствовалось не только по той бережной тщательности, с какой были выписаны все детали портрета или росписи, но и чему-то неуловимому, что позволяло долго смотреть на картины художника, понимая, что в картине сокрыто и нечто иное, что будет понято не сейчас, а только спустя многие годы. Их встречи прекращались на время кратковременных приездов домой мужа Геллы, графа де Козотта. В эти дни Геллу мучило раскаяние, были моменты, когда она порывалась рассказать мужу о своем романе, но ее страшила та неопределенность, которая наступила бы после развода, а в том, что граф немедленно потребует развода, Гелла не сомневалась, - и Гелла откладывала разговор, убеждая себя, что уж в следующий приезд мужа она обязательно расскажет мужу о своем романе. Часто влюбленные выходили из дома и бродили по Парижу, мало обращая внимания на происходящее вокруг. Одним из самых любимых мест, где они отдыхали, наслаждаясь спокойным разговором и строили планы на будущее, был сквер, посреди которого располагался почти заросший пруд. Сидя на скамейке под дубом, они часто молча смотрели на пруд, изредка обмениваясь ничего не значащими словами. Им было очень хорошо. Все это продолжалось до того дня, когда раненый граф де Козотт приехал домой на лечение, пуля пробила ему плечо, к счастью, не затронув кость. Все дни Гелла теперь посвящала раненому мужу, раскаяние еще больше мучило ее, но теперь она не могла рассказать ничего графу, понимая, что это будет для раненого графа ударом, тем более в его положении, а себя ощущая предательницей. Граф был дома почти месяц, наконец, за ним прислали карету - граф был нужен революционной армии. После отъезда графа Гелла почти бегом направилась в каморку художника, но встретившаяся у подъезда дома домовладелица, полная, добродушная женщина, остановила Геллу, и сказала, что художник здесь не живет, точнее, он исчез полмесяца назад, и дома больше не появлялся. Хозяйка терпеливо ждала его возвращения, но после того, как прошли все сроки уплаты за жилье, она поселила в каморке другого человека. Растерянная Гелла только смогла спросить хозяйку, что же случилось с вещами художника. Хозяйка ответила, что и вещей то было, что старая посуда, да неоконченный портрет, который хозяйка хранит в подвале. Услышав о портрете, Гелла стала убеждать хозяйку, чтобы она отдала этот портрет Гелле, но наткнувшись на недоуменный взгляд хозяйки, смутилась, и поправилась «продать, продать» этот портрет ей. Хозяйка, оценивающе взглянув на Геллу быстро назвала цену, Гелла, не торгуясь, достала из сумочки деньги и отдала домохозяйке. Вернувшись домой, Гелла осторожно сняла материю, наброшенную на мольберт и стала вглядываться в собственный, неоконченный художником, портрет. Лицо Геллы на холсте как бы застыло в немой мольбе, а внутри глаз Гелла вдруг разглядела какое - то страдание, которое она не видела раньше. На следующий день в доме Геллы неожиданно появился отец, он приехал в Париж по делам на несколько дней, и решил остановиться у дочери. Поговорив совсем немного с Геллой, граф поспешно собрался, и решив не терять время зря, поехал в наемном экипаже по своим делам. К вечеру Гелла почувствовала тревогу, а когда стемнело, тревога эта перешла в понимание, что с отцом что - то случилось. Почти всю ночь Гелла не спала, а утром, несмотря на мольбы своей служанки, подождать еще немного, отправилась на поиски отца. Опыт поиска пропавшего человека в бурлящем городе, каким представлял из себя Париж, у Геллы был, когда она искала пропавшего мужа, поэтому Гелла не стала тратить время на хождение по кабинетам, а сразу направилась туда, где зачастую заканчивалась жизнь арестованных людей - в тюрьмах и приспособленных под тюрьмы зданиях. В первой тюрьме ее, грубо обругав, не пустили, во второй разрешили только взглянуть на трупы, не позволив взглянуть на содержавшихся в тюрьме людей, но заверив, что в списках находящихся в тюрьме людей графа Шарля де Сомбрейя не значится. Ей повезло в третьей тюрьме - тюремщик с серьгой в ухе раскрыв толстый журнал, и полистав его сказал, что граф, как аристократ и враг народа и революции, находится здесь. Единственно, что удивило тюремщика с серьгой, так это то, что граф Шарль де Сомбрейя бывший морской офицер, - «Я и сам бывший моряк, мадам», после чего тюремщик с серьгой куда-то ушел, и вернулся с двумя мужчинами с тяжелыми, неприятными лицами, на которых отчетливо видны были следы порока пьянства. Один из мужчин («Старший, - догадалась Гелла»), грубо сказал, что в этом месте находятся враги народа, граф аристократ, значит враг народа, поэтому должен быть по законам революции гильотинирован. «Мой отец не аристократ, о, добрые господа, я готова поклясться и доказать, чем угодно, что мы не аристократы, мы ненавидим аристократов! Мы всегда жили и живем своим трудом!» - горячо проговорила Гелла. На тюремщиков слова Геллы не произвели никакого впечатления, однако тюремщик с серьгой наклонился к уху старшего и что-то прошептал ему. Старший тюремщик ухмыльнулся и кивнул, после чего тюремщик с серьгой скрылся и спустя некоторое время появился, держа в одной руке изящный бокал, который передал старшему, а второй рукой поддерживая за рукав графа де Сомбрейя. Гелла содрогнулась, - перед ней стоял немощный, с потухшим взором, трясущейся головой старик, белый как лунь, за одни сутки потерявший наполовину свой вес. «Выпьешь аристократическую кровь? - прохрипел старший тюремщик и подал ей бокал. Гелла отшатнулась — в бокале была кровь. Отец стоял с низко опущенной головой, острая жалость к отцу пронзила Геллу, и она, твердой рукой взяла бокал, и начала пить его содержимое. Женщина выпила бокал не останавливаясь, и когда осушила его, на губах и вокруг рта ее все было красно, маленькие капли крови были видны на подбородке, а на щеках отчетливо отпечатался полукруглый след от краев бокала. Старший тюремщик еще раз оценивающе посмотрел на Геллу и приказал тюремщику с серьгой: «Проводи их, чтобы никто не тронул». Вечером у графа Шарля де Сомбрейя начался жар, а в четыре часа утра он умер. Гелла наконец пришла в сквер и сразу направилась на знакомую скамью под дубом. Присев на скамью и глубоко вздохнув, женщина задумалась. Ей вспомнились чудесные дни, проведенные с молодым художником в его бедной каморке, то ощущение беззаботности и счастья, которое придает нашей жизни любовь и молодость. «О, где ты, где тебя искать, что с тобой случилось, откликнись, я услышу тебя и приду» - молила Гелла. Неожиданно ее внимание привлек странный экипаж, точнее, это была огромная телега, представляющая из себя большой металлический ящик, как бы поставленный на колесные оси. Телега медленно двигалась по выходящей к скверу улице, и от ее вида Гелла почувствовала исходящую от самого движения этой телеги тоску и печаль. «Какая странная телега, для каких целей она предназначена?» - подумала Гелла. - Этот странный экипаж называется в простонародье катафалк для аристократов, мадам, а предназначен он перевозки казненных - раздался мужской голос слева от нее. Удивленная Гелла повернула голову и увидела рядом с собой на скамье мужчину средних лет одетого просто, но с некоторым лоском, человека явно не из простонародья. - Да, мадам, - продолжал мужчина, - очень удобная вещь, чик, отрубили голову гильотиной, и пожалуйте, то, что только что было человеком, в эту телегу, очень практично, ничего не видно, и кровь не стекает. Гелла еще раз, теперь с содроганием, посмотрела на удаляющуюся телегу и перевела взгляд на мужчину. - Позвольте представиться, - мужчина наклонил голову, - Фольке, поэт, бард, трубадур и вообще человек веселый, пишущий стихи и картины... - Так вы художник? - обрадованно спросила Гелла, - а не знаете ли вы... - Не продолжайте, мадам, я знаю, о ком вы хотите спросить, - незнакомец, к удивлению Геллы назвал имя ее возлюбленного, - мне известна его участь, он сейчас в отчаянном положении и только вы сможете ему помочь. - Умоляю, я хочу увидеть его, что я должна сделать, чтобы помочь ему? - Вот это хорошее начало разговора, - удовлетворенно произнес мужчина, и пристально посмотрев на Геллу, продолжал, - его можно будет увидеть сегодня вечером, но готовы ли к тому, что я предложу вам? - Я готова на что угодно, - прижимая руки к груди произнесла молодая женщина, умоляюще глядя на незнакомца. - Ну, что же, - задумчиво произнес мужчина, и зачем - то достав сложенный лорнет, открыл его и поднес к глазам, - для этого нам нужно отправиться в одно место, к одному очень важному господину, и там вам все объяснят. Гелла насторожилась: - Что это за господин, и что я там должна делать? - О мадам, это совсем не то, о чем вы подумали, - незнакомец галантно наклонил голову, - уверяю вас, это очень знатный господин, а нужны именно вы, потому что только вы носите имя Гелла и являетесь графиней, очень редкое, более того, единственное сочетание в Париже. - Так я смогу узнать о нем? - спросила Гелла. - Возможно, - уклончиво произнес незнакомец, - даже скорее всего, но все будет зависеть только от вас. - Хорошо, я согласна, - Гелла решительно поднялась, незнакомец встал со скамьи следом за ней. Они покинули сквер, и на соседней улице сели в стоявшую там простую карету. Незнакомец зачем-то задернул занавески, а на недоуменный взгляд Геллы, пояснил, что это необходимо сделать. Гелла вздохнула и ничего больше не сказала. Ехали долго, в какой - то момент Гелла даже заснула, и проснулась от неожиданного толчка. Карета остановилась, незнакомец открыл дверцу кареты, и женщину поразило, что на улице стояла чернильная тьма. Опершись на протянутую руку незнакомца, Гелла на ощупь двинулась за ним. «Не бойтесь, - произнес Фольке, - здесь недалеко. Хочу предупредить вас - человека, к которому мы идем зовут господин Канцлер, так и надо его называть». Действительно, они прошли немного и подошли к большому, с башенками на углах зданию, похожему на замок. Гелла и ее спутник долго поднимались по широкой, чуть освещенной слабым светом свечей лестнице, и наконец, пройдя неширокий коридор, вошли в большую комнату, причем как показалось Гелле, не имеющей даже стен. В комнате тускло горели свечи, стоял огромный стол, за которым сидел, полностью положив руки на стол, какой-то немолодой («Очень старый, - мелькнуло у Геллы»), человек. На вошедших человек даже не взглянул, а сразу начал говорить. «Вы избраны мной, - тяжелым, густым басом начал человек, - для того, чтобы быть хозяйкой бала, который я провожу впервые. Бал этот необычный, на таком еще никто и никогда не бывал, поэтому будьте внимательны к тому что я скажу далее. Первое, что не должна делать хозяйка на этом балу, это не произносить ни слова до того момента, когда это не будет вам разрешено. Второе, - это не обращать внимания на события, какие будут происходить на балу, быть внимательной к каждому из гостей бала. Еще раз подчеркну, бал необычный, еще более необычны гости на балу, в свое время это были люди, облеченные в той или иной мере властью, в том числе царственные особы, и все они умерли». Здесь говоривший замолчал, и испытующе посмотрел на Геллу. Молодая женщина все поняла, но не испытывала никакого страха или отчаяния, а только тоску, и почему - то надежду, и предвкушение какой-то радости. Как будто поняв происходящее в душе Геллы, говоривший продолжил: «Ну вот и хорошо, по окончании бала вы будете вознаграждены, Фольке рассказал вам. Итак, - обратился он к Гелле, вы согласны быть хозяйкой бала?». «Да, господин Канцлер, - ответил женщина, - я согласна». «Ну что, трубадур, - обратился к Фольке Канцлер, - приступим». Фольке взял Геллу за руку и повел вглубь комнаты. Они подошли к небольшому помосту, на котором стоял широкий квадратный стул, и Фольке жестом показал, чтобы Гелла села. После этого Фольке поднял руку, и неожиданно выкрикнул: «Бал!». Гелла зажмурила глаза - яркий свет ослепил ее, привыкнув к свету, Гелла огляделась. Прямо перед ней, располагалась уходящая далеко вниз широкая лестница, заканчивающаяся внизу небольшой площадкой. Фольке заботливо подложил под правую ногу Геллы небольшую подушечку, и озабоченно проговорил: «Помните мадам, вы не должны ничего говорить, пока вам не разрешат». Неожиданно в стене, окружающей нижнюю площадку открылась дверь и спустя некоторое время в двери появилась мужчина и женщина в тунике, боковые разрезы открывали точеные, красивые ноги, они стала подниматься по лестнице, туда, где сидела Гелла. «Это Мессалина, мадам, известная распутница и Калигула». В дверь внизу лестницы продолжали выходить люди, и Фольке продолжал скороговоркой представлять их Гелле. По широкой лестнице, навстречу Гелле поднимались убийцы и растлители, отравители и сводницы, изменники и безумцы, люди, имена которых были известны Гелле. Роскошные наряды женщин подчеркивали изящество костюмов мужчин разных эпох и народов. Бесконечная вереница людей поднималась по лестнице, они подходила к помосту, на котором сидела Гелла, и склонившись в поклоне, целовали правую туфлю хозяйки бала. Молодая женщина очень быстро устала от обилия людей, блистания драгоценностей, монотонных обращений подходящих к ней персонажей, каждый из которых произносил, «Мадам», а потом называл свое имя, Фольке умело распоряжался этим потоком, не давая возможности создавать пробку. Но вот поток стал уменьшаться, и Гелла с облегчением посмотрела на дверь внизу - из дверей выходили только одиночки, промежуток времени между выходящими становился все больше и больше. «Мадам, дело идет к концу, - прошептал Фольке и зачем - то достал и развернул лорнет. Несмотря на усталость и наступившее безразличие взгляд Геллы остановился на волочащей ногу женщине, одетой почти монашески, в черное платье, причем ранее существующий у этого платья высокий стоячий воротник, похоже был вырван, о чем свидетельствовали распоротые на вороте швы. Шея женщины была неестественно раздута и представляла собой сплошной черно - коричневый синяк. Женщина судорожно пыталась закрыть ладонями шею, но ее хрупкие руки могли скрыть только небольшую часть шеи. «Это Тофана, - поспешно, проглатывая слова сказал Фольке, - составительница ядов. Яды эти пользовались популярностью у замужних молодых жительниц Палермо и Неаполя, достаточно было подлить в суп небольшое количество яда, как через день престарелый супруг умирал, освобождая молодых вдов от назойливого сожительства. На ноге у нее испанский сапожок, а шея такого цвета от того, что тюремщики, узнав, что Тофана отправила навсегда из мест их проживания несколько сот немолодых мужей, удавили ее в тюрьме». «Вопрос! - вдруг колоколом прозвучало в голове Геллы, - вопрос!». И неожиданно для себя, забыв о всех наставлениях, Гелла произнесла: «А где жены этих отравленных мужей?». Наступила полная тишина, все поднимавшиеся по лестнице замерли. «Мадам, - в голосе Фольке слышался ужас, - нельзя, мадам, запрещено, запрещено, и причем тут жены, ведь они не изготавливали яда», - продолжал он. Гелла повернула к нему искаженное лицо - на нее в упор смотрел Фольке, зачем - то приложив к глазам лорнет. С наслаждением, чуть отведя руку, тыльной стороной ладони, Гелла молниеносно, ударила прямо по лицу Фольке. От неожиданности мужчина нелепо откинулся назад, повалившись на спину, лорнет вылетел из рук и упал на мраморные ступени лестницы, одно стекло вдребезги разлетелось, а второе треснуло. Схватив ненужный теперь лорнет, Фольке опять зачем — то приставил его к глазам. «Надо отвечать, когда тебя спрашивают» - резко сказала Гелла. Тофана умоляюще скрестила на груди руки и обратилась к Гелле: «О, мадам, помогите мне!». «Я постараюсь», - произнесла Гелла. После Тофаны Геллу совсем перестали интересовать поднимающиеся по мраморной лестнице люди, что говорил Фольке она уже не слушала. Наконец, поток иссяк, последний мужчина приложился к туфле Геллы и скрылся в боковом коридоре, внезапно свет погас, у Геллы даже потемнело в глазах, и понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к тусклому свету свечей и различать предметы. Она встала, и медленно повернулась. За столом, как и ранее сидел Канцлер, только на лице его Гелла уловила отпечаток гнева, и одновременно какого-то страха. «Вы не выполнили самого главного требования, вы, мадам, заговорили, но обещания мы исполняем, поэтому вы можете попросить только об одной вещи, и просьба эта будет исполнена. Я вас слушаю». Ответ Геллы был готов, и она уже намеревалась произнести его, но что-то в сказанном Канцлером насторожило женщину. «Так я могу попросить только об одной вещи?», - переспросила Гелла. «Да, об одной вещи», - сделав ударение на слове «вещи» ответил Канцлер. «Обманули, - пронеслось в голове Геллы, - обманули, ведь он не вещь, он человек, как же они меня обманули!». Гелла размышляла еще какое-то время, затем, подняв опущенную голову, медленно развязала повязанную кокетливым узлом широкую зеленую ленту, которая закрывала шею, и положила эту ленту на стол, перед Канцлером. «Отдайте эту ленту Тофане, пусть закроет шею». После этих слов Гелла повернулась, и медленно пошла к виднеющимся слева дверям. Ее никто не останавливал, выйдя из комнаты, Гелла услышала, как за ней скрипя закрывается дверь, но до того, как дверь закрылась, Гелла услышала полные ярости слова Канцлера: «Голые, они должны быть только голые, в следующий раз на этих шлюхах не должно быть никакой одежды, и не только одежды, ниточки не должно быть. И мистики побольше, они это любят, чтобы и мыслей не..» - здесь дверь захлопнулась, к чему относились эти слова, Гелле было безразлично.... Она не помнила, как очутилась дома, и пришла в себя только в ванной комнате, увидев свое отражение в большом зеркале, с бритвой мужа в руке. Посмотрев на бритву, Гелла положила ее на столик, и медленно вышла их ванной комнаты. ****** Спустя месяц Геллу де Сомбрейя, жену сбежавшего к роялистам графа де Козотта, вместе в восемью неизвестными ей людьми гильотинировали на площади. Она стояла на помосте, как в том сне, а на месте, где должен был стоять художник из сна, стояла дородная женщина, и выбрасывая вперед руку, что-то возмущенно выкрикивала. Гелле отрезали голову последней, она видела смерть всех казненных, помощники палача деловито хватали обезглавленное тело и бросали в стоящий рядом с помостом металлический ящик на колесах, точно такой же, как и виденный Геллой, когда она сидела с незнакомцем в сквере. Когда голова Геллы стукнулась о борт гильотинного ящика, палач остановил помощников, готовящихся бросить тело женщины в железный катафалк, и ухватившись сзади за платье своей мясистой мощной рукой, рывком поднял хрупкое тело Геллы, и приставив к окровавленной шее окровавленную голову, шутовски показал несчастную женщину толпе, затем, как фокусник, отнял голову от шеи и бросил ее в в железный ящик на колесах. Под улюлюканье и свист помощники подхватили тело Геллы, бросили в железный ящик, и лошади медленно двинулись с площади.