ЯКОВ ЕСЕПКИН *** Нощный огнь во сребристый оклад перейдет, Загорится иконная мгла, И тогда нас Господень архангел найдет – В каждом тлеет святая игла. Ах, Господь, ту иглицу мы жизнь берегли И смарагды таили сии, Снеговейных елиночек рдятся угли, Зряше их ангелочки Твои. Истечет серебристая кровь по листам: Жить нельзя и нельзя умереть, И привыкнем к иным благодатным цветам, Яко иглам гореть и гореть. *** Твои волосы в темном огне, Мрак наполнил и вежды, и стоны. Не воспомнишь уже обо мне, Созерцая теперь геликоны. Рай ли, ад се -- неважно, когда Отзвучали басовые струны И полны серебром невода, И всеслезные блещут буруны. Прожигали мы смерть взаперти, В кровь одну окунали оловки, Вот и некуда боле идти, Где поют неживые соловки. Падший ангел подаст нам щиты И музыки в слезах отыграют, Навсегда, понимаешь ли ты, Расстаемся -- днесь тьмы прогорают. Если тристии райской избыть Не велят хоровые камены, Станем ангелей горше любить, Нам и мертвым не будет замены. Ты одежды свои распахнешь, Кровь одна обнажится под ними, Божевольных юнид не вернешь С ангелками еще выписными. Царство, царство, куда и глядят Брамин мраморных злые очницы, За тенями какими следят Меловые небесные птицы. То ль Метохии ядна Звезда, То ль по Косову лихо гуляет, Мало смерти бывает всегда, Паки мертвых любовь исцеляет. Что вечерять, косая, звала, Хватит мне юродивиц и в келье, Четвергу твоему похвала, Векоприсно сотравное зелье. Источается яд голубой, Отхотелось убойной лазори, Так приял от кровинки рябой Песнопевец горошины кори. Каждый мечен, юроды одне, Вкруг резвятся, образные лики Выжигают червицей в огне, Столь жалки мы, сколь были велики. Пречестные головы свои На чужбине вотще посложили, Окаянные те соловьи Смерть нам трелями наворожили. *** Поелику, Господь, пированье гудит, На столовом сребре четверги выступают И за свечкой Твоей князь-диавол следит, Воском жалуют нас и цветки откупают. Расписались бы в цветь, из сордевших ларцов Лиры взяли свои славить Божии троны, Так не можем к Тебе приидти без венцов, Молвить немо, куда подевали короны. Всяк страшился зерцал, кто задушно умолк И теперь прележит во кровавой белизне, И лиется, Господь, разве пурпурный шелк С наших царственных плеч на юродивой тризне.