Всему есть предел на земле и, видимо, вот он. И немощи столько, что больше и нет ничего. Все глухи и слепы, а мир раскраснелся зевотой, И в пасти широкой его – лишь никчёмность веков. Мне пусто… сейчас и вдохнуть бы заново душу, Но где ты, любовь, и воскресная наша заря? Боюсь, не успеешь. Тогда мне сердце задушит Тоска по тебе, за твоё опозданье горя. Прошу – не молчи…нам так мало слышать друг друга. Какие-то сутки и встанет меж нами стена. Как в зиму стоит меж домами белая вьюга, Но только у них неизбежно случится весна. Тебе я простила и боль, и кривду, и слёзы, Простила тебе и не пойманных всех воробьёв, Что так и остались твоей не прожитой прозой, Но звонче теперь пустота у порхающих слов. Ты самый любимый и это можно не мерить. Прощеньем измерив, других не найдёшь степеней, Чтоб выше, точнее и чтобы так же - по вере, По правой и славной единственной вере моей. Прошу не молчи… от молчанья ветер слышнее, А он что ни шепчет, то всё не к добру, не к добру… Ты самый далёкий и, видно, не станешь роднее, И я без тебя умирая, теперь уж умру.