ЯКОВ ЕСЕПКИН ПЕРВЫЙ АРХАИЧЕСКИЙ ЭТЮД В серебристый оклад убрали вещуны Богопервенца днесь и пируют покуда, С ложей змеи вползли в наши тлумные сны, Что вещали страстным избавленье от блуда. Только минула жизнь, завилися листы, В присных царствах они пурпурою сгорели, Вижди, Господи, чад углевые персты, Оттекли через их на репей акварели. Но прощенья теперь паки рано алкать, Бутафорские ж те оказались белила, И хотели зело чернецы помыкать, Ан и Смерть нам равно хлебов зря не сулила. Не писцы мы, Господь, не Твое мастаки, Не треклятых ждали в водосвятье предтечи, И казнят нас водой, как найдут мастерки, Зри на мраморе стен расписанные стечи. *** Помимо снега, врезанного в рунь, Помимо вод небесного прилива Ничто здесь не сохранно, вновь июнь Поманит вечность роскошью порыва. Весна, весна, легко тебе гореть Над куполами, в мороке простора, Сердец еще нетронутую треть Клеймить сусальным золотом собора. Иные в небесах мечты парят, Другая юность в нети улетает, Висячие сады пускай дарят Листы ей, кои Цинтия читает. А мы пойдем по темным царствиям Скитаться, по истерзанным равнинам, Юродно бить поклоны остриям Крестов и звезд, опущенных раввинам. Как в жертвенники Пирра, в тьмы корвет, Вонзятся в купол славы снеговеи, И новых поколений палый цвет Окрасит кровью вербные аллеи. Пойдем, нас в этом сумрачном лесу, Какой теперь зовется Циминийским, Ждут фурии чурные, донесу К читателю, ристалищем боснийским, Скандалом в государственных кругах, Затмивших круги дантовского ада Иль сменой фаворитов на бегах У Фрэнсиса, а то (веков награда) Известием из Рима о суде Над орденом невольных тамплиеров, Точней, об оправданьи их, нигде Святее нет суда для землемеров И каменщиков тайных, славы лож Масонских не ронявших без причины, Чем в славном Ватикане, надо все ж Сужденье прояснить, зане личины Иные и известных помрачней Терзают без того воображенье Читательское, треба наших дней Порой такое голоса луженье, Уныло вопиющего в нощи Пустой и беспросветной заявляет, Картин (их в каталогах не ищи) Мистических такое выделяет Порой средоточенье, что ей-ей, Уместней разобраться в апокрифах Времен средневековых иль полей Элизиумных, рдеющих о грифах, Слетающихся тучах воронья, Посланников аидовского царства И вестников его, еще жнивья, Винцентом печатленного, дикарства Засеявших, итак, скорей туда, Читатель дорогой, где нас черемы Извечно ждали, где с огнем следа Не сыщешь человеческого, темы Рассказа не меняя, устремим Свои благие тени, а собранье Прекраснейшее буде утомим, Тотчас замолкнем, скопище баранье, Увы, предолго зреть нам довелось, Пергаменты козлиные и рожи С рогами извитыми (извилось В них вервие само, которым ложи Патиновые с ангельских времен Опутывали слабых или сильных Мирвольным духом, их синедрион Достойно в описаниях сервильных Оценивал), те роги и самих Носителей отличий адоемных Сейчас еще я вижу, теми их Числом нельзя уменьшить, из проемных Глядят себе отверстий, а двери Захлопнуть не могу я, чрез сокрытья, Чрез стены лезть начнутся и, смотри, Пролезут мраморные перекрытья, Пускай уж лучше рядом усидят, Их жаловать не нужно, а восковье Сих масок зримо, пьют ли и ядят, Морочное сиих средневековье Мы сами проходили, днесь призрак За призраком эпохи синодальной Глядит и наблюдает, рыбий зрак Из Таврии какой-нибудь миндальной Мерцал и мне, а ныне средь иных Собраний забывая гримы эти, Грозящие ристалищ неземных Ложию оскорбить святые нети, Я истинно ликую, пусть оне, Адские переидя середины, Калятся на божественном огне, В червице мелованные блядины Теряют перманенты, восковой Маскир свой чуроносный расточают, Оскал доселе беломеловой Сочернивая, внове изучают Рифмованного слова благодать, Дивятся, елико сие возможно В сиреневых архивах пропадать, Удваивать и множить осторожно Искусственный путрамент, картотек Гофрированных кукол восхищенью Честному наущать, библиотек Избранниц к достохвальному ученью Вести и подвигать, и зреть еще, Как в томы эти Герберт Аврилакский Глядит с архивниц, паки горячо Сирени выдыхает, огонь флаккский Приветствует и пламена других Пылающих одесно духочеев, Уверенней парфюмов дорогих Аромат источающих, ручеев Сиих благоуханную сурьму Пиет, не напиется вместе с нами, Всесладостно и горькому уму Бывает наслажденье теми снами, Какие навеваются всегда Безумцами высокими, именных Их теней роковая череда, Смотри, из областей благословенных Движится и течет, вижди и ты, Читатель милый, эти облемовки Чудесные, бежавшие тщеты, Горящие о Слове, черемовки Тщетно алкают виждений таких Ссеребренными жалами достигнуть, Нет лессиров хотя диавольских Теперь, чтоб выше лядвий им напрыгнуть, В былом очнуться, снова затеплить Слезою мракобесные свечницы, Начать гнилочерновие белить Души бесовской, через оконницы Стремиться в духодарческий притвор, Лукавое хоть Данта описанье Грешников и чудовиц, мерзкий ор С правдивостию схожий, нависанье Черемных теней в сребре, на гвоздях Точащихся превешенных, горящих Юродно тлеться будет, о блядях Пока довольно, впрочем, настоящих И стоящих литургий красных свеч Давай претлеем, друг и брат, патины, Китановый оставим аду меч, А с Дантом за родные палестины Идя иль с духоборником другим, Давай уже разборчивее будем В подборе вечных спутников, нагим И мертвым, аще только не забудем Скитания надмирные свои, Мученья без участности и крова, Медовые отдарим кути, Пылания зиждительного Слова, Нагим и мертвым, проклятым гурмой Увечной и неправой, порицанью Отверженным, по скрытой винтовой Лестнице, не доступной сомерцанью, Опущенным в подвалы и засим Каким-то ядоморным и дешевым Отравленным вином, неугасим Творительства огонь, героям новым Даруются пылание и честь, И требнический дух миссионерства, Нельзя их также времени учесть, Хоть черемные эти изуверства Продлятся, вспомнил снова их, но мне, Я верю, извинит читатель это, Мы, право, забываем о зерне, Путем идти каким, пока воздето Над нами знамя славное камен, А те, смотри, уж Майгеля-барона, Червонка их возьми, к себе взамен Эркюля тщат, горись, эпоха она, Безумствия черемниц в серебре, Желтушек празднословных ли невинный Угар преизливай, в осенебре Палатном расточительствуй зловинный Сим близкий аромат, свечей витых, Кровавою тесьмой, резной каемкой, Сведенной по извивам золотых Их маковок вдоль черственности ломкой Краев узорных с крыльями синиц, С тенями, подобающими замков Барочных украшеньям, чаровниц Пленявших картотечных, тех обрамков Картин дорогоценных мы равно Во аде не уроним и не бросим, Цимнийский сумрак червится давно, Его и свечным течивом оросим. *** Мы, Господь, истомились в пути, Растеряли багряные терни, И стоим пред Тобой о плоти На потеху всеславленной черни. Много днесь пирований и лжи, И вечор были втще упованья, Но златым ангелочкам скажи, Что преложны сии пированья. Пусть узрят, сколь темны очеса, Как бессветные раны точатся, Нас и ждали, Твое небеса – Во багрец-васильки облачаться. И не алчем до первой Звезды Мы к Тебе, и не молим о цвети, Спаси нас, горнекровной воды Зачерпнут лишь двуперстия эти.