Будищев Хаузмастер (Продолжение) ОПЯТЬ ЯЗЫКОВЫЙ БАРЬЕР И КУРСЫ РЫБОЛОВОВ Жизнь текла своим чередом. Герр Шейкин ходил в высшую народную школу на курсы немецкого языка. Платил он всего-то 10 евро за семестр, остальное доплачивал «социаламт». Занятия были два раза в неделю. Но изучение языка шло туго: к его удивлению немецкие слова плохо запоминались. Он регулярно натыкался на слова, которые выучил несколько дней назад, а потом не мог их вспомнить. Грамотно говорить по-немецки нельзя, не зная родов существительных, определяемых артиклями. А как запомнить род существительного, если сплошь и рядом он не совпадает со своим аналогом в русском языке? В русском «собака» — женского рода, а в немецком „der Hund“ — мужского рода. В русском «книга» — женского рода, а в немецком «das Buch“ — среднего. А как запомнить, что“der See“ (мужск. род) — это озеро, а „die See“ (женск. род) — это море? Получалось, что и в самом деле, „Was Hänschen nicht lernt, lernt Hans nimmermehr.“ Галина Александровна определилась ходить на занятия языком в еврейскую общину. Хотя она и не была членом общины, на курсы ее все же, записали. Вела занятия бывшая до эмиграции доцентом одного из Петербургских вузов фрау М.. Она была опытным преподавателем высокого уровня, но не владела немецким произношением. Это значит, что она не могла научить понимать немецкую разговорную речь. Но ее домашние задания были глубоко продуманы, и вскоре Галина Александровна стала опережать своего мужа по знанию грамматики. Но понимать немецкую разговорную речь она долго еще не могла. Через два с половиною года пребывания в Германии герр Шейкин записался на курсы рыболовов в немецкоязычную группу. Ему предлагали перейти в группу с русским языком учебного процесса, но на занятия в этой группе нужно было ехать в соседний город, А немецкая группа имела занятия в расположенной неподалеку от Пферденштрассе гимназии. Надо было только проехать три остановки автобусом. Понимал он процентов 25 того, что говорил преподаватель, но учебный процесс был построен так, что подготовиться к экзамену можно было и самостоятельно, опираясь на раздаточный материал. Платные курсы продолжались три месяца. В самом начале курса все записавшиеся платили по 60 евро за обучение и 30 евро за экзамен. Деньги для Алексея Алексеевича немалые. За 60 — 70 евро можно было купить новый струйный принтер, а за 30 евро — продуктов питания на 4 — 5 дней для его семьи. На первом же занятии каждый слушатель курса получил брошюру, в которой были описаны все этапы подготовки и сдачи экзамена, а также порядок получения документов, дающих право на ловлю рыбы удочками на всей территории Германии, при условии оплаты лицензии на право ловли в конкретных водоемах. Вместе с брошюрой на первом же занятии всем присутствующим был роздан блок, состоящий из 42 карточек с цветным изображением видов рыб, живущих в водоемах Германии и вблизи ее морского побережья. На оборотной стороне карточек указывались ограничения на вылов тех или иных видов рыб. В конце апреля герр Шейкин успешно сдал экзамен, необходимый для получения удостоверения рыбака. Получив все необходимые документы, герр Шейкин явился в городской совет, и уплатил небольшой налог в пользу города. Затем он посетил местный рыболовный союз, заплатил вступительный взнос и членские взносы за текущий год. Его консультантом на первых порах стал коллега по общежитию Володя Ступин, приехавший в Германию из Ивано-Франковска по той же линии еврейской эмиграции. Сам он был «щирым украинцем» с Волыни, а жена его была еврейкой. Володя был серьезным рыбаком. Он и квартиру нашел недалеко от реки, поэтому он ездил рыбачить на велосипеде. Появлялся он на рыбалке 4 – 5 раз в неделю. Алексею Алексеевичу ехать на рыбалку надо было около 15 километров. Поэтому на рыбалку он ездил не чаще, чем один раз в неделю, используя трамвай, автобус и даже электричку. Таким образом, Алексей Алексеевич получил возможность заниматься любимым им ужением рыбы и поддерживать активный образ жизни. Он был удивлен тем, что от реки не пахло рекой, что на реке практически не было комаров, а плотва почему-то ловилась крупная. Мелкая попадалась редко. Постепенно он нашел два места, где можно было не опасаться, что, взмахивая удочкой при забросе, подцепишь на крючок пробегающего или проезжающего сзади любителя активного отдыха. Чаще всего он возвращался с рыбалки пустой, но иногда ему удавалось подцепить и вытащить на берег леща на 2,5 кг. Однажды ему удалось поймать неупомянутого в учебном курсе белого амура примерно на 3 кг и двух поменьше. Другой раз он наловил 5 кг плотвы. Самой крупной его добычей стал карп весом в 3,6 кг, а самой сильной рыбой, оказавшей большое сопротивление при ее вываживании, — морена весом в 3 кг. В тот год, когда Алексей Алексеевич начал рыбачить, он выловил в Руре за лето 35 кг рыбы. Встал вопрос о засолке и вялении лещей, Дальше обсуждения вопроса дело не пошло: Шейкины опасались появления мух и запаха, который заметят соседи. И надо же, в разгар этих сомнений произошло недоразумение, которое повлекло за собой резкое ухудшение отношений между герром Бошем и герром Шейкиным. НА ТРОПЕ ВОЙНЫ Однажды герр Бош, остановив шедшего домой герра Шейкина, сказал: — Знаете, соседка с первого этажа, под квартирой которой находится ваш келлер, жалуется, что от вашего келлера идет странный шум. Шум по-немецки das Geräusch, а запах, вонь — der Geruch. Похожие слова, особенно когда они бегло произносятся. К тому же герр Шейкин путал значения этих слов, поэтому вместо слова «шум» он услышал слово «вонь», и ответил достаточно резко: — Нет у меня в подвале ничего вонючего. — Но как же, — поняв ошибку герра Шейкина, начал его разыгрывать герр Бош, — вы же ловите рыбу? — Какое Ваше дело, — хотел сказать герр Шейкин, но не смог быстро сформулировать эту фразу на немецком языке. После некоторой паузы он сумел сказать примерно такое: — Я не ношу рыбу в подвал. Я ее сразу же несу домой и кладу в холодильник. — Но Вы, наверное, держите в подвале корм для рыб, а, может быть червей? — продолжал надсмехаться Бош. — А может быть Вы там, в келлере, что-то потеряли или забыли? — Если Вы туда ничего не клали, то там нет ни рыбы, ни червей, — раздраженно ответил герр Шейкин. — Я не понимаю таких людей, как вы. Зачем вы наживаете себе врагов?— спросил герр Бош. — Никаких врагов я не хотел бы иметь. Но в келлере у меня ничего нет, что могло бы делать запах, — ответил герр Шейкин. — Вы знаете только «Bahnhof“ — презрительно буркнул герр Бош и пошел по своим делам. «Bahnhof» на немецком означает «вокзал». Своей последней фразой герр Бош, скорее всего, хотел сказать, что герр Шейкин на немецком знает только слово «вокзал», необходимое всем не знающим языка иностранцам, которым надо попасть на вокзал, чтобы уехать, поэтому с ним не о чем разговаривать. Надо сказать, что ко времени этого разговора герр Шейкин уже в течение пяти семестров проучился в высшей народной школе и владел немецким языком хуже, чем он хотел бы, но лучше всех остальных эмигрантов, живших в одном с ним доме, кроме Браславского. Но при дружественно настроенном собеседнике он и понимал и говорил по-немецки лучше, чем при подобных дискуссиях. Несколько дней спустя Алексей, по дороге домой, нагнал медленно идущего Леву. — Алеша, что же мне делать с этим вашим другом?— начал жалобно Лева.— Он же мне житья не дает. А недавно украл у меня ключ от квартиры. Я вышел из квартиры с ключами за почтой, открыл почтовый ящик, а он был забит рекламой. Вынул я рекламу, положил ее сверху на почтовые ящики, и пошел к лифту, чтобы домой подняться. А он в это время вышел из келлера и пошел к почтовым ящикам. Я видел это, когда заходил в лифт. Ну, сколько там меня не было, минуту. Поднялся я на 5-й этаж, хвать, а ключей нет. Я их в замке почтового ящика оставил. Нажимаю кнопку и еду сразу вниз. В ящике моем никаких ключей нет. И его нет. Он, тем временем, видать спустился в келлер и оттуда поехал к себе, на 5-й этаж. Я поднимаюсь на 5-й — и к нему. Отдай, говорю, мои ключи, я тебе заплачу сколько надо. А он говорит, что ключей у него нет, и что я, наверное, должен поискать их в ворохе реклам и газет, что лежат на ящиках. Я вернулся к лифту, чтобы спуститься еще раз к почтовым ящикам. А он, вижу, бегом по лестнице вниз побежал. Пока я лифта дождался, пока зашел в него, пока спустился, он уже к ящикам приближался. Но все же я успел увидеть, как он что-то бросил в кучу газет и реклам и, не останавливаясь, вышел на улицу. Подхожу я к почтовым ящикам, начинаю искать в газетах. Нашел, но главный ключ от квартиры снят. Все есть, и ключ от входной двери дома, и ключ от почтового ящика, и ключ от моего келлера. А главного ключа от квартиры нет. Ну, что мне делать? Было бы это в Москве, я нанял бы ребят, чтобы они ему морду набили. А здесь что мне делать? Вот мы сейчас идем, а из его кухни нас хорошо видно. Сейчас он нам лифт остановит. И действительно, когда Алексей с Левой подошли к лифту, он был отключен. Лева побрел пешком на 5-й этаж, благо, что он был налегке. А Алексей Алексеевич повстречал возле почтовых ящиков Александра Аркадиевича и затеял с ним разговор о критериях оценки качеств цифровых фотоаппаратов и цен на них. Он собирался купить себе цифровой аппарат вместо своего старого «Зенита», который не имел даже экспонометра. Через 15-20 минут лифт опять начал работать, и Алексей Алексеевич поднялся на свой этаж. На этот раз он возвращался налегке, но как быть, если при нем будет тяжелая сумка с закупленными продуктами, а «злой дух» выключит лифт? Наверное, придется спустить сумку по пандусу в подвал, запереть ее там в своем келлере, а потом, когда лифт заработает, спуститься за нею в келлер? Во всяком случае, так делает Аня с пятого этажа. Тем временем на панели управления в лифте на тех этажах, где жили приехавшие по еврейской эмиграции люди, появились нацарапанные изображения звезды Давида. а на стенках кабины— фашистская свастика. На стенках кабины лифта появлялись и какие-то надписи, прочесть которые без очков Алексей Алексеевич не мог. «Кто же это вас так ненавидит?» — спросила его однажды «русская» немка Люда, указывая на эти надписи. Алексей Алексеевич одел очки и с трудом разобрал нечто вроде „Juden - weg!“ («евреи …вон!»).— «А Вас это не касается?» — спросил он Люду, но та уже вышла из кабины, и не услышала его голоса. Эта Люда имела обыкновение задавать неприятные вопросы. Встретив однажды жену Алексея Алексеевича, она спросила ее: «А ваш муж болен? Почему он так плохо выглядит?» Однажды на стенке лестничной клетки, сантиметров в 30-ти от ступеней, появилась черная полоска, тянущаяся наверх. Это был участок, который убирали Шейкины и еще три домохозяйства. Галина Александровна пробовала ее смыть, — не получилось. Тогда она взяла банку с остатками белой краски для покрытия внутренних стен, и закрасила черную полосу. Тут же возник вездесущий герр Бош, запретивший применять свои краски, потому что при плановом ремонте дома эти места будут видны после закрашивания другой краской. Поэтому надо эти черные полоски снимать механически жесткой щеткой. — Вот пусть тот, кто нанес эту полоску, сам ее и счищает, а я этого делать не собираюсь, — сказала Галина Александровна по-русски и, кажется, герр Бош ее понял. Народ поговаривал, что герр Бош нарочно царапает стены в кабине лифта и наносит черные полосы на стенах лестничной клетки, чтобы потом получать деньги на краску в управлении жилищного товарищества, а оставшуюся краску употреблять на ремонтные побелки, заказы на которые он время от времени получал у жильцов. Кроме того, эти черные полосы вызывали недовольство у соседей, которые могли предполагать, с подачи хаузмастера, что их оставляют на стенах неаккуратные русские. Ведь до их появления в доме никаких полос на стенах не было. Через некоторое время «злой дух» проколол неосторожно поставленные близко к двери пластиковые бутылки с водой в келлере Левы. А герр Шейкин обнаружил в один прекрасный день, что в его келлере горит свет. Свет горел также в келлерах фрау Книзиа и фрау Ширман. Выключатели света в каждом келлере можно было нажать, не открывая дверь в келлер, прямо из коридора. Для этого надо было только просунуть руку в щель между рейками, ограждавшими келлер. Для начала герр Шейкин выключил свет во всех келлерах, ничего не предпринимая. На следующий день свет в его келлере опять горел. Тогда герр Шейкин прикрепил шурупами внутри келлера кусок доски возле выключателя так, что сам он уже не мог просунуть свою руку из коридора и дотянуться до выключателя. Но на следующий день свет в его келлере опять горел. Горел он и в келлерах его соседок. «Неужели у «злого духа» рука тоньше, чем у меня? — удивился герр Шейкин. — Придется расширить площадь досок, закрывающих доступ из коридора внутрь келлера». Герр Шейкин прикрепил шурупами еще две небольшие доски. Теперь ближайшая щель, через которую «злой дух» мог просунуть свою лапу была сантиметрах в 45-ти от выключателя и дотянуться до него из коридора было невозможно. Действительно, на следующий день свет в келлере герра Шейкина уже не горел, но когда он открыл дверь, то обнаружил, что выключатель в его келлере сломан. Видимо, на этот раз «злой дух» не смог дотянуться до выключателя лапой. Поэтому он удлинил ее, скорее всего, палкой, как это сделала когда-то подопытная обезьяна, догадавшаяся взять в лапы палку и сбить с дерева банан. Палку-то он взял, но он не видел выключателя и тыкал этой палкой наугад. И кончилось все это тем, что он разбил пластмассовый корпус выключателя. Герр Шейкин сфотографировал сломанный выключатель, и позвонил в фирму, обслуживавшую электроснабжение дома, чтобы договориться о дате и времени прихода электрика. Через пару дней в назначенное время подъехала машина с двумя рабочими. Один из них был постарше, а второй был совсем юный практикант. На замену поломанного выключателя ушло минут 10, не больше. Старший мастер выписал квитанцию с описанием выполненной работы, а герр Шейкин расписался в том, что работа выполнена. Через несколько дней герр Шейкин нашел на «шперах» два листа твердого картона, покрытого с одной стороны тонким слоем пластмассы. Пилы у него не было, и он решил воспользоваться «царапкой», сделанной из ножовочного полотна, которой он когда-то пользовался для вырезания плат из гетинакса. Сделав разметку листов картона, он положил один лист на пол, а на картон по линии разметки — ровную доску, прижал доску сверху и принялся «царапкой» углублять линию разметки. На шум его трудов подошел какой-то немец, посмотрел на его муки и предложил воспользоваться его пилой. — Охотно, большое спасибо, — ответил на его предложение герр Шейкин. Немец ушел к своему келлеру и вскоре вернулся с пилой, имевшей одну рукоятку, в которой ножовочное полотно было закреплено только с одной стороны. — Спасибо большое, — сказал герр Шейкин немцу. — с такой пилой я быстро справлюсь с моей работой. Я хочу закрыть свой келлер от посторонних. Кто-то регулярно включает мне свет в келлере. Я поставил заграждение, так мне сломали выключатель. А как я отдам Вам пилу? — Моя фамилия Паузе, живу на третьем этаже, — ответил немец и удалился. Часа через четыре работа была закончена. Торцевая часть келлера была загорожена изнутри листами картона. Лампочку в келлере герр Шейкин слегка выкрутил, так что она не загоралась даже после нажатия на выключатель. После этого наступила пауза. «Злой дух» не пытался проникнуть в келлер герра Шейкина, ограничиваясь вбрасыванием макулатуры в его почтовый ящик. Но недели через три кто-то из жильцов вынес из своего келлера 5 автомобильных шин и поставил их в длинном коридоре, из которого был выход на улицу. В конце этого коридора стояла вагонетка с надписью „Glück auf“ и валялись «нашперенные» герром Бошем доски и фрагменты мебели, которые он использовал для изготовления столов и полок по заказам поднанимателей. Но время шло, а колеса эти так и лежали в коридоре. В один прекрасный день все эти шины были разбросаны по коридору, в котором находился келлер герра Шейкина. В этом коридоре были также келлеры четырех его соседок и соседей. Чтобы вывести из келлера велосипед, герру Шейкину пришлось, изрядно испачкав руки, снести все шины в начало коридора и положить их штабелем друг на друга, заслонив ими дверь келлера фрау Книзиа. Герр Шейкин знал, что фрау Книзиа в ее 86 лет практически не посещает келлер и надеялся, что на этом месте шины никому не будут мешать. Но через пару дней все шины опять были разбросаны вдоль всего коридора. Герр Шейкин опять собрал их в штабель, но теперь уже в конце коридора. Там эти шины мешали уже другой соседке, фрау Ширман. Герр Шейкин посетил обеих соседок по этажу и рассказал им и о горящих в их келлерах лампочках, и о шинах. Они обе подтвердили, что бывают в своих келллерах очень редко, так что шины какое-то время могут полежать штабелем у их дверей. Поговорил герр Шейкин и со своим соседом, имеющим в келлере общую с ним перегородку, герром Шеремет. Тот сказал, что и он раза два собирал уже шины в штабель. Но герр Шеремет и его жена были поляками, и оба охотно болтали с хаузмастером по-польски. Позже герр Шейкин имел основание заподозрить, что герр Шеремет передает содержание их бесед хаузмастеру. Так что и с паном Шеремет не всем можно было делиться. Однажды, когда герр Шейкин занимался очередным штабелированием шин у келлера фрау Ширман, в его коридор заглянул хаузмастер. — Вы поставили шины так, что они мешают другим поднанимателям открывать двери своих келлеров, — нагло заявил он. — Не рассказывайте мне сказок, — ответил герр Шейкин. — Фрау Ширман не была в своем келлере уже полгода. Поэтому эти шины ей помешать никак не могли. А вот когда шины разбросаны по всему коридору, как сейчас, они мешают всем моим соседям по келлеру. Время шло, а «злой дух» становился все наглее. Он разбросал все шины по коридору, а в его начале, возле двери келлера фрау Книзиа, поставил старый телевизор, мешавший проходу. Герр Шейкин сфотографировал всю эту картину, и пошел в правление товарищества к фрау Велльзанд. Он дал ей снимок разбитого выключателя в своем келлере, снимок коридора с разбросанными шинами и телевизором, и вручил ей письменную просьбу поручить хаузмастеру герру Бошу навести порядок в коридорах келлеров, ссылаясь на то, что правила договора о найме квартир запрещали загромождать эти коридоры какими-либо вещами. Вскоре на доске объявлений дома на Пферденштрассе появилась просьба администрации к уважаемым поднанимателям убрать в течение двух недель шины из коридора келлеров. В противном случае администрация будет рассматривать эти шины как подлежащие утилизации. Через две недели шины исчезли. Но напряженная обстановка в отношениях герра Шейкина с хаузмастером сохранялась. Герр Бош при их встречах всегда имел озлобленное выражение лица и норовил не ответить на «добрый день» герра Шейкина. Его взрослая дочь, Мария Бош, жившая в этом же доме, но в отдельной однокомнатной квартире, в упор «не видела» герра Шейкина и не ответила однажды на его приветствие, когда они столкнулись в дверях нос к носу. После чего герр Шейкин тоже перестал ее замечать. Он удивлялся, что герр Бош так долго носит в себе ненависть, возникшую по неизвестно какому поводу, и утешал себя тем, что человек, живущий с ненавистью в душе, должен рано или поздно заболеть какой-нибудь тяжелой болезнью и разрушиться. Зло неизбежно должно было привести его носителя к саморазрушению. Время шло, и в составе русскоязычных нанимателей квартир в доме на Пферденштрассе происходили некоторые изменения. Умерла мама Ильи Браславского, занимавшая однокомнатную квартиру рядом с двухкомнатной квартиры ее сына. Сняла квартиру в другом месте немка из Казахстана Люда. Ходили слухи, что причиной этому были ее трения с хаузмастером. И, наконец, появилась новая пара, Рива и Савелий Вайсштейн, приехавшая из Магнитогорска. Оба были пожилыми людьми пенсионного возраста. Поселились они на первом этаже, потому что Савелий очень плохо ходил. Он когда-то увлекался подводным плаванием и подводной охотой, достиг звания мастера спорта. Но ныряние в ледяную воду кончилось воспалением и сильными болями в позвоночнике. Ему, как инвалиду, бесплатно выдали коляску для прогулок. Эта коляска стоила около 800 евро и оплатила ее покупку больничная касса. Однажды Рива затеяла мытье полов в квартире и выкатила коляску на лестничную площадку первого этажа. Минут через 20 она вышла на площадку и обнаружила, что коляски уже нет. Почему-то Вайсштейны обратились в полицию лишь через пару дней. Не обратились они сразу и к соседям с просьбой по горячим следам осмотреть все келлеры в доме. Может быть потому, что они не знали языка? Или не желали создания скандальной ситуации, которая могла бы не понравиться соседям-немцам и правлению жилищного товарищества? Они обратились лишь в больничную кассу, но там им сказали, что новую коляску им оплатят только через несколько лет. Опять «злой дух»? Или все-таки герр Бош? Что ему, который вечно делал малые или большие круги по своим владениям, что ему стоило, увидев коляску, нажать кнопку и вызвать лифт не первый этаж? А когда он остановился, и двери кабины открылись, ему нужно было только несколько секунд для переноса коляски, стоявшей в 3-х метрах от лифта, в кабину. Затем нажатие кнопки, — и кабина спускается в келлер. А уж в лабиринте келлеров он ориентировался как никто другой. Но этого никто не видел! Может быть, это не герр Бош, а кто-то другой? Несколько дней спустя герр Бош, узнав об исчезновении коляски, пригласил фрау Вайсштейн в келлер и предложил ей взять старую коляску, оставшуюся после смерти инвалида, жившего в квартире, которую теперь занимали Вайсштейны, Но фрау Вайсштейн отказалась ее взять. Однажды Лева пришел к Алексею и сообщил интересные новости. В доме поселился какой-то немец. Как водится, хаузмастер крутился вокруг него и новый квартиросъемщик нанял его для каких-то работ по благоустройству квартиры. Полагая, что имеет в лице этого немца своего человека, герр Бош с упоением рассказывал ему, как он делает всевозможные пакости «этим русским», в том числе и о том, как он выключает лифт, когда видит, что они приближаются к дому с тяжелыми сумками на колесах, набитых продуктами. И вот этот немец разговорился с Ильей Браславским, и сказал, что возмущен поведением хаузмастера, и выразил свою готовность пойти в управление жилищного товарищества с группой русскоязычных эмигрантов, и рассказать обо всех его художествах. В связи с этим Лева спросил, пойдет ли Алексей вместе с ним, Браславским и этим новым немцем к фрау Велльзанд с жалобами на хаузмастера. Алексей, конечно же, согласился, хотя и понимал, что как хаузмастер герр Бош был правлению очень удобен. Он стриг кусты, поддерживал чистоту вокруг дома, красил стены в кабине лифта, по четвергам выкатывал мусорные контейнеры к проезжей части улицы, куда подъезжала машина для вывоза мусора. Но, с другой стороны, отключения им лифта иногда досаждали и жившим в доме немцам. Кроме того, лифт часто выходил из строя именно на 5-м этаже, и администрация товарищества уже вывешивала объявление с требованием прекратить баловство, и грозило «шутнику», если он будет изобличен, разрывом договора о найме квартиры. Герр Шейкин согласился идти с жалобой к фрау Велльзанд, но через несколько дней Браславский дал отбой. Оказывается, он позвонил фрау Велльзанд, а та сказала, что не видит смысла в такой встрече, потому что нет никаких доказательств того, что герр Бош занимался тем, в чем его обвиняют. Конечно же, это была формальная отмашка. Если герр Шейкин и герр Рудер заявляют, что много раз, когда им нужно было подниматься с тяжелыми сумками, лифт чудесным образом переставал работать на 20 -30 минут, а герр Бек сообщает, что герр Бош ему рассказывал, как он отключает лифт, чтобы эти старые русские тащили свои тяжелые сумки на верхние этажи, то это ли не доказательство злонамеренных деяний хаузмастера? Правда, никто не мог подтвердить показания герра Бека. Якобы поэтому обвинение выглядело недоказуемым, Но ясно было одно: правление товарищества не желало заниматься этими мелкими дрязгами между жильцами и хаузмастером. Дело выглядело безысходным. Герр Шейкин чувствовал себя все время под колпаком у этого негодяя, герра Боша. Когда Шейкины однажды уезжали днем в Украину, то просили Жору, отвозившего их на вокзал, забрать багаж из вестибюля дома, отъехать с ним за угол и там подождать их, чтобы Бош не мог их увидеть садящимися в машину с багажом. Это делалось для того, чтобы герр Бош не сразу догадался, что они уехали и квартира пуста. Когда герр Шейкин купил новый более мощный компьютер и плоский жидкокристаллический дисплей, он вынес старый громоздкий монитор и системный блок в свой келлер. Из системного блока он вынул жесткий диск и устройство для чтения и записи CD-дисков, чтобы подарить и сыну. Упаковка монитора и системного блока была заводская, та, в который они были куплены. Он хотел предложить их сыну для использования или продажи. Кончилось все тем, что сын отказался от этого старья и коробки были сданы в службу утилизации. Но все же они простояли несколько месяцев в келлере. И герр Бош разглядел их, и не только разглядел, но и сообщил об этом общественности! Герр Шейкин услышал об этом, когда проходил мимо группы молодых людей, которых развлекал герр Бош. «…У него уже один компьютер стоит в келлере…», — громко сообщал хаузмастер своим собеседникам. Увидеть из коридора эти коробки было трудно. Значит, он разглядел их через боковую стенку, когда освобождался келлер умершей фрау Шмидт, проживавшей на 8-м этаже. Через несколько месяцев после ее смерти в освободившуюся квартиру поселилась пара русскоязычнах немцев лет пятидесяти. Так что теперь на 8-м этаже из семи квартир лишь в трех оставались коренные немки фрау Книзея, фрау Ширман и фрау Шлюссель. Одну двухкомнатную квартиру занимала польская пара Шеремет, одну Шейкины, одну однокомнатную — турок, герр Аслан, и одну — новая русская пара. Та квартира на первом этаже, в которую когда-то Шейкины не захотели поселиться, стояла пустой года три, а потом в ней поселилась жещина-инвалид с украинской фамилией. Так что теперь из 56 квартир 9 занимали иностранцы. Чем не повод для разбухания ксенофобии! Большинство иностранцев нигде не работали и получали социальную помощь, то есть жили за счет налогов и страховых пенсионных отчислений работающих немцев. И герр Бош искал путь к тому, чтобы портить этим иностранцам жизнь более серьезно.. Он сообщал молодым немцам, не имевших понятия о статусе этих иностранцев, ставшую известной ему информацию, рассчитывая, что когда-нибудь и они начнут делать им пакости, причем посерьезнее, чем мог делать он сам. С присущим молодости максимализмом. Так что предостережение Ильи Браславского относительно контактов с хаузмастером, сделанное в первые месяцы проживания Шейкиных в доме на Пферденштрассе, заслуживало, вероятно, более серьезного к нему отношения. Тем временем, здоровье герра Шейкина ухудшалось. Уже несколько лет назад выяснилось, что он имеет болезнь Паркинсона. Ему было известно и то, что болезнь эта неизлечима. Уж если римского папу Иоанна Павла второго медицина не смогла спасти от этой болезни, то что говорить о простых смертных. Несмотря на большое количество принимаемых таблеток, болезнь эта прогрессировала. Голос его стал тихим и глухим, усилилась хромота, вот уже год прошел, как он перестал ездить на велосипеде. Однажды герр Шейкин, проходя по лестничной площадке первого этажа к выходу из дома, увидел герра Боша, опять стоявшего с несколькими молодыми людьми, и что-то им внушавшего. Когда он проходил мимо за спиной хаузмастера, последний возвысил голос и громко возопил: «… и он устроил здесь себе пенсион!». Герр Шейкин поздоровался с молодыми людьми и прошел, не останавливаясь, мимо. Значит, герр Бош продолжает свою пропаганду ненависти к чужакам среди молодежи. И если его, герра Шейкина, когда-нибудь изобьют в темноте на подходе к дому, связать это событие с «просветительской» активностью хаузмастера будет также невозможно, как доказать его злонамеренные действия с отключением лифта, с включением света и разбрасыванием шин в келлере, Другой раз, зайдя с улицы в дом, герр Шейкин увидел у почтовых ящиков хаузмастера и одного из жильцов, вынимавших из ящиков почту. В ящике герра Шейкина как всегда оказалось много рекламы, и он решил показать ее соседу и спросить, сколько рекламы он находит в своем ящике. Он начал вопрос своим тихим голосом, но сосед его не услышал, а герр Бош быстро встал между ними и громко о чем-то заговорил, как бы продолжая начатый разговор. Вместе с соседом, жившим не первом этаже, Бош отошел на несколько шагов, а потом направился к лифту. Когда герр Шейкин подошел к лифту, герр Бош еще дожидался прихода кабины. Он повернулся к герру Шейкину и зашипел: — Послушайте, вы приехали в землю Северный Рейн-Вестфалия, здесь люди тяжело и много работают и не имеют времени на то, чтобы с вами болтать. — Герр Бош!— перебил его речь заранее заготовленной фразой герр Шейкин .— Вы ведете себя по отношению ко мне нагло и недружественно. Было бы лучше для нас обоих ограничить наши контакты только словами «добрый день» и «до свидания». Вот я и говорю Вам: «до свидания». Что-то злобно урча себе под нос о людях, которые вызывают у него боли в животе, герр Бош вышел на своем 5-м этаже, а возмущенный наглостью хаузмастера герр Шейкин поехал дальше. И ВНОВЬ ЯЗЫКОВЫЙ БАРЬЕР Шесть семестров герр Шейкин изучал немецкий язык, посещая различные курсы в Volkshochschule то есть в народной высшей школе. В этой организации взрослые люди могут слушать лекции на различные темы и посещать курсы иностранных языков для дальнейшего продолжения своего образования. В шестом семестре он попал в группу, сдававшую по окончании курса 6-й ступени экзамен с целью получения сертификата, подтверждающего знание немецкого языка на уровне В1. Весь состав группы изучал 5-ю ступень курса в прошлом семестре, а герр Шейкин попал сразу на 6-ю ступень. Этот курс понравился ему тем, что был конкретно ориентирован на подготовку к экзамену. Грамматика изучалась в сокращенном виде. Много внимания уделялось прослушиванию текстов с последующими ответами на вопросы по прослушанному материалу, заданными так, что напрямую в тексте не было фраз, содержавшихся в вопросе. По окончании курса герр Шейкин сдал экзамен в Volkshochschule на удивление хорошо: он набрал 291,5 балла из 300 возможных. то есть в его ответах 97,17% были правильными. За экзамен он получили высший балл — единицу. В сертификате герра Шейкина было написано, что он способен пользоваться немецким языком письменно и устно во всех важных ситуациях в быту и в профессии. В нем утверждалось также, что обладатель сертификата понимает повседневную речь в приватном и профессиональном объеме и может принимать участие в таком общении. Так что бумага о владении весьма приличным знанием немецкого языка у герра Шейкина была, но он как до курсов, так и после них, не понимал немецкую речь даже при просмотре программ телевидения. Иногда ему удавалось понять несколько слов во фразе, а иногда и все предложение, но понимать смысл сказанного в целом он так и не научился. И он забросил всякие занятия немецким языком, ограничившись чтением поступающих писем об изменениях цен на бытовые услуги, о перерасчетах за потребляемую электроэнергию и оплате телефонных услуг, Интернета и т.п. Кроме того, он вел переписку с социальными службами и медицинскими учреждениями. К сожалению, Рут Барло была права: Ганс действительно не смог выучить то, чего не учил Гансик. Но место герра Шейкина в рядах, штурмующих бастионы немецкого языка, не осталось пустым. В следующем, осеннем семестре, его жена Галина, встала в эти ряды, пытаясь в свою очередь оспорить правоту Рут Барло. Она стала два раза в неделю посещать занятия в группе «Немецкий как иностранный» в Volkshochschule и один раз — занятие по немецкому языку в еврейской общине. «Отряд не заметил потери бойца…». Готовясь к занятиям, Галина бывала сильно возбуждена и раздражалась, если ей что-либо мешало. Она то и дело задавала вопросы своему мужу, и если он не знал правильного ответа, возмущенно кричала ему: «А что ты вообще знаешь?» — «Знаю, что я ничего не знаю!» — бодро отвечал ей Алексей. Хотя и имел справку о владении языком. Ну что ж, часто бывает, что справки не совсем соответствуют действительности. Алексей Алексеевич в молодости имел на работе коллегу, имевшего такую справку: «Дана настоящая Виктору Кулакову в том, что он действительно очень хороший человек. Старшина 1-й роты Михайленко». Подпись, дата, какая-то неразборчивая печать. Каждый, кому Виктор предъявлял эту справку, недоверчиво улыбался: уж больно не соответствовала его бандитская физиономия содержимому справки. Голова Виктора сильно пострадала, когда он в темноте, включив фару ближнего света, ехал по городу на своем мотоцикле с большой скоростью и врезался в грузовик с откинутым задним бортом, перевозившим стальные прутья, свисавшие из кузова чуть ли не до земли, и закрывшие собою задний свет. После этой аварии Виктор стал как те люди-дикари, «на лицо ужасные, добрые внутри»: лицо у него и впрямь стало ужасным, но чувство юмора осталось при нем, что и подтверждалось справкой, полученной им во время службы в армии. ИЗВЕЩЕНИЕ О СОБРАНИИ ЖИЛЬЦОВ И ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ФРАУ КНИЗИА Года через три после прекращения герром Шейкиным регулярных попыток по изучению немецкого языка, он получил коротенькое письмо от администрации жилищного товарищества такого содержания. Приглашение товарищества жильцов вашего дома. Весьма уважаемый герр Шейкин, на основе возникших разногласий в отношении деятельности домоправителя, мы считаем более выгодным говорить о проблемах друг с другом а не друг против друга. Мы сердечно приглашаем Вас на собрание в свободной на данный момент квартире на первом этаже в 10 утра 06.11.2*** года. Мы остаемся с надеждой на многочисленную явку, с дружеским приветом Жилищное товарищество Д-Норд. Непонятным было для герра Шейкин, почему в письме было употреблено слово «домоправитель», а не хаузмастер. Кто же этот домоправитель? Герр Бош? Герр Шейкин заглянул в немецкий толковый словарь и нашел там такое определение хаузмастера: «Человек, которому платят за то, что он поддерживает чистоту и выполняет малые ремонты в многоквартирном доме». Но герр Бош не поддерживал чистоту во всем доме. Все лестничные марши, все лестничные площадки и окна на них, мыли сами жильцы по составленному графику. Другое дело — кабина лифта. Там уборку делал герр Бош. Кроме того, он раз в неделю выкатывал на тротуар мусорные контейнеры и ставил их обратно после проезда мусорной машины. Снег от крыльца до мусорных баков и по пандусу до уличного тротуара должны были убирать жильцы по списку на доске объявлений. Кто не мог убрать сам, мог попросить соседа, или заплатить за уборку снега герру Бошу. Малые ремонты, в основном побелку, изготовление полок, подключение светильников и другие подобные работы герр Бош делал, но за отдельную плату, получаемую от жильцов наличными. Товарищество Д-Норд ему это не оплачивало. А что же значит «домоправитель»? Осведомитель? Говорил же он когда-то герру Шейкину про записи своих наблюдений по перемещениям жильцов дома и их посетителей для сообщения этих данных полиции. Размышления герра Шейкин прервал телефонный звонок. Звонила соседка, фрау Книзиа. Она сообщила, что упала, и просила помочь ей подняться. — Но как же я это сделаю, ведь я не имею ключа от вашей двери, — растерянно произнес герр Шейкин. Фрау Книзиа, соседка дожившая уже до 89-ти лет, последние месяца два плохо себя чувствовала и жаловалась на боли в спине. Врачи нашли у нее рак, но без метастазов. Во всяком случае, так она сказала «фрау Шейкин». Предвидя худшее, фрау Книзиа принесла фрау Шейкин конверт с запиской, в которой она написала номер телефона католической церкви, где она была прихожанкой, и номер телефона фрау Юнг, которая должна была оказывать ей помощь, как представительница церковной общины. Кроме того, она положила в конверт комплект всех своих ключей. В момент, когда фрау Книзиа все это принесла, герр Шейкин отсутствовал, поэтому конверт взяла его жена. Придя домой и узнав, что Галина взяла все ключи от квартиры и почтового ящика фрау Книзиа, он был несколько смущен. Фрау Книзиа жила одна. Ее единственный сын лет 30 назад покончил с собой. Он покоился теперь на кладбище, которое было видно с балкона квартиры фрау Книзиа. Но есть ли у нее другие родственники? Почему она отдала ключи иностранцам, которых мало знала? — Слушай, зачем ты взяла ключ от квартиры? — сказал Алексей жене. — Мы иностранцы, слабо разбираемся в ситуациях здешней жизни. А вдруг у фрау Книзиа в квартире лежат какие-нибудь ювелирные изделия или другие ценности, и появившиеся наследники будут их разыскивать? Надо посоветоваться с фрау Шлюссель. Он вышел в коридор и позвонил в квартиру фрау Шлюссель, дверь которой была напротив двери квартиры Шейкиных. Вскоре фрау Шлюссель вышла в коридор. Она была моложе фрау Книзиа лет на 20. Обе жили в этом доме уже 30 лет. Фрау Книзиа имела подписку на толстую многостраничную газету WAZ (Westdeutsche allgemeine Zeitung — Западногерманская всеобщая газета) и давала ее фрау Шлюссель для прочтения. С некоторых пор фрау Книзиа иногда подкладывала эту газету под дверь квартиры Шейкиных, тем самым как бы укрепляя взаимоотношения с соседями. — Добрый день, фрау Шлюссель, — обратился к соседке герр Шейкин. — Фрау Книзиа вручила моей жене комплект своих ключей. А есть ли у нее родственники и наследники? Почему бы не доверить эти ключи им? — Да, у нее есть наследники, — ответила фрау Шлюссель. — И она предлагала мне тоже комплект своих ключей, но я отказалась. Знаете, у немцев это может дойти до суда, если наследники заявят, что в квартире фрау Книзиа, имелись известные им ценности, а их там не оказалось. Тогда будут спрашивать с тех, кому фрау Книзиа оставляла ключи. Нет, я не хочу рисковать. Герр Шейкин был несколько удивлен такой постановкой вопроса и решил, что если уж фрау Шлюссель не хочет брать на себя ответственность, и отказывается принять ключи на хранение, то им с супругой тем более не нужны риски, в которых они слабо ориентируются. Поэтому он велел жене отдать фрау Книзиа все ключи, оставив себе только ключ от почты. Но теперь, когда фрау Книзиа упала и, весьма вероятно, сломала шейку бедра, как он сможет ей помочь, не имея ключа от входной двери? Он почувствовал себя виноватым. — Звони фрау Юнг, — сказал он жене. — Может быть, фрау Книзиа оставила ей ключи? Но фрау Юнг не отвечала. Герр Шейкин побежал к двери фрау Книзиа и нажал на дверь. К его удивлению, она подалась, и он вошел в квартиру. Неужели фрау Книзиа доползла до двери и дотянулась до ручки замка, запертого только на защелку? В коридоре на полу в бежевых брючках с наглаженными стрелками и в чистеньком выглаженном бежевом пиджачке лежала фрау Книзиа. Рядом с нею лежал утюг, который она пыталась вынести на кухню. Она лежала не совсем на спине, но с наклоном на левый бок и просила герра Шейкина помочь ей встать и прилечь на софу в комнате. Как ей надо было остерегаться таких падений! А она понесла утюг в правой руке, опираясь левой на трость, и зацепилась, наверное, за один из ковриков, лежавших на полу ее квартиры в большом количестве. Ей не следовало этого делать, но она хотела доказать себе и окружающим, что она может сама себя обслужить и отказаться от перевода ее в Altheim (в дом престарелых). В это время прибежала Галина, так и не дозвонившись до фрау Юнг. — Я позвоню фрау Бош, — сказала она. — Мне Аня рассказывала, что она когда-то окончила курсы по уходу за больными и умеет оказать первую помощь. Вскоре фрау Шейкина вернулась вместе с фрау Бош. Глянув на фрау Книзиа, фрау Бош сказала, что поднимать ее нельзя, и тут же позвонила в экстренную службу. Минут через 10 пришла красная машина с мигалками и сиреной. Из нее вышли два здоровенных парня, взяли с собой носилки, положенные на больничную каталку и поднялись лифтом на 8-й этаж. Несмотря на сильный шум в коридоре ни фрау Шлюссель, ни ближайшие соседи фрау Книзиа по этажу фрау Ширман и супруги Шеремет, не появились в коридоре и не поинтересовались происходящим. Осмотрев больную, один из спасателей пошел к машине и принес гладкий, как блин, сдутый матрас овальной формы и мощный насос, похожий на автомобильный для накачивания колесных камер. Они подтянули под бок фрау Книзиа тонкую подстилку матраса и стали его надувать. Когда левый бок фрау Книзиа перестал лежать на жестком полу, спасатели надули матрас с другой стороны. Теперь фрау Книзиа лежала на спине, но уже не на полу, а на надутом матрасе. Санитары взяли матрас с двух сторон, и подняли его на каталку. — Вызывайте хаузмастера, пусть удлинит кабину лифта, — сказал один из санитаров. Тем временем фрау Шейкина подала в руки фрау Книзиа по ее просьбе сумочку, лежавшую на тумбочке под зеркалом в спальной комнате. Эту сумочку и ключи от квартиры фрау Книзиа держала в руках, прижимая их к своей груди. Вскоре пришел герр Бош и открыл внутри кабины лифта дверь, позволявшую увеличить глубину кабины так, что в ней помещалась каталка с носилками. — Можно мне поехать вместе с вами, чтобы посмотреть, куда положат фрау Книзиа? — спросил герр Шейкин санитаров. — Нет проблем, мы возьмем вас, — ответил один из них. — Вы должны взять такси, если хотите ее сопровождать, — вставил свои 5 копеек герр Бош, но его никто не слушал. Герр Шейкин поспешил пешком вниз, пока санитары запирали квартиру, закатывали каталку с фрау Книзиа в кабину и спускались вниз лифтом. Санитары посадили герра Шейкина в кабину, один из них вел машину, а другой ушел в кузов, где лежала больная. Фрау Книзиа была помещена в районную больницу сравнительно недалеко от дома. Ей сделали рентген и сказали, что операцию будут делать завтра. Герр Шейкин узнал, в какой палате нужно будет искать фрау Книзиа после операции, попрощался с нею и поспешил на трамвай. Было уже поздно и трамваи ходили редко, с интервалом в полчаса. Поэтому он вернулся домой уже после 10 часов. Несмотря на поздний час, он позвонил фрау Юнг, и на этот раз застал ее дома. Он сообщил фрау Юнг о том, что случилось с фрау Книзиа и где она находится. Утром около половины десятого в дверь квартиры Шейкиных позвонили. В дверях стояла незнакомая пожилая женщина, представившаяся как фрау Юнг. Она говорила быстро и неразборчиво, но Шейкины все же поняли, что она уже побывала в больнице и фрау Книзиа попросила ее кое-что привезти ей из белья, но она не может открыть дверь. — Как же так, — удивился герр Шейкин, — ведь вчера сотрудник экстренной службы без проблем запер дверь фрау Книзиа. — А я открыть не могу, — сказала фрау Юнг и попросила вызвать хаузмастера. Не желая вступать в контакт с хаузмастером, герр Шейкин набрал номер герра Боша и дал телефон в руки фрау Юнг. Затем он взял у фрау Юнг ключ и пошел с ним к квартире фрау Книзиа, чтобы попробовать вставить ключ в скважину. Знакомая картина, — ключ не вставлялся полностью в замок, что-то ему там мешало. Точно то же было когда-то с замком Левы. Но тогда мотив действий герра Боша был понятен: он хотел сделать Леве какую-нибудь гадость. А чего он добивался теперь? Вскоре явился герр Бош, вставил в замок ключ, который вошел в замок только наполовину. Потом он постучал молоточком по головке ключа. Ключ полностью зашел в замок, герр Бош повернул его, и дверь открылась. Точно так, как это было в варианте с Левой. Затем герр Бош сообщил фрау Юнг, что замок теперь надо поменять, потому что ему пришлось вставить ключ силой, и теперь не было гарантии, что замок будет работать. Фрау Юнг составила какой-то акт, подтверждающий порчу замка. Она договорилась с герром Бошем, что покупку замка и его установку оплатит товарищество Д-Норд. Она дала герру Бошу какие-то деньги, и пошла собирать вещи для фрау Книзиа. Шейкиным стало все ясно: герр Бош цинично имитировал порчу замка с целью получить плату за его замену. Естественно, они не стали в это дело вмешиваться. Но где гарантия, что герр Бош не проделает когда-нибудь подобный фокус с их замком в самый неподходящий момент? И еще одно осталось им неизвестным: была ли замена замка и ключей проведена в присутствии фрау Юнг, или герр Бош похозяйничал здесь сам, меняя замок, а потом уже передал ключи фрау Юнг. Щепетильность фрау Шлюссель выглядела вполне обоснованной на фоне такой бесцеремонности хаузмастера. Операция у фрау Книзиа прошла успешно и дня через два фрау Шейкина навестила ее в районной больнице, принеся ей апельсины, мандарины и свежую газету. Еще через пару дней фрау Шейкина навестила больную повторно. Через 10 дней после операции фрау Книзиа перевели на долечивание в другую больницу, расположенную в соседнем районе. Там ее посетил герр Шейкин. А еще через две недели фрау Юнг привезла фрау Книзиа домой. К фрау Книзиа стала ходить женщина из службы социальной помощи, делая у нее уборку и помогая принять душ. Оптовую загрузку продуктами холодильника обеспечивала фрау Юнг. Фрау Шейкина приносила больной что-нибудь вкусное из того, что она готовила дома, а также порции сладкого пирога, когда она пекла. Герр Шейкин выполнял ее мелкие поручения по покупке свежих булочек и хлеба. Больничная касса оплатила приобретение для фрауа Книзиа ходунка с 4-мя колесами, который люди с проблемами двигательного аппарата толкали перед собой, опираясь на его рукоятки. Ходунок давал возможность посидеть, сделав колеса неподвижными, а также загрузить имевшуюся на нем небольшую корзину покупками. Если раньше фрау Книзиа ходила без ходунка, сильно согнувшись в пояснице, то спустя два месяца после операции, она стала ходить, опираясь на ходунок, с прямой спиной и с хорошей скоростью! «Шик-дама» — так она любила себя похвалить, показываясь «фрау Шейкин» в полной парадной форме с розовыми редеющими кудряшками прически, сделанной в парикмахерской. К сожалению, на невидимом ей затылке просматривалась лысина. «Фрау Шейкин», одетая в поношенный кухонный халат, заслуженно хвалила фрау Книзиа за ее мужество и желание хорошо выглядеть. А фрау Книзиа убеждала «фрау Шейкин» поменьше есть, чтобы сбросить лишний вес, но от приносимых ей вкусных блюд не отказывалась. Сама она употребляла безвкусную, на взгляд Шейкиных, пищу, приобретаемую в магазинах в виде полуфабрикатов. Все немки на 8-м этаже ничего не готовили. В крайнем случае, они разогревали полуфабрикаты. Ни разу от их дверей не распространялся запах вкусной пищи домашнего приготовления. А от двери г-на Аслана иногда несло куревом. СОБРАНИЕ ЖИЛЬЦОВ Наступил назначенный администрацией жилищного товарищества Д-Норд день и герр Шейкин пошел на собрание, напутствуемый наставлениями супруги не вмешиваться в конфликтные ситуации и не выступать. Все пришедшие на собрание уместились стоя в гостиной той самой квартиры, которую Шейкины семь лет назад осматривали, и чуть было в ней не поселились. Герр Шейкин встал у стены недалеко от входной двери. Рядом с ним стояли фрау Шлюссель и Александр Брин, который выглядел настолько худеньким и седеньким, что кто-то принес ему стул. В центре комнаты встал представитель администрации жилищного товарищества Д-Норд, господин среднего роста, одетый в хорошее пальто и хорошо причесанный. Рядом с ним стояли фрау Велльзанд и еще одна дама из администрации. Хорошо одетый господин сказал вступительное слово, и предложил присутствующим высказываться по поводу оценки ситуации с хаузмастером. С критикой господина Боша выступили три человека, стоявшие рядом у стены, противоположной к входу. Первым говорил герр Виктор Бек. Это был человек ростом чуть ниже среднего, плотного телосложения, еще не совсем поседевший. Герр Шейкин старательно вслушивался в его речь, но понял немногое. Как ему показалось, герр Бек сообщил, что родом он из Силезии, в доме он поселился сравнительно недавно и заметил, что хаузмастер ведет себя недопустимым образом по отношению к иностранцам, и особенно к русским. Он сообщил, что герр Бош с удовольствием рассказывал ему, как он делает всякие гадости этим русским, в частности отключает лифт, когда видит их с тяжелыми сумками, идущими из магазинов. Когда герр Бош не встретил взаимопонимания с его стороны, то стал распускать среди соседей, и особенно молодых, слухи о его, герра Бека, русском происхождении. К нему стали подходить и спрашивать, почему у него русское имя Виктор. Его это возмущало, поскольку он считал, что с такими вопросами к нему никто не имеет права обращаться. Равно как и по поводу того, может ли он читать тексты, написанные кириллицей. Никого из соседей это не должно касаться. Многое из того, что он говорил, осталось, к сожалению, для г-на Шейкина непонятным. Но из всего сказанного следовало, что герр Бек и есть тот самый немец, который предложил когда-то Илье Браславскому пойти в правление жилищного товарищества и разоблачить некорректное поведение хаузмастера. В заключение своего выступления герр Бек заявил, что человек с такими взглядами ксенофоба, как герр Бош, не должен представлять администрацию жилищного товарищества Д-Норд в нашем доме. Вторым выступил стоявший рядом с господином Беком кряжистый немец с густым ежиком волос на голове. Фамилии его герр Шейкин не знал. Он лишь заметил, что человек этот относился к нему недружелюбно, хотя изредка и откликался на его приветствие, когда они встречались близко друг с другом. У этого человека с ежиком было две дочки лет 10 – 12, которые никогда не здоровались с герром Шейкиным. Кроме того, этот человек имел микроавтобус с какой-то надписью, сообщавшей о сфере его деятельности. В последнее время он почему-то стал более приветливым с герром Шейкиным. К сожалению, из его выступления герр Шейкин не понял ничего. Он пытался спросить о выступлении господина с ежиком стоявшую рядом с ним фрау Шлюссель, но дискуссия шла без пауз. Сразу за господином с ежиком стала нервно, на высоких нотах что-то выкрикивать фрау Ширман. Но она не пользовалась авторитетом среди жильцов дома, потому что не имела постоянной работы, занимала у соседей деньги и любила выпить. Из ее эмоционального выступления обладатель сертификата В1 герр Шейкин не понял ничего. Затем выступили еще двое или трое жильцов дома, немцев, которые сказали, что герр Бош выполняет обязанности хаузмастера хорошо, и никаких замечаний к нему они не имеют. Потом в защиту своего отца со слезами на глазах выступила дочь хаузмастера. Наконец, выступил герр Браславский, который рассказал о множестве хулиганских проделок хаузмастера по отношению к нему и его покойной матери, и о том, как это неприятно приходить домой и сталкиваться с подобными выходками. Но, понимая, что вся наша жизнь состоит из компромиссов, встречаясь с герром Бошем, он, не желая заострять отношения, здоровается с ним и соблюдает нормы вежливости. Кроме того, герр Браславский положительно оценил работу герра Боша как хаузмастера. — Скажите пожалуйста, — обратился к герру Браславскому представитель правления, — а Вы можете однозначно доказать, что все, что Вы здесь нам рассказали, проделывал герр Бош? — Нет, однозначно я этого доказать не могу, потому что все это проделывалось при отсутствии свидетелей, — отвечал Браславский. — Вот видите, значит, Вы не можете утверждать, что все это проделывал герр Бош. Почему же Вы это делаете? — Я уверен, что это его рук дело, но поймать его с поличным было невозможно. Поэтому я готов заменить в своем выступлении слова «герр Бош» словами «злой дух», — ответил герр Браславский. Затем слово попросил герр Рудер, но поскольку он не мог говорить по-немецки, его выступление, сделанное на русском языке, переводил на немецкий герр Браславский. Выступление было кратким: герр Рудер просил правление предоставить ему квартиру в другом доме, чтобы не иметь дела с господином Бошем. Собрание длилось уже полтора часа, в комнате становилось душно, вести собрание дальше не имело смысла. Фрау Шлюссель пыталась поднять вопрос о том, что не все жильцы дома выполняют уборку лестничной клетки и мойку окон в коридорах, но вопрос этот не стали рассматривать. «Дело герра Боша» решили спустить на тормозах, поскольку работает он хорошо, а то, что он делает гадости некоторым жильцам не доказано, а что не доказано, то не может быть и наказано. Правление призвало всех жильцов дома вести себя толерантно и наладить хорошие отношения, как между собой, так и с герром Бошем. «И щуку бросили в реку…». Выйдя с собрания, герр Шейкин поспешил к почтовым ящикам, чтобы по надписям на них найти квартиру, в которой жил герр Бек. Оказалось, что эта однокомнатная квартира располагалась на 5-м этаже, где находились квартиры хаузмастера и Льва Рудера, основных участников конфликта. На почтовом ящике герра Бека была приклеена бумажная полоска с отпечатанной на принтере надписью: „Bitte keine Reklame einwerfen“ («Пожалуйста, не вбрасывайте рекламу») и красным кружком всем известного дорожного знака «Въезд запрещен». На следующий же после собрания день эта надпись была частично ободрана, а еще через день она вообще исчезла. Скорее всего, она была содрана обычным ключом. И сделал это, разумеется, не герр Бош, а «злой дух». Ведь никто не видел, кто это сделал! Герр Бош после собрания был весел и почему-то поднялся с фрау Шлюссель на восьмой этаж, оживленно с нею разговаривая. Он был удовлетворен ходом собрания и отсутствием каких-либо санкций против него лично. Вот теперь-то он сможет развернуться на поприще «злого духа», которого до сих пор никто так и не увидел! MEMENTO MORTIS Жизнь потекла дальше. В почтовый ящик Шейкиных реклама хотя и попадала, но значительно реже, чем до собрания. То ли потому, что увеличилось количество ящиков, в которые «злой дух» счел необходимым запихивать рекламную макулатуру, и делать это незаметно стало труднее, чем раньше, то ли потому, что макулатуры на всех, кому он хотел нагадить, уже не хватало. В келлере тоже наступило затишье, потому что герр Шейкин в связи с ухудшением здоровья, перестал ездить на велосипеде, и появлялся там весьма редко. Лишь однажды герр Бек, встретившись в магазине с Левой Рудером, подвез его домой на своей машине и показал вмятину на ее переднем крыле. Сам герр Бек ни с кем не сталкивался, а если бы чья-то машина стукнула его машину в отсутствие хозяина, то в месте вмятины должна была бы появиться характерная царапина, в которой должна была бы остаться краска чужой машины. Но царапины и краски не было. Значит, кто-то ударил его машину ногой, скорее всего каблуком ботинка. Кто? Ну, понятно кто: все тот же «злой дух». Шел уже февраль месяц, но местами еще лежал снег. Выходить в такую погоду на улицу без всякой причины, просто погулять, не было никакого желания. Поэтому Алексей Алексеевич много времени проводил у компьютера. Однажды, это было в субботу, часов в 11 или 12, он услышал громкий и резкий звук. Такой звук можно сделать доской, плотно прижатой с одного конца к гладкому полу, если другой ее конец поднять, а потом резко отпустить. Звукопроницаемость в доме была высокой, поэтому точно определить, откуда пришел этот звук, сверху или снизу, было трудно. Других звуков не последовало, поэтому Алексей Алексеевич продолжил свои занятия у компьютера. Он пытался составить письмо телефонной компании, начислившей ему непонятную плату за международный телефонный разговор, которого не было. Минут через 11 он услышал еще один звук, подобный первому, но значительно более слабый. После чего опять установилась тишина. Прошло еще минут 40, и вдруг раздался грохот такой силы, что стены и пол вздрогнули, а в работе компьютера произошел сбой. Впрочем, вероятно, это вздрогнули руки Алексея Алексеевича и нажали случайные клавиши. Тут уже он встал из-за компьютерного стола, взял в карман ключи от квартиры и вышел в коридор, а по нему — на лестничную площадку. Снизу доносились голоса. Алексей Алексеевич посмотрел в пролет между лестницами, и увидел где то примерно на 5-м этаже нескольких человек. Ему показалось, что там стоит фрау Бош в цветном халате и еще кто-то. Алексей Алексеевич вернулся в коридор, в котором находились входные двери четырех квартир восьмого этажа, и выглянул из окна коридора на улицу. Вслед за ним вышел в коридор г-ин Аслан. Оба не имели никакого представления о причине странных звуков, но из окна они увидели, что вся улица была заполнена машинами. Одна черная машина с поднятой крышкой багажника стояла поблизости от входа в дом поперек тротуара и проезжей части. Другая машина, белый микроавтобус, тоже стояла поперек проезжей части, капотом к багажнику первой машины, загораживая улицу. Недалеко от черной машины стояла красная машина скорой помощи с ящиком-мигалкой на крыше. Машины, принадлежавших здешним жителям, были припаркованы к тротуарам, но вся проезжая часть была заблокирована черными машинами. Возле некоторых машин стояли люди в черной форме с надписью «полиция» на спине, некоторые из них снимали с головы «чулок», который одевают на голову грабители и бойцы спецназа, чтобы их никто не мог опознать. Потом по пандусу несколько таких полицейских в черной униформе пронесли носилки с чем-то, завернутым в черный пластикатовый мешок и погрузили носилки в одну из машин. Алексей Алексеевич бросился к телефону и позвонил соседке Ане с шестого этажа. — А вы ничего не знаете? — откликнулась Аня. — Это же нашего Андрюшу убили! — Кого? Какого Андрюшу? Кто убил? — Ну, этого, Андреаса, хаузмастера нашего. Из пистолета его застрелили, Вы что, ничего не слышали? — удивилась Аня. Несколько секунд Алексей Алексеевич молчал, пораженный такой новостью. — Алло, вы меня слышите? — позвала Аня. — Да, я слышал один резкий хлопок, потом, минут через 11 второй, послабее, а потом, через 40 минут так грохнуло, что я уже вышел из квартиры на лестничную клетку. Видел примерно на 5-м этаже каких-то людей, слышал их голоса. Крика никакого не было. Тогда я в окно посмотрел на улицу и увидел, что дело плохо, — отвечал ей Алексей Алексеевич. — А кто же все это обнаружил? Фрау Бош? — Нет, на 5-м этаже какая-то молодая женщина как раз хотела выйти по своим делам, и увидела кровь, много крови на лестничной площадке, а потом и тело… Ему голову прострелили. Так эта женщина подняла шум, и позвонила в полицию. А стрелял в него этот самый, который на него жаловался, герр Бек, — объяснила Аня. — Никого не пускают в дом и никого не выпускают. На следующий день в местной газете появилось краткое сообщение о трагедии. «В районе В города Д во время бытовой ссоры один из квартиросъемщиков застрелил своего соседа, хаузмастера дома. Стрелявший 72-летний не пожалел 63-летнего. Стрелявший был членом союза стрелков и имел зарегистрированный пистолет. Несмотря на быстрое прибытие по вызову скорой медицинской помощи, хаузмастер скончался на месте, поскольку ранение в голову было несовместимым с жизнью. Полиция вскрыла квартиру стрелявшего и нашла там его тело и пистолет. Владелец пистолета покончил с собой. Причина ссоры неизвестна». Через некоторое время из разговоров соседей выяснилось, что первым выстрелом герр Бек застрелил Андреаса Боша на лестничной площадке 5-го этажа, прямо у своей двери. Пуля попала в голову. Вторым выстрелом герр Бек покончил с собой, закрывшись в своей квартире. Примерно через 40 минут после второго выстрела полицейские взорвали пиропатрон, разрушивший входную дверь квартиры герра Бека, и обнаружили там его тело с огнестрельным ранением и пистолет. В течение примерно полутора часов после прибытия полиции, в дом никого не впускали и не выпускали. На следующий день в дом пришли трое молодых людей с видеокамерой и микрофоном. Они звонили во все квартиры, пытаясь узнать какие-то подробности. Но большинство жителей дома ничего не знали о конфликтах между хаузмастером и жильцами, либо избегали давать какие-либо сведения кроме тех, что вскрылись на собрании, проведенном в ноябре. Тем более, что в доме оставались жить вдова и дочь убитого, и любые комментарии соседей могли причинить им боль. "De mortuis aut bene aut nihil" — («О мертвых или хорошо — или ничего.») —мудрое правило, завещанное древними римлянами последующим поколениям европейцев. Это правило особенно удобно для тех случаев, когда о мертвом есть что сказать плохого, а говорить только хорошее — значит лицемерить. Но с постепенным отдалением во времени трагедии гибели конкретного человека и его исчезновения из жизни, оценка его достоинств и недостатков может существенно измениться, страсти затихают, и тогда становится возможным говорить о любом умершем как плохое, так и хорошее. О герре Боше Шейкины вынужденно вспоминали еще много месяцев. И тому было много причин. Главной из них было то, что всякая насильственная смерть вызывает сочувствие к жертве. А в их квартире, к тому же, находилось много предметов, напоминавших им о погибшем. Старый подвесной пластмассовый шкафчик с тремя отсеками и тремя зеркальными дверцами, висящий в ванной над умывальником — дело рук герра Боша. Он подобрал его когда-то на «шпере» и предложил Шейкиным. Он же его и прикрепил к стене. Каждый день, подходя к этому шкафчику, Алексей Алексеевич доставал из него бритву, кисточку для бритья и тюбик с кремом. И почти всегда он вспоминал о герре Боше. Его жена Галина ежедневно причесывалась у этого «трюмо». В ванной, принимая душ, оба держались за ручку, прикрепленную к покрытой кафелем стенке, чтобы не поскользнуться и не упасть. Эту ручку тоже устанавливал герр Бош. Герр Шейкин ее приобрел, но сверлить кафель побоялся, поскольку хаузмастер много раз внушал ему, что в этой квартире он поднаниматель и при съезде с этой квартиры он должен все сдать таким же, каким оно было до его поселения. Привлекая к такой работе хаузмастера, герр Шейкин как бы снимал с себя ответственность за вмешательство в интерьер ванной. После обеда Алексей Алексеевич любил отдохнуть в кресле с мотором, которое нажатием кнопки можно было превратить из кресла в шезлонг. Это кресло тоже притащил сюда герр Бош. Два стола на кухне, поставленные вдоль стен и увеличивавшие рабочие поверхности, необходимые хозяйке, тоже сделал когда-то герр Бош. За ним было много добрых дел, правда, за все эти дела ему платили. Он сам всем объяснял, что бесплатно ничего не делает. Непонятно было только, почему он так упорно делал гадости некоторым квартиросъемщикам, причем не только русскоговорящим эмигрантам, но и немцам. Многие жильцы дома в беседах один на один признавали, что у хаузмастера сложный, скандальный характер. Отчего же этот сложный характер? От безделья? От желания «маленького человека», каким он себя ощущал, почувствовать удовлетворение, унижая других людей? Он умер легкой смертью. Как для него, так и для окружающих, она была полной неожиданностью. Он погиб внезапно, как та упомянутая Ремарком крыса, не успев завершить намеченных им дел. Но нет никаких оснований предполагать, что эти дела были бы лучше тех, что он успел проделать. Так, может быть, сожалеть о невыполнении этих дел не стоит? А что касается жизни, которая дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не была мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, так это не о нашем герое. — И все же мне жаль Андреаса — сказала Галина мужу месяца через три после смерти герра Боша. — Он, несомненно, был талантливым человеком. И рисовал он хорошо, и руки у него росли, откуда надо. Вот только ему бы другой характер. Прошло полгода. Новый хаузмастер, молодой человек лет 30-ти, проживал в одном из соседних домов. Изредка он убирал мусор вокруг дома и мыл пол кабины лифта. В доме было по-прежнему чисто. Реклама уже не забрасывалась в почтовые ящики Шейкиных и их знакомых. Лифт не работал за эти полгода лишь два раза по одному дню. Никто не царапал стенки кабины лифта, рисуя нацистскую свастику. Никаких злонамеренных проделок «злого духа» не замечалось и в келлерах. Весной бригада из 4-х молодых людей, нанятых правлением товарищества Д-Норд, постригла за день все кусты возле дома. Правда, за лето они разрослись, и отдельные ветки потянулись вверх, оставив далеко внизу другие. Но это, наверное, никому не досаждало, потому что их никто не обстриг. И с мусорными баками не возникло никаких проблем: их выкатывали, опорожняли и закатывали обратно в бетонные ячейки рабочие мусороуборочной машины. А однажды, в 5:40 утра, герр Шейкин вышел из дома, собравшись на рыбалку, и обнаружил на зеленом газоне, украшенном щитком с надписью «Этот участок земли не предназначен для собачьих и кошачьих испражений», фрау Бош, а рядом с ней на поводке — очаровательную крошечную белую собачку. Приветливо поздоровавшись с фрау Бош, герр Шейкин выразил искреннее восхищение красотой ее собачки, и поспешил к трамвайной остановке. 29.11.2010.