Там, где волна с волною дружит, Где гомон чаек, шум тресты, Где с белой пеной ветер кружит, Где спят рыбацкие мечты, Стоит избушка во сто лет. В избушке этой старый дед Плетёт чудесной сказки сеть - Конца у этой сказки нет! То было тыщу лет назад В родном краю беда случилась, Ушёл под воду чудный град, Земля вдруг в воду превратилась. Однажды в ночь, в безумье боги Волной накрыли людный брег. Сон под волной - удел для многих, Один лишь спасся человек. Аскольд Аскольд родился на подоле, В избушке старой кузнеца. А уж за дверью волн приволье Манило сына и отца. Мать у Аскольда – белозёрка, Жила на кьяндских берегах, Отец – варяг, был воин тёртый, Был храбр и побывал в боях. Судьба свела их в старом граде На торге, полном суеты, Средь пирогов, мехов и браги Соединились две мечты. Мать родила его как надо, В избе, притихшей на краю, И голос сына – ей в награду Будил июльскую зарю. За звонкий голос он Аскольдом Был назван матерью тогда. Пусть будет храбрым, смелым, гордым! Пусть обойдёт его беда! С тех пор не мало лун сменилось, Воды не мало утекло, В груди Аскольда сердце билось Жарко. И непорочно, как стекло! Но как бывает? Так бывает: На торге, полном суеты, Где мех на серебро меняют, Вдруг повстречались две мечты! Она – из княжеских чертогов, Он – грязной кузницы жилец, Забыв про всё, молили бога В соединенье двух сердец. Но Ярве, Ярве помешала Любви и счастью впереди, В напиток страсти подмешала Полыни привкус и беды. Ярве И даже бог – держатель мира В тот миг, когда звучала лира Сварог всесильный мог грустить, Мог тосковать и мог любить. Он помнил детство дочки милой, Когда она, родясь на свет, Лучом зажгла весь мир унылый, На сердце, оставляя след. Она чуть плавать научилась, А он стал думать о делах, И, как назло, гроза случилась На двести пятых небесах. А дочь в то утро заблудилась, Отплыв от дома для затей, И до утра рвалась и билась В плену расставленных сетей. Лишь через день дощан рыбацкий Приплыл к разорванным сетям. Уж небо начало смеркаться, Когда её схватил рукам Один из рыбарей и вскрикнул, Увидев милое дитя, Божась, за борт её он кинул, Она ж смеялась, вглубь летя! А там, в глуби озёрных градов, Под сенью бурь и снегопадов, Жила богиня этих мест Одна из будущих невест, По фински Ярве, слышал я, Отец назвал её любя. Забыв про долг и воспитанье, Приставив к дочери слугу, Который мог лишь пропитанье Дать сердцу юному. Во мглу Сварог ушёл из жизни Ярве. Она ж забыла про отца, Про ласки, нежность. Только разве Могла узнать его с лица! Не переживши разрешенья, Сошла в могилу Ярве мать. Нет в одиночестве смиренья! И быть одной не благодать. Она не раз зарю встречала, У Солнца теплоты ища, И на закате провожала Светило, сердцем трепеща. Но эти светлые посулы Лишь согревали, но не жгли, И в Белом озере тонули, Любви родительской огни. Но годы шли, ей восемнадцать! Она прекрасна – дочь Весны! Ей скучным стало всё казаться, Её любви тревожат сны. Аскольд! - Мелодия порыва, Волны поющей на ветру! Во сне ей мать цветком раскрыла Её дальнейшую судьбу: - Нет, он не Бог, не демон ночи, Он человек, и он живой! От плача потеряй ты очи, Но предназначен он другой! Однажды в розовом закате Она гуляла по волнам, Сияя жемчуговым платьем, Посеребрёнными рогам. И тут на грех она взглянула На берег вроде бы пустой, И в этот миг её кольнула Стрела любви своей тоской. На берегу, где сети ладят Аскольд с княгиней ждут зарю, А волны берег тёплый гладят И шепчут: Я тебя люблю! С тех пор вечернею порою, Забрав покой у рыбаков, Объята пламенной тоскою Являлась Ярве в сказках снов. То бурей грозной взвоют крыши, Обломками, страша людей, То бархатной волной неслышно Ласкает берег много дней. Она таиться не смогла, И плач её отец услышал. Сварог всесильный. Помогать Он ей не стал, а можно ль свыше? Он ей готовил свой удел: Её он видел в божьем царстве. Не усмотрел, не досмотрел! И начал думать о лекарстве. Лекарство разное бывает: Одно излечивает сразу, Другое просто убивает И жизнь, страданья и заразу! Так вот родительское благо Свелось к безумью – тоже грех! Бог уничтожит город наглый За униженье и за смех! «Не может плакать дочь моя из-за простого человека! Когда подвластны ей моря, Озёра дивные и реки!» Так Бог решил, она не знала, Что он готовит. Грустно ей, Она по- прежнему ласкала Волнами берег для людей. Но ночью в день расплаты грозной К ней вдруг отец пришёл прося Забыть любовь и стать свободной ….иль превратиться в карася. «Нет, мой отец, уж лучше рыбой Прожить, чем богом без любви!» «Дочь покорись, а то я.. либо Всех утоплю! Не говори….!» Расплата. Сверкали молнии, в полнеба Поднялся смерч, грозя волной, Вмиг превращая смертных в небыль, Сварог пошёл на град войной! Но среди хаоса и бедствий Среди смертей, а Бог был лют! Она его спасла, по- детски Поцеловав, нашла приют. Он в забытьи лежал полсуток, Глаза открыл, не веря сам, Что он спасён. Её поступок Ему не ведом был. Он сам, Ему казалось: плыл волнами, Затем тонул, всплывал и вновь Он грёб озябшими руками.. Он был бы мёртв - спасла любовь! Любовь богини не княгини, Любовь запретная богам. И на волнах блестел как иней У Ярве месяц двум рогам! Встреча Его безмолвьем наградила Беда огромная, затем Унынье в сердце породила Оставив разум на размен. И он один приняв утраты, Оплакав всех по сотне раз Забыв про голод и заплаты, Работал не смыкая глаз. Шли годы. Молодость в подмогу! Рос новый город над волной. Аскольд наш ожил понемногу Душой и сердцем. Сам не свой. Меж тем, отстраивая стены, Кузнец грустил, в печали он. Любви вериги незабвенны, Что жизнь, она лишь только сон! А Ярве? Ярве тосковала, Глядя на позолоту стен, И встречи с кузнецом искала: Ей ненавистен водный плен! Она сама к нему явилась, Открыв дорогу в небеса, Ему открылась, научила Искать прощенья у отца! Однажды в кузнице убогой Ковал подковы мастер наш. Как вдруг опять в насмешку боги Снесли дымящийся шалаш. Но наш герой горя отвагой Мечом хотел пронзить врага. Но словно опьянённый брагой, Чуть не упал, узрев врага! Пред ним девица с дивной статью, Глаза горят, ну сущий Бог! И жемчугам блистает платье, И рыбий хвост заместо ног! «Ну, храбрый воин, я готова Помочь тебе вернуть людей И жизнь вернуть в жилища снова, И суету, и смех детей!» В зелёных косах луч змеится, Рогатым месяцем крутясь. «В такую можно и влюбиться!» Аскольд подумал не смеясь И манит рог небесной далью, Кровавой медью, крася лес. Гладь озера, пронзая сталью Мечей до самых до небес, В озёрной глади отражаясь, Пронзая Солнца смело грудь. Аскольд же, чуду поражаясь Хотел сбежать куда-нибудь. Но ноги каменными стали И рук не чувствовал герой. Лишь наблюдал, как звёзды пали У храма в роще под горой. И вдруг огромный полумесяц В крест превратился и лучам Нарисовал по сотне лестниц, Подвёл к Аскольдовым ногам. На небесах О, чудо! Ожил наш герой Ступени пробует ногами, И, распрощавшись вмиг с землёй, Полез беседовать с богами. Полдня карабкался по своду Скользя ногами, глядя вверх И вниз. Увидел волю и свободу, Какой хватило бы на всех! И вот до божьего порога Добрался наш герой немой. И долго, долго звал Сварога, Опёршись на Луну ногой. Но бог не слышит, что услышишь Когда герой без языка? И бьёт ногой по божьей крыше Герой наш облакам в бока. Под вечер сон Сварогу снился: Он мир по- новому творил.. А тут безбожник вдруг явился И Бога! Бога разбудил! Суд Сварога А Бог, не слыша о прощенье, Аскольда в волны бросил вмиг, Все мысли у Отца о мщенье, За то, что тот небес достиг. Казалось, Смерть косой железной Отнимет жизнь у кузнеца. Забвенье станет неизбежным Судьбы несчастной молодца. Но он упал на волны, будто Не человек, а лист осины. И утонул в седое утро В открытой пасти у пучины. А под волнами старый город Горит огнями и живёт, Но лишь Аскольда, вот так горе! Никто уже не узнаёт! На божий суд собрали живших, И Ярве, так же средь людей! Их всех, когда прегрешивших Рассудит Бог – ему видней! Сварог без слёз и сожаленья Решил всё сам, не дав сказать! Не ожидая снисхожденья, Всем оставалось только ждать! - Всех живших делаю живыми И возвращаю в Белый свет, Обиды не ищу за ними, Пускай живут до сотни лет! И город старый возвращаю Я из пучин - к чему мне он! Лишь одного я не прощаю: Того, кто мне принёс урон! Из всех моих богатств несметных Он дочь мою отнял навек. Пусть будет рыбкой неприметной, Уклейкой будет человек! А дочь моя, краса и гордость, Пускай останется при нём, Забывшая отца и кротость, Золотобоким карасём! Слепая ярость всё же тщетна И пылкий гнев не может смыть Любви отцовской многолетней. Сварог не может дочь убить! Нося под сердцем пуд обиды, Вину за прошлое отец, Решил, конечно, не для виду Раздору положить конец: - Ты - дочь моя, и я в ответе За твой позор, но я готов Исправить всё и всех на свете Без лишних и ненужных слов. Но смертные богов боятся. За справедливость их всегда Готовы постоять и драться, И даже гибнут иногда. И, кроме чувств отцовских, всё же Я справедливость применю. И божьей дочери не гоже Любить варяга, я виню Его не менее, а значит, Всё будет, так как я сказал. Вы рыбой будете, иначе Я вас бы вместе не связал. Но знай и ты, и он пусть слышит: У вас спасенье все же есть, По- человечьи он задышит, Когда вернёт он Богу честь. Пусть рыбкой мелкой трёхвершковой, (Уж больше некуда расти!) Не зная слов и ни покоя, Он сможет мир людской спасти! Подвиг Сто лет минуло, как минута! Что век для мира и богов? Лишь крошка вечности смахнута, С весов Вселенной к смерти в кров. И берега и долы крася, Два города в волнах плывут, Их вид могуч, их вид прекрасен Их Беловодьями зовут. И горожане, веря в счастье, Не помня горя и печаль, Не поминая о ненастье, Забыли про оружья сталь. Но городам готовят яды, Чуму, бубонную чуму! Ползут к стенам высоким гады, Таща зловонную суму! Смертельным кольцам извиваясь, Гадюки оставляют след, Кругом поля испепеляя, Неся на чёрных спинах смерть. Там, где червонным златом дышит, Подземный мир, зловещий дух Сумерлы окрик грозный слышен И Озема костлявый стук. Им в рудниках хватает дела, Но нужен русский им народ. Чтоб снова Оземь и Сумерла Увековечили свой род. Пусть все живущие умрут! Забыв себя, отдавши душу. И рабство в вечность обретут, А уж работа их задушит! А где же рыбки? Где герои? Они по-прежнему живы, Не зная слов, ни сна, покоя, Не опускают головы. За сотню лет они окрепли, И даже, может, подросли, И чешуёю не померкли, И мхом, как пни, не обросли. Раз двести их глотали щуки, На зуб пытали судаки, Но, пережив все эти муки, Они по-прежнему близки. Сперва Аскольд, тоскою маясь, Пытался берег рассмотреть, Увидев мать старухой, каясь, Не подплывал так близко впредь. Теперь он знал: его родные, Его любовь лежат в земле, И только он и Ярве ныне Плывут безмолвно по волне. Богам противиться негоже, Их суд и путь непостижим! И, повинуясь знакам божьим, Мы этой жизнью дорожим. А наш Аскольд хоть рыба, всё же Он божья тварь, зачем грешить! Он полон честью, и, похоже, Он хочет бога удивить! Века для бога что минуты, Для рыб указан рыбий век И провиденья путь запутан, Аскольд не рыба – человек! Пришла, пришла его минута Спасти гордыню городов. Под утро весь восток опутан Змеиным тучам в сто рядов! И серой утицей трепещет Волны крылатая душа, О смерти всем живущим шепчет, И бьёт, и стонет брег кроша. Два города в кольце у смерти Спасенья нет! Уже на дне Попал Аскольд в сомненья сети: Как я смогу спасти людей? Без рук, без ног, без языка Моя забота не легка. «Одолей мне высокие горы, Стены смерти, глухие затворы, Долы, полные нечистью разною, Темный лес и болезни заразные! И пеньки, и колоды несметные, Синих рек и озёр усыпальницы, Обрети снова жизнь и бессмертие У цветка у кувшинки-купальницы!» Так когда-то прабабка шептала, У Аскольда кувшинку отняв, Про какую-то силу пыталась Рассказать, он ушёл не поняв. А старуха не бросила на земь Чуть увядший от Солнца цветок, А взяла с изумрудами камень, Раздавила им вдруг лепесток. И желанье старухи ожило: Молодым вдруг явился старик, Он пришёл к ней из тёмной могилы, Помолчал и исчез через миг! И его осенило: Сумею, Уничтожить коварство и зло, Я кувшинкою их одолею, Я хочу, чтобы мне повезло! Заводь тихую вскоре припомнил, Где он в детстве купаться любил, Грудь отвагой горящей наполнил, Через волны к спасенью поплыл. Снегом белым кувшинки светились, На наполненной смертью воде, А в траве пауки суетились, Открывая ворота беде. Вдруг рыбка серебром блеснула, Ртом уцепилась за цветок Его вдруг с силой потянула И оторвала лепесток! И вмиг его желанье живо: Мороз ударил в летний день, И то, что было злом и жило, Вдруг превратилось просто в тень! Прощение Бог справедлив и скор в расплате. Он видел всё! Он добр лицом! Аскольд в доспехах, Ярве в злате Предстали снова пред отцом. - Исполнен долг, вы – не немые, За вами выбор. Кто и где Закончит в мире дни земные, На суше или вдруг в воде? Аскольд очнулся человеком, В своей избушке, златом полной. А Ярве рыбкой век за веком В волнах купается озёрных! И золотою чешуёю, Она горит в волнах огнём. Зовёт и манит за собою И тёмной ночью, ясным днём! Она ни в руки, и не в сети Не попадётся, не проси! Тому, кто ни за что на свете Не любит сказки о Руси! Там, где волна с волною дружит, Где гомон чаек, шум тресты, Где с белой пеной ветер кружит, Где спят рыбацкие мечты, Стоит избушка во сто лет, В избушке этой старый дед Плетёт чудесной сказки сеть- Конца у этой сказки нет! Примечание 1. Сварог – главный бог в славянской мифологии. 2. Ярве – озеро, буквальный перевод с финского языка. 3. Озем и Сумерла – боги подземного мира в славянской мифологии. 4. Треста – местное название тростника. 5. Вериги – металлические оковы, которые носятся монахами всю жизнь. 6. Посулы – неисполненные обещания. 7. Бубонная чума – одно из страшных заболеваний средневековья. 8. Дощан – рыбацкая лодка. 9. Беловодье – сказочная страна, воплощение народных мечтаний. В этой стране всегда все счастливы. 10. Варяги – одно из названий скандинавских народов. В средние века проживали на территории нашего края. 11. Кьянда – куст деревень на северном берегу Белого озера. 12. Вершок – мера длины в Древней Руси, равна фаланге человеческого пальца. 13. Подол – район средневекового города. Неукреплённая часть города там, где жили ремесленники. 14. Кувшинка – в славянской мифологии одолень – трава. Она способна противостоять злому духу. 15. Уклея – маленькая рыбка с серебряной чешуёй, водится в Белом озере. В Вашкинском районе её называют вашкала.