Не тесьмою, а лентою красною У которой неровны края, Подвязался он раной опасною На груди... Уж вставала заря; И, дыханьем прохлады излеченный, Продолжал он намеченный путь; Дрожью боли и сажей увенчанный Он боялся забыться, вздремнуть... Он не слышал нарывов и жжения И сердечную боль заглушил От письма (где искал утешения - «Не люблю» от нее получил). Но ступал он упорно; и с верою Билось сердце в надежде обнять Ту старушку с березою белою И сказать лишь: Живой еще, Мать!