– Смотри, как спешит, еще и оглядывается, – на кого это он? Вокруг нет никого! – И кому это нужно - тянуться, чтобы выше других, показывать, как ты всех обогнал, или как этот вон, пригибаться к земле! Уж какого роста ты есть, такого и будь! – Смотрите, споткнется вот-вот! Упадешь, носик разобьешь! Лена и Катя с тарелками так и стояли в руках, но Петр уже приближался, и всем уже надоело глазеть, и обе они отошли к опорным столбам, на которых держался навес. У каждого из столбов лепилась какая - то утварь, все вроде бы хлам, коробки и ящики, и где только раздобытые старинные керосинки и примусы, и столики были сколочены, из чего удалось. Петр добежал и упал на ящик. Сгорбился и задрал подбородок: – Ух! – Ну как? Ты от кого так бежал? Что – то погони не было видно. – Так снова темнеет уже! Правда, с лампочками так обстояло, что если кому - то сказать – не поверят. Они здесь были доступны в единственном виде: которые для карманных фонариков. Да-да, эти самые, размером с мелкую вишню. Но можно, и в это, наверно, тоже трудно поверить, можно, как оказалось и при таком освещении, а ночи стояли теплые и ароматные, засиживаться по ночам, и в лица заглядывать удавалось друг другу тем, кто держался поближе, а кто-то даже читал. Поэтому гнутым скомканным проводом кой-как подсоединенные к батарейкам, прикручены были то упаковочными веревками, а то приклеены скотчем на всех опорных столбах оранжевые ночники-светлячки. А там, где энергия на исходе – красные. Столбы не держали единую кровлю, они несли небольшие щиты, местами они превращались в сплошное покрытие, а где-то имелись просветы, в которые вот сейчас видны были звезды, а днем водопадом вливался солнечный свет. Недавно негромкий смех и гул разговоров, а то внезапные звуки шуточных потасовок вдруг с улицы заглушил враждебный однообразный звук. От улицы защищала стена многоэтажных домов, там днем и ночью и без того непрерывный поток машин, но это – другое. – Ого! – Константин поднял голову и напрягался понять. Потом они вместе с Валерой пошли посмотреть. – Там едут на гусеницах эти…Ну, типа танки. Направо посмотришь – не видно, где их начало. Налево – не видно конца. Такая колонна. – Значит, опять войну затевает король! – Коля сказал. – А от бомбёжек спасаться должны будем мы. Это не дождик тебе. – Сам ты король! – засмеялся Валера. – Ты что, не слыхал ничего? Давно уже президент! – Ну и хер с ним, а мне- то что? – Ой, – Вера всплеснула руками и так и оставила на подбородке. – Это что же, сюда будут падать гранаты их разные, на наш зелёный газон, и черные страшные ямки будут тут всюду, и на дорожке в Разминочный сад? – Да может еще ничего и не будет, успокойся ты, – Петя сказал. – Ну, денег в казне нагребут генералы, да разойдутся. Думаешь, так уж они хотят воевать? – Так они же сами не будут! Они фигурками двигают! – Зачем ему это понадобилось? – Кому? – Президенту. – Да переел, – Митя сказал. Потом этот звук прекратился – внезапно, как будто шарик катился по полу, вкатился под шкаф и умолк. И все разбрелись по своим фонарикам. Еще посидели, но прежнего куража веселье не достигало. Дождались, что черное небо стало прозрачным, цвета морской волны, на нем догорали последние звезды. Потом проступило чувствительно розовое. Аврора проснулась и улыбнулась. – Костя, говна кусок, мне долго тебя просить воды принести? Лена в домашнем переднике только что мыла посуду и воду вылила в траву. – Что ты там потерял? Что ты все ходишь по краю газона? – Да подожди ты. Да, потерял. Нужную вещь потерял. Подарок от девушки. Ладно, вернусь, буду дальше искать. – Да что там? – Браслет. – С часами? – Нет. Просто браслет. Костя набрал побольше мягких бутылок в два плотных пакета и поехал в троллейбусе на конечную к ближайшей водопроводной колонке. Юля сидела расставив колени под фартуком и толстым зеленым обломком ореховой оболочки красила губы. – Что ты все трешь? Почернеют совсем. – Понимаешь, глаза у меня темные, мелкие, плохо, когда бледные губы. В качестве зеркальца она держала перед собой начищенную железную ложку. Валера мимо прошел: – Такая красавица, прямо тебя не узнать. Смотри, не перестарайся, а то украдут еще. – Да? А я-то считала, ты самый тупой. А ты кое-что понимаешь. По стенке оврага извилисто полз многолетний мусорник. Часы на башне центральной площади показывали 11.45. У края оврага Коля и Митя на животах лежали в траве. Здесь виден был горизонт. – А представляешь, все это водой залить? Мы бы с тобой на море смотрели. До горизонта вода, – Коля сказал. Митя не поддержал: – М- м… А чем тебе воздух хуже? Так там можно идти и идти, смотри. Нет, я бы не стал. – Видишь цветочки слабо голубенькие на жестких стеблях торчат из травы? – Ну? – Это цикорий. – Тот самый? – Ну да, « кофе с цикорием». Надо бы засушить, можно как чай заваривать. – Будем заваривать. – А « паслен» это знаешь что? – « И паслен от дождя задубел». « Спит бурьян на меже в огородах, И земли ощущается отдых, И паслен от дождя задубел». Где - то читал. А так не видел. – Это такие кусты небольшие, толстые стебли и мало листьев. С виду культуру даже напоминает, а в ягодах яд. Мы из –за Юли не подеремся? – И тебе она даст, и мне. Драться зачем? – А Катя? – И Катя даст. – Ладно пошли поработаем. Коля перевернулся на спину и встал без помощи рук. Митя отжался еще пару раз, еще пару раз, и тоже встал. – Четыре машины разгрузили – и домой. Жадничать мы не будем, верно? – Ну, да, еды наберем – и домой.– И пива. Они уже шли по улице. На третьем в многоэтажке визжал электрорубанок, выравнивая паркет. Они уважительно подняли головы. Окно из квартиры было распахнуто, в стекле золотым лимоном горело солнце. Сюда, если складывались благоприятно детали и создавалась аккустика могли долетать отдаленные звуки из мест, куда добираться на транспорте пришлось бы немало времени. Так, можно было услышать болельщиков стадиона, а то отдаленные голоса суфлёров с товарной станции, совсем в другой стороне. Наверное, потому, что эта часть города стояла на плоском холме, хотя окруженный постройками наблюдатель не мог в этом убедиться. И вот долетели удары часов на башне центральной площади, и Митька их стал считать: двенадцать. Они уже подошли к перекрестку, все видимое пространство здесь занимали два рынка, Продольный и Поперечный. Причем назывался Продольным который стоит поперёк ведущей к ним улицы, а Поперечный тянулся за ним. Они состояли из мелких торговых точек. Они уже подошли к эстакаде. – А, ребята! Водитель пока отошел, некому было грузить. Открывай! Вторая сейчас подойдет. Вы сколько будете брать? Сегодня воскресный тариф. И Митька и Коля принялись за работу. – Мой караван ша – агал через пустыню… Митя на лямках нес на спине большой мешок наполненный доверху. Они уже свернули во двор, приближались к навесам. Коля стегнул по мешку прутиком: – Первый верблюд… о чем-то с грустью думал. И ос - таль - ны - е вто - рили ему! Девчонки, как видно, этого ждали и каждая подошла и обе руки запустила в мешок. – Куда столько пива набрали? – Катя спросила. – А мы будем вас обучать. – А пива куда вам столько? – Вера спросила. – Вас начнем обучать. Митя стоял и красную майку вылезшую в штаны заправлял. От многоэтажного дома всего в 10 – 15 метрах семейство навесов здесь приютилось. Легло как летающая тарелка среди двора. Вопрос, а как же смотрели они друг на друга – жильцы обычного дома и те, кто живет почти под открытым небом – напрасный вопрос. Казалось, что жизнь вообще бы не продолжалась, если кто-то вздумал отклониться от принятых правил, повел бы себя иначе. Возникнет во всяком случае множество неразрешимых проблем. И главным условием было: они друг для друга не существовали. Очень не повезло тут одному обитателю дома, дёрнул черт Костю к нему обратиться. На Костю он оглянулся пугливо, плотно сжал губы, чтобы случайно не вымолвить слова, мелко ступая он отбежал к своей двери и домофон мяукнул, и скрылся он за железной дверью. Он-то повел себя правильно, но зачем, зачем! Не надо никому омрачать! Нечего было испытывать, возможно ли невозможное! Лишнее подтверждение, что мало все правильно понимать, надо еще руководствоваться, когда понимаешь. Легче тут все объяснить примерами из животного мира, потому что когда мы берем человеческие различия рас и национальностей, там основные признаки все совпадают, и возрастают различия, характеристики возникают уже на уровне второстепенных. Что, например, у коровы и волка общего, парность фрагментов тела? Нет у них общего ничего, лучше сразу признать. Вот и в этом случае речь о типах существ, ни в чем не соприкасающихся. Признаком обитателей неприступных домов были врожденные золотые зубы, точнее, весь верхний ряд. Причем полноценным членом сообщества считался у них только тот, кто не имеет проблем, поэтому принято было показывать их в широкой улыбке. И зубы сверкали при встрече, за разговором, и в стороны разлетались зайчики бликов. Тем более, что не повторилось здесь ни одно из известных природе устройств: они были крупные и совершенно все одинаковые, один в один. Подростков от взрослых особей отличало лишь то, что зубы у них обладали лимонно-зеленоватым блеском. У старших их блеск был оранжево-золотым. Причем созревание признавалось тогда, когда подросток вдруг замечал свою принадлежность к родившимся с золотыми зубами. При этом лицо его озарялось улыбкой, такой, как сопровождает находку утерянных денег. Но ведь кто – то их потерял! Спиной к столбу на ящиках Вера и Юля сидели, у них за спиной еще один ящик под несколькими листами картона, во вскрытых пластмассовых упаковках на нем стояла еда. И пиво в мягких бутылках. Вообще если взглядом скользнуть по всем у столбов случайным предметам, которые проходили за столики в этом летнем кафе, то пива уже оставалось треть. И Вера держала вытянув руки себя за колени, а Юля подбрасывала под юбкой колени и топала по траве. – Ой, Валера, еще, еще! – Значит все не так уж плохо на сегодняшний день…если есть в кармане…пистолет… И Вера опять себя хлопнула по коленкам, а Юля опять затопала. Валера ладонь свою ковшиком подносил ко рту и локоть держал у бедра, и раскачивался как бутон. Он предлагал себя в роли солиста. – Валера, еще, еще! – Значит все не так ух плохо на сегодняшний день...если есть в кармане… пистолет…И опять это вызывало восторги. Что-то тем временем произошло в закатной области неба. Может быть, как старинная занавеска в нижние пол – окна там полосой протянулась серая облачность. Краски в небе угасли. Но даже еще фонари зажгутся нескоро и было понятно, что будет светло не один еще час. – Похоже на белую ночь, – глубокомысленно Петька сказал. Они в стороне от столбов с Митей вдвоем стояли, по центру площадки вытоптанной травы. – А ты что, бывал? А Петя, широкоплечий и невысокий, и длинные светлые волосы, и крупная голова, когда подбородок кверху задрал похож стал на горбуна: – А Индия, например? Я тоже там не бывал. Но знаю, что небо у них как сироп, фруктового цвета, а в небе безветрие, и пальмы чернеют на тонких стволах. У Митьки короткие волосы непонятного цвета, а темноволосых у них было двое, Коля и Костя, Валера тоже вовсе был не брюнет. Как раз одна из темных голов торчала сейчас над краем оврага, из-под навесов он выглядел закопанным в землю по грудь. Это Коля на метр или полтора спустился по стенке оврага отлить после пива. – Коля, – Катя строго сказала, – размоешь овраг – летающая тарелка сползет. Хватит ссать. Тишина стояла такая, что незачем было кричать, за 20-30 шагов слышна была речь. Коля, когда оказался уже на поверхности и виден был полностью, пошел по траве и все куда - то засматривался, где справа был выход между домов со двора. – Там что? – у него спросили, когда он вернулся за столик. Коля, пожал плечами: – Не понял. Они вчетвером там устроились с Костей, Катей и Леной. – И все-таки ты согласись, – Костя продолжил, – идут они ложным путем, ни ты и ни я не пошли бы этим путем, для нас это ясно, и Катенька не пойдет, и Леночка не пойдет, но можно и оставаясь на ложном пути, все больше и больше на нем укрепляясь достичь впечатляющих результатов. – Чем они так тебя впечатлили? Что срут толще нас? Или что тачек своих наплодили, а дальше не знают, что делать? Так «Вектор» или «Феррари» – все та же телега, хоть как ты их с виду ни украшай! – Ребята, ну хватит уже! – Лена обиженно протянула, – опять проблемы! Костя, достань транзистор! Костя нагнулся и поднял с земли транзистор. « – Труба зовет! Дни и ночи напролет! каждый вечер круглый год! Ничего себе дает! » – Ах, как повезло! Давай, «Авария»! « – Труба зовет! Труба зовет!» и Вера, и Юля, и Катя, и Костя и Лена сошлись на площадке, где Петя и Митя стояли с пивом, пришлось отойти им в сторону, и Петя остался стоять, а Митя тоже уже танцевал, и Коля с Валерой, все. – Богдан Титомир! И голос хрипел: « – Вы - сокая энер - гия ... » – Оставь, оставь, пусть поет! Ах, как повезло! Всего были в песне эти два слова. « – Московская осень…» пел Александр Иванов. Приемник работал тихо, и даже от Юлиных резких движений топота не было. Все танцами увлеклись, но это без буйства. Валера один надумал вертеться волчком, но быстро это оставил. Мелькали несильные ровные руки Веры и Катя с обрезанными волосами. – Смотрите! – кто-то сказал. И все обернулись. Оттуда, где был поворот и между домами выход на улицу приблизился и подойти не решался ребенок. – Ну, эта не с золотыми зубами, – Коля сказал, а Костя выключил радио. Стояла девочка лет десяти, худые грязные руки в карманах. Одета в застиранный комбинезон, видны были голые плечи. В лице сквозь пугливое выражение проступал интерес. – Ну, что ты остановилась? Иди, потанцуем! – Коля сказал. – Иди к нам! – Катя сказала. Ребенок приблизился. – Может, ты с нами останешься жить? – Лена спросила. – Ты чья? А как тебя звать? – Лена. – Нет, так не годится, – Петя включился, – и лица почти одинаковые, и волосы светлые. И Лена обеих зовут. Она подрастет немного, вас будет не различить. – Ну и? – Действительно, ну и что дальше? Все знали, что Петя склонен был помудрить. – Давай… ребенок, пускай тебя Чужик зовут. Согласна? Ребенок с готовностью закивал головой. Вера открыла банку фасоли, залила её кетчупом. Поближе поставила к ней мармелад в виде нарезанных дольками фруктов. – Чужик-Чужик, где ты был? – Сначала я у мамки жила. Она все время пьяная. Я и ушла. Все равно там нет ничего. – А лет тебе сколько? – Одиннадцать. Костя опять включил радио, но почему-то все станции зазвучали в задумчивом, медленном темпе и только Валера и Юля продолжили танцевать, повиснув друг на друге, как раненные. Наутро еще сохранялись ожившие ночью цветочные ароматы и с дальних полей, и городских цветников. – Да отложи ты до завтра свою рыбу! Катя и Лена уламывали Константина не ходить на рыбалку под мост, ради чего он раньше всех и проснулся. – Ну никогда не бывает придумать программу для всех, кто-нибудь сразу вываливается! Вас ведь и так никогда не собрать, не знаешь, когда дождешься, – Катя сказала. – Да потому что у них в Разминочном по воскресеньям что - то бывает, – Лена сказала, – то там собак показывают, то запускают воздушный шар над городом для своих. – Да тише ты, Чужик проснется, – Костя сказал. – Можно все это Чужику показать? Так мы с Катей придумали, чтобы все наши вместе пошли. – Ладно, – Костя пристроил опять свою удочку на два гвоздя под навесом. Чужик спала на ворохе поролона в коробке от кухонного пенала и улыбалась во сне. Труднее всех просыпался Валера. Утром всегда выяснялось, что он потерял лицо, он боязливо и виновато вокруг озирался. Какое - то время спустя восстанавливался. Все верхние этажи соседнего дома горели уже на солнце и дальние, за оврагом, пространства наполнились светом. Вера сперва заморгала маленькими глазами, потом их открыла. Петя уже сидел, голову обхватив, окончательно просыпался. Кто-то планировал завтракать позже, кто-то дотягивался до еды. – Ну, готовы? Катя и Лена с Чужиком ко всем повернулись лицом. Идти в Разминочный сад предстояло мощеным двором вдоль длинной стены соседнего дома, слева стена, а справа – овраг. Чтобы туда свернуть, еще метров 10 пройти по траве. Не больше. Уже вся команда прошла эти десять метров, как с улицы донеслись необычные звуки и все повернули головы. Во двор заезжали четверо на сильных, холеных конях, цепочкой, причем на дамах-наездницах белые платья и боком в седле, и обе в нарядных красных мундирах и в одинаковых шляпках. Их спутники тоже в расшитых мундирах, на них были белые галифе, причем замыкающий обладал ничтожной наружностью, жокейская шапочка ему то на нос сползала, то на ухо, мундир выставлял напоказ его узкую грудь. Наверно, поэтому лицо его сохраняло глумливое выражение. И дамы, и конные кавалеры – все были с золотыми зубами. Зато предводителю тела в избытке хватало. Не просто крупная особь, а лучше сказать укрупненная, такое тоже бывает. В седле его тело по-женски подрагивало, но было понятно, что ростом и весом он здесь побивает любого, а сидя на лошади уж что говорить. Команде желающих погулять в саду он тоже с седла улыбнулся, но было понятно, что он посмотрел сквозь них. Опасно блеснули врожденные золотые зубы. И Коля Лене сказал: – А представляешь, когда он подохнет, сколько червей набьется в его оболочку? И Лена сплюнула и ничего не сказала. Они уже шли по следам удалившихся конных, весь двор над оврагом был освещен и солнце светило им в спину. – Так вот там сегодня какая программа! – Лена сказала, – не только же эти четверо! Посмотрим, посмотрим и на лошадок, и то хорошо! – Какой-нибудь типа парад коневодов - любителей, –Митя сказал. У Юли была юбка колоколом, она забегала вперед и перед Леной, Митькой, Колей и Костей кружилась по нескольку раз и возвращалась обратно. Они растянулись длинной цепочкой. Изредка их обгоняли, стараясь пройти побыстрей и за руку не отпуская держали детей обитатели ближних домов. Валера и Вера шли впереди, перед ними шел Петя и что - то им объяснял. А Чужик и Катя ушли дальше всех и Катя её то и дело шлепала по плечам, а то по комбинезону, а Чужик от этого защищалась не там, куда целилась Катя, а обе руки прижимала к груди и непрерывно смеялась. Внизу уже открывалась с разбросанными павильонами и киосками и островками стоящими рощами, трибунками и беговыми дорожками обширная травяная равнина. Туда вели пологие спуски и множество лестниц. Это напоминало лежащий в воронке большой стадион. Использован был природный рельеф. Это и был Разминочный сад. Где состоится показ лошадей, узнали еще на спуске. Слева и далеко впереди видна беговая дорожка с приставленной к ней судейской трибункой, рядом десятка два лошадей сбились в табун вместе с наездниками. – Тут еще на пути к лошадям для нее полно интересного, – Лена сказала. – На велосипеде научим кататься, – Катя сказала, – Чужик, пошли? – Возле кривых зеркал постоим, – Костя сказал и заранее стал смеяться. Сейчас они проходили широкую беговую дорожку. Блестя золотыми зубами у них на пути препирались муж и жена. – Представь, что тебе захотелось писать. Не будешь же ты оставлять меня здесь одну. – Но я не хочу. – А если бы я захотела? –Ты хочешь или как будто? – Пошли, посмотрим, можно ли там пописать. А вдруг там издали видно! – Ты хочешь проверить, можно ли там среди бела дня поебаться! Мало ты с кем попало в машинах ебёшься, сука! – Козел! Урод! Жена по широкому травяному полю направилась к островку отдаленной рощи. Муж еще постоял, угнетаясь разладом чувств, и направился к выходу. Фонтан бил из гигантского блюда с водой, и Катя добилась, что Чужик нагнулась и вымыла руки, лицо и шею. Все остальные расселись на бортик спиной к воде и лениво оглядывались. – Вот, а теперь хоть замуж, – и Катя слегка промокнула её носовым платком. – Не надо, я не хочу! – Чужик сказала, и все засмеялись. С утра не то чтобы ветер, как тоже бывает, а все-таки перемещение воздуха происходило, а вот теперь все почувствовали: движение прекратилось, и начинается зной. И Митя уже размахивал красной майкой, Валера сначала ходил расстегнувшись до живота, но скоро и он оказался голым по пояс. – В траве, отражаются облака! – вдруг Коля сказал. И Петя, который в себя углубился и потому отставал, немедленно переместился поближе. – Поясни! – Катя сказала. – Оттуда, где кажутся на земле соринками коровьи стада и лошади, и автомобили, и спичечными коробками дома они смотрят вниз, как ходят зеленые волны летнего моря… – Петя начал. – Они проплывают, ну, так же, как люди, сначала на животе, переворачиваясь неловко, как в невесомости, потом на спине, потом опять смотрят вниз, туда наклоняясь, как над водой, и солнечный диск над ними смеется: – Какие вы белокожие! И неуклюжие! И солнечный диск, золотой, с глубокими от улыбки морщинками, и солнечных два луча заканчиваются ладошками, в одной оно держит ключик. Опять им приходится плыть на спине. – Дай, дай нам его, – упрашивают облака, – мы только откроем, мы сразу тебе отдадим! – Какой ключик? Нет ключика! –солнце смеется, и прячет его за диск. – Спасибо, – Катя сказала, – теперь нам все стало ясно. Ты так хорошо объяснил. А Чужик вздохнула: – Какая красивая сказка! – Ну, так, общество, – Коля сказал, – если идем к лошадям, то надо сейчас налево, а то мы мимо пройдем. – Не надо, – Костя вдруг воспротивился, – сначала давайте в комнату смеха, тут ближе. А к лошадям успеем еще, вон, посмотрите, они у них шагом ходят. Но возле кривых зеркал веселья не получилось. У Чужика на лице был виден испуг. Она там даже не улыбнулась. Поэтому сразу вышли. – Я много встречала таких людей, – Чужик сказала. Когда оглянулись в сторону лошадей – они уже удалялись цепочками по двум разным спускам, и зрители этой программы уже расходились. – Осталось тебе научиться кататься на велосипеде. Не бойся, пошли, пошли, – Лена сказала. Асфальт на просторной площадке для обучаемых обнесен был символическими перилами, подобными тем, которыми иногда ограждают проезжую часть. Сначала за подростковым велосипедом, поддерживая под седло, побегали Костя и Коля, потом Валера. – Не бойся, просто выставишь ногу, тут некуда падать! Потом ее отпустили. И Чужик поехала. И все ей зааплодировали. Всего обучение заняло полчаса. – А Вера и Митька куда испарились? – Лена сказала. – Ладно, не маленькие. Сами дойдут. И общество потянулось обратно в свой двор. Уже приближаясь к нему они обнаружили Веру и Митю. У самой дорожки в траве разведя широко желтоватые бледные ноги Вера лежала, а Митька на ней подпрыгивал. Все мимо молча прошли. А Костя, как самый высокий, втянул зачем-то голову в плечи и руки еще засунул в карманы. Чужик смотрела во все глаза. – Ты только не пропадай никуда! – Валера и Митя Кате сказали. –– Ты только не исчезай! – Костя и Лена Юле сказали. – Ты только не исчезай! – Петя и Чужик Коле сказали. – Ты только не исчезай никогда! – Петя и Костя Вере сказали. – Ты только не пропадай никуда! –Вера и Юля Пете сказали, – а большего мы от тебя ничего не потребуем! – Ты только не пропадай никогда! – Костя и Юля Мите сказали, а больше мы ничего от тебя не потребуем! Юля сидела кулачки на колени поставив и перед ней на коленях стояли Костя и Чужик. – Ты такая красивая, я хочу быть как ты, помоги мне! – Чужик ей говорила. – А вы по какому делу, молодой человек? – Мы так все тряслись, когда ты болела. Помнишь, тогда? – А!... да, почему-то вдруг жар… так почему-то бывает. – Никто из нас не уснул тогда, – Коля добавил. – Валера и Костя бегали в ночную аптеку. А Вера и Лена потом тебе это давали … жароснижающее. Боялись, что ты захлебнешься, по-моему ты лежала без чувств. – А я ничего и не помню. Катя с Валерой сидели на кирпичах, а значит, почти на корточках, носом друг к другу. – У тебя такой вид по утрам, как будто тебя вот-вот будут бить, – Катя сказала. – Ты псих. Валера с тоской оглянулся по сторонам, но промолчал. Потом он сказал: – А у тебя – как будто что-что пропало, и ты на всех смотришь и вычисляешь, кто у тебя украл. Катя задумалась. – Ну, может быть. Но это же не потому. – Так это и я так не потому. Ты тоже псих. Катя не возражала. – Все равно ты должен мне уступать, потому что я дама. – Это кто тут против законов природы? – Коля вмешался. – Кто все запутывает? Это дамы должны уступать, а мужчины должны наступать. – А выступать должен кто? – Вера спросила. – Если дамы начнут выступать, тут такая начнется Америка! Дамы должны быть поблизости, на виду, обязательно быть. По их виду мы понимаем, правильно ли поступаем. Им напрягаться не надо. Петя с блаженной улыбкой сидел на ящике, Вера за ним стояла, ему подстригала волосы. – Вера, ты только лишнее не срезай, подровняй немного! – Тебе же не надо до середины спины, я и так ниже плечей оставляю. Чужик сидела отдельно, мечтала. – Коля, наговорился? Давай -ка, мне помоги, – Лена сказала. Уже начинало темнеть. Они сияли с места раскалившийся жестяной поднос, положили рядом на траву. Под ним углубление было в земле, обложенное кирпичом. На углях в фольге запекалась рыба, наловленная под мостом. – О - о! – Лена в движение привела аккуратный маленький нос, подвигала верхней губой. – Тут есть над чем потрудиться! Ребята, сгоняйте до перекрестка кто-нибудь, принесите лимон и плавленых пару сырков, чтобы вместо соли! – И это, конечно, опять буду должен я, – Митя сказал. – А что? И сходи, если ты отозвался! Валера, вместе давайте, так будет повеселее, только по - быстрому! Примчались обратно Митя с Валерой , усилились аппетитные запахи, к ним еще добавлялся дымок от жаровни, уселись по двое, по трое, все занялись едой. Вокруг зажигались окна. Потом начала из ближайшего дома, а то есть над головой на них, на навесы валиться вниз музыка. – Ого! – даже Костя сказал, такой там был прямо с места заявлен форсаж. На жизни у них под навесом и это мало сказалось. Негромкие разговоры как начались, когда приступили к еде, так же и продолжались. Только Валера выкрикивал, как знаток то и дело: – Алка Галкина! Лещ Левченко! Дина Еблан! Опять Дима Еблан! – и сопровождал это хохотом. И приходилось головы наклонять и тянуться друг к другу тем, кто сидел под навесами, чтобы услышать. И, наконец, прервалось, не постепенно угасло, а оборвалось внезапно то, что валилось им сверху на головы, и стали слышны сверчки. Полувековой юбилей отца-предводителя, шестнадцатилетие дочки, или что там происходило, – все там закончилось, гости, по - видимому, расходились. Стало во всех окрестностях легче дышать. Ночь становилась все ароматнее. Кто-то случайно вверх посмотрел – прямоугольный просвет между щитами свечными белыми шариками казался наполнен, они там теснились на фоне черного неба. Стоит какой - нибудь вынуть из них один – тут же и остальные посыплются в траву. – Да это же звезды! Все вышли из - под навесов и стали у самого края, все запрокинув голову в небо смотрели. И было чему дивиться. Все лето до этого дня они им напоминали зеленую завязь, незрелую мелкую ягоду. – Я вижу, как они приближаются, – Митя сказал неуверенно. – Голова даже кружится, – Вера сказала. Все было усеяно крупными белыми звездами. Они укрупнялись, рывками они приближались к Земле. – А это ведь верный признак… – Коля сказал. – Чего? – Еще 2-3 ночи таких… а дальше холодная первая ночь, и после нее тепло уже не вернется, так не бывает. И все приумолкли, когда зашли под навес, на всех это так подействовало. А утро себя повело как гость, которого ждали, но так все сложилось, что он появился раньше. Оно никого не будило, оно дожидалось, пока все проснутся сами. Нет, холоднее нисколько не стало. Оно было теплым и нежно - серым. Когда все протерли глаза, увидели, как Валера и Митя уже возвращались вдоль длинной стены над оврагом, как если бы отлучались в Разминочный сад. Но вряд ли они ходили так далеко. Они вошли под навес и Митя всем показал на сломанной ветке три желтых остроконечных листочка. Она была однотонно желтая, как будто ее целиком окунули в желтую краску. – Ну…– Костя сказал неохотно, потягиваясь, – ну, от жары, может быть, преждевременно пожелтела… Ты вспомни, какая три дня назад погода была! – Э, нет, это другое… – Ладно, – сказала Лена, – завтрак не отменяется! И все приютились среди случайных предметов, в их не случайном нагромождении, и зашуршали обертками – целлофаном, бумагой, фольгой, и пили из мягких бутылок и из картонных флаконов. Набрался пустых упаковок пластиковый пакет, когда закончили завтракать и Костя вызвался вынести, побежал с ним по краю оврага. Трава была точно такой же – сегодняшняя, какой ее видели целое лето. Он добежал до места где на одной ноге торчал поврежденный и поржавевший щит с надписью: «Выбрасывать мусор запрещено», под ним древний мусорник извивался по стенке оврага, как шея дракона. Костя пустил пакет по течению и побежал обратно. В траве зашуршал мелкий дождик. – Скорее! – кричали Вера, Лена и Катя. – Быстрее! – кричала Юля. И делали жесты , как будто они приближающуюся фигурку ловили руками. – Быстрее! – кричали Валера и Митя. – Скорее! – кричали Петя, Коля и Чужик. Когда Константин вбежал под навес, дождь шел все тот же мелкий, но он зашумел ровнее. Имелись над головой, под крышей два крупных зазора, сначала в них проливалась вода. Потом их стало затягивать водной пленкой. Вначале она то и дело лопалась, как лопаются под дождем по лужам плывущие пузыри. Потом затянула надежно. Навесы площадку собой закрывали не круглую, а скорее овальную. Но это с очень большой натяжкой можно сказать, овальной она в очень грубом была приближении, поскольку щиты были, каждый в отдельности, квадратные или почти. И вот вода принялась этот внешний край выравнивать, и скоро он превратился в идеальный отвал. Тогда полилась по внешнему краю вода и с шумом падала в траву. И вот уже водная пленка тянулась к земле. Как только она коснулась земли, ее стало затягивать внутрь, похоже на то, как штору затягивает вентилятор. И было понятно, что этот податливый материал, в который преобразилась вода, гораздо прочнее стекла. Потом эта пленка внизу наросла в толщину и стала от этого непрозрачной. А все остальное – теперь это было окно - тянулось по всей окружности. Тарелка оторвалась от земли и зависла. Нет, высоко она не взлетела. Пока только отделилась от мокрой травы. И Юля и Лена стояли в обнимку и не отводили глаз от окна. И Вера растерянно улыбалась, и голые руки были видны из летнего платья. А Петя не поднимая глаз улыбался, на чем-то он там сидел у окна. И Костя за ним улыбался маленьким ртом на маленьком загорелом лице. А Коля не улыбался, а только стоял и смотрел внимательным, ясным взглядом, а Митя с Валерой за ним – смеялись. И Чужик прижался носом к стеклу, а Катя ее обхватила за шею и обе смеялись, но их уже не было слышно. И Вера и без того свои узкие плечи прижала к щекам, и беспомощно улыбалась. А Юля держала за руки Лену, прижав их к своей груди, и на нее оглянулась. А Митя смотрел на Валеру, который учился поднять одну бровь и грозно смотреть, но и вторая пока поднималась, и все - таки получалось смешно. И Петя пошел, на неподвижных широких плечах запрокинув голову, и Коле что-то сказал. Тарелка медленно начала набирать высоту. У Чужика крупной расческой расчесаны были волосы и мелкие зубы видны в широкой улыбке. И Чужик в восторге прижалась к стеклу.