История эта случилась в лихие девяностые годы, когда вдруг начали рушиться, казалось бы, незыблемые общественные устои. Все, кто захватил то время, и в кошмарном сне не мог себе представить, что останется без работы, без денег и без средств к существованию. Ибо в предыдущей жизни, спокойной и стабильной, хотя и имелись свои проблемы – и их было немало, однако о безработице и слыхом не слыхивали. Он был великолепно сложен: узок в талии, широк в плечах и с хорошо развитой мускулатурой. Роста же был среднего. Мужское начало в нем было выражено ярко и зримо: широкие скулы, тяжеловатый подбородок, выбритые до синевы щеки. Грудь его была густо покрыта буйной «растительностью». Взгляд с прищуром, как у человека знающего себе цену. Красавцем он не был, но женщины тихо млели только от одного его вида: они чувствовали в нем немалую силу, надежность и смелость. Как сейчас сказали бы, Юрий был настоящим мачо, хотя тогда такого слова еще не знали. Единственное, что его портило, так это довольно заметный шрам на лице, оставшийся в память о давней драке. На его теле были и другие отметины о бурной молодости, в том числе и от ножа. Была у него и особая примета, наколка на руке: «Север». Кому приходилось встречаться по жизни с подобными татуировками, те знают, что их владельцы годами кочуют по белу свету: либо в поисках приключений, либо в поисках «длинного рубля». Чаще второе. Юрий «намотал» много тысячи километров по тайге и тундре, и тысячи миль по морям и океанам. Где его только черти не носили: был и в Приморском крае, и в Якутии, и на Камчатке, и на Чукотке… Случалось ему бывать и на чудном острове Шикотан, где в те времена находилась женская колония всесоюзного значения, в которой отбывали наказание оголодавшие без мужского внимания проститутки. Бывал даже в Китае, Северной Корее, Японии, Австралии и бог знает, где еще: он не один год он ходил матросом на торговых судах и рыболовецких траулерах. Такую жизнь легкой не назовешь, работу – тем более. Работа на северах или в море хорошо оплачивалась, и потому Юрий не привык «считать копейки». Он жил на всю катушку: пахать – так пахать, кутить – так кутить. Потому и денег не скопил. Годы летели, на висках засеребрилась седина, и он всё чаще стал задумываться над своей безалаберной жизнью. «Не пора ли «бросить якорь»? Не пора ли вернуться на материк и завести семью? – спрашивал он себя, тоскливо поглядывая через обледенелое окошко на бесконечную тундру, тускло отсвечивающую в сполохах северного сияния. – Покуролесил – и хватит. Пора возвращаться…» И он вернулся в свой родной город, который покинул много лет назад. Город был южным, никаких северных надбавок там не было. Поэтому Юрий подался на стройку: и платят там побольше, и со временем можно получить квартиру. Как и каждый бывший моряк вместо майки он носил тельник. На вопрос своих товарищей: «Что ж ты до сих пор носишь тельняшку, если тебя списали с последнего сейнера лет пять назад?» он, как человек бывалый, отвечал с едва заметной усмешкой и не без философии: - Жизнь, ребята, она ведь как тельняшка – в полосочку: за черной полосой всегда приходит светлая. Не я придумал, но так и есть. В какие я только передряги не попадал, но всегда выпутывался, всегда наступала светлая полоса жизни… В тот же год он женился. А после того, как в его семье родилась дочка, молодая семья получила малосемейку. Не успели как следует обжиться, как родилась вторая дочь. Зарплаты мужа, а он к тому времени работал монтажником по самому высокому, пятому разряду, стало не хватать. А тут еще и жена, молодая, красивая и избалованная, на содержание которой тоже уходило немало денег. Возможно, это было его ошибкой: нужно было выбирать себе жену попроще и по своим годам. Как правило, такие жены ведут себя скромнее, и гораздо больше озабочены детьми, а не своим внешним видом или модными шмотками. Но тот поезд давно ушел, выбор был сделан, и что-то менять он не хотел. Тем более, что в его семье росли две дочки. Нельзя сказать, что Юрий был аки ангел, только без крыл. Вовсе нет, недостатков у него хватало: мог за компанию с товарищами нахлестаться вина или водки, мог и приударить за какой-нибудь смазливой бабенкой – тем более, что у женщин он всегда имел успех. Однако семья для него всегда была на первом месте, он ее никогда не бросал и бросать не собирался. Ну мало ли, что он еще мог отчебучить? Чего-чего, а характера ему было не занимать. Ну а уж «начистить кому-то нюх» это для него вообще не проблема, тем более, что драться он умел. Жизнь научила. По характеру он был независимым, отчаянно смелым и рисковым. И шрамы, украшавшие его грешную «шкуру», были лишним подтверждением сказанному. Но в общем и целом, Юрий был мировым парнем и душой компании. Кроме всего прочего, на его долю выпало немало приключений на суше и на море, о которых он охотно рассказывал при каждом подходящем случае. То есть, если случалось неторопливое застолье с обильной выпивкой и хорошей закуской. Травил он свои морские и прочие байки настолько мастерски, что наступала полная тишина – слушатели старались не пропустить ни слова из его невероятных приключений и даже забывали закусывать после очередного тоста. А так как человек он был «тёртым», и носило его по свету не один год, то и помнил он тех историй множество. И вдруг полный облом, который почему-то окрестили перестройкой, хотя больше это было похоже на невиданный ранее бардак… Как уже было сказано, парнем он был отчаянным и рисковым, трудностей и работы не боялся, и потому, не мудрствуя лукаво, при первой же возможности завербовался работать на Север. Год или полтора он заколачивал деньги где-то рядом с Полярным Кругом, на прокладке магистральных газопроводов. Но перестроечный бардак докатился и до Крайнего Севера: строительно-монтажные управления срочно сворачивали свои дела, и одно за другим покидали богатейшие месторождения. И снова Юрий остался не у дел… Но еще хуже было, пожалуй, другое: молодая жена не привыкла себе отказывать и потому стала «пилить» мужа: «Мол, ты мужчина, вот и зарабатывай деньги для своей семьи. Езжай на Север или еще куда, но чтоб деньги в доме были…» С большим трудом Юрий устроился в то же самое СМУ, в котором работал до Севера, но легче от этого не стало: заработки падали, а отпущенные цены рвались в небеса. Он хватался за любую работу, за любую шабашку, но денег катастрофически не хватало. - Ты мужчина и должен содержать свою жену и детей, - каждый день читала ему нотации его вторая половина, расхаживая перед ним в красивом шелковом халате и демонстрирую свои стройные ноги. - А где ты возьмешь деньги, меня не касается – я женщина и мать твоих детей… То, что настали тяжелые времена, жена и слушать не хотела. А тут подоспели и лихие девяностые... С заработками стало еще хуже. Где ж теперь искать хорошо оплачиваемую работу и те распроклятые деньги? Не воровать же? Впрочем, воровать Юрий не умел, не так он был воспитан. С заработками становилось всё хуже, а нотации жены становились всё длиннее и невыносимее. И потому нет ничего удивительного в том, что глава семьи стал всё чаще прикладываться к рюмочке. Но легче ему от этого не становилось. Скорее, наоборот: неумеренные упреки жены стали всё чаще переходить в семейные скандалы. Доходило и до женских истерик… Ситуация зашла в тупик. Что его жене советовали ее подруги, неизвестно: может быть, и урезонивали не в меру амбициозную красотку. Но она не внимала советам и продолжала гнуть свою линию: - А мне плевать, что с работой бардак и многих увольняют. Увольняют алкашей и лодырей! – безапелляционно заявляла жена, любуюсь красивым маникюром и выворачивая свои длинные, изящные пальчики и так, и эдак. – Ты мужчина, вот и ищи деньги где хочешь! Мне уже стыдно на улицу выходить: за полгода не купила ни одного нового платья, ни одной новой кофточки… Второй год хожу в старых сапогах. Посмотри на кого я стала похожа? – она перестала рассматривать свой маникюр и зло добавила: - Выгляжу как тридцатилетняя тетка! У тебя совесть есть? Муж удрученно молчал. – Ну так иди и зарабатывай деньги! Беда не приходит одна, настал день и Юрия, как и многих других, сократили: старые объекты достроили, а новых заказов не было. Настали и вовсе «веселые времена»: работы нет, денег нет, просветов впереди – тоже. Соседи уже давно привыкли к скандалам за стеной и не обращали на них особого внимания. Кого этим удивишь? Да еще в такое смутное время. Дело житейское… И вдруг однажды их ужаснул заполошный женский крик, доносившийся из-за стены. Сначала посчитали, что Юрий не выдержал ежедневных скандалов и поднял на жену руку, хотя раньше он такого себе никогда не позволял. Видимо, всё же допекла она его… Но когда соседи влетели в прихожую, то от ужаса застыли на месте. На полу кухни, в луже крови, лежал Юрий. Он был еще жив и судорожно дышал, но крови вокруг него было много, слишком много: ею был покрыт почти весь пол. Тут же валялся и окровавленный кухонный нож… Тельняшка, под которой угадывался его мускулистый торс, была насквозь пропитана кровью: и теперь ни черных, ни белых полосок было не разобрать. На кухонном столе сиротливо стоял пустой стакан и недопитая бутылка дешевой водки. Когда приехала «скорая помощь», медики уже ничем не могли помочь – Юрий был мёртв. Его жена с белым как мел лицом отрешено сидела в комнате на диване и, видимо, была в шоке. Пришлось ей оказывать медицинскую помощь. Врач в душу к ней не лез и едва заметно качал головой: «Что бы его жена… вдова, - поправился он, - ни говорила, а на алкаша ее муж не похож: и хрусталь, и ковры на месте. Да и всё остальное – тоже. Если уж мужик начинает пить по-черному, то тащит всё из дома – это всем известно. А начинают как раз с хрусталя или ковров… Не знаю, чем уж она его так допекла, но, похоже, последняя капля переполнила чашу его терпения, - озабоченно думал он, скользя взглядом по полкам серванта, где были выставлены вазы и салатницы из хрусталя. – И вот результат: на теле ее мужа одиннадцать ножевых ранений. Не первый год я работаю на «скорой», но «харакири», сделанное кухонным ножом, мне видеть еще не приходилось…» Как сложилась дальнейшая судьба молодой вдовы, вышла она снова замуж или нет - неизвестно. Женщина она была, конечно, красивая и яркая – что называется, всё при ней и даже слишком. Да вот беда: остались при ней и две малолетние дочки, а это сводило перспективу нового замужества практически к нулю. - Во, гляди-гляди! Эта та самая стерва из сорок первой квартиры, которая довела своего мужика до самоубийства, - шептались бабы у подъезда. – Ишь, расфуфырилась! Да только здесь ей ничего не светит: прославилась на всю улицу… - Не скажи: я ее несколько раз видела с разными мужиками… - То-то и оно, что с разными: баба она красивая, без кобелей не останется. А вот мужа у нее уже не будет, - возразила пожилая женщин в невзрачном платке. - Водка до хорошего никого не доводит… - Говорят, что он допился до белой горячки, ну, по пьяному делу и порешил свою жизнь. Оставил малых детей сиротами… - Эта стерва и распускает про него сплетни, чтобы самой оправдаться. Не пил он раньше. Не замечала я, – пожилая женщина горестно вздохнула и поправила свой платок. – Мне ли не знать? Мы же по соседству жили… Она проводила взглядом разряженную в пух и прах молодую вдову, недовольно отвернулась и добавила: – Не верьте сплетням: Юрий был хорошим мужиком, надежным и работящим. – Она снова вздохнула и перекрестилас: – Пусть земля ему будет пухом. Виктор Аннинский, 2010 г.