1 За свою жизнь мы встречаем и знакомимся с большим количеством людей. Кого-то мы считаем просто знакомыми, кого-то друзьями. Кто-то остается в нашей суетной, не стоящей на месте, жизни, на одно мгновение, кого-то мы помним годами. Остаются в прошлом школьные друзья, друзья нашей юности. Мы их помним и считаем таковыми, хотя не видимся с ними годами и даже десятилетиями. А со многими, наверное, и не увидимся больше никогда. Есть круг знакомых, с которыми приходится общаться постоянно. Коллеги по работе, соседи по дому. И далеко не всегда это общение доставляет нам радость. С каким удовольствием мы бы многих из них выбросили из своей жизни. А есть люди, которых где-то случайно встретил, случайно познакомился, пообщался и непреодолимая сила тянет к ним снова и снова. Таким был для меня Николай. Он был очень интересным человеком, с ним всегда было легко и приятно общаться, каждая наша встреча для меня была событием. И это был тот человек, который занял достойное место в моей жизни на много лет. Мы были знакомы с ним уже давно. Лет десять. Я помню нашу первую встречу. Весной, как только сошел последний снег, мы с коллегами имели привычку брать свои семьи, своих знакомых и выезжать куда-нибудь на природу, пожарить шашлыки, погреться на весеннем солнышке. В тот год компания набралась большая, шумная и веселая. Постепенно все разбились на небольшие кучки более близких знакомых и друзей. Звучала из магнитофона музыка, кто-то хлопотал у костра, кто-то занимался ароматным мясом, надевая его на шампуры. Слышался общий гул, смех, разливалось спиртное по стаканам, оглашались тосты. Вокруг меня было много знакомых лиц, но многих я видел впервые. Николай был чей-то знакомый. Постепенно мы разговорились. Мы нашли общую тему, которая интересовала обоих и весь вечер проговорили. Этой темой была рыбалка. Рассказывал в основном он. Его байкам, воспоминаниям о прошлых уловах или об отдельно пойманных экземплярах, не было конца. Он был увлечен этой страстью и говорил с упоением. Я как мог, поддерживал эту тему, в моей жизни тоже нашлись эпизоды, связанные с рыбной ловлей которыми можно было поделиться. Расставаясь в тот вечер, Николай настойчиво уверял меня в том, что мы обязательно должны съездит куда-нибудь на рыбалку вместе. Тем более что у нас на Урале не так уж мало мест, где стоит провести время с удочкой. С тех пор, один, либо два раза в год, раздается звонок от Николая с предложением посетить очередной водоем. Для меня это всегда желанное предложение и не только в плане посидеть с удочкой где-нибудь на бережку, но и пообщаться с очень интересным человеком. За все года нашего знакомства я сменил уже не одно место работы, поменялось множество контактных телефонов, Никола же, каким-то образом, всегда находит мой новый номер телефона и приглашает на очередной водоем. При этом звонит всегда он, а на вопрос, как ему удается разыскать меня, он только отшучивается. Вообще рыбалка для меня, это отдельная тема. Назвать себя заядлым рыбаком я бы не решился. Сидеть, часами выжидая, что вдруг что-то попадется на крючок, это не для меня. Меня на это долго не хватает. Я ловлю только тогда, когда клюет. Да и того азарта, того стремления, а соответственно, умения и сноровки, какая полагается заядлому рыбаку, у меня нет. Но во всем этом занятии есть моменты, которые я люблю. Наверное, каждый, кто ходя бы раз брал в руки удочку, мечтал не только о богатом улове, но и о той большой рыбине, которая должна обязательно схватить наживку. Мечтаю об этом и я. А еще я очень люблю посидеть теплым летним вечерком у костра, на котором обязательно должна вариться наваристая, пахнущая дымком, настоящая рыбацкая уха, слушать шелест волн о прибрежный песок, любоваться красками заката. Все, что касается картин природы, мне мило и любо, так что я никогда не отказываюсь от возможного варианта посетить очередной водоем и вырваться с душного, вечно задыхающегося от пыли и газов города. Но вернемся к моему знакомому. Николай обладал высоким ростом и в свои тридцать пять лет, сохранил стройность и спортивную выправку. При этом выглядел он намного старше своего возраста. Наверное, лишние года ему придавали темные, довольно сильно тронутые сединой, особенно на висках, волосы и смуглый цвет лица. У него выразительное лицо с четким овалом, довольно прямым немного крупным носом и тонкими губами. Взгляд его синих глаз всегда печален, не смотря на то, что он почти всегда улыбается и выглядит жизнирадостно. За свою жизнь он объездил пол мира, так что ему всегда есть, что рассказать. Его рассказы живы и интересны, кроме того, он может быть внимательным слушателем, а иногда любит и поспорить. Хотя, знакомы мы с ним уже давно, о его личной жизни я знаю не много. Этой темы он касаться не любит. Ни когда не говорит, ни о себе, ни о своей семье. А когда пытаешься, коснутся этого вопроса, он либо отшучивается, либо просто отходит от этого разговора. Знаю только, что работает он в одном из спасательных отрядов МЧС и, кроме того, воспитывает двух дочерей, один, без жены. Я видел Николая несколько раз с его очаровательными дочурками. Два белых одуванчика лет двенадцати на вид. Рабочий день подходил уже к концу, я, как обычно, наводил порядок на рабочем столе в своем кабинете, планировал дела на следующий день. Раздался телефонный звонок. Подняв трубку, я услышал знакомый голос. Николай долго приветствовал меня, затем расспросил обо всем, о чем только можно было спросить. Он всегда начинал разговор издалека, который обязательно, и в этом я был уверен, закончится предложением съездить куда-нибудь с удочкой. Я с нетерпением ждал этого предложения но, не смотря на это, не торопил Николая, отвечая на все его вопросы и попутно успевая, задавать встречные. Наконец он подошел к главному, его предложение звучало заманчиво, в ближайшие выходные посетить один из водоемов в Челябинской области, тем более, по его уверениям, рыба там клевала без отдыха. Ради поездки с Николаем я конечно готов был отложить все дела на ближайшие дни. И мы договорились, что он, в пятницу, заезжает за мной на своем автомобиле, который умчит нас в край чудесных гор на одно из многочисленных озер с замысловатым башкирским названием. На следующий день, в пятницу, около четырех часов дня, из окна своего кабинета я увидел, как на стоянку возле офиса подъезжает знакомая, немного потрепанная белая «Нива». Я вышел к Николаю, мы, давно не видя друг друга, радостно обнимаемся, жмем руки. Затем, не переставая наперебой расспрашивать обо всем, садимся в его, давно уже не новый автомобиль, заезжаем ко мне домой, берем все необходимое, и вот уже колеса шуршат по асфальту Челябинского тракта, унося нас в сторону юга. Мелькает лес по обе стороны дороги. Все дальше остается пыльный город, задыхающийся в вечном смоге. И все ближе приближается чудесное озеро с туманными берегами и с неиссякаемыми запасами рыбы, о которых всю дорогу не переставая, говорит мне Николай. Примерно через два часа бешеной гонки на автостраде, мы наконец-то притормаживаем и, свернув на проселочную дорогу, углубляемся в лес. Машина медленно переваливается по ухабам то, проваливаясь в грязь по самое свое железное брюхо то, поднимаясь на относительно сухие пригорки. И вот наконец-то, за очередным поворотом извилистой лесной дороги, из-за деревьев, появляется водная гладь. Подъезжаем к берегу и останавливаемся. Выходим из машины, вдыхаем чистый воздух, наполненный прохладной озерной сыростью и ароматами леса. Красота! Перед нами раскинулось небольшое озеро. Со всех сторон оно окружено сопками, покрытыми сплошным лесом. Блестит как зеркало водная гладь и девственную тишину нарушают только стрекотания стрекоз и кое-где всплески на воде. Вот здесь мы и расположимся, решили я и Николай, вылезая из машины и открывая багажник. Мы достали резиновую лодку и все, что нам было необходимо для рыбной ловли, остальное оставили в машине, сначала заплывем и порыбачим, а на ночлег будем готовиться после. Лов был действительно хорошим. Крючок с насадкой не успевал спуститься на дно, как очередной шальной окунь с жадностью хватался за него, норовя вырвать удочку из рук. Уже после несколько часов лова мы вышли на берег, таща за собой лодку, довольно прилично заполненную рыбой. Прошел еще час, и на берегу выросла палатка, трещали в костре сухие ветки, а над ними дымился котелок с ароматной ухой. Не торопливо, за разговорами, шло время, шумела волна, омывая песчаный берег, шумел верхушками лес. Вот уже и открыта вторая бутылка, крепкая жидкость разливается по стаканам. Я захмелел, перевел разговор о моей семье. Говорил о детях, о домашних проблемах. Николай молча слушал. В какой-то момент замолчал и я. Молчали долго. Затем, Николай достал сигарету, закурил, налил снова в стаканы, молча выпил, и начал свой рассказ. 2 Наверное, стоит начать рассказ с моей молодости. А в те годы я занимался спортом, был высок, строен. В общем, был хорош собой. Любил большие компании. Всегда был весел, разговорчив. От девчонок отбоя не было. Да и среди своих друзей я был не последний пацан. Мог постоять за себя и за своих товарищей. Так что в драках участвовал всегда, чем еще больше зарабатывал симпатии у женского пола. Но как раз с ними то у меня и были проблемы. Я был конченым романтиком. Я легко знакомился с девушками, моментально влюблялся, вздыхал по ночам, бегал на свидание и дарил им цветы. А вот дальше наши отношения почти ни с кем и некогда не заходили. На большее, на что я был способен, это нежные поцелуи, легкие касания тела, и все. Дальше я терялся, робел. Мне легче было проговорить всю ночь на пролет какую-нибудь чушь, чем соблазнить девчонку. Так и не познав всех прелестей женского тела меня, призвали на военную службу. Еще до призыва, все мои товарищи любили похвастаться, как они покоряли девичьи тела. Я тоже рассказывал им байки о своих похождениях, и они мне охотно верили, потому что как могло быть иначе у парня, которому отбоя нет от женщин. Но все это была неправда, все это была ложь. Слушая рассказы многих о том, как их, еще в юные годы, соблазнила взрослая, бывалая женщина и обучала искусству любви, я думал, что если бы и мне встретилась такая особа, то все было бы иначе. Но она мне не встретилась, так что ничего с женщинами у меня в моей ранней юности не было. Два года армейской службы я провел в далеких горах средней Азии. Женский пол своим видом нас не баловал, а точнее, его не было вообще. Длинными армейскими вечерами я слушал рассказы своих сослуживцев о похождениях на гражданке. Вечные жалобы о том, как им - познавшим всю прелесть женского тела, сейчас тяжело без этого. Может быть. Может быть, им и было тяжело, но я не знал, что это такое и, наверное, мне было легче. Вернувшись со срочной службы, домой я окунулся в тот же мир, который был и прежде. Жизнь крутилась в бешеном танце – друзья, подруги, веселые компании – весело и беззаботно. В последних числах декабря я встретил своего старого друга, бывшего одноклассника. В школьные годы мы с ним были довольно близки и даже решили поступать в один институт вместе. Но он поступил, а я нет. После этого мой приятель серьезно занялся учебой, стал все реже появляться в нашей компании, пока вообще не пропал. Он рад был нашей встречи, задавал много вопросов – о жизни, службе в армии, об общих знакомых. Наконец, возник вопрос о моих планах на новогоднюю ночь и он стал настойчиво уговаривать пойти праздновать к нему, перечислял многих знакомых мне, которые будут у него в эту ночь. В конце концов, планов у меня серьезных ни каких не было, и я согласился. Тридцать первого декабря - в последний вечер уходящего года я, как положено, посидел с родителями в родной квартире, поздравил их с наступающим новым годом и отправился пешком к своему приятелю. После моего звонка дверь почти сразу открыли, и я окунулся в шумный круговорот праздничного застолья. Квартира плотно, до отказа, была забита звуками – кричала музыка, кричал телевизор, подвыпившие гости пытались перекричать друг друга. Под звон бокалов и общее улюлюканье провожали старый год. За пять минут до конца года шуму поубавилось, все внимательно, не переставая комментировать на свой лад, прослушали поздравление нашего главы государства, дружно отсчитали, следом за боем курантов на Спасской башне кремля, двенадцать ударов и в потолок полетели пробки с бутылок шампанского, захлопали хлопушки, зажглись бенгальские огни. Новый год настал, веселье продолжалось. Я действительно там встретил много знакомых, а многих я видел в первый раз. И в этом круговороте знакомых и незнакомых лиц я увидел ее. Короткая стрижка русых волос, круглое, с выступающими скулами лицо и обворожительная улыбка. Когда она смеялась, ее серые глазки превращались в две маленькие щелочки, а на щеках выступали ямочки. Она была очаровательна. Выделял ее из общей массы и высокий рост, она была, наверное, наравне со мной, правда на каблуках. Длинное платье плотно облегало крепкую, стройную фигуру. Не обратить на нее внимания я, конечно, не мог, но делать это явно не хотел и потому, только тайком не прекращал любоваться. В конце концов, она первая проявила инициативу. Когда все гости шумною толпою бросились танцевать, в соседнюю, свободную от стола, комнату, она схватила меня за руки и, не прекращая одаривать своей лучезарной улыбкой, потащила вслед за всеми. Немного позже, только зазвучала музыка медленного танца, она подошла ко мне и предложила пригласить ее на танец. Во время танца она сказала, что хозяин квартиры уже рассказал ей кто я и как меня зовут. Ее зовут – Наташа. Она учится в том же институте, что и мой приятель, только на разных факультетах. С этого момента мы уже не отходили друг от друга всю ночь. Вместе были за столом, вместе танцевали, либо просто сидели на диване и болтали обо всем подряд. Ближе к утру, она сказала, что устала и хочет домой. Я бросился провожать. Мы шли по ночному заснеженному городу. Кругом раздавались веселые пьяные крики, хлопали хлопушки, в высь взлетали разноцветные ракеты. Всенародный праздник был в самом разгаре. Попрощавшись у дверей ее квартиры, договорились в этот же день, вечером, встретиться снова. Хмель стал проходить. Чувствовалась усталость. Холодный ветер пронизывал все тело, заставляя трястись мелкой дрожью, рот и горло сдавливала неутолимая жажда. И не смотря на все, это я шел домой, ощущая в груди неугасающий огонек новых чувств и надежд. С той новогодней ночи мы с Наташей были всегда вместе. Я встречал ее после занятий в институте, провожал домой. Вечера мы проводили либо в кино, либо в парке, либо сидя в ее маленькой уютной квартире, где она жила в месте со своей мамой. Примерно через месяц наших встреч ее мама уехала, и я остался у них в квартире на всю ночь. Все произошло как-то буднично. Наташа молча расстелила постель, выключила свет, разделась и юркнула под одеяло. Я посидел на кухне, выкурил сигарету и последовал вслед за ней. После той ночи других женщин для меня больше не существовало. Наташа была моей первой женщиной. Она была для меня самой дорогой, самой нежной, самой сексуальной и самой любимой - единственная и неповторимая. Прошло полгода. Я не сходил уже с ума по своей любимой, она просто стала частью меня. Мы всегда были вместе. Каждый день я начинал с мысли о том, что мы сегодня с Наташей будем делать, куда пойдем, чем займемся. В какой-то момент я осознал, что меня кое-что не устраивает. Не устраивает то, что мне каждый день приходится ездить к Наташе, проводить какое-то время с ней, затем прощаться и ехать к себе домой, оставаться одному с мыслями о том, что завтра мы снова увидимся. Я же хотел, чтобы она была всегда рядом, чтобы всегда слышать ее голос, касаться ее, чувствовать рядом тепло ее тела. В один из вечеров я сказал ей об этом. На что она, посмотрев на меня своими серыми глазами и улыбнувшись, ответила, что если я желаю взять ее в жены, то она согласна. Свадьбу мы сыграли скромно. Собрались близкие родственники, лучшие друзья. С загса мы на машинах проехались по городу, съездили к границе Европы и Азии, как положено и вернулись домой. У нас дома устроили скромный банкет. Все пили, поздравляли нас с законным браком, а вечером разошлись. Так мы стали жить вместе. Летело время. Наташа носила под сердцем нашего первенца. Беременность сильно влияла на ее характер – она стала раздражительной, несдержанной, срывалась по каждому пустяку. Я молча переносил ее истерики, успокаивал, как мог, ходил за ней как за маленьким капризным ребенком. Этот период был для нас очень не легким. Но и он, в конце концов, закончился – у нас родилась дочка. Отцовские чувства во мне появились не сразу. Первое время я оставался, совершенно равнодушен к этому маленькому комочку, вечно закутанному в пеленки. Позже, каждый день, купая ее, или нося на руках, пока не успокоится, я все больше и больше привязывался к этому человечку – частичке самого себя. В то время я уже работал в системе МЧС, а в мире катастрофа следовала за катастрофой, так что я вечно пропадал в командировках. Правда были в этом и свои плюсы. За счет вечных поездок я получал довольно не плохую зарплату, а после того как нам дали однокомнатную квартиру, предел наших мечтаний, мы просто возликовали. Через полтора года у нас родилась вторая дочь, она как две капли воды была похожа на старшую сестру. Их и сейчас считают двойняшками, не замечая разницы в возрасте. Возвращаясь из очередной командировки, я старался все время проводить с семьей, возился с детьми, управлялся по дому. Через какое-то время Наташе надоело сидеть вечно дома, она решила устроиться на работу. К нам переехала ее мама и дальнейший уход и воспитание детей, а так же все домашние заботы легли на ее плечи. Так мы и жили год за годом. Я иногда задумываюсь – был ли я счастлив в тот период? Слушая рассказы своих знакомых об их семейной жизни, о вечных скандалах, о недопонимании друг друга, я осознавал, что у нас ничего этого не было. Мы никогда не ругались, не скандалили – у нас была полная идиллия. Наташа очень волевой человек и она крепко держала дом в своих руках. При этом никогда не пыталась в чем-либо перечить мне, а всегда находила способ решить любой вопрос таким образом, как будто я об этом только и мечтал. Я же со своей стороны всегда пытался сделать все, так как она желает. С ее мамой мы тоже уживались. У нас с ней, правда, не сложились близко доверительные отношения но, в общем, мы с ней ладили. Наташа была хорошая мать, добрая хозяйка, ласковая жена. Так что я, вечно пропадая в командировках, возвращался домой и попадал в уютный мир доброты и ласки. Был ли я счастлив? Конечно, был. Так и прошло пять лет счастливой семейной жизни. 3. Со мной в одном отряде служил один паренек, звали его Виталик. Он был веселым, компанейским парнем. Мы были дружны с ним. Он и его жена Марина были гостеприимными хозяевами, так что мы с Наташей частенько любили бывать у них в гостях, да и они не редко приходили к нам. Можно сказать, мы дружили семьями. Проводили вместе все праздники, вырывались по возможности на природу, жарили шашлыки, дышали свежим воздухом. Жили мы в одном районе, недалеко друг от друга и виделись с Виталиком не только на работе, но и почти каждый день. В тот зимний вечер, мы с Виталиком собирались заехать за его женой на работу и всем вместе собраться у нас дома. Я наконец-то наскреб денег на покупку автомобиля и приобрел новенькую «Ниву». Вот это событие и решили отметить. Мы медленно продвигались по заснеженным, забитым до отказа автотранспортом городским улицам. Сыпал снег, залепляя лобовое стекло, шуршали дворники, играла музыка – в салоне машины было тепло и уютно. Наконец-то, пробившись через бесконечные пробки, мы подъехали к областной больнице, где работала жена Виталика. Он предложил мне подняться в отделение вместе с ним, так как рабочий день у Марины еще не закончился и нам придется немного подождать ее. Мы поднялись на третий этаж, долго шли по лабиринту коридоров и очутились у очередной лестницы. По ней, не спеша, спускалась молодая женщина. Белый медицинский халатик с короткими рукавами и чуть выше колен, подчеркивал каждую линию изящного тела. Движения ее были спокойны и грациозны. Она повернула к нам свое лицо, и я встретился взглядом с большими бездонными темно-карими глазами. Увидев Виталика, на ее пухлых губах заиграла улыбка. Я просто остолбенел пораженный этой красотой и грацией. Она работала вместе с его женой. Так что после обычных слов приветствия он представил нас друг другу. Его знакомую звали Ирина. Виталик сказав, что ему надо найти жену, вбежал вверх по лестнице. Что бы ни стоять и не ждать их на лестничной площадке Ирина пригласила меня в комнату отдыха для медперсонала, где можно было выпить по чашечке кофе. Я, все еще не отошедший от прекрасного образа моей новой знакомой, безмолвно последовал за ней. Мы сидели в комнате отдыха и наслаждались ароматным, горячим напитком. Завести разговор у меня не как не получалось – я робел как мальчишка и не мог подобрать нужных слов. Так что большую часть времени я молча смотрел на Ирину, продолжая восхищаться ее красотой. Я изучал черты ее лица, линии стройного тела. Вскоре появились и Виталик с Мариной, они начали торопить меня, так как надо было уже ехать. В этот момент я подумал, что могу никогда не увидеть больше этого лица, этого роскошного тела, этой грации движений. И я не смог удержатся, в последний момент, когда Виталик с Мариной уже спускались по лестнице, повернулся к Ирине и сказал, что хотел бы увидеться с ней еще когда-нибудь. Она взяла какой-то клочок бумаги со стола и написала на нем свой домашний телефон, подняла на меня свои бездонные глаза, улыбнулась и сказала, что если будет желание, могу ей когда-нибудь позвонить. На этом мы с ней и расстались. В этот день отмечание новой покупки у нас так и не получилось. Приехав, домой, мы нашли мою жену лежавшей на кровати. Наталья сказала, что у нее очень сильно болит голова и поддержать нашу компанию она, к сожалению, не сможет, но ужин ею приготовлен, и мы можем располагаться на кухне. Пить, что-то крепкое в такой ситуации не стали. Выпили по чашечке чаю на кухне, и гости спешно засобирались домой. Я проводил их и вернулся к Наташе. Несколько следующих дней во мне происходила жуткая внутренняя борьба. Все время преследовал образ Ирины. Ее взгляд, ее движения, ее манера держаться, постоянно стояли у меня перед глазами. Я хотел увидеть ее хотя бы раз. Я не строил каких-либо планов, просто хотелось вновь насладиться этой красотой, услышать ее голос. Но с другой стороны, моя любовь к Наташе протестовала против всех этих мыслей и воспоминаний. Моя жена была для меня самым дорогим существом на этом свете, и я боялся даже помыслить о том, что у меня в голове может появиться образ другой женщины. Но, не смотря на все эти мысли, я не устоял перед соблазном. И уже через два дня, вечером, достал клочок бумаги, на котором был записан телефон Ирины и дрожащей рукой набрал номер. Я узнал сразу ее ровный голос, но пришлось немного помедлить, что бы успокоить рвущееся из груди сердце, прежде чем ответить. Я напомнил ей о себе, о том, как мы с ней познакомились. Она ответила, что помнит это и вообще-то даже рада моему звонку, потому что надеялась, что я ей все-таки позвоню. Мы договорились о встрече, так как последнее время у нее мало свободного времени – постоянные дежурства, кроме этого заедают домашние заботы, она предложила мне приехать к ней на работу. На следующий день у нее как раз ночное дежурство и к часам десяти вечера она будет меня ждать. В тот же день я сказал Наташе, что меня вызывают на работу на суточное дежурство, что бы подменить сослуживца, который по каким-то там причинам не может выйти дежурить сам. Это была первая ложь, сказанная мною своей жене. На следующий день, проведя все время, с утра до вечера, на работе, я к назначенному часу подъехал к больнице. Долго поднимался по тускло освещенным лестницам, затем искал нужный мне кабинет, и наконец-то найдя его, открыл белую стеклянную дверь, занавешенную шторой изнутри. Она сидела и что-то писала за столом. Подняла на меня свои темно-карие глаза, улыбнулась и предложила посидеть на кушетки пока она не закончит. Затем мы пили с ней кофе, разговаривали, кто о чем. Я говорил больше о своей работе, к счастью о ней можно рассказывать долго и много. Марина рассказала о себе. Я узнал, что она была замужем, разведена, живет с мамой и со своим четырехлетним сынишкой. Через какое-то время Ирина предложила пойти покурить на лестничную площадку. Мы стояли между пролетами лестниц, в полумраке – светила только лампа над входом в отделение, молча курили. Она открыла створку окна, и холодный зимний воздух ворвался в здание. Я любовался ее лицом в профиль озаряемым только иногда вспышками сигареты, ее темными волосами, раздуваемыми в этот момент ветром, и не мог оторваться. Подойдя поближе, я выбросил сигарету и провел ладонью по ее волосам, щеке, шеи. Она не отстранилась, не сделала ни каких движений, а все так же стояла и смотрела куда-то в даль. Неодолимое желание, охватившее всего меня, больше не могло сдерживаться. Я взял ее лицо обеими руками, и наши губы слились в жарком поцелуи. В порыве страсти и все больше возбуждаясь, я целовал ее губы, лицо, шею. Она отвечала мне тем же. Мгновеньем позже, Ирина отстранилась от меня, взяла за руку и повела обратно в отделение. В конце коридора она достала ключи из кармана и открыла какую-то дверь. Мы очутились в темном кабинете, где у окна виднелся письменный стол, озаряемый уличным светом, а с права от нас находился большой кожаный диван. Ирина закрыла дверь на ключ, затем повернулась ко мне, прижалась всем телом, и наши губы снова впились друг в друга. Она сняла свой медицинский халатик, и теперь я покрывал поцелуями все ее тело. Каждое прикосновение к ее бархатной нежной коже заставляло меня дрожать в экстазе. И, наконец, не в силах больше сдерживать себя, наши тела слились в общей агонии страсти и наслаждения. Прошла целая вечность прежде того, как мы, уставшие и изможденные от бесконечных ласк, лежали на кожаном диване. Все что могли сделать, мы уже сделали и все что могли сказать, сказали. Изнемогало тело в сладкой неге, и не было сил не шевелиться, не говорить, не думать. Первая, от этого состояния, очнулась Ирина, она вдруг напомнила, что вообще-то находиться на работе, встала, оделась и вышла из кабинета. Вслед за ней оделся и я. Нашел ее на лестничной площадке там, где все и началось, она стояла у открытого окна и вдыхала свежий морозный воздух. Я подошел к ней, обнял, и какое-то время мы молча стояли и смотрели на огни большого города. Время шло, и я чувствовал, что уже пора прощаться. Ирина спохватилась, сказала, что у нее еще много работы, я, поцеловав ее, пообещал позвонить, и мы расстались. До самого рассвета я просидел в своей машине на стоянке. Перед глазами стоял образ Ирины, снова и снова я перебирал в своей памяти все, что было этой ночью. Она обворожила меня своей красотой, своим шикарным телом, своими ласками. Все это было словно сон. Сон самый прекрасный в моей жизни. Но чем дольше я сидел в машине, тем реальней становилась действительность. А в ней я должен был ехать домой и лгать Наташи о том, как я провел эту ночь на работе. Мне казалось, что я всем своим видом выдаю себя, что на мне огромными буквами написано «ИЗМЕНА!». Я просто сгорал от этого ощущения. Постепенно, приведя свои мысли в порядок, я решился и поехал в сторону дома. В квартире я застал только Наташину маму. Она, вытирая слезы, рассказала, что у Наташи еще с вечера сильно разболелась голова. Боль была сильной, никакое лекарство не помогало, она несколько раз теряла сознание, билась в судорогах. Пришлось вызвать скорую помощь и ее увезли в больницу. Я тут же бросился к телефону, узнал в больничной справочной в каком она отделении и сразу поехал туда. К Наташе в палату меня не пустили. Дежурный врач сказала, что ей дали сильное успокаивающиеся, и она сейчас спит, что причину ее состояния врачи пока установить не могут и надо пройти полное обследование, что бы поставить точный диагноз. Все последующие дни я, по мере возможности, проводил в больнице у Наташи. Ей стало намного лучше, и выглядела она уже не плохо, только мучили частые головокружения, и голова все-таки еще болела. Через неделю я был приглашен на беседу к заведующему отделением, в котором лежала Наташа. Он показывал мне какие-то снимки, долго объяснял. До меня с трудом доходил смысл его слов. Из всего сказанного я понял, что у Наташи обнаружена опухоль головного мозга. Что удалить ее они не смогут, так как находиться она глубоко. Пока размеры ее не велики, но что будет дальше неизвестно. Они будут наблюдать ее и назначают курс терапии. Все сказанное им выглядело как приговор. Под конец нашей беседы, врач, как мог, успокоил меня, сказал, что надо надеяться на лучшее, что с таким диагнозом можно прожить довольно долгую жизнь. Он предложил по возможности беречь Наташу и пока ничего не говорить, что бы ни расстраивать. Через неделю Наташу выписали из больницы. 4 Прошло два месяца. Я был полностью поглощен здоровьем своей жены. Делал всю работу по дому, следил, что бы она ни утомлялась, поменьше нервничала и волновалась. Мысли мои были только о ней и ни о чем больше я не думал. Как-то вечером, мой знакомый Виталик, о котором я уже говорил, попросил меня заехать забрать его жену с работы. И вот я снова стоял у знакомого больничного корпуса ожидая, когда он выйдет вместе с женой. Они вышли вместе с Ириной. Она была в длинной норковой шубе и зимней шапке, из которой выбивался локон темных волос. Волна воспоминаний прокатилась по всему телу, сердце отчаянно забилось в груди. Ирина подошла ко мне с улыбкой и сказала, что очень рада меня видеть. Она слышала о болезни моей жены и знает, что я не отхожу от нее ни на шаг. Затем, наклонилась к моему уху и прошептала: «И все-таки позвони мне». Своей грациозной, легкой походкой она направилась к тротуару. Повернулась, помахала нам на прощание рукой и скрылась в общем потоке спешащих прохожих. На следующий день я уже набирал совсем забытый мною телефонный номер. Мы договорились с Ириной снова встретиться на ее ночном дежурстве. И снова была ночь, и темный кабинет с кожаным диваном, снова не забываемые ласки и два тела, слившиеся в вечном танце любви. С тех пор я начал делить себя между Наташей и Ириной. Дома я был все таким же заботливым мужем и отцом. И не смотря на это, почти каждый день встречался с Ириной. Приезжал на ее ночные дежурства. Встречал после работы, либо утром, либо вечером. Мы часами бродили по городу, болтали о всякой ерунде, заходили в какую-нибудь забегаловку, для того, что бы попить кофе и погреться, затем я провожал ее до дому и ехал к себе, в свою семью, где опять я был добрым семьянином. В первых числах мая, Ирина позвонила мне на работу, предложила на следующий день приехать к ней домой – ее мама с сыном уехали и она будет одна. За все это время я ни когда не был у нее дома, провожал часто до дверей квартиры и только. Это предложение меня обрадовало, встречаться вечно у нее на работе было довольно сложно. По все больнице уже ходили слухи о нашем романе, да и Ирине приходилось все-таки выполнять свои обязанности, а не только проводить время со мной. Привыкнув последнее время к постоянному вранью, я позвонил домой Наташи и сказал, что мне придется остаться на вторые сутки на работе, так как работать некому. Она отнеслась к этому спокойно, довольно часто мне приходилось дежурить несколько суток подряд. На следующий день, к часам одиннадцати утра, я уже стоял у знакомого подъезда. Вбежал на второй этаж и позвонил в звонок. Открылась дверь. На пороге стояла Ирина в домашнем халатике и тапочках. Глаза светились любовью и радостью ожидаемой встречи. Никогда я не видел ее на столько по-домашнему милой и от этого еще более желанной. Первые же объятия и поцелуи довольно быстро переросли в неудержимую страсть и мы, оставляя за собой одежду от порога до комнаты, очутились прямо на ковре, предавшись любви. Весь день и почти всю ночь, делая небольшие перерывы, что бы перекусить, выпить чего-нибудь или просто перекурить, мы упивались неутолимой жаждой наслаждений. Только к утру, опустошенные и обессиленные мы так и уснули обнявшись. Утром, подъезжая к дому, я никак не мог отделаться от какой-то тяжести давившей мне грудь, к горлу подкатывался комок, и вся душа наполнялась предчувствием, что что-то случилось, что-то страшное и не поправимое. Меня опять ждала весть, что Наташи снова стало плохо и ее опять увезли в больницу. Я сразу же развернулся и поехал туда же. Зайдя в знакомое отделение, я почти сразу нашел врача. Он, как-то странно начал мяться и пригласил меня к себе в кабинет. Там он мне и сказал, что этой ночью Наташа умерла. Его слова прозвучали как удар по голове. С трудом доходил смысл этих слов, моей Наташи больше нет, я уже ни когда не увижу ее смеющихся любимых глаз, не услышу ее голоса. Все происходившее после я воспринимал сквозь туман. Почти не помню, как я приехал с больницы домой, как сообщил страшную весть ее матери. Все последующие дни я находился в состоянии полнейшей пустоты и мало воспринимал действительность. Единственная мысль, которая не давала мне покоя, это то, что я во всем виноват. Я согрешил перед Наташей, перед семьей, перед самим собой. А искупила этот грех она. Искупила самым дорогим - жизнью. И как бы я сейчас не винил себя, и какие бы казни над собой не придумывал, ее уже не вернешь. Все бы отдал, чтобы изменить это. Но как? Когда ее привезли домой, я день и ночь сидел у гроба и просил только одного, чтобы Наташа меня простила. Я проклинал себя и повторял только одно слово – прости. Всю дорогу на кладбище, я мысленно, снова и снова, обращался к ней. И только когда положили крышку гроба и начали забивать, стон вырвался из моей груди, страшная боль отчаяния пронзила все мое тело и бросила меня на колени. Я очень долго отходил от шока. Прошел не один месяц, прежде чем я смог воспринимать реальность. Боль потери не ушла, но я стал свыкаться с ней. Единственное с чем я не смог свыкнутся, это с ощущением своей вины. Она и по сей день гложет меня. Ирину я больше не видел. Так и не смог позвонить ей и тем более встретиться. Она стала тем искушением, перед которым я не устоял. Воспоминания о ней неотделимы от той кары, которая постигла нашу семью. Ее прекрасный образ для меня навечно связан с болью и страданиями. Та душевная пустота, которая образовалась после потери Наташи, постепенно заполнилась заботами о дочках. Им я отдал все свои силы, свою любовь. У меня не осталось ничего дороже их, и всего себя я посвятил им. С тех пор я стал бояться изменить своим детям. Мне кажется, что если в моей жизни появиться еще кто-то, то это может навредить им, как когда-то навредило Наташи. Не знаю измениться что-нибудь когда-нибудь или нет, но пока я живу одной только мыслью о своих девочках, и в моем сердце нет места для других женщин. Николай замолчал. Догорал у наших ног костер, на востоке бледнело небо, предвещая конец короткой летней ночи, и только какая-то одинокая ночная птица все кричала в лесу. Мы сидели и молча курили. Я думал о судьбе Николая, о том, что такой вечно веселый и словоохотливый человек носит в своей душе не заживающую рану. О том, что он, наверное, на всю свою жизнь обречен, носить в себе свою вину. И не будет этому человеку никогда покоя. О чем думал в этот момент Николай я не знаю.