Ляля Писемский КРИМИНАЛЬНЫЙ ОБОРОТ 2007

А в т о р: Ляля Писемский Криминальный оборот. – Ляля Писемский. – 2007.– Много-много с. [em]Боевик о криминальной жизни. Главный герой – афгано-чеченец, брошенный судьбой на произвол, преступает закон.[/em] © Ляля Писемский, 2007

ЧАСТЬ I БРАТВА Глава 1

Зубр сидел за рулём побитой жизнью копейки. Рядом с ним попыхивал сигаретой Бой. – Да харе пыхтеть – не выдержал Зубр. – Спакуха страус, яйца скоро будут – парировал Бой. – Кто страус?! – разъярился Зубр. У него пошаливали нервишки, и ему нужна была какая-либо зацепка, чтобы, как чайнику, выпустить лишний пар наружу. – Тишь-тишь, парниша. Босс ща звякнет, и усё будзе у парядзе – ответил Бой со своим деревенско-белорусским акцентом. Зазвучала труба: – Алё, да, Бой… панятушки… ещё двадцать пять минуточек… яволь, зис ол райт. – Что, шеф? – поинтересовался Зубр. – Ага. [/b] В этот вечер Шуруп был явно не в своей тарелке. Всякие поганые мысли лезли в голову. Может быть, перебрал вчера с пацанами. Он списывал всё только на это. Нервы шалили, и Шуруп решил, что нужно бы расслабиться, выпить. Пить в одиночку он не любил – поэтому пригласил своего давнего кореша. – А бля… может, кент тот номерком ошибся? – Да ты сам понимаешь, о чём гонишь, Гром?.. Я же Цилиндра, на общак кинул. Нет, Цилиндр этого не простит... это точно. Его шестёрка брякнул. –Да не кипиши ты, Шуруп. Айда всё сляжется мирно. Давай лучше дёрнем по сотке! – А не пошёл бы ты… мирно-мирно? Ведь после лоб зелёнкой мазать некому уже будет. Чуйка у меня нехорошая. Шуруп медленно поднялся из-за журнального столика, оглядел дорого и со вкусом обставленную гостиную. «Да вкус у меня есть» – подумал он и с отвращением, кинув взгляд на мобильник, взял рацию. – Да, бос, – отозвалась эта фиговина голосом шефа охраны. – Слыш, чё? Всё спокойно на территории? – поинтересовался Шуруп. – Да, всё в ажуре, как всегда тихо, бос. – Ну, ладушки тогда. Шуруп впихнул рацию обратно в карман, поднял уже начисленную сотку смирновки и проглотил её залпом. У него всё не шёл из головы тот телефонный звонок: – Ну чё, козел? Писец тебе… допрыгался? Давно Шурупа козлом не называли. Последний раз было ещё до коронации, но он помнил это, как будто бы было вчера. Второй срок мотал тогда, вертухай один козлом назвал – порезал Володя его… Шурупом он стал уже на первой ходке, когда сел за кражу – взломал с подельниками стекляшку. За правильный базар и образ Лёва Тульский дал ему такое погоняло. Вспомнилось даже погоняло вертухая. Лет двадцать уже не вспоминал. Кнопкой его величали. Тогда к сроку за хату ещё четвёрку впаяли… [/b] Бой нажал отбой на трубе и ехидно улыбнулся. – Усё, поехали… Зубр повернул ключ зажигания. [/b] По заснеженной лесной дороге к воротам особняка, расположившегося на опушке, подкрадывалась добитая копейка. Зява сидел в каморке над воротами. Он видел, как старый добитый жигуль медленно подползает к воротам, но не принял это в оборот. «Ехает – пускай ехает, пацаны сами разберутся» – щёлкнуло в его обкумареном мозгу. Машина резко тормознула. Зява затянулся косячком ещё разок и глотнул из импортной баночки пивка, вздохнул и подумал о тёлках… Первая раскалённая игла, проделав аккуратненькую дырочку в стекле сторожки, вошла ему в шею – стало трудно дышать, брызнуло что-то вязкое и липкое. Руки сами собой схватились за горло, выронив при этом банку с пивом на пол. Вторая игла пронзила острой болью грудь. У Зявы резко закружилась голова, подкосились ноги, и он стал оседать. Третья игла выдала результат, который ему уже было не суждено увидеть, – выбила то немногое, чем он мог думать, побудив эту кровавую массу обтекать со стен. [/b] Зубр резко тормознул и взглянул на Боя. Тот, не спеша, заряжал СВД. Навинтив глушак, он открыл дверцу тачки и вылез наружу, устроившись поудобнее, прикинул на глаз окуляр оптики. Направив ствол на светящееся окно караульной над воротами, он увидел курящего чела с банкой пива. Этот фантик напомнил Бою маленького оловянного солдатика. – Чё, падла, жрёшь дармовщинку? Ща ты у меня… – Бой нажал на курок. В бесшумно морозном воздухе повис тихий хлопок – оловянная фигурка пошатнулась и схватилась за горло, выронив жестянку с бурбалками из рук. Второй хлопок – и любитель пива начал оседать. Третий хлопок – оловянный солдатик упал на пол. Зубр поднял рацию: – Поехали бля. [/b] Шуруп всё ещё нервничал, но горячительное как-то начало успокаивать разыгравшиеся нервы. Потянулся, было, в карман за рацией, но, прикинув, решил не беспокоить охрану. Вдруг что-то кольнуло, Он, как почувствовал неладное, и попытался вытащить ствол, но было уже поздно. Гром даже не успел удивиться – зелёнка ему тот час же пригодилась. Да мазать было некому. Трое в чёрных масках с явно не детскими стволами окружили Шурупа, направив воронёные прямо ему в рожу. «Не ужели всё?» – мелькнуло у Шурупа в голове и, глядя на лежащего на полу братка, он, с последней надеждой на свой авторитет, произнёс: – Ша, сявки, вы чё?.. Барзометр зашкалил?.. Шуруп сказал – ответ держать будете за беспредел. – Кто сявка? – из дверного проема показался Бой. – Чё падла, допрыгался? На общак кинуть захотел? Короче, козёл, сходняк тебя приговорил, так что аффтар ты – так это уже не для нас, а для петухов. – Чё, падла? – А за падлу ответишь! Где бабло, петушина?! Шуруп понял, что бабки придётся отдать, тогда может с отморозками договориться получится. Забашлять им малость. Воры, конечно, не простят ему общака, но можно будет хотя бы свалить, денег у него хватит. – Слушай – произнёс Шуруп бережно – давай, может, договоримся? – Так бы сразу. Попробуй, договаривайся, – ощерился ухмылкой Бой. – Общаковское лаве здесь, в сейфе. Вам подкину из своих. Резона вам меня валить нет, а Цилиндру скажите: так и так – ушёл, бля, падла. Сами в наваре останетесь. Бабла вам дам – надолго хватит. Ну, чё? Ладушки? – Где сейф? – В подвале. – Ключи! Только без всяких штучек-дрючек, медленно, аккуратненько так. Шуруп, нехотя, но уже свыкшись с мыслью о расставании с двадцатью лямами зеленых, медленно достал ключи из кармана пиджака: «Главное, что живой останусь, а эта сявка ещё ответит, все ответят… Ничего, по-настоящему смеётся тот, кто смеётся последним. Они у меня ещё поплачут кровавыми слезами» – думая об этом, он протянул ключи Бою. Бой взял ключи, улыбнулся, достал из-под полы кожаной куртки ствол и выстрелил в Шурупа. Маслина попала между глаз, и тело, падая, опрокинуло журнальный столик с накрытой поляной. – Усё, Шурупчик, отвинтился – проскрипел Бой. – Пацаны, отбой – прогнусил он в Шуруповскую рацию. [/b] Монах служил когда-то в горячей точке – тогда её называли намного проще – Афган. После – гражданка, дембель. Он ждал его… Но судьба обошлась с ним сурово – мир не принял. Попытался устроиться на работу, ткнулся туда-сюда – везде облом, кому афганец отмороженный нужен? Потом начались беспробудные пьянки. Стало много «хороших друзей» – собутыльников, короче, наступил чёрный сезон, а после как следствие – пять лет за гоп-стоп. Монах пьяный тогда был. С барыгами, у которых кентовался, накатил и на гоп-стоп пошёл. Драка, менты… пятерых он, бывший спец, положил. Потом – зона. Там тоже был не свой. Зэки бочки катили – типа не войн-интернационалист, а гнида какая-то, вояка. Кончились эти трения финкой в бок. Но характер у Монаха был суровый, закалённый Афганом, не терпел обиды. Покалечил он тогда пару-другую зеков. Итог – ещё семь лет к сроку. Вышел, а страна уже не та. Ткнулся к афганцам – пиздец беспредел – криминал да паханы те же самые, что на зоне командовали. Послали они его. Короче, снова судьба кинула не по-детски. [/b] Сыскав старого корешка по зоне – Щупа, Монах завис у него в двухкомнатной пашарпанной хрущёвке. Пробухав неделю-другую, они подбили скудное оставшееся лаве и загрустили. Им в головы пришла хреновая мысль – бабла нет и не будет. Взяв очередные два пузыря, как говорится «да на последнюю, да на пятёрочку», и пачку трешовых сигарет, они решили подумать о дальнейшей жизни: – Ну чё, братило, делать будем? – спросил в конец охмелевший Щуп. – Тему искать надо, – пробухтел Монах. – А давай ща кого подымем на гоп-стоп?! – предложил Щуп. – А чё? Давай! – согласился Монах. Нах отмотанный срок – водка всё-таки взяла своё. [/b] – Николай Иванович!– молоденькая, с прыщавеньким личиком, блондиночка суетилась возле роскошно одетого, высокого, уже с сединой, мужчины. На дворе стоял декабрь, мягкий снег хрустел под ногами, кружась, он разряжал морозный воздух. Парк казался таким как в сказке – про Снегурочку. В этот вечер Снегурочкой из доброй сказки был Щуп. Он мёрз в кустах уже минут сорок. Докуривая пятую сигарету, заметил приближающихся лохов. [/b] Монах причалил к мужчине: – Сигаретка не найдётся? – Отвали, алкашня! – грубо отшил его Николай Иванович, дорого пахнущий французским парфюмом. Ответ последовал незамедлительно – Монах, коротко размахнувшись, ударил лоха в нос, что привело последнего в положение невесомости. Когда сила притяжения земли сделала своё дело, и туша Николая Ивановича распростёрлась на парковой дорожке, вся в собственных слюнях и крови, из кустов, в конец окоченевшая, вылезла «Снегурочка». Блондиночка, перетрухнув, заверещала. – Ша, соска – прохрипел Щуп и достал перо. – Чё, дядя, приплыли? – пропел Монах, красивым движением поднимая оброненную лохом барсетку, и обращаясь к Щупу – Вот подал ты идею вечера… – Братан, деру!!! [/b] Радости Щупа не было предела. Ещё бы! Барсетка оказалась набитой зеленью. Монах, потирая разбитый кулак, ждал, пока его кореш накроет поляну. Щуп уже успел слётать в на крыльях в предвкушении (наконец-таки!) нормального бухла и хавчика в ночник. И теперь быстро сервировал стол. – Все готово, братан, – пропел Щуп. Монах подошёл к нехило закупленной пайке, и кореша приступили к трапезе…