ЗАВЕЩАНИЕ САМУРАЙКИ. Новелла
1. ТАИНСТВЕННАЯ КЛИЕНТКА
Когда за женщиной закрылась дверь кабинета, Виталий Эмильевич какое-то время задумчиво сидел за своим прекрасно отреставрированным столом начала XIX века, работы известного немецкого мастера того времени. Этот антикварный стол с множеством ящичков, приспособлений для письменных принадлежностей и секретных отделений, несомненно, являлся шедевром мебельного искусства минувшей эпохи. Так же как произведением искусства являлась и настольная керосиновая лампа под матовым, с зеленоватыми вставками плафоном. Правда, лампа была переделана под электрическую, но это было сделано столь искусно, что ее художественная ценность не пострадала.
Старший совладелец адвокатской конторы открыл одно из секретных отделений в своем антикварном столе и выключил вполне современный диктофон.
Затем нажал кнопку селектора:
- Зайди-ка ко мне!
Через минуту появился его младший компаньон, который в своем кабинете слушал только что произошедший разговор. Технические хитрости с прослушиванием разговоров в кабинете шефа не были чем-то экстраординарным. Многоопытный юрист не считал себя героем и по возможности подстраховывался на случай непредвиденных обстоятельств и прочих каверзных случаев, которые в его практике случались неоднократно. Это было неэтично и незаконно, зато давало кое-какие преимущества в случаях, когда клиенты умышлено вводили юристов в заблуждение. Либо хуже того - когда пытались их подставить.
- Странная клиентка, - заметил старший совладелец своему младшему компаньону, в известных пределах пользующимся его доверием, и указал рукой на кресло: - Присаживайся, мой молодой друг. Разумеется, каждый сходит с ума по-своему - и таких случаев я повидал предостаточно, но эта дама оригинальна.
- Я бы даже сказал - слишком… - согласился «молодой друг», давно разменявший четвертый десяток лет. Он с интересом посматривал на открытую палехскую шкатулку с горсткой ювелирных украшений и пачки американских долларов, лежащих на письменном столе. - Не знаю уж почему, Виталий Эмильевич, но многим далеко не безразлично, как именно их похоронят. Хотя не все так далеко заходят в своей оригинальности.
- Да… Вообще-то, если верить старине Ожегову, это уже называется эксцентричностью. - Он указал рукой на старинный книжный шкаф, где держал словари и энциклопедии. - С другой стороны, последнее желание человека - вещь неприкосновенная для всех, а для нас, как ее душеприказчиков, и обязательная. Это наш профессиональный долг, который мы должны исполнить. Хотя… Сдается мне, что дело может оказаться много сложнее и неожиданнее, чем представляется.
- Почему?
- Нам ведь о ней ничего неизвестно, за исключением паспортных данных - я внимательно изучил ее паспорт и даже снял ксерокопию. …И ее диагноза - но это уже с ее слов, так как никаких официальных бумаг из клиники она не представила. Как подсказывает мой опыт, здесь могут вскрыться неожиданные обстоятельства.
- Полагаешь?
Владелец адвокатской конторы переложил деньги и шкатулку со стола в сейф и задумчиво продолжил:
- Полагаю… Начать с того, что мисс Эмма - а именно так, почему-то на английский манер, она просила себя называть - заплатила, не торгуясь. А ведь мы делами малоимущих клиентов не занимаемся, и это ей, судя по ее поведению, было известно.
- Пусть меня лишат лицензии, - усмехнулся компаньон, - но наша дамочка многого недоговаривает. И еще один очень странный момент... Если я правильно понял, то она не оставила ни своего адреса, ни телефона.
- Действительно, не оставила. Первый случай такого рода в моей практике. Сказала только, что сообщит необходимую информацию незадолго перед смертью. Деньги же, как ты только что видел, передала полностью: и в пользу своей наследницы, и в счет наших услуг. Еще просила передать своей матери прощальное письмо. Дату просила поставить по факту события, снаружи конверта.
- Что в том письме?
- Не знаю. Но скорее всего, содержание самое обычное. Или сплошные сантименты, или последние просьбы. С такими вещами мне приходилось сталкиваться, - пояснил мэтр, - для нас в них ничего интересного не бывает. А вот правоохранительные органы, напротив, уделяют таким письмам и запискам исключительное внимание: это позволяет им определиться с мотивами преступления или поведения, если дело, например, заканчивается убийством или самоубийством.
- А если в ее письме что-то важное?
Старший компаньон снисходительно усмехнулся и передвинул по столу запечатанный конверт:
- Если тебя интересует содержание письма, возьми и «поработай» с ним. Потом расскажешь... А я вскрывать письмо не буду - плохая примета. С годами я стал излишне суеверным.
- Я не суеверный, - младший компаньон взял конверт и сунул его во внутренний карман пиджака. - Странно всё это… И еще один загадочный момент: откуда ей знать дату своей смерти? А, Виталий Эмильевич? Юридически здесь все чисто, не придерешься - таково пожелание клиента. А фактически это весьма подозрительно.
- Согласен. Но я бы выразился иначе, - мэтр недовольно пожевал губами, - это весьма таинственно.
- А, может, никакой тайны здесь нет? Просто не желает никого посвящать в приговор, вынесенный ей врачами. Вот и чудит… Если так, то её поведение становится в общем-то понятным и естественным.
- …Понятным и естественным, - задумчиво повторил хозяин кабинета. - Может быть… - Он начал постукивать кончиками пальцев по красиво инкрустированному столу. - Однако сдается мне, что какая-то тайна здесь всё же есть. И хорошо еще, если только одна, и если желание клиентки не связано с темными моментами ее жизни, о которой нам, увы, ничего не известно.
Младший компаньон промолчал, но вопросительно посмотрел на своего многоопытного шефа.
- Я не поручусь, что после ее кончины не откроются какие-то… скажем так… - хозяин кабинета замешкался, подыскивая более точное определение, и перестал постукивать по столу, - …неординарные обстоятельства. Она производит впечатление весьма решительной особы, от которой всего можно ожидать. Что-то откроется, и хорошо - если не криминал. Я могу понять наших клиентов, которые в тайне хотят передать деньги, имущество или ценности другим людям, в обход законодательства о наследовании. Тут много вариантов, почему они предпочитают действовать нелегально.
- Их желание понятно: они хотят быть уверенны в том, что их последнюю волю никто не сможет оспорить.
Хозяин кабинета пригладил указательными пальцами седые височки и продолжил:
- Вот именно. Был как-то во Франции курьезный случай, и как раз по наследственным спорам. Какой-то мелкий почтовый служащий всю жизнь отказывал себе в самых заурядных удовольствиях: не пил, не курил, в карты не играл, женат не был... Жил чрезвычайно скромно. И только после его смерти вскрылись удивительные обстоятельства: все свои сбережения, за всю свою долгую жизнь, тот бедный клерк вбухал… Нет, ты вникни, мой молодой друг! …В собственный склеп, который начал строить еще в молодости.
- В склеп?! - поразился компаньон. - Который начал строить в молодости?!
- Именно. Справедливости ради, отмечу - склеп получился на славу. - На губах мэтра мелькнула ироничная улыбка. - Не каждая аристократическая семья, даже титулованная, может себе такое позволить, - со знанием дела продолжал он. - …Гранит и тесаный камень, мозаичный пол, мраморные скульптуры, позолоченные бронзовые решетки и светильники, расписные фарфоровые вазоны и прочие художественные изыски.
- Правда, долго наслаждаться роскошью на том свете не получилось, - он вновь начал постукивать пальцами. - Разозленные родственники, которым он не оставил ни франка, опротестовали его завещание, выиграли дело в суде и перезахоронили помешанного клерка в обычной, скромной могиле. Роскошный же его слеп продали, а деньги поделили между собой…
Компаньон не удержался и расхохотался.
Старший совладелец адвокатской конторы не разделял его веселья. Он покачал головой и заметил:
- Здесь другой случай. Клиентка желает, чтобы ее тело кремировали. Но ставит обязательное условие: в белом кимоно и с соблюдением других особенностей японского ритуала. Вон, даже брошюрку на этот счет принесла, - он указал на край стола, где лежала большая картонная коробка, перевязанная ленточкой, а поверх нее - фотоальбом и тоненькая книжка.
- Хозяин - барин, - позволил себе не согласиться компаньон. - Юридически это всё та же кремация тела. В законе на этот счет нет уточнений или ограничений: в кимоно ее сожгут или в платье, будут ли при этом курить благовония или не будут...
- Юридически - без разницы, - согласился мэтр. - Другое отдельно оговоренное её желание - при кремации иметь на голове белую повязку с какими-то японскими иероглифами и еще кое-какие мелочи - тоже ненаказуемо.
- А что означает та японская абракадабра?
- Понятия не имею… Да и остальные её желания кажутся вполне безобидными: спустя полгода после смерти клиентки, передать ее матери прощальное письмо, альбом с фотографиями, ювелирные украшения и сумму в американских долларах.
- Виталий Эмильевич, ты назвал ее желания безобидными. Однако в твоем голосе слышится сомнение. Или мне показалось?
- Нет, мой молодой друг, не показалось… Сомнения меня не покидают с той самой минуты, когда я ее увидел в первый раз, еще на той неделе. По ее словам, мать является ее единственной наследницей. Однако наша клиентка все-таки предпочитает передать ей деньги, украшения и всё остальное неофициальным путем, и почему-то спустя полгода.
- Действительно, необычно, - согласился младший компаньон. - Оговоренные шесть месяцев совпадают со сроком вступления в наследство, установленным законодательством. Случайность? Или здесь есть какой-то умысел… Как считаешь, Виталий Эмильевич?
- Я бы воздержался от оценок, - осторожно ответил тот. - Она чего-то опасается, но чего именно - непонятно. Во всяком случае, могла бы дать делу о наследовании обычный ход. Но она поступает иначе.
- Хотел бы я знать - почему?
- Я тоже... Будь так любезен, прихвати из бара бутылку коньяка и рюмки, выпьем по маленькой…
- Знал бы прикуп - жил бы в Сочи, - легкомысленно добавил младший компаньон, ставя на стол початую бутылку французского коньяка и крохотные хрустальные рюмки.
- Прикупа мы не знаем, и потому живем в Москве, - ворчливо возразил мэтр, разливая коньяк. - Это дело не будет простым, но раз уж мы за него взялись, то должны довести до конца. Тем более, она заплатила сполна.
- Вот если бы ей прицепить «хвост», то мы многое про нее узнали бы, - неожиданно сказал младший компаньон. - У меня есть хороший знакомый в частном детективном агентстве…
- Забудь об этом! - оборвал старший компаньон. - Американских фильмов насмотрелся? Мы играем на правовом поле и нам вполне достаточно тех неприятностей, что случаются там, где мы имеем профессиональное преимущество. Играть же на чужом поле - это авантюра. Мне почему-то кажется, что наша своенравная дамочка еще удивит нас.
- Думаешь?
- Угу, у меня нюх на такие вещи. Здесь какая-то тайна.
- Могу я взглянуть на ее колечки-цепочки?
- Само собой разумеется… - Старый юрист начал придирчиво выбирать из стоящего на столе инкрустированного ящичка кубинскую сигару. - Но поверь мне на слово - а я в таких вещах разбираюсь: это самые обычные украшения из белого и желтого золота. Камни настоящие, но малоценные, вес незначителен.
- Верю на слово, шеф. А опись украшений кем-нибудь заверена? Например, нотариусом?
- Нет, не заверена. Да и никакой описи нет: она просто оставила свою шкатулку с украшениями, вот и всё.
Младший компаньон покрутил в руках свою рюмку и опустил глаза.
- Даже не помышляй об этом! - проницательно предостерег опытный юрист и обрезал кончик сигары.
- О чем?
- Да уж видел, как заблестели у тебя глазки. Раз описи нет, то можно передать наследнице не всё, и что-то зажилить.
- Да с чего ты взял? - не очень искренно возмутился молодой человек. - Ничего такого я не думал…
- Вот и не думай. - Мэтр неодобрительно покачал головой и начал раскуривать сигару. - И знай: мы юристы, которым люди доверяют сокровенные тайны, и потому надуть своих клиентов для нас несложно. Однако не поддавайся соблазнам, особенно - дешевым… Ибо я знаю много примеров, когда такого рода подтасовки - и это еще мягко сказано, приносили несчастья падким на соблазны людям. Особенно в том случае, если украшения имели большую стоимость: крупные топазы, рубины, изумруды или бриллианты. И чем они были ценнее, тем большие несчастья обрушивались на незаконных владельцев камней. Кстати говоря, законных владельцев счастье и удача тоже обходят стороной. Это, чтобы ты знал…
- А эти-то в чём провинились?
- Если они вступали во владение законно, скажем, как добросовестные приобретатели или наследники, то и в этом случае они как бы наследовали беды и несчастья прежних владельцев. Не обязательно, что те же самые, что при жизни преследовали дарителей или бывших собственников ценных камней, но тем не менее…
- Ну-у, Виталий Эмильевич, - скептически протянул компаньон, - это уже мистика!
- Нет, мой друг, не мистика. Таких историй существует великое множество. Вон, на той полке, видишь несколько тоненьких книжек, которые совсем не сочетаются с солидными фолиантами?
- Вижу. И что?
- Возьми, почитай. Очень любопытные примеры - тебе это пойдет на пользу. А что до меня лично, то в такие игры я никогда не играл… - По лицу мэтра скользнула тень, которую можно было истолковать двояко: и как сожаление, что не играл, и как досада, что не выиграл. Он поморщился: - И впредь играть не собираюсь. Чем ценнее камни, тем больше на них крови. Это общее правило, из него очень немного исключений.
- Почему?
- Не знаю, - мэтр пожал плечами и выпустил клуб дыма, - не интересовался. К камням я равнодушен: не знаток, не ценитель и не коллекционер. Но полагаю, этот вопрос вообще не человеческого разумения. То есть, вопрос находится за пределами нашей компетенции и нашей юрисдикции. А от таких вещей, мой молодой друг, следует держаться подальше: в лучшем случае это непредсказуемо, в худшем - опасно.
Младший компаньон никак не прореагировал на неубедительные разъяснения опытного наставника и по-прежнему держал в руке свою рюмку.
- Поэтому с самого начала нужно привести все бумаги в надлежащий порядок. Юридически всё должно выглядеть безукоризненно, чтобы ни один умник не смог ни к чему прицепиться. Займись этим, - распорядился старший компаньон.
- А записи разговоров?
- Пленки я «подредактирую»: сотру те места, где речь идет о деньгах, украшениях и ее наследнице.
- А получится? В смысле - «подредактировать»? - Про себя же ехидно заметил: «Такого слова в словаре нет - компьютер неизменно подчеркивает его красным. Зато есть другие: подделать, подчистить, подтасовать…» - Может, правильнее - стереть или уничтожить кассету? - спросил он вслух.
- А если записи потребуется нам самим? Что тогда будем делать? Ссылаться друг на друга, как на свидетелей?
- Но ты же сам сказал, чтобы всё было оформлено юридически безукоризненно. Зачем же тогда нам компромат на самих себя?
Старший компаньон тяжело вздохнул и покачал головой:
- Как ты говоришь? «Знал бы прикуп, жил бы в Сочи?» В том-то и дело, что прикупа мы не знаем. И потому главное, негласное правило юридической практики остается в силе: своя рубашка к телу ближе. Что толку спасать чужие одежки, если не сможешь уберечь свою собственную? Ты никогда не задумывался, почему наши клиенты нам платят?
- Потому, что мы знаем законы, - надменно ответил молодой юрист, разливая коньяк по рюмкам.
- О, святая простота!
- А разве не за это?
- Кодексы и вся прочая правовая литература доступны всем. В любом книжном магазине от такого добра полки ломятся. Это означает, что любой дилетант может накупить таких книг или учебников и спокойно изучать их. При желании можно достать даже конспекты лекций престижного юридического факультета, например, МГУ или любого другого. Но только хорошим юристом такой самоучка всё равно не станет…
- Это почему же? - усомнился младший компаньон.
- Да потому, мой молодой друг, что книги - это всего лишь базис, теоретическая основа нашей профессии. А есть еще и практика… Помню, когда я был еще пацаном, у меня была замечательная книжка о футболе, с фотографиями, схемами, пояснениями. И между прочим, всё это было проиллюстрировано на примерах мировой звезды того времени - великого Пеле. Как технически грамотно принимать мяч, как его вести, как укрывать от соперников, как обманывать защитников, как бить по воротам…
- И что?
- А ничего. Футболистом я не стал, даже весьма посредственным. Опыт гораздо важнее теории. Чтобы стать юристом, мало знать кодексы назубок. Нужна игра в команде, ежедневная практика, скрупулезный «разбор полетов», работа над ошибками… Поэтому и платят нам не за то, что нам известны правила игры - а нам они известны досконально, а за то, что мы знаем, куда отскочит мяч после углового или штрафного удара. То есть платят нам за то, что мы можем предвидеть развитие ситуации и заблаговременно занять выгодную позицию. Чтобы в нужный момент сделать решающий удар или неожиданно применить подножку.
- С этим я согласен, - подал голос младший компаньон, внимательно слушающий откровения опытного юриста. - Но при чем тут пленка с записью? Тем более, если речь на ней идет о реальном гонораре за наши услуги? Могут возникнуть проблемы с Налоговой…
- Могут, - согласился мэтр. - Как и в футболе, у нас случаются ситуации, когда выгоднее нарушить правила в собственной штрафной, чем позволить забить мяч в свои ворота. Это я беру на себя. А ты займись своей частью проблемы: бумагами и вот этой коробкой.
- А что в ней?
- Со слов нашей загадочной клиентки, белое кимоно и прочие атрибуты для кремации.
С этими словами он вышел из-за стола и снял крышку с коробки: в ней действительно оказались те вещи, о которых говорила мисс Эмма.
- А это зачем? - не удержался от вопроса младший компаньон. В руках он вертел белую ленту с нарисованными на ней черными иероглифами и черным кругом между ними. - И почему круг черный? А, Виталий Эмильевич? Насколько я помню, Япония - это страна восходящего солнца, поэтому круг на их флаге красный - он символизирует собой солнце. А здесь - почему-то черный… Уж больно зловеще…
- Не знаю. Я не силен в ритуалах погребения и не могу сказать даже приблизительно, сколько существует разновидностей обрядов христианского толка. Что касается японских обрядов - то в этом вопросе я полный профан. Доселе мне не попадались клиенты, желающие, чтобы их хоронили по самурайскому чину. Я даже не знаю, имеет ли право на такие почести женщины… И честно говоря - не хотел бы вникать в такие тонкости, - уклонился мэтр от дальнейших вопросов. - Но, похоже, придется. - Он забрал у компаньона подозрительную ленту и закрыл коробку крышкой.
Потом сделал глоток коньяка, посмаковал его вкус и занялся своей сигарой.
- Да, вот еще что… - добавил старший компаньон. - Давай определимся сразу: если кто-то еще начнет проявлять интерес к этому необычному делу, то ни ты, ни я не будем упоминать об условиях кремации, которые наша клиентка сообщила нам устно. Ну - о кимоно и прочем… - пояснил он. - Просто стандартная процедура кремации тела, и точка. Об остальном ж будем скромно помалкивать… - Про себя же закончил мысль: «…пока нас не вынудят к откровенности какие-нибудь настырные ребята из прокуратуры».
- Что-то, Виталий Эмильевич я тебя не понимаю. По-моему, ты явно перестраховываешься.
- Возможно… Однако, как изящно выражается твое поколение: лучше перебдеть, чем недобдеть. Иди, работай!
2. ЗЛОВЕЩАЯ ПОВЯЗКА
«Ох, непроста наша дамочка, - размышлял мэтр, искоса посматривая на белую повязку, лежащую на его столе. - И насчет СПИДа у меня сомнения: это ведь только с ее слов, никаких справок или выписок она не представила. Тоже загадочный момент. Выглядит же она великолепно и совсем не похожа на смертельно больную женщину. Ну, может, несколько злоупотребляет косметикой. Так этим грешат многие дамы, у которых нет даже заурядного гастрита. Впрочем, вскрытие покажет точно: блефовала она или нет? И только одно в ее загадочной истории хорошо: деньги, которыми она расплатилась, с оборота, номера и серии разные. Стало быть, купюры не фальшивые, хотя, конечно, нельзя исключить их полукриминального и даже криминального происхождения. Но в любом случае проследить происхождение денег невозможно».
Хозяин кабинета нажал потайную пружину. В открывшемся секретном отделении хитроумного письменного стола стали видны две далеко не полных пачки денег, в рублях и долларах.
«Был в моей многотрудной практике случай, когда это обстоятельство оказалось решающим фактором, и крови мне тогда попортили немало, - вспоминал он. - И это не смотря на то, что деньги у меня конфисковали и якобы приобщили к уголовному делу, как вещественное доказательство. Так это было на самом деле или не так, я допытываться не стал. Из благоразумия и профессиональной этики: в конце концов, по тому делу я проходил как свидетель, а не как обвиняемый. И вообще, что с возу упало - то пропало. Проще плюнуть на постигшую неудачу и получить гонорар с нового клиента, чем бодаться с теми борзыми ребятами».
Он затушил сигару и закрыл секретное отделение, в котором держал деньги на текущие расходы. Разумеется, деньги можно было хранить и в сейфе, что стоял слева от него, но ему очень нравился письменный стол с хитроумными секретными отделениями. Не скрепки же держать в столь искусно устроенных тайниках? Впрочем, крупные суммы денег и опасные документы глава адвокатской конторы предпочитал хранить в абонируемой банковской ячейке.
«Это я стараюсь держаться в пределах пресловутого правового поля, а многие как раз больше бегают за его бровкой, - вернулся адвокат к своим мыслям. - Потому и технические приемы, скажем так, по отбору или обработке мяча у нас заметно различаются. Однако любопытно: ни я, ни они не могут обойтись без нарушений правил. То же самое я могу сказать и обо всех знакомых мне юристах. Отсюда следует нелицеприятный вывод: если уж мы сами не можем не нарушать юридических норм, то дело не в юристах, а в самих правилах. Утешение слабое, но других у меня нет».
Старший совладелец юридической конторы скептически хмыкнул и вернулся к более актуальной проблеме: «Положим, если других утешений в этой загадочной истории не случится, то это я переживу. Главное, чтобы не случилось какого-нибудь опасного форс-мажора, о котором наша «самурайка» умолчала. Но не думаю, что из скромности… И потому сдается мне, что мой компаньон прав, - мэтр покосился на белую повязку, лежащую на его столе, - есть что-то зловещее в этой ленте. На флаге Японии солнце красного, а не черного цвета…»
Мэтр задумался и снова начал постукивать кончиками пальцев по столешнице: «О значении символики наша загадочная клиентка ничего не говорила. Впрочем, я и не спрашивал. Ну, положим, я не спрашивал из профессиональной этики, а она почему умолчала? Тоже из этических соображений? Кстати, ее профессия мне неизвестна, хотя об этом я ее спрашивал. Но она дважды уклонилась от ответа на весьма заурядный вопрос...»
- Да уж… - вздохнул убеленный сединами мэтр. - Что такое путь самурая, пусть и по фильмам, я примерно представляю: это путь воина. А вот кто сможет ответить на такой каверзный вопрос: что такое путь адвоката? Как сказал бы мой молодой друг: «Пусть меня лишат лицензии, но это лучший путь к обеспеченности и положению в обществе. Он, конечно, много сложнее и извилистей, чем путь самурая, но и безопаснее». Какой с него спрос? Он еще слишком молод и неопытен.
- Не знаю, как там обстоят дела с набором молодых самураев в самой Японии, - хозяин кабинета снова начал постукивать кончиками пальцев по столу, - а у нас в России чуть не каждый второй мечтает стать юристом. Чтобы потом защищать клиентов от других самураев с юридическим дипломом. Ну, а что до мечей, кимоно или прочих японских штучек, то всё это давно и безнадежно устарело. Мы сражаемся другим оружием, без картинных поз и диких воплей…
- Как еще наша дамочка не додумалась завещать свой самурайский меч? - хмыкнул юрист. - Видимо, у нее нет такого меча - это игрушка не для женщин. Хотя, кто ее знает, - засомневался он, - твердости характера ей не занимать…
Хозяин кабинета взял с полки несколько изданных в начала XX века и потому сильно потрепанных томов энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, и долго их листал. Обычно он не пользовался этим изданием - к современной юриспруденции словарь не имел отношения, и держал его на видном месте исключительно для солидности.
Прочитанные статьи ему мало помогли: чем глубже он зарывался в энциклопедию, тем больше у него возникало новых вопросов. Поэтому он вернул книги в шкаф и включил компьютер. Однако не смотря на несомненное превосходство современных технологий, ему пришлось больше двух часов рыться в Интернете.
- Более или менее прояснилось, - бормотал он, копирую на жесткий диск найденные статьи и фотографии. - В Японии такие ленты служат головной повязкой и предназначены для того, чтобы удерживать волосы и защищать глаза самураев от пота. И потому ничего особенного или таинственного в этой части традиционной экипировки нет, ей много веков… А вот с иероглифами дела обстоят скверно. Они означают: «Обязательно победить!» И всё бы ничего - с военной точки зрения лозунг понятный, но эти иероглифы писали на своих повязках японские пилоты-камикадзе во время Второй мировой войны, когда топили американский флот. Второй же вариант надписи подобного назначения как раз и означал «камикадзе» - то есть «божественный ветер». Легенда об этом самом ветре восходит еще к XIII веку, когда один из внуков Чингисхана дважды пытался завоевать Японию, и дважды неожиданный тайфун топил его сильный флот. Что, конечно, удивительно и необычно. А вот то, что японцы стали считать те тайфуны «божественным ветром» - в этом как раз ничего удивительного нет. Если бы не вмешательство стихии, то воинственные монголы захватили бы и Японию...
Он взял повязку в руки:
- Разница только в том, что на головных повязках смертников был еще рисунок солнца, естественно, красного цвета. Нашей же самурайке солнце почему-то видится черным. Чтобы это значило? Неизвестно - в Интернете об этом нет ни слова. Зато стало понятно другое: в истории Японии самурайки действительно встречались. Хотя и редко. В Средние века встречались и смертницы, правда, еще реже. И потому заготовленный реквизит указывает на то, что наша клиентка задумала свести счеты с жизнью. Отсюда и кимоно белого цвета - в Японии белый цвет считается цветом траура, и лента с отчаянным девизом, и всё остальное, что она заботливо приготовила для собственных похорон. Остается надеется, что для выполнения своего самоубийственного желания, ей не потребуется угонять самолет и таранить им какой-нибудь линкор. Иначе все ее приготовления бессмысленны: после такого смертельного пике сжигать в крематории будет нечего. Видимо, будет что-нибудь попроще: например, харакири…
Мэтр осуждающе покачал головой:
- Наша профессия имеет несомненное преимущество: в случае проигрыша дела, клиент не требует от адвоката, чтобы тот совершил харакири прямо в зале заседаний или на заднем дворе суда. В противном случае, услуги адвокатов стоили бы в сто раз дороже, а публика ломилась бы на судебные разбирательства как в Колизей, в дни гладиаторских боев. Ну а сами адвокаты не доживали бы не то что до седин, - он заботливо пригладил свои височки, - но даже и до возраста моего младшего компаньона.
Многоопытный юрист криво усмехнулся:
- До такой дикости не додумались даже в самой Японии. И потому я солидарен с невысказанным, но мне известным мнением моего молодого друга: путь юриста во всех отношениях гораздо предпочтительнее пути самурая.
3. ЭСТЕТИКА СМЕРТИ
Женский голос в телефонной трубке был отрешенным и бесконечно далеким.
- Адрес я вам сообщила, можете выезжать, - прорывающиеся истеричные нотки указывали на то, что Эммануэль была на грани срыва. - Поторопитесь! Дверь будет не заперта…
- Мисс Эмма! - нервно перебил старший совладелец юридической компании. - Это, разумеется, не мое дело… Но может, не надо доводить до крайности? Вы молоды и красивы, находитесь в депрессии, я вас понимаю… Может быть, не стоит…
- Виталий Эмильевич, не тратьте попусту время и не пытайтесь меня отговорить - своего решения я не изменю. Обещаю! Ну а вам остается выполнить то, что обещали вы. Прощайте! - В трубке послышались короткие гудки отбоя.
- Психопатка! - с досадой выругался юрист и резко опустил трубку на телефонный аппарат, стилизованный под старину. &- Точно наложит на себя руки! Или выпьет какой-нибудь отравы, или и того круче - выпустит себе кишки. Сумасшедшая…
Этот день не заладился с самого начала, теперь же настроение было безнадежно испорчено.
- Ну, что, мой молодой друг, - расстроено спросил он, заглядывая в дверь соседней комнаты, - ты готов к тихому ужасу? Нет? Теперь это уже неважно… Собирайся! Поедем, взглянём, что с собой сотворила наша полоумная самурайка.
- Ты думаешь, что она…
- Чего ж тут думать, - перебил мэтр, - и так понятно. Остается надеяться, что она всё же не выпустила себе кишки. Представляешь картину? Нет? Очень впечатляет: кровищи в квартире - по щиколотку, как на бойне.
Лицо младшего компаньона заметно побледнело.
- Сделать себе харакири, - бывалый адвокат брезгливо мотнул головой, - на это не у всех настоящих самураев духу хватает. Потому и ставят за спиной самоубийцы другого самурая, с занесенным над головой мечом.
- Зачем? - выдавил из себя молодой юрист.
Старший компаньон пожал плечами и пояснил:
- Снести голову - не только очень ответственное дело, потому что это нужно сделать одним ударом, но и очень почетное. Потому поручают такую миссию кому-нибудь из близких друзей. А чтобы тому, первому, было не больно, лезвие меча смачивают водой из деревянного черпачка с длинной ручкой, чем-то смахивающего на турку для приготовления кофе. Исключительно трогательно и гуманно…
Компаньон нервно облизнул губы.
- Видишь ли, мой впечатлительный друг, в Японии процедура самоубийства проходила да и сейчас еще иногда проходит публично и в строгом соответствии с вековыми национальными традициями. Ну, примерно как у нас, когда встречают хлебом-солью дорогого гостя, и поручают эту почетную миссию красавице в национальном костюме… У них, правда, это церемония прощания, но близких аналогий в нашей культуре нет, и потому я взял на себя смелость привести пример с хлебом-солью.
Мэтр брезгливо поджал губы и покачал головой:
- Представляешь картину? Один самурай примеряется мечом к своему животу, а второй к его шее… Нет? Не представляешь? Ну, не важно… Можешь мне поверить на слово: выглядит такая забота о ближнем умилительно и очень по-японски. Продирает до костей...
На подрагивающей верхней губе младшего компаньона предательски выступили бисеринки пота.
- Поехали, мой молодой и впечатлительный друг. Нас ждет зрелище не для слабонервных. Советую взять с собой что-нибудь успокоительное. Тебе это может понадобиться…
Сорок минут спустя они добрались до нужной им квартиры. Входная дверь была не заперта и они осторожно проскользнули вовнутрь.
В квартире было тихо, в воздухе витал какой-то незнакомый аромат. Дверь на кухню была открыта, но там никого не оказалось. Кухня демонстрировала безупречный порядок и чистоту. На обеденном столе стоял овальный деревянный поднос с низеньким, как бы приплюснутым фарфоровым чайником и незатейливыми, простыми по форме фарфоровыми чашками. Чайник был еще теплым.
Свою клиентку они нашли в комнате, навзничь лежащей на кровати, застеленной белоснежным покрывалом. Одежда на мисс Эммануэль тоже была белой, как и полупрозрачный полог над ее кроватью. Крови нигде не было, и юристы с облегчением перевели дух. Неподалеку от ложа еще курились какие-то незнакомые им благовония, именно их запах витал по всей квартире.
Старший компаньон без особой надежды взял запястье женщины, покачал головой и аккуратно вернул безжизненную руку на место:
- Мертва… Царствие ей небесное или куда там должны попасть души самураев…
- Милицию, «скорую помощь» вызывать будем?
- Куда же мы денемся? - криво усмехнулся мэтр, предусмотрительно надевая тонкие медицинские перчатки. - Суицид это компетенция правоохранительных органов… Но дадим себе минут десять форы и осмотримся. - Он выставил руку ладонью вперед. - Стой, где стоишь, не топчись по комнате!
- Больно надо, - недовольно пробормотал младший компаньон, тайком глотая таблетки, - я не люблю покойников.
- В этом ты не одинок: я еще не встречал людей, которые бы их любили. Ну разве что гробовщики относятся к усопшим с симпатией. Не думаю, что это искренне, но уж такова их профессиональная этика. Ага, вот, кажется, и ее предсмертная записка…
На туалетном столике лежал листок бумаги, поверх которого стояла миниатюрная деревянная фигурка, по виду похожая на нэцкэ. Виталий Эмильевич осторожно взял ее и покрутил в руках, разглядывая со всех сторон.
- Что в записке?
- Минутку, мой нетерпеливый друг… - отозвался опытный юрист, продолжая рассматривать нэцкэ.
- Что она написала?
- Не хочешь сувенир на память? - спросил он своего компаньона, показывая ему нэцкэ и зная наперед, что тот откажется.
- Меня и без дурацких сувениров мутит. Оставь себе… Так что там в ее записке? - снова напомнил младший компаньон.
- Как знаешь, - ухмыльнулся мэтр и сунул нэцкэ в карман. - Переходим к записке…
Опытный юрист знал, что первой вещью, которая из этой комнаты отправится на экспертизу, будет именно предсмертная записка. Потому не стал брать ее в руки, нацепил очки, наклонился над столиком и прочел вслух:
- «Больше не хочу мириться с безнадежным диагнозом, поэтому ухожу из жизни добровольно и осознанно». Дата, подпись… М-да… Коротко и ясно. Надеясь, что для милиции этого будет достаточно.
- Тогда ты напрасно переживал, что она нас удивит, - младший компаньон нервно дернул плечом. Он еще не отошел от увиденного и противоречил самому себе. - Крови, слава богу, нет, похоже, она отравилась. По крайней мере, никаких следов борьбы и беспорядка в комнате нет.
- Твои бы слова да прокурору в уши, - скептически заметил мэтр. - Ты обратил внимание, что самоубийство обставлено в белых тонах? Нет? Ну так смотри внимательно, Шерлок Холмс! Такое увидишь не часто… Всё белое: и постель, и полог над ней и даже шелковая складная ширма всё того же цвета. Как и ее халатик или носочки…
- А она в халате или в кимоно? - спросил компаньон, избегая смотреть в сторону покойницы.
Мэтр приблизился к телу и пожал плечами:
- Не знаю… Но запахивается ее одежка на правую сторону.
- Тогда на ней кимоно, - заявил молодой юрист, - женская одежда застегивается на левую сторону.
- Я бы воздержался от столь категорических выводов. - И пояснил: - Это на Западе женская одежда запахивается налево, а на Востоке - не знаю, не интересовался. Не исключено, что японская одежда, и мужская, и женская, застегивается на правую сторону.
Старый юрист покачал головой и добавил:
- Несколько театрализовано, но в целом выглядит изысканно, я бы даже сказал - благородно.
- И что?
- Да в общем-то ничего, криминала в этом нет. Чего пока не могу сказать о складной ширме.
- Чем она тебе не нравится? Ширма как ширма…
- Ты правильно сделал, что пошел в адвокаты, а не в прокуратуру или в милицию.
- Адвокаты зарабатывают больше, да и работа у нас почище.
- Не об этом речь. Ты видишь иероглифы на ширме?
- Ну?..
- А что они означают, тебе известно?
- Откуда? Я японский не изучал. А теперь, после того, что сотворила с собой наша полоумная самурайка, и не собираюсь. Меня мутит от всего японского.
- Ах, мой молодой и впечатлительный друг, какая нежная у тебя психика. Представляю, что с тобой было бы, если она совершила харакири… Даже из такой трагической необходимости - лишить себя жизни - японцы сотворили культ. Только традиционных способов выпустить себе кишки - с десяток. И представь себе, каждый из них детально описан, проиллюстрирован и даже снабжен толковыми рекомендациями. Видимо - для начинающих… Хотя о продолжающих совершенствоваться в этом виде восточных единоборств самих с собой, я никогда не слыхал. Харакири это не карате - на даны не подразделяется…
- Прошу тебя, прекратим этот разговор - и без того тошно!
- Ладно, не буду. Но мысль свою закончу…
- Виталий Эмильевич, ты же обещал! - взмолился молодой юрист, поспешно вытаскивая носовой платок и прикладывая его ко рту. - А сам опять начинаешь смаковать кровавые подробности диких обычаев.
- Не буду - успокойся! Я имел в виду не это. Раз мы не знаем японского языка, то и значение этих иероглифов, - мэтр указал рукой на складную шелковую ширму, - нам неведомо. Хотя эта японская абракадабра может иметь отношение к самоубийству нашей клиентки.
Младший компаньон вопросительно посмотрел на многоопытного шефа.
- У самураев была традиция писать коротенькие предсмертные стихи. По-моему - даже нерифмованные. Типа: «Небо сегодня особенно голубое, сакура цветет и пахнет, а мне всё по фигу…» Не помню, как они это называют: хайку, танка или что-то в этом роде.
- И что?
Мэтр пожал плечами:
- В общем-то, ничего противозаконного в том нет. Хотя японские автоэпитафии - вещи гораздо более поэтические, чем, скажем, унылые предсмертные записки наших сограждан. Мне много раз приходилось читать предсмертные записки клиентов, но ни разу в них не шла речь о цветущей вишне, облаках в небе, зеленой траве в саду и тому подобной лирике. У русских совершенно иной менталитет и, видимо, он безнадежно испорчен прозой нашей жизни.
Он покачал головой и добавил:
- Но можешь поверить моему опыту - милиции эти декорации не понравятся.
Младший компаньон вопросительно посмотрел на шефа, по-прежнему держа платок у плотно сжатых губ.
- Их больше бы устроил другой сценарий: алкоголичка или психопатка сунула голову в петлю или духовку газовой плиты, - пояснил мэтр. - На худой конец - выпала в окно или утопла в собственной ванной.
- Им-то какая разница? - не очень уверенно возразил младший компаньон, одной рукой прижимая платок, а другой нервно нащупывая в кармане новую порцию успокоительных таблеток. - Записку она оставила, дело не зависнет…
- Уверяю тебя, самоубийство в белых тонах им не понравится. Хотя бы потому, что оно совершенно не похоже на сотни других. В милиции, как и в армии, - пояснил мэтр, - предпочитают однообразие: им так проще и привычнее.
Опытный юрист наспех проверил содержимое выдвижных ящиков, тумбочек и шкафов и поделился результатами своих изысканий:
- Ничего особенного нет. Вызывай милицию. Пусть теперь они разбираются.
Он указал компаньону на настенные часы:
- Видишь, который час? Именно в это время мы и попали в квартиру нашей клиентки. Звони!
Оперативно-следственная группа не сильно торопилась и приехала часа через полтора. Все это время юристы сидели на кухне, курили и обсуждали случившееся. Они даже заварили чай, но пить его не стали - он оказался японским. К такому вкусу они не были приучены и потому оставили свою затею. К тому же чаепитие в квартире, где за стеной остывало тело их клиентки, было не самой лучшей идеей.
4. АКСИОМЫ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЭТИКИ
После составления протоколов и прочих формальностей, юристы сразу же вернулись в свой офис. Здесь они чувствовали себя гораздо уютнее и привычнее. Во всяком случае, в их офисе всегда был запас не только кофе или чая популярных сортов, но и более крепких напитков.
- На этот раз интуиция тебя подвела, Виталий Эмильевич, - снисходительно обронил младший компаньон, разливая коньяк по рюмкам. - Всё обошлось.
- Да-а? Ты уже хорошо себя чувствуешь? Таблетки помогли? Не тошнит? - приторно вежливо и еще более снисходительно поинтересовался мэтр. - Может быть, это возрастное, и я несколько сгустил краски, представил всё излишне мрачно… - вернулся он к своему обычному тону. - Если так - то это, не считая собственного диагноза, далеко не худший вариант.
- Полагаешь?
- Полагаю. За одним исключением: если она приняла какой-нибудь обычный, доступный яд.
- Есть какая-то разница?
- Да уж поверь мне, есть... - старый юрист залпом выпил свой коньяк. - А если учесть, что я разобрал, о чем шептался криминалист со следователем, то неприятности сегодняшнего дня еще не закончились.
- Это почему же? Нас допросили и, как видишь, оставили в покое.
- У тебя, мой молодой компаньон, как у и многих твоих ровесников, есть изъяны, типичные для твоего поколения: излишняя самонадеянность и плохое воспитание. Кроме того, у тебя есть непозволительный для юриста недостаток, который уже вошел в привычку: ты делаешь выводы, не дослушав до конца. Так вот: криминалист упомянул не о каком-то крысином яде, а о цианиде. Яд очень сильный и недоступный для обычных психопаток. И потому я пока придержу свой оптимизм, он мне еще может понадобиться.
Еще почти час юристы спокойно сидели в кабинете и смаковали хороший французский коньяк. Нежданный телефонный звонок спутал все карты и вновь испортил настроение старшему компаньону. На этот раз - окончательно: его лицо стало безнадежно мрачным.
- Что за козлы? - с тревогой поинтересовался молодой человек, заметив, как резко изменилось настроение его шефа.
- Если бы это были, как ты интеллигентно выражаешься, «козлы»... Увы, мой молодой друг, - тяжело вздохнул опытный адвокат, - всё значительно хуже: суицидом заинтересовалась Федеральная служба безопасности. И один тот факт, что Лубянка так оперативно отреагировала, ничего хорошего нам не сулит. Можешь снова поверить мне на слово. А пока убери в бар бутылку и рюмки. И если тебе не трудно - сполосни посуду.
- Какой тактики будем придерживаться? А, Виталий Эмильевич? - озабоченно спросил молодой юрист, выполнив просьбу своего старшего товарища. - Той, о которой мы договаривались? Как с ментами?
- Нет, мой дорогой компаньон, это слишком опасно. Самое лучшее это всё рассказать эфэсбэшникам, ничего не утаивая.
- Тогда у нас могут возникнуть проблемы с Налоговой... Да и с ментами тоже: мы им нагнали пурги.
- Видимо, так… Но из двух зол следует выбирать меньшее. Это, кстати сказать, профессиональное кредо адвокатов, занимающихся практикой по уголовным делам. От Налоговой инспекции мы как-нибудь отвертимся, в крайнем случае - откупимся. От Лубянки же нам не отбиться. Выбора у нас нет и поэтому играть с ними не будем.
Мэтр расстроено покачал головой:
- Да и ради чего затевать столь опасные эксперименты? Речь не идет о наших имущественных правах, и уж тем более - о нашей свободе. Речь идет о нашей клиентке, точнее - о каких-то неизвестных нам деяниях, совершенных ею еще при жизни. С юридической точки зрения, мисс Эмме уже всё равно, что ей будет инкриминировано: ответственность перед законом несут только живые граждане либо лица без гражданства, но тоже здравствующие. Покойники, за очень редкими изъятиями, находятся вне юрисдикции Уголовного или Гражданского права.
- Как это? - удивился младший компаньон. - За какими еще изъятиями, если покойники неподсудны по определению? Они мертвы и им нет дела до наших земных законов. Что же касается уготованного всем Страшного суда, то на том свете - не знаю, а на этом у нас вообще нет юристов по такой специализации.
- Покойным до закона дела нет. Это верно. А вот закону до них - иногда бывает. Например, дела о реабилитации. Либо наоборот: о лишении наград, специальных, воинских или почетных званий.
- Лишение специального, воинского или почетного звания, классного чина и государственных наград применяется только в качестве дополнительных видов наказания, - без запинки выдал младший компаньон. - Пункт три, статья сорок пять, УК России. - И чтобы лишить покойника, например, почетного звания или государственных наград, к нему сначала придется применить основное наказание.
Младший компаньон ухмыльнулся:
- Но какое именно? А, Виталий Эмильевич? В виде ареста или лишения свободы? - с сарказмом спросил он. - К исправительным работам покойника приговорить не удастся, к смертной казни - тем более. Даже если бы отменили мораторий...
- Ты в этом уверен?
- Абсолютно! - фыркнул младший компаньон.
- А ведомо ли тебе, мой молодой и самонадеянный друг, как английский король Карл Второй посмертно наказал Оливера Кромвеля? Того самого генерала Кромвеля, а также лорд-протектора Англии, Шотландии и Ирландии, который в свое время настоял на публичной казни его отца, короля Карла Первого?
- Нет, не ведомо, - передразнил молодой юрист. - Неужто лишил генерала и лорд-протектора всех чинов и наград?
- Насчет чинов и наград не скажу - не знаю, но скорее всего - лишил. Гораздо интереснее другое: королевский суд вынес Оливеру Кромвелю - а тот уже года два как скончался - смертный приговор.
- Как это? Смертный приговор покойнику?! - молодой друг подскочил в своем кресле.
- Именно. По приговору королевского суда могилу Кромвеля вскрыли, труп привезли в Лондон и публично обезглавили. И видимо, вид выбранный казни был не случаен: несчастный Карл Первый был к тому времени единственным монархом в Европе, который удостоился сомнительной чести быть казненным «путем отсечения головы от тела».
Младший компаньон пораженно молчал.
- Так ради чего нам испытывать судьбу? - вернулся мэтр к их собственным проблемам. - Покойную мисс Эмму чекисты расстреливать не будут - на смертную казнь действует мораторий. Обезглавливать - тем более: такой вид наказания в Уголовном кодексе не предусмотрен. Лишать ее чинов, званий и наград - тоже не будут, по причине их отсутствия. А вот лишить нас права заниматься юридической практикой вполне могут, также как и подвесить нас за одно место, если мы будем вести себя как упрямые ослы. Риск должен быть оправдан - это норма юридической этики. Ради чего нам рисковать? Не вижу ни одной причины, чтобы нарываться на крупные неприятности.
Младший компаньон по-прежнему молчал. Лицо его было хмурым. К каким категориям, к этическим или юридическим, относить фактор риска, он точно не знал.
- Когда я еще учился, произошел очень показательный и многим юристам на всю жизнь запомнившийся случай, - так сказать, случился беспрецедентный прецедент.
- Как это? - удивился молодой адвокат. - Беспрецедентный это ведь означает - не имеющий аналогов в юридической практике… Получается, что дважды не имеющий…
- Примерно так, а, может, и трижды… Тот казус совпал по времени с вступлением в законную силу нового Уголовного кодекса, в котором была статья, карающая за нарушение правил о валютных операциях.
- Была такая статья: восемьдесят восьмая, в пиковом случае - до пятнадцати лет лишения свободы, с конфискацией имущества, - без труда припомнил молодой юрист и поморщился: - Статья нехорошая…
- Нехорошая, - подтвердил мэтр. - После того беспрецедентного прецедента она стала еще хуже, а сами валютчики стали называть ее «петлей» - и не только потому, что «восьмерка» отдаленно напоминает петлю…
- Расскажи, Виталий Эмильевич…
- Слушай и мотай на ус, мой молодой друг. Тогда максимальное наказание по той статье было восемь, а не пятнадцать лет. И я бы не сказал, что она была излишне либеральна - речь-то шла не о насильственных или особо опасных государственных преступлениях, а всего лишь о спекуляции валютой. И как раз в то время проходило сразу три громких дела - о крупных московских валютчиках. По тем временам - крупных, - пояснил рассказчик, - по нашим же - случаи вполне заурядные: речь шла о сотни-другой тысяч в иностранной валюте. Так вот, дела были громкие, освещались прессой, ну и как водится в таких случаях, приговоры тоже были по максимуму: всем по восемь лет, и само собой - с конфискацией ценностей и прочего имущества.
- И в чем же тогда беспрецедентность?
- В том, что тогдашний правитель страны, незабвенный Никита Сергеевич, остался теми приговорами крайне недоволен и едва не обвинил самих судей в преступном сговоре с валютчиками. Ну те быстренько исправили несуществующий огрех в своей работе и «порадовали» злосчастных валютчиков новым приговором: всем по «пятнашке»!
- Круто! По тому кодексу это вообще максимально возможный срок лишения свободы, который давали за особо тяжкие преступления. Попали те валютчики под раздачу… - усмехнулся компаньон. - Хотя, с другой стороны, у их адвокатов были отличные перспективы добиваться назначения наказания, не противоречащего действующим нормам. На таком деле можно было прославиться и перейти в «высшую адвокатскую лигу».
- Уверен?
- Конечно. Во-первых, суд назначил явно несуразное, какое-то дикое наказание, и близко не предусмотренное действующими нормами. Соответственно, такие приговоры легко опротестовать. И хотя, как ты говоришь, те дела были громкими, но самим адвокатам опасаться было нечего: прошения о смягчении наказания не могли быть использованы обвинением как повод или основание для их ужесточения. Да и ужесточать было уже некуда: круче был только расстрел…
- Ошибаешься, мой молодой друг, ошибаешься… Ни один из адвокатов ни за какие коврижки не хотел участвовать в тех показательных процессах. А тех, кого всё же обязали защищать интересы подсудимых, иначе как «козлами отпущения» не считали.
- Почему?
- Потому. Если уж председатель городского суда лишился своей должности, то чего следовало ждать адвокатам? Лишения свободы и запрета заниматься своей практикой?
- А председатель-то чем не угодил властям? Он и так назначил чрезмерно суровое наказание…
- А тем и не угодил, что общественность требовала для валютчиков высшей меры наказания - расстрела.
- Ну ни хрена себе! - изумлялся молодой юрист. - У той общественности что, крыша поехала? И вообще, при чем тут общественность?
- Не при чем, - вздохнул Виталий Эмильевич, - это лишь политические уловки того времени. В действительности, требованиями общественности прикрывалось неуемное желание Никиты Сергеевича расправиться с вызывающе циничными нарушителями правопорядка. Для острастки остальных, ну, и наверное, как сейчас сказали бы - для укрепления собственного политического рейтинга. К тому времени, - пояснил мэтр, - он уже достал крестьян своей кукурузой, которую разве что за Полярном кругом еще не сажали, а всех остальных - дикими очередями за хлебом.
- Однако…
- В итоге, чтобы ему потрафить и отвести от себя гнев всесильного правителя - валютчиков расстреляли. И даже беспрецедентное ходатайство председателя КГБ о смягчении наказания не смогло остановить тот произвол и беспредел.
- Обалдеть! - изумленно шептал младший компаньон. - Впервые слышу, чтобы госбезопасность хлопотала за осужденных… И при чем тут комитетчики? Статьи о спекуляции - прерогатива милиции…
- Не совсем так... С теми валютными делами совпало и еще одно историческое событие: началась денежная реформа. Ну и как водится, в таких делах не обошлось без политики: официальный курс новенького деноминированного рубля был установлен выше доллара. Госбанк менял иностранцам один американский доллар всего лишь на девяносто советских копеек, что безмерно поднимало престиж советского государства и давало повод гордиться и своей валютой, и своей страной. К этому следует добавить и то, что денежная реформа создала серьезные проблемы для подпольных миллионеров, если, конечно, считать в старых рублях. Никто из них даже и не помышлял о том, чтобы обменять свои ускользающие капиталы на новые деньги. Обмен бы не состоялся: все они отправились бы отбывать свои немалые сроки на лесоповал или новые стройки пятилетки. Это тоже создавало спрос на валюту и золото. Соответственно, валютчики быстро организовали свой «черный» рынок и установили гораздо более низкие курсы обмена. Они активно скупали у иностранцев валюту и золото в любом виде. Но тем самым они активно подрывали престиж советской валюты. Да и не только престиж: они наносили и прямой ущерб казне. А это уже вмешательство в государственную политику, за которую тогда карали нещадно. Дело дошло даже до того, что царские червонцы начали чеканить за границей и в больших количествах ввозить контрабандой.
- Ну, с царскими-то червонцами понятно, - понимающе ухмыльнулся молодой компаньон, - ввозили поддельные монеты, которые и задвигали богатеньким лохам.
- Ничего подобного! Ни по внешнему виду, ни по содержанию драгметалла новые червонцы не уступали царским. На них был настолько высокий спрос, что в мошенничестве не было нужды: и без того все участвующие в тех нелегальных операциях получали очень хорошую прибыль.
- Ну тогда понятно, почему спекулянтами заинтересовались чекисты: валютные барыги хапнули слишком большой кусок чужого пирога. Подрыв денежной системы это, безусловно, прерогатива КГБ.
- Верно… Но то дела давно минувшие. В нашем же случае, - вернулся опытный адвокат к собственным проблемам, сполна насладившись растерянностью своего компаньона, - речь идет о возможных затруднениях в деятельности нашей юридической компании. В конце концов, мы обязались выполнить последнюю волю нашей клиентки - и только. В том момент мы не могли знать, что заключенный нами договор может войти в противоречие с законом. Наша клиентка скрыла от нас какие-то важные обстоятельства, и сделала это преднамеренно. Так?
- Так…
- И как граждане, и как юристы мы не можем способствовать сокрытию фактов, улик или показаний, имеющих отношение к готовящемуся либо уже совершенному преступлению. Мы обязаны оставаться в границах правового поля и, следовательно, мы не в праве отказываться от дачи показаний.
Младший компаньон кивнул.
- Это в Америке можно воспользоваться лазейкой, то бишь - поправкой к Конституции, и отказаться от дачи показаний, - пустился в пространные пояснения мэтр. - Такая практика у них есть, и она основана на легальном положении. У нас тоже есть «поправка» на эту тему, но совсем иная. В Уголовном кодексе России есть статья, согласно которой отказ от дачи показаний является преступлением, которое наказывается штрафом, исправительными работами или арестом.
- Статья триста восьмая… - машинально выдал справку младший компаньон. - Там есть примечание: лицо не подлежит уголовной ответственности за отказ от дачи показаний против самого себя, своего супруга или своих близких родственников.
- Примечание есть - это верно, - согласился опытный юрист. - Но позволь, мой молодой друг, полюбопытствовать: кем тебе приходится новопреставленная самурайка? Супругой? Матерью? Дочерью? Родной сестрой? Только не говори, что она твоя кузина - на нее примечание не распространяется.
- С чего ты взял? Никем она мне не приходится. В нашей семье помешанных не было…
- Тогда к чему тебе примечание? Если она тебе вообще не родственница?
- Ну, это я так, по инерции…
- Да-а… - усмехнулся старший компаньон, - статьи ты помнишь. Это хорошо. Осталось всего-ничего, - в его голосе слышалась ирония, - научиться применять их на практике. И желательно применять их без существенного вреда для своих клиентов и особенно для самого себя. То бишь - без членовредительства.
Старый юрист с сожалением посмотрел на ящичек с сигарами и убрал его со стола. Потом спрятал в одном из потайных отделений неблагоприобретенное нэцкэ, которое неплохо гармонировало с антикварными вещами на его столе, и продолжил:
- Возвращаясь к главной теме - даче показаний в отношении нашей клиентки, позволю тебе напомнить, что ФСБ это не милиция или прокуратура.
- Госбезопасность стоит несколько в стороне, но никаких особенных привилегий у чекистов нет. Они тоже должны оставаться в пределах правового поля - законы у нас едины для всех.
Мэтр с усмешкой взглянул на своего неискушенного коллегу:
- А тебе никогда не приходило в голову, что если есть правовое поле, то должны быть и арбитры, которые наблюдают за порядком на том пресловутом поле? Чтобы за край не выбегали, друг друга не калечили и по возможности играли по правилам…
- Те времена, о которых ты рассказывал, навсегда канули в прошлое. Теперь в роли арбитра, Виталий Эмильевич, выступает закон, - напыщенно заявил младший компаньон.
- Да-а? Уж не сама ли Фемида выступает главным арбитром? - с убийственным сарказмом спросил мэтр.
- Ну, образно говоря - да. Это ведь богиня правосудия. И не случайно ее изображают в виде женщины с повязкой на глазах. Повязка символизирует беспристрастность… - не очень уверенно добавил он, опасаясь скрытого подвоха.
- Кроме Фемиды, мой молодой и потому излишне легковерный друг, у греков была еще одна богиня - Немезида. А вот она-то как раз была богиней возмездия, которая карала за нарушение общественных или моральных норм. Согласно греческой мифологии, Немезида была дочерью богини ночи Никты и, соответственно, внучкой первозданного Хаоса. Изображалась с атрибутами контроля - весы или уздечка, с атрибутами наказания - меч или плеть, а также с атрибутами быстроты - крылья или запряженная грифонами колесница. Кроме того, она злопамятна и помнит любую человеческую несправедливость. В довершении прочего, у милейшей Немезиды есть замечательнейшие братья и сестры: божества Смерти, Сновидения, Старости, Печали, Обмана…
Молодой юрист не нашел, что возразить - он не был силен в греческой мифологии.
Мэтр хмыкнул:
- Обрати внимание, что ее атрибуты власти схожи с атрибутами власти Фемиды. Видимо, поэтому их и путают, хотя повязки на глазах у Немезиды нет. Доходило и до курьезов: в России, например, как-то установили в здании какого-то губернского, кажется, суда большую статую Фемиды с мечом в одной руке и весами в другой… Новая скульптура всем понравилась и все были довольны: и судьи, и прокуроры, и адвокаты.
- И в чем же оказался прикол? - спросил компаньон, пытаясь упредить рассказчика и тем самым сбить с него апломб. - Не в ту руку вложили меч, и Фемида оказалась левшой? А правосудие, соответственно, - «левым»?
- Если бы… В порыве вдохновения скульптор начисто забыл о повязке на глазах богини, и потому несколько недель новоявленная Фемида взирала на судейскую братию, ну а судейские - на нее, не замечая того, что богиня стала зрячей, то бишь - пристрастной. Проще говоря, в здании суда «поселилась» не Фемида, а Немезида. Любопытно, но скандальное отступление от канонов правосудия заметил опять-таки не судья, прокурор или адвокат, а кто-то из праздной публики.
- По-моему, твоя история, Виталий Эмильевич, смахивает на анекдот, - с сомнением заметил молодой юрист.
- Может, и смахивает, но случай такой был. Фемида и Немезида действительно похожи, хотя богиня возмездия является олицетворением неизбежной кары, а вовсе не справедливости, как считают многие. Согласись, мой молодой друг, с юридической точки зрения это не одно и тоже.
Молодой коллега был вынужден с этим согласиться.
- И теперь пара штрихов к портрету почитаемой тобой богини правосудия. Фемида одета в длинную и непрактичную одежду, которая за ней тянется по полу, а весы у нее почему-то без гирек. И как она на своих весах собирается взвешивать чьи-то преступления - лично для меня загадка. Но еще загадочней другое: как в таком неудобном наряде, обремененная своими громоздкими и некомплектными атрибутами власти, да еще с повязкой на глазах она будет бегать по правовому полю и судить далеко не товарищеские встречи? Кстати, свистка у нее нет…
- Зачем ей свисток? - озадаченно спросил компаньон, сбитый с толку неожиданным пассажем.
- Как зачем?.. Футбольный арбитр, к примеру, прежде чем назначить штрафной удар или удалить игрока с поля, сначала свистнет и остановит игру. А только потом начнет применять карательные санкции к нарушителям правил. Такой подход прагматичен и оправдан.
- У судьи есть деревянный молоток, - с запозданием, но всё же возразил младший компаньон. - Которым и стучит, если в зале заседаний надо призвать кого-то к порядку…
- Молоток есть, - согласился мэтр. - Однако свисток или гонг был бы уместней. В этом смысле, Фемида, вслепую гоняющаяся за нарушителями, выглядит карикатурно. Согласись, коллега, что ей трудно угнаться и еще труднее не ошибиться… Наверное, поэтому, если она всё же догонит нарушителя закона, то сходу огреет его своим мечом. В лучшем случае - весами… А вот молотком калечить участников процесса нельзя: этот декоративный атрибут власти был придуман не греками. Теперь тебе понятно, мой неискушенный друг, почему у Фемиды весы есть, а гирек от них - нет?
- Честно говоря - не очень…
- При таком способе судейства никаких гирек не напасешься, - ехидно пояснил мэтр. - Но подозреваю, что свои гирьки богиня правосудия растеряла гораздо раньше, чем римляне возвели для нее храм. А скорее всего - у нее их и вообще не было.
- Это почему же? - с подозрением спросил молодой юрист.
- Хотя бы потому, что на заре законодательства они ей были без надобности: законы были слишком суровы. Даже мелкая кража, например, овощей с грядки соседа, каралась смертной казнью.
- Откуда это тебе известно?
- В седьмом веке до нашей эры афинский архонт по имени Драконт составил первый кодекс афинского права, отличавшийся крайней жестокостью. Именно отсюда и берут начало известные выражения «драконовские законы», «драконовские меры».
- Возражаю! Это, Виталий Эмильевич, всего лишь твоя версия, в основе которой мифы, легенды и игра воображения. Ссылка на древнее законодательство иностранного государства несостоятельна.
- Возражение принято… А ты не знаешь, как у богини правосудия обстоят дела со слухом?
- Нормально обстоят - не глухая, - уязвлено ответил молодой человек.
- И я так считаю. Я даже думаю, что у нее великолепный слух. Наверное, поэтому Фемиду обычно и водружают на пьедестал или на фронтон − словом, повыше и подальше от людей.
- Чтобы она лучше слышала?
- Нет, мой молодой друг, - с иронией ответил мэтр, - чтобы не слышали, что ей нашептывают. Ибо самой ей затруднительно принимать решения - она же ничего не видит. Как юрист, ты должен знать, что доводы обвинения и защиты для суда равнозначны. Однако к мнению прокурора или его представителя суд всегда более внимателен и лоялен, чем к доводам защиты. И это особенно заметно, когда разбирается дело, затрагивающее государственные интересы, а не гражданские свары или уголовные деяния одних граждан в отношении других.
- Не обращал внимания…
- А ты обрати. Ну, а если уж речь заходит о государственной безопасности, то защита может сотрясать воздух и надрываться сколько угодно, но все ее доводы будут учтены в последнюю очередь. Если, конечно, вообще будут… Ибо собственная безопасность является одной из незыблемых основ государства. - Опытный юрист погрозил пальцем. - А следовательно - суверенитета, права, морали… - Всё ж таки подвел он общий базис под совершенно разные категории.
- Ну, Виталий Эмильевич, забрался ты в дебри… Как будешь выбираться?
- Да уж как-нибудь выберусь, не заплутаю, - усмехнулся мэтр. - Проще говоря, бодаться с ФСБ мы не будем - это занятие для безнадежных кретинов. В самом крайнем раскладе мы воспользуемся другим своим законным правом и расторгнем тот клиентский договор в одностороннем порядке. В связи с вышеизложенным, будем считать, что это законно и этично.
5. ЮРИДИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ БЕСПЛАТНОГО СЫРА
«Беседа» с эфэсбэшниками отняла у юристов много времени, сил и нервов. И не только в офисе компании: практикующим адвокатам пришлось снова побывать в квартире погибшей, а также в Управлении на Лубянке и в морге. Для чего их нужно было тащить на Лубянку, было не совсем понятно: видимо, для устрашения и осознания ими всей тяжести кем-то совершенных преступлений.
Весь день из головы Виталия Эмильевича не шла странная история с самоубийством их загадочной клиентки. Видимо, потому, что уж слишком много впечатлений того многотрудного дня было с ней связано.
«Нет, предчувствия меня не обманули, - устало припоминал он, оставшись, наконец, наедине. - Было в ней что-то такое с самого начала, еще тогда, во время ее первого визита… Даже не знаю, как это сказать… Словами это не передать. Не скажу, что от нее исходила какая-то опасность - нет, этого не было. Хотя такое чувство мне хорошо знакомо: когда к нам за помощью обращаются клиенты с уголовным прошлым, - то далеко не всегда в их словах, как сказал бы мой молодой коллега, «дешевые понты». Часто от них исходит реальная угроза, почти ощутимая кожей. И я не единожды убеждался в своих предчувствиях… Потом, когда знакомился с их делами, в которых, как водится, есть перечень судимостей и статей, по которым они привлекались ранее. Это для праздной публики в зале заседаний нужно «переводить» номера статей на понятный им язык. А мне-то зачем? Я их наизусть помню».
Адвокат с раздражением затушил в пепельнице сигарету - за этот день он намного перевыполнил свою обычную норму, и продолжил: «Но всё же было в ней что-то необычное. Эммануэль, конечно, была красивой женщиной, даже слишком, и еще тогда, в первый ее визит, я отнес ее к роковым женщинам. Правда, никак не мог предполагать, что она настолько роковая, что вмешается госбезопасность. Теперь-то более-менее понятно, какая угроза от нее исходила. Это можно понять из вопросов следователей: наша самурайка причастна к эпизодам заражения ВИЧ-инфекцией. Статья сто двадцать два, пункт три, УК РФ - до восьми лет лишения свободы. Похоже, она была не просто самурайкой, а камикадзе. Особо привилегированная каста тихопомешанных. Впрочем, лишение свободы ей уже не грозит. Госбезопасность комплексами, понятно, не страдает, однако и выволакивать ее с того света, чтобы воздать ей по заслугам на этом, тоже не будет. Смысла нет: при жизни она никаких значимых должностей не занимала. Она всего лишь чокнутая самурайка. Впрочем, по японским понятиям, она все же дворянка: самураи относятся к привилегированному сословию. Но то к делу не относится, да и поезд ее уже ушел…»
Он задумчиво постучал костяшками пальцев по столешнице: «Хотя не совсем понятно, почему ФСБ-то всполошилась? Такими преступлениями обычно занимается милиция. Следователи много чего недоговаривают… Видимо, наша отчаянная самурайка каким-то краем зацепила государственные интересы - отсюда и вмешательство ФСБ. Но то дело пятое: это обычная их тактика - покрывать всё туманом секретности. Мне их секретов не надо. Сколько было пострадавших, какого они были роду-племени или чина-звания - мне знать не нужно. Мне за глаза и того, что я про нее узнал. Женщина она, бесспорно, удивительная, но таких клиентов мне не нужно. Слишком уж много в этом деле оказалось, как сказал бы мой молодой друг, - экстрима. Староват я уже для подобных встрясок…»
Действительную развязку неприятных событий, связанных с самоубийством их клиентки, ни старший, ни тем более младший совладелец юридической компании не угадали.
К вечеру следующего дня в их офисе снова появились офицеры госбезопасности, и один из них распорядился тоном, не терпящим возражений:
- Вот деньги погибшей, ее украшения, одежда и всё прочее. Исполните ее последнюю волю именно так, как она хотела. Слово в слово. За исключением одного пункта: всё, что она оставила своей матери, та должна получить не по истечению шести месяцев, а до конца этой недели.
Старший компаньон согласно кивал, мрачно посматривал на опасных гостей и про себя сравнивал их безапелляционную манеру поведения с манерами судей в зале заседаний: «Федеральные судьи ведут себя поскромнее…» О предстоящих расходах, на поездку и прочее, он благоразумно промолчал бы даже в том случае, если ехать пришлось на Камчатку, а не в город Иваново. Расходы были столь незначительны по сравнению с грозящей опасностью, что об этом не стоило даже заикаться.
- Больше от вас ничего не требуем, - обнадежил офицер в конце своего неожиданного визита. - Исполните последнюю волю мисс Эммануэль и вернетесь к своей юридической практике. Налоговая инспекция или милиция претензий к вам иметь не будет. Вот разрешение на кремацию тела.
Мэтр пробежал глазами документ, озадаченно постучал кончиками пальцев по столешнице и пододвинул полученное разрешение поближе к нэцкэ, вновь стоявшему на его столе.
«Это по твою душу, мисс Эмма, - заметил он про себя. - Теперь никто не препятствует выполнению заключенного с тобой договора, в точном соответствии с буквой и духом закона, а также с твоими приватными пожеланиям. Скоро тебя обрядят в белое кимоно, украсят лоб повязкой с безумным девизом камикадзе, воскурят восточные благовония и отправят в печь крематория… Как ты и хотела…»
Вслух же подобострастно заверил:
- Не извольте беспокоится: всё будет исполнено в точности и в кратчайший срок.
Он не без умысла облек свой ответ в безличную форму, так как не был уверен в том, как правильно обращаться к чекистам: господа, товарищи или как-то еще… «Давненько я не имел с вами дел, - с острасткой думал опытный юрист, вперив взгляд в поверхность своего стола, - и потому отстал от жизни. Раньше-то все были товарищами: и большие начальники, и простые работяги, и даже судьи с прокурорами. Однако лишь до тех пор, пока не оказывались под судом или следствием. Тогда обвиняемый или подсудимый превращался в гражданина: «гусь свинье не товарищ».
«Что за игру вы затеяли, знать не желаю, - с тревогой добавил мэтр. - От таких дел нужно держаться как можно дальше. Я же хочу только одного: чтобы на этом, - он перевел взгляд на нэцкэ, - твоя земная история, мисс Эммануэль, закончилась, и чтобы нас наконец-то оставили в покое непредсказуемые господа-товарищи. Очень уж неуютно я себя чувствую в их компании. Хотя и сам не знаю, почему…»
Когда за чекистами закрылась входная дверь, младший компаньон притащил из бара фирменную бутылку, тяпнул полфужера коньяка и долго качал головой, тупо и недоуменно.
Потом сказал:
- Извини, Виталий Эмильевич, ты оказался прав. Вот что значит опыт… В этой мутной истории я понимаю всё меньше и меньше. Зачем они вернули нам деньги и ценности? По закону, они должны всё это изъять и приобщить к уголовному делу, раз уж таковое имеется. А они вернули, строго говоря - сами нарушили закон.
- Тебе интересно, сам у них и спрашивай! - неожиданно резко ответил старший компаньон. - Они еще на лестнице, догонишь…
- Но почему?..
- Послушай-ка, мой молодой друг, бывалого юриста… - Он нервно взял из коробки первую попавшуюся сигару. - Я дам тебе хороший совет и дам его, в нарушение адвокатской этики, бесплатно: забудь об этой истории! Никогда, никому о ней даже не заикайся! Понял? Никогда и никому! - повторил он. - И у тебя всё будет хорошо: в жизни, в работе, в карьере...
Старый юрист залпом выпил свой коньяк и начал раскуривать сигару.
Потом добавил, но гораздо спокойнее:
- Не знаю и не хочу знать, почему чекисты столь радикально изменили свое отношение к самоубийству чокнутой самурайки. И заруби себе на носу: их управление, равно как и вся их система, благотворительностью не занимается. - Для убедительности он погрозил указательным пальцем. - И потому благотворительная история с бесплатным сыром, свидетелями которой мы случайно оказались, неубедительна.
- Это точно. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, - усмехнулся молодой юрист. - Это известно и моему поколению, - колко добавил он.
- Ну, положим, твоему поколению эта расхожая мудрость известна в сокращенной редакции, то есть - с изъятиями по тексту…
- А разве есть какая-то другая редакция, без купюр? А, Виталий Эмильевич? - с усмешкой спросил молодой юрист. - Просветил бы молодое поколение…
- Охотно, мой молодой коллега, охотно: «Бесплатным сыр в мышеловке бывает только для второй мыши».
Коллега фыркнул и с восхищением заметил по себя: «Силен бобёр! Такого на одном месте не ухайдокаешь - нужно перетаскивать…»
Старший компаньон едва заметно улыбнулся:
- Но в общем и целом, истина про бесплатный сыр, даже с учетом существующих редакций, - непреложна. И наверное, именно в силу ее непреложности во всей моей богатой практике еще не было случая, когда бы эта аксиома не доказала свою неоспоримость.
Помолчал и добавил своему компаньону:
- Налей-ка, мой молодой друг, еще коньячку. - Он передвинул свою рюмку по столу. - Сегодня у нас есть повод выпить. И прихвати, пожалуйста, из бара еще одну рюмку.
- Ждешь гостя? Или, может быть, гостью? А, Виталий Эмильевич? - с любопытством спросил младший компаньон.
- Нет, не жду. Сегодня гостей было более чем достаточно. - Старый юрист вздохнул и легонько постучал костяшками пальцев свободной руки по столешнице. - Думаю, нам следует помянуть грешную душу нашей новопреставленной самурайки. Японских поминальных обычаев мы не знаем, рисовой водки у нас тоже нет, и потому помянем ее французским коньяком и по русскому обычаю. Если ее японская душа еще не покинула нашу грешную землю, то, думаю, она не будет возражать против отступлений от ритуала, принятого в Стране Восходящего Солнца. Ритуалы в Японии - вещь, конечно, незыблемая и почитаемая, но в данном случае дух закона важнее его буквы, - профессионально перевел он ритуальные аспекты в юридическую плоскость.
- Вообще-то, в нашем баре есть хорошая водка, правда, не рисовая, - к месту припомнил компаньон. - Принести?
- Не стоит. Всё равно это не саке. Но даже если бы у нас было саке, то всё равно пить его мы не умеем.
- Чего ж там такого мудреного? Наливай да пей…
- Это ты так думаешь. А в Японии саке пьют подогретым, наподобие чая.
- Они там что, совсем с ума спятили? - удивился младший компаньон. - И просто теплая водка в глотку не лезет, как же они пьют горячую? А, Виталий Эмильевич?
- Вот чего не знаю, того не знаю. Не пробовал. Но подозреваю, что для них пить холодное саке - это то же самое, что для нас запивать водку горячим чаем. А так как их культура пития много старше российской, то и их способ представляется им традиционным и правильным, а наш - вульгарным и извращенным.
- Обалдеть! - удивлялся неискушенный в японских традициях молодой адвокат. - Всё-то у них там не по-людски… Подозреваю, что и закусывают они свое саке какой-нибудь полусырой мерзостью. И потому чем именно они закусывают, спрашивать не буду. Чтобы не отбить охоту к французскому коньяку.
Когда младший компаньон вернулся, Виталий Эмильевич наполнил третью рюмку коньяком, передвинул ее поближе к нэцкэ и печально сказал:
- Что ни говори, а мисс Эммануэль была очень необычной клиенткой. Много их у меня было - всяких и разных, но уверяю тебя: за тридцать лет адвокатской практики такой доверительницы мне никогда не встречалось. Случай во всех отношениях уникальный…
Он снова перевел свой взгляд на нэцкэ и едва заметно улыбнулся: гейша всё так же кружилась в своем застывшем танце - изящно, отрешенно и невозмутимо.
- Чего только в нашей жизни не случается, мой молодой друг, &- философски заметил мэтр. - Вот и мы сидим в московском офисе и поминаем французским коньяком мятежную душу русской самурайки…
- Да уж… - согласился тот. Он хотел еще что-то добавить, но замялся, не найдя подходящих слов.
- Да упокоится ее самурайская душа с миром! - пришел ему на выручку Виталий Эмильевич и опрокинул в рот хрустальную рюмку.
Младший компаньон молча последовал его примеру, кося глазами на японское нэцке, стоявшее на столе шефа. В хрустальной рюмке, рядом с танцующей гейшей, изысканно поблескивал выдержанный коньяк, накрытый кусочком ржаного хлеба.
Виктор Аннинский,
2007/2009 гг.
P.S. В «Завещание самурайки» с незначительными сокращениями вошли некоторые главы из приключенческого детектива «Медленный финиш», которые были адаптированы под формат новеллы.
В. А.
Замечательный рассказ!Написан мастерски!Хотя, терпеть не могу детективы.Успехов!С солнечным лучиком, :wink4:
lar
пн, 30/11/2009 - 21:25
Я еще вышивать могу и на машинке...
Виктор Аннинский
вт, 01/12/2009 - 01:28
Человек талантливый - талантлив во всём! :lol: А коты видят ещё и параллельные миры...Так что: Мур-р-р-р...С солнечным лучиком, :wink4:
lar
вт, 01/12/2009 - 13:38