Та осень – последняя осень неведения, Где город слонялся за мною тенью, От лжи, поселившейся где-то между Двумя со сросшимися надеждами. Оберегал. – Не конец, успеешь… Больно не будет, как будто спишь… Ах, как заботлив был мой Париж! Предательство ночью стекало с крыш, Дождем, а утром как не бывало. Вроде И солнце вставало в городе, И ветер с реки, но как будто с горечью, Мне ворожил, колдовал, морочил… Шептал тебе тихо под шорох гравия, – Резко не надо, сразу неправильно. Ей без зонта под версальским ливнем Холодно, осень, согрей, обними… А после, в еще не обсохшем парке, Блики от гладких шаров петанка, Тяжестью в руку – бросай же, где-то В листве беззащитный бочок кошонета… И ночью манил фонарями – не бойся – Желтков, пробивающих влажную морось. Шаги отражались от стен, и как будто Мой город со мною шагал где-то тут, В приветливом мраке старинных улиц… Звериным чутьем распознал – проснулись Страхи. И мерзкий озноб в лопатках. Толкал вперед – за углом лошадки Катают ночью на карусели Таких как ты. Вот в шальном весельи Светает. И сонным гарсоном из ада: «Вы рано, мадам, вы одна?» – Не надо! Не слушай! Наказан: вдребезги – Кофе на мрамор. И черные брызги На искры фарфора запахом утра. И звон С колокольни. О, mille pardon! Ты сможешь одна, мне шептал, ты гордая, Не будет больше про «двое в городе». Та осень осталась в дурном кино. Совсем недавно… Но так давно, Что не забудешь, забыть – не выжить – Ту осень. Последнюю осень в Париже…