В тот предновогодний вечер все было предпраздничным и сказочным: и снег, огромными хлопьями опускающийся на город, и люди, оживленно перемещавшиеся из магазина в магазин, и автобусы, после восьми часов вечера разом испарившиеся со всех улиц и проспектов. Не было праздника лишь в душе торгового работника Василия, который, по воле сурового хозяина, был обречен провести новогоднюю ночь в опостылевшем коммерческом киоске. Тоскливо разглядывая стеллажи с разнокалиберными бутылками и разноцветными пачками сигарет, Василий уже смирился со своей участью, как в окошко просунулась смазливая девичья мордашка с траурно накрашенными ресницами. - П-ик-во есть? – икнула мордашка розовыми губами. - Вам какого? – поднялся с места продавец. - Слы-шишь, - озарило вдруг незнакомку, - а п-пог-реться пус-ти-ти… То, что девочка «под градусом», Василий понял сразу, а то, что она, вдобавок ко всему, еще и озябла, увидел только сейчас. Предвкушение праздника шевельнулось в душе парня, и через пару минут гостья уже сидела в киоске, блаженно шевеля пальцам ног в шерстяных носках – мокрые сапоги прели на обогревателе. Сломав третью спичку «снегурочка» закурила и представилась: - Лена. - Паша, - зачем-то соврал Василий и открыл пиво. - С новым г-гадом, - пошутила Лена, доставая из кармана куртки початую бутылку коньяка. Пояснив, что коньяк в нее «больше не влаз-зит», гостья придвинула бутылку киоскеру, а сама потянулась к пиву. Открыв банку тушенки и сунув в магнитофон кассету Линды, Василий подсел к «снегурочке». В окошко время от времени заглядывали добродушные нежно-розовые лица, Василий убавлял звук магнитофона, брал у покупателей деньги и протягивал товар. Без пятнадцати двенадцать заоконное пространство, словно по команде обезлюдело. Истоптанные тротуары мягко покрывал снег. Вася и Лена уже знали друг про друга все, что нужно знать для совместной встречи Нового года – Лена про Васю-Пашу то, что он бывший офицер разведки и только что вернулся с опасной загранкомандировки, а Вася про Лену то, что она на днях развелась с мужем «пьян-ик!-цей». Поминая бывшего мужа печатно и непечатно, Лена доброжелательно посмотрела на своего нового друга и, закрыв свои накрашенные глаза, мягко скатилась на пол. Содержимое бутылки коньяка плавно перемещалось в распаренных Васиных мозгах, и когда он сделал шаг к «снегурочке», то внезапно «потерялся» сам и как подкошенный рухнул на Лену. Ровно две минуты в киоске отсутствовало всякое движение кроме вращения пленки в магнитофоне. Затем, отодвинув в сторону обмякшего Васю, встала на ноги совершенно трезвая Лена. Деловито пощупав пульс киоскера, она обулась и перекатила бесчувственное тело к стене. Открыв входную дверь, нажала на кнопку ручного фонарика. В ответ, в темной подворотне, зажглись фары и, качнувшись на кочке, двинулись вперед. Подъехав к киоску, белая «Нива» остановилась. Из нее выпрыгнули два парня. Зайдя в киоск, они быстро, но без суеты, выгребли деньги из кассы и стали грузить в машину коробки шампанского, водки, джина, пива… Лена, с газовым баллончиком наготове, сидела возле похрапывающего Василия. Захватив напоследок две коробки сигарет, один из парней кивнул «снегурочке», и все трое скрылись в «Ниве». Ключ зажигания утонул в своем гнезде, и двигатель, деликатно чихнув, заработал. Лена, расположившись среди коробок на заднем сидении, включила Васин магнитофон. «Я ворона! Я ворона!» - напористо представился женский голос, и салон автомобиля наполнился музыкой. Над задним бампером «Нивы» зажглись рубиновые огоньки, и автомобиль, набирая ход, покатился сквозь снегопад по пустынной улице. А в киоске, подложив под голову руку, мирно спал Василий. Легкий ветерок задувал в открытую дверь пушистые снежинки, и они медленно опускались на пол, на Васины ботинки и на пустую бутылку из-под коньяка с подмешанным в него клофелином. Из ближайшего дома донесся мерный бой курантов, который тут же потонул в оживленных восклицаниях и звоне фужеров.