О, лучежабрая, гордая рыба горгона! Дай мне лишь палочку туши получше еще растереть, Ветвь мэйхуа переставить в песчаную тьму подоконника, Выкурить трубочек шесть травянистого зелья. Дай мне, о рыба, получше усесться на троне, Кисть обмакнуть в бесконечную черную бездну И на невинном листе породить иероглиф Черный, как мать его – ночь и как отец его – кто?.. Чу! – таракан пробежал по странице бездумно, Квелую ногу таща по рожденному знаку – Собака! – палочку «зю» перемазал на петельку «жо»: Сгинуло «Дао», явилась угроза: «О, ад!» Бедное, бледное солнце себя отрывает От белоснежной горы Фудзи-Сан. Чудно, о чудно, жабрастая рыба горгона, Тенью бродить по чужой загранице лесистой. Только за бурыми скалами грозного севера Ждет меня Родина белая, без иероглифов правленых. Звезды сияют над ней, не сливаясь в двенадцать Зодиакальных фигур, и далёко масонское братство От белоснежных равнин и морей Льдами покрытых у берегов охраняемых Малою силою смертников черно-зеленых застав. Так что не жди меня, рыба горгона, Я больше не брошусь со страстью ковбоя На черную склизкую спину твою под волной: Я ухожу, покидая ваш плотный, изменчивый мир. Пусть Фудзи-Сан, погрузившись на дно, полыхает Смерчем подводным из кратера хлещущим жаром Желтых, наполненных духом огня, водяных пузырей; Пусть Фудзи-Сан поднимает Японское море Бешеным брюхом волны, изгибающей море горбом. Пусть волны цунами смывают страну за страной, Но должен же кто-то спастись! О, лучежабрая гордая рыба горгона, Как удивишься ты – скользкая тварь (но не дар) океана – Когда через пенную маску гиганта-убийцы волны Увидишь, как мы – уцелевшие – сгрудимся В бурых уступах и пиках небесной горы Арарат.