В начале дальний горизонт вдруг как то незаметно приобретает размытый оттенок и постепенно начинает окрашиваться во всё более тёмные тона дымчатой голубизны. Ничего серьёзного это пока не предвещает. Но когда тёмнеющий проём неба начинает охватывать целый угол и продолжает стремительно забирать всё оставшееся пространство, только тогда проявляется беспокойство предстоящей стихии. Такие минуты самые торжественные, в воздухе уже витает апофеоз приближающейся грозы. И хотя вокруг ещё совсем тихо, и солнце вовсю палит, нехотя опускаясь к вечернему закату, нависшая на полнеба синь уже накрыла собой всю разлившуюся на весь горизонт гладь широченной реки. Должно быть будет хорошая гроза. Всё начинает быстро меняться, даже звуки теперь другие. И ухо начинает улавливать далёкие шумы, какие обычнее бывают в первые утренние часы, когда взбирающееся солнце, приносит от куда то из далека проснувшуюся действительность. Но теперь ярче и объёмнее звучит самый передний край, с нескончаемым зудом травы от цикад и отчётливо наполняется мухами воздух. Слышится всё, и как пролетел и удаляется в сторону воды крупный слепень, и как где то далёко громыхает гулкая канонада, всё это вдруг цепенеет из за опустившейся вокруг тишины. И как хорошо бывает наблюдать за начинающей летней грозой, успев в самый последний момент заскочить к себе на веранду и уже от туда с тревогой всматриваться в неспокойную панораму предстоящего небесного действия, погрузившего теперь всю округу во мрак. Всё представлено здесь как на ладони. И набежавший порыв шквалистого ветра, с прохладной свежестью со стороны всклокоченных дождевыми струями туч, на фоне зияющего чернотой неба. И полыхающие совсем близко разряды молний, с первыми, крупными дождевыми каплями по стеклу. И при этом находиться на самом переднем пути у быстро приближающегося и во всю громыхающего грозового фронта. Смиренно смотреть отсюда, с высоты самого верьха крутого правого берега, над пространством огромной раскинувшейся реки, на степенно проплывающую мимо родину, с кораблями и баржами. Невольно в страхе жмурится и втягивать голову от каждого саданувшего по тебе небесного пламени. И мелкими частыми глоточками запивать густым, ещё утрешним молоком, увесистый ломоть деревенского, хорошо поднявшегося белого хлеба.