Константин Помренин Утихли поля утомлённой Европы. Лишь шпоры звенели в уюте гостиных. Копались в навозе солдаты-холопы. В разврате жил свет и в забавах невинных. Жуковский впервые коснулся Гомера. И снова в почёте Вольтер и Расин. Искусство теряло изящность и меру. Но мэтром словесности слыл Карамзин. Обласкан наградами храбрый Раевский. С царём Чаадаев добился беседы. Шумел многоликий и праздничный Невский. Пером состязались две новых газеты. Впервые читал свои вирши Рылеев. Впервые влюбился обидчивый Кюхля. Молоденький Пушкин в то время лелеял Надежды, которым назначено рухнуть. Сперанский ещё не оставил реформу. Ермолов орлом наступал по Кавказу. Введён был артикул на новую форму. Лечить научились срамную заразу. Парады и порки творил Аракчеев. И гвардия в ногу упорно шагала. Герои тогда презирали лакеев. Свобода ещё никого не пугала. Женился на польке наследник престола. Другой цесаревич прослыл патриотом. Считал: вольтерьянство – порок и крамола. Его записал в арестантские роты. В Столице, в России и в Божьем устройстве Всё было как будто ужасно непрочно. Во всём этом благополучном спокойстве Следы перемен проступали порочно. 1979 (ред. 2009)