Ранним зимним утром Тимофей Владимирович, как обычно, проснулся, совершил небольшую пешую прогулку и приступил к своим дневным делам и заботам, не вкушая пищи. По его большому жизненному опыту и заключению ума он уже давно сделал вывод, что самые верные решения приходят в голову только до завтрака. Потому на его большом письменном столе в первую очередь лежали планы и расчёты. Тимофей Владимирович, вдохновлённый утренней прогулкой и немалым чувством собственного достоинства, стал медленно и внимательно изучать каждый лист, не пропуская своими зоркими маленькими глазками, смотревшими через пенсне, ни единой строчки, ни единой буквы. Иногда в его умную голову приходила мысль: «Какой же я внимательный, ничего не пропустил, всё знаю». Тогда он самодовольно улыбался, гладил свой второй подбородок, а другой рукой трогал стопку прочитанных им бумаг. Такая утренняя работа давал ему бодрость и уверенность в себе на весь остаток дня. Ел он только за час до полудня, ибо по его глубокому и неоспоримому умозаключению самая полезная лишь та еда, которая была съедена до полудня. Никто в доме не начинал есть раньше хозяина. Приготовления к завтраку начинались с десяти часов утра, кипела работа на кухне, суетились слуги, иногда приезжали гости. Однако, истинная работа кипела на втором этаже в кабинете Тимофея Владимировича, работа требующая больших затрат физических и душевных сил, работа требующая внимания и кропотливости, терпения и старания, работа, которая идеально, опять таки по неопровержимому мнению хозяина, подходила для него. Впрочем, некоторые сильно сомневались в трудности этой работы, но тогда достопочтеннейший подданный Его Величества императора Николая I верный своей Родине Российской империи дворянин Парсов, а именно им и являлся Тимофей Владимирович, с умным видом и пенсне на носу своим мягким тихим голосом, как считал его обладатель, начинал доказывать обратное. К одиннадцати часов утра всё было готово, в большой светлой столовой, а хозяин любил всё большоё, на большом круглом столе стояли большие блюда на завтрак. Зачем ставить блюда никто не знал, за небольшим исключением в виде Тимофея Владимировича, который считал, что это есть один из важных пунктов этикета. На столе лежало четыре прибора для всех членов семьи, которые должны были ждать хозяина дома в столовой стоя. Как и в любой другой день, хозяин не разочаровал своих любимых родственников и спустился ровно к одиннадцати к завтраку с довольным настроением. Поздоровавшись с каждым членом семьи, он прошёл ко столу и первым сел за него. После садились уже и другие. За столом никто не говорил, все молчали и ели. Перед едой откладывали в сторону салфетки, так как после петербуржской жизни Тимофей Владимирович пришёл к выводу, что они только мешают есть и ими нужно пользоваться лишь после трапезы. Есть нужно было медленно, тщательно пережёвывая пищу, очень часто г-н Парсов наблюдал за тем, сколько раз жуют его сотрапезники, а затем, уже после завтрака, часто поучал их. По правую руку от хозяина сидела его сестра Татьяна Владимировна, по левую – племянница от умершего брата Анна Давидовна, напротив – брат хозяина Алексей Владимирович. Слуги постоянно находились возле своих господ, приносили чай или кофе. Тимофей Владимирович искренне считал, что самовар это слишком крестьянское устройство, предназначенное для бедняков,настолько отпугивал его вид этого замечательного изобретения, по сему он решил, чтобы самовар стоял на кухне, а слуги по желанию вкушавших приносили его им. Трапеза продолжалась полчаса, полчаса в полном молчании, только немые холодные взгляды. Иногда кто-нибудь чихнёт, кашлянёт, и тогда г-н Парсов смотрит на него своим пронзающим взглядом, впрочем, он считал его добрым и мягким. Больше ничего не может нарушить покой, разве что только землетрясение, но и тогда Тимофей Владимирович своим беспристрастным и умудрённым годами умом решит, что это вполне закономерно в данной ситуации, это была его любимая фраза. После окончания вкушения пищи хозяин медленно вытирает рот и руки салфеткой, и не дай Бог кому-либо не повторить за ним, за этим последуют часы наставлений и учений. И хотя сам г-н Парсов не сомневался в интересе и духовном богатстве своих высказываний, люди почему-то не очень любили выслушивать их. Потому он и решил, что это простая человеческая зависть, к которой он сам никогда склонен не был. Встав из-за стола, многоуважаемый г-н Парсов по обыкновения отправлялся читать книгу в свой кабинет, где и, собственно говоря, он и проводил время до обеда, изредка совершая поездки на завод, на мельницу, пекарню, по деревне. Имение Парсово было небольшим, но приносило исключительно большие доходы, что Тимофей Владимирович с полным правом приписывал своим силам и стараниям. В имении проживало шестьсот душ и с каждым годом их количество увеличивалось. Был свой завод, большая лесопилка, несколько мельниц, пекарни, хозяйство процветало. Г-н Парсов прошёл в свой кабинет и осмотрелся. Всё он делал медленно, чтобы не упустить из виду ни одну деталь. Его серые глаза обогнули стены кабинета, взгляд скользнул по столу. Убедившись, что всё находится на своём месте, он довольно сложил руки на своём немаленьком сильно выпуклом животе и направился к окну. Осторожно отодвинув занавеску, он осмотрел, что творится на улице. Была метель. Весь двор занесло снегом, к воротам вела тоненькая тропинка, её ещё не занесли снегом, видимо, кто-то не так давно выходил из дому, или пришёл в дом. Тимофей Владимирович на секунду задумался, но откинул от себя эту мысль, слишком тщетно думать о том, чего никогда не решить. Вновь восхваляя мысленно себя и свои умственные способности, г-н Парсов подошёл в угол комнаты и снял с тумбы клетку с канарейкой, которая была покрыта тканью. Поставив клетку себе на угол стола, он недовольно повернулся к двери и крикнул недовольным, резким, звонким голосом: - Маша! Голос был настолько неприятный, что когда мысленно представляешь, как говорит человек, обладавшим им, то невольно содрогаешься не столько от ужаса, сколько от невольного отвращения. Тимофей Владимирович стоял, не двигаясь, с блаженной улыбкой на лице, видимо, восхищаясь своим громкий и мужским голосом, он его таковым считал. На лестнице послышался шум и торопливые шаги. Лицо Парсова приняло серьёзное и даже немного суровое выражение, руки он опустил и вытянулся, однако, его невысокий рост делал это совсем незаметным. Но зато самого г-на Парсова уже просто распирало от чувства собственного достоинства, кончики губ он опустил вниз, нос задрал выше. Дверь отворилась и в комнату вошла девушка, одета она была бедно, испачканная в саже и масле. - Вам что-нибудь нужно? – Вежливо и медленно спросила она. Говорила она осторожно, немного с опаской, дабы не вызвать гнев своего господина. - Ты кормила птицу? – Пренебрежительно спросил барин. Он всячески хотел показать своё превосходство над служанкой, его вид стал ещё важнее и в некоторых местах ужаснее. - Да, ваше превосходительство, - она еле выговорила это слово. – Вам нужно что-то ещё? - Если бы нужно было, то я бы сказал. Иди! – Он важно махнул рукой и неподвижно проводил взглядом Марию. После её ухода, г-н Парсов лёгким движением руки снял ткань с клетки, и маленькая канарейка запела свою весёлую песню. Это успокаивало, а в течение своей долгой жизни, Тимофей Владимирович убедился, что только спокойным можно приступать к работе и принимать верные решения. Конечно, их верность не была столь верной, какой она была утром, но и важные бумаги уже изучены им. Осмыслив эту мысль и придя к заключению, что только такой гениальный ум, как у его обладателя, мог прийти к такому исторически важному решению, хозяин дома сел за стол и приступил к написанию письма. Каждое слово, по его мнению, должно было нести смысл, а потому, чтобы не задумываться над подборкой этих слов, он решил, что в каждом написанном им слове, содержится смысл, красота, изящество. Именно поэтому письма писались всегда быстро, большие в объёмах, оформлялись красиво, даже душились. Всё это влияло на то, какое действие окажет письма на читающего, какое будет принято решение, и как скоро последует ответ. Писал Парсов губернатору ***ской губернии Шляпову Ивану Ивановичу, знакомому Тимофею Владимировичу ещё с молодых лет, когда они вместе проходили учение в Петербурге. «Друг мой бесценный, уважаемый и всею моей душой любимый Иван Иванович. Пишет Вам Ваш старый приятель, если Вы всё ещё соизволите так именовать меня, подданный Его Величества императора Николая I, верный своей единственной Родине Российской империи, Парсов Тимофей Владимирович. На написание сего письма, которое сможет сослужить Вам добрую службу, меня подвинула моя бескорыстная любовь к Государю и стране нашей, коею, я искренне уверен, награждены и Вы. Я искренне надеюсь, что сие письмо откроет Вам глаза и поможет решить некоторые проблемы, которые уже могли возникнуть, но которые Вы теперь можете пресечь в корне, не теряя ничего, а только приобретая. Я уверен, что Ваша любовь к Родине, к государю, к порядку не оставит Вас равнодушным к последующим строкам. Не так давно, с месяц, в Вашу губернию приехал достопочтеннейший г-н Рококин Павел Романович, который, я уверен, уже имел честь видеть Вас и не раз. Сей достопочтеннейший г-н, если его можно так именовать после того, что было сотворено им, представляет немалую опасность для Вас и для Ваших приближенных, а так же для некоторого числа особо обеспеченный и состоятельных граждан Вашей губернии. Вышеупомянутый Павел Романович чистой воды мошенник и аферист, чьи хитрые интриги даже отчасти смогли повлиять и на достаток моего поместья, чему сейчас я очень сожалею и даже немного сержусь на свою глупость, что и в некоторой степени ещё более повлияло на моё решение написания сего письма Вам, друг мой бесценный. Посему я хочу предупредить Вас, уважаемый друг мой Иван Иванович, об этом человеке, если его можно именовать им. Он может опуститься до низкого и грязного шантажа, он может подставить всех и Вас в том числе, а отвечать Вы будете своей головой, чего бы мне искренне не хотелось бы. Святые отцы непорочной и славной Церкви нашей ещё издавна говорили, что каждый получит по заслугам своим, но Вы, умнейший человек, должны помочь свершиться правосудию на земле, дабы облегчить правосудие на небе и выполнить свой долг, который возложило на Вас наше святое Отечество. Я советую Вам следить за ним и не позволять заключать никаких сделок, если же такая уже была заключена и осуществляется в сие время, чему я сильно сомневаюсь, то немедленно её разорвать, а за Рококином проследить, ибо деньги всегда он берёт вперёд. Не верьте ни единому его слова, его обещания подобны дому, построенному на песке, у которого нет, и никогда не будет прочного основания. Будьте мудрее, хитрее, будьте беспристрастным и верным идеям своей страны. За всё время, что я имел честь общаться с Вами, я сделал вывод, что вы думающий и неглупый человек, потому я и сейчас пишу Вам, хранимому в доброй памяти моей неоценимому и незаменимому товарищу, потому что думаю, что вы поймёте меня и осознаете всю шаткость Вашего положения. Я готов Вам оказать любую помощь, я надеюсь, что Вы накажете мошенника и вынесете ему наказание, которого он достоин, разрушив семьи, украв честно нажитое добро честных людей. Это зверь, страшное чудовище, монстр, запертый в человеческом теле, чье истинное обличье проявляется в таких поступках и делах. Он подобен страшному змию, совратившему наших предков праматери и её достойнейшего мужа, бойтесь его речей, они подобны закваски фарисейской, а последствия будут ужасны, невыносимы, а главное несправедливы. Но довольно, я Вас, уважаемой и любимый мною Иван Иванович, уже достаточно утомил и обеспокоил своим посланием, которое не оставит Вас безразличным ко всему происходящему вокруг Вас. Надеюсь, что решить этот вопрос Вас подвинет не только боязнь за свою собственную жизнь, но и патриотические чувства, которые, безусловно, составляют немалую часть Вас как человека в целом, что делает Вас ещё более похоже на меня. Я буду Вам очень признателен, если Вы соблаговолите и не потрудитесь оповестить меня о решении Вашей по сему делу и последствиях этого мудрого и правильного решения. Не нужны слова благодарности, это была моя обязанность, написать и предупредить Вас, спасти от разорения множества людей и страну в целом. Не буду Вам больше докучать сиим письмом и прощаюсь с Вами. С уважением Ваш верный друг и товарищ Парсов Тимофей Владимирович». Завершив своё послание, помещик просмотрел его глазами и нашёл, что оно слишком малого содержания, однако, он уже чувствовал себя уставшим, а желания переписать письмо даже не зародилось в голове г-на Парсова. Потому он, сделав вывод - краткость сестра таланта, - довольно улыбнулся и, положив письмо в конверт, запечатав его. Положил он конверт на край стола, дабы не забыть приказать прислуге отправить его по назначению. Хотя память ни разу не подводила её обладателя, он всегда боялся, что в один прекрасный день это может случиться. Завершив это важное дело, которое, по мнению Парсова, имело глобальные масштабы, и никак не меньше, он приступил к следующему, не менее важному делу, а именно решению небольшой тяжбы, которая возникла между его крепостными. Тяжбы в своих владениях Тимофей Владимирович ненавидел и презирал, но только на глазах у семьи и самих крепостных, решение же их доставляло ему неописуемое удовольствие и тешило его самомнение. Он проявлял в них свою мудрость Соломонову, и чувствовал себя, по меньшей мере, им, что давало ему повод уже мысленно быть в хороводе на солнце. В течение десяти минут дело было завершено надписью на листке бумаги «Разрешаю». И потребовалось ещё пять минут, чтобы осознать, как быстро и верно было принято столь трудное решение в столь трудном деле. Нет, это была не интуиция, не чувства, это был холодный подход и справедливое решение не в своих интересах. По окончании этого дела великий труженик Российской империи не давал отдых своему уму и телу и принимался за новые работы. Скоро наступит весна, нужно задумываться о хозяйстве в целом, посадка, ухаживание, строительство. Всё это, быстро сменяя друг друга, проносилось в голову Тимофея Владимировича, и он даже не знал, где остановиться и на что направить гений своего ума. Пока в кабинете помещика совершалась столь трудоёмкая, но быстрая и верная работа, жители дома не сидели, сложа руки, а занимались, хоть менее трудными, но важными занятиями по благоустройству жителей дома и оказанию им всех доступных удобств. Конечно, это работа, по сравнению с той, которую совершал Тимофей Владимирович, была ничтожна мала и бесполезна, однако, как считал г-н Парсов, каждому даётся по силам его, а весь этот сброд, который имел удовольствие участвовать в жизни хозяина, только и мог совершать такую работу, большее им не по силам. На кухне готовили трапезу, которая должна была начаться через несколько часов, в спальных прибирались, в хлеве ухаживали за животными, мыли их, в погребе вели перерасчёт продуктов. С приближением времени обеда, а назначался он обычно в 5 пять часов после полудня, суетиться все начинали ещё больше. Уже были затоплены все печи дома, в столовой зажигались лампы и свечи на подсвечнике, подобному семисвечнику из алтаря, который пользовался большой любовью Тимофея Владимировича, ибо иметь в своём доме хоть малую часть того, что имеется в храме Божьем, приближало душу обитателей сего дома к воротам Рая. Впрочем, г-н Парсов иногда сомневался в приближение туда душ своих любимых родственников, однако, это не мешало ему думать, что он протоптал себе дорогу в Рай и не просто протоптал, а ещё собственными руками выложил её золотым кирпичом, по которому он теперь весело и бодро шагает, не сворачивая и не обращая внимание на окружающих. Иногда он задумывался над цитатами из Библии и сравнивал себя с идеальным человеком, нет, это был для него не Христос, а описанный им человек. Изредка его посещали мысли о его богатой жизни, но тогда он вспоминал жизнь святых князей русских и сразу отбрасывал от себя такие мысли со словами «Эти слова были сказаны для слабых умом, духом и сердцем». Иногда он задумывался над притчей о мытаре и фарисее, но только он ставил себя на место мытаря, ни разу не усомнившись в неправильности своих суждений. Но больше всего его вдохновлял поступок бедной вдовы, которая отдала последние в храм Божий. При воспоминание этого его душу и тело переполняло восхищение этой женщиной и отчасти собой. Если бы Христос проповедовал бы о реинкорнации, то Тимофей Владимирович был бы уверен, что раньше его великая и безгрешная душа принадлежала той вдове. Такими мыслями насыщался Тимофей Владимирович, нередко выходя со словами к обеду: «Насытились духовно, теперь можно и физически». Однако в этот прекрасный зимний день Тимофей Владимирович разочарует читателя и выйдет со словами: «Духовное духовным, а физическое физическим, ибо второго в земной жизни не может существовать без первого». Никто, впрочем, понять смысл этой фразы не мог, а человек, пусть даже плохо знавший Библию, мог возразить говорившему, однако, всё это было бы бесполезно и глупо, ибо никто, за малым исключением в количестве всех святых и Тимофея Владимировича, не мог постичь истинный смысл библии и других богословских сочинений. Часто на ум г-на Парсова приходила мысль написать свою собственную богословскую книгу, которая равнялась бы своим глубоким смыслом и пользой только Священному Писанию, однако, он тут же упрекал себя в излишней гордости и говорил, что недостоин этого. Это доставляло ему ещё большее удовольствие того, что он, как блудный сын принят Богом и раскаялся в своих грехах и теперь чист и непорочен. За обедом царило молчание, не уступавшее гробовой тишине, властвовавшей за утренней трапезой. Атмосфера и окружение ничем не отличалось от атмосферы и окружения завтрака, разве что только лицо Тимофея Владимировича стало ещё елейнее и светлее, а Анна Давидовна изменила причёску. По окончании обеда все собирались в гостиной за чтением полезной литературы для развития ума и души. Сам хозяин никогда не присутствовал на этих развивающих вечерах, он предпочитал читать отдельно в своём кабинете, но старался в меру своих сил следить за изучавшими науку жизни, в чём ему помогала верная прислуга. У родственников г-на Парсова уже давно отпало какое-либо желание избегать такого времяпрепровождения, но сам хозяин из-за своей подозрительности, которую он неоднократно осуждал, как в мыслях, так и в словах и не находил её в себе, никак не желал прекращать наблюдения. На сегодняшний вечер Тимофей Владимирович лично не пожалел своего драгоценного времени и выбрал одну из бесценнейших книг из своей большой библиотеки, которая составляла немалую часть его гордости. Книга более чем большая, она была огромной, хотя состояла из нескольких томов. Называлась она «историей государства Российского», которую, по мнению Тимофея Владимировича, должен прочитать каждый человек, родившийся и живший на территории великой державы Российской империи. По мнению же сожителей помещика, книга была скучна и совершенно неинтересно, но мнение их ни кого не интересовало. Отдавший указания и наставления, Тимофей Владимирович уединился в своём кабинете за чтением более интересной литературы, а именно стихов известных французских поэтов и классиков, которых он мысленно сравнивал с творчеством великих русских поэтов и ещё раз убеждался, как велика его Родина и люди, живущие там. Книгу он читал на французском языке, в оригинале, привезённую лично ему из Парижа, это давало ещё один повод восхвалить собственный ум и память. Впрочем, чтение книг давно уже потеряло своё назначение для Тимофея Владимировича, скорее они были предназначены для собственного восхваления и получения от этого удовольствия. По его выводу только поистине умные люди могут осознать всё жизни и прожить её достойно и праведно, а сам автор такой идеи относил себя именно к таким людям, это придавало ему ещё большей уверенности по пути из золотого кирпича. Невольно ему на ум приходят слова о том, что путь к Царствию Божию тернист и узок, но тогда философская сторона ума описывала, как бесстрашный рыцарь г-н Парсов вырубил терновник на своём пути, а дорогу расширил, не жалея своих сил, частенько он задумывался над тем, что терновник он выдрал с корнем, не жалея окровавленных рук, но обычно он останавливался на первом варианте развития событий. После прочтения нескольких стихотворений и обдумывания каждого слова, фразы, смысла произведения, наступало время написания собственной автобиографии. По прочтении нескольких книг про святых отцов и записей из их дневников, Тимофей Владимирович был уверен, что праведные умные люди, к таким он себя причислял не без веских оснований, обязательно будут удостоены чести воспоминания потомков, а книги про них будут писаться продаваться простым людям, черни, сброду человеческому. Потому он решил во многом облегчить работу своим будущим биографам, в существовании которых он не сомневался ни на минуту, и сам стал описывать в подробностях каждый день, пережитый им в полных красках, свои мысли, решения, выводы и поучения. Это занятие настолько поглотило Тимофея Владимировича, что он не заметил, как пролетели немного нимало пять часов, а страниц исписанных оказалось немного нимало более двух десятков, впрочем, это было ещё достаточно мало, по сравнению с некоторыми днями из жизни г-на Парсова. Ужин был пропущен и, скорее всего, из-за отсутствия хозяина был отменён вовсе, а родственники трапезничали на кухне с прислугой, не смея трогать барскую еду. - Ни в чём не могут себе отказать, окаянные! – Воскликнул в отчаянии Тимофей Владимирович и прослезился от горя. Подтерев платком глаза, он перелистал свою собственную книгу, где иногда попадались красочные картинки, нарисованный твердой рукой автора, где он сам в образе бесстрашного рыцаря или кроткого старца боролся со злом и восстанавливал справедливость. В своей жизни он сам ни разу не одевал средневековые латы, да и не имел возможности этого сделать, которые блистали на нём в его картинах. Но если кто посмеет и укорить его в этом, то можно без особых зазрений совести сослаться на плохую память, которая уж давно была искажена этими фантазиями, ну, а если на Тимофея Владимировича снизойдёт прозрение, что очень наварят ли случиться, то он может оправдать свой поступок тем, что он изображал свою душу и состояние духовное, а не физическое, и будет прав, а также он сможет пристыдить вопрошающих, которые по из-за своей грязной и порочной жизни совсем забыли о Боге. Осторожно с благоговением закрыл он бесценное творение человечества, книгу, на обложке книгу, сделанной из прочного дерева, как некогда делали книги в Древней Руси, было аккуратно и красиво вырезаны узоры и слова «Житие раба Божия Парсова Тимофея Владимировича». Погладив своё творение, гениальный автор отложил его на край стола, прикрыв бумагами, чтобы никто из сожителей или гостей, если случится, кому приехать, не заметили книги, это ещё раз убедило г-на Парсова в собственной скромности и добродетели. Он подошёл к окну и выглянул на улицу. Было совсем ничего не видно, но зоркие глазки хозяина имения вглядывались в темноту, стараясь разглядеть и увидеть хоть что-то страшное и непотребное. Однако, сегодня люди разочаровали Тимофея Владимировича и не порадовали его взгляд чем-то худым, что потом бы долго осуждалось и вспоминалось в доме. Постепенно это событие обрастало всё новыми и новыми легендами и становилось бы вопиющим и ужасным грехом, о котором и говорить страшно, но которое никак не могли забыть, подобно мифам и легендам. Кончился трудный день, теперь пора отдохнуть. Тимофей Владимирович тихо встал и осмотрел клетку с канарейкой, зерна почти не было, оставалось немного воды, он взял клетку и отнёс её в угол на тумбу, где она пробудет под полотном большую часть следующего дня. Покрыв домик маленькой птички тканью и потушив лампы, г-н Парсов тихо вышел в небольшой узкий коридор и прошёл в свою спальню, где уже была приготовлена кровать – гордость хозяина дома, ибо он настолько посвятил себя служению Богу, что даже отказался от мягких перин, которые предпочитали остальные жители дома, и спал, не жалея себя, на твердом матраце. Скорей всего это было единственный, в чём себя ограничивал Тимофей Владимирович, однако, не стоит об этом говорить ему, иначе в последующие несколько часов вам будет внушаться, что нет человека грешнее вас и праведней его. Над кроватью висела икона Иисуса Христа, перед ней горела лампада. Один раз, Тимофея Владимировича думали напугать тем, что лампада может упасть и убить её обладателя, но реакцию г-на Парсова была весьма странной, он сказал: «Для меня истинное блаженство умереть от руки Божией». Впрочем, в эту ночь он решил не испытывать это блаженство и аккуратно снял лампаду, оставив одиноко качаться толстую цепочку. Заперев дверь и переодевшись в ночное платье, водрузив на голову колпак и сняв пенсне, он сел на колени у себя на кровати и стал читать молитвы, а их было нимало, ибо утром Тимофей Владимирович не читал молитвы, откладывая их на вечер. Он медленно клал на себя крестное знамение и складывал руки на груди после этого, он благоговейно со слезами на глазах читал каждую молитву. Большая прозрачная слеза скатилась по щеке на шею и застыла там, за ней другая, третья, вот уже и все щеки красные и мокрые. Но какие это слёзы! Это слёзы покаяния, радости, веры, которая всегда будет в сердце доброго и много Тимофея Владимировича. На лице появляется нечто, похожее на улыбку, лицо светится ярким светом. Закончив молитву, он вспомнил, что никто из его родственников так не любил общаться с Богом, как это любит он. Ему на ум пришла уже мысль пожалеть их и их души. Но мысли о себе без труда вышвырнули эти ненужные и бесполезные думы. Г-н Парсов потушил свет и лёг на кровать, покрыл себя одеялом, глазами он поглядел на икону, висящею над ним и постарался улыбнуться, он потрогал свои щеки, они уже были сухи. Тогда, напрягая своё лицо, он увлажнил свои глаза и вновь благоговейно смотрел на икону и заплакал. Заплакал от радости спасения, от чувства, что скоро он будет пребывать в вечных блаженствах в Раю, он будет общаться с Богом, заплакал от мудрости неземной, которую Бог употребил во благо и ещё сможет употребить. Он представил себя ангелом Божиим, разящим всех, кто противится Богу и не соблюдет заповеди его. Осталось только сделать ещё несколько шагов по дороге из золотого кирпича.