Мерцающее сияние то обнимало его, то отпускало, то удалялось в бесконечные дали, то поглощало целиком. Мягкие, плавные вспышки и блики укачивали, пробегали пульсирующими ручейками по его сознанию. Такого с ним никогда еще не было, и это приятно волновало и, вместе с тем, раздражало абсолютной неизвестностью. Он, привыкший подчинять и приказывать, впервые оказался во власти приятной, даже какой-то домашней и нежной, но одновременно чужой для него воли. Это было похоже на невесомость в абсолютной пустоте: не на что было встать, не за что было ухватиться, подтянуться, опереться. Теплые ласковые волны сияющими телами пошли сквозь него, и он ощутил обращение. Кто-то обращался к нему. Это было похоже на ласковый, любящий взгляд, но глаз не было. Это напоминало плаванье в теплом море, но вокруг был лишь свет. Он не мог сказать, о чем говорил – говорил? – этот свет, он не мог даже приблизительно описать это известными ему словами, но он отвечал мягкому сиянию на том же языке. Он беседовал: соглашался, спрашивал, спорил, восхищался, отрицал, чувствовал вину и счастье, ужас и восторг, удовлетворение, любопытство и жуткое ощущение полного прозрения. Последнее, что осталось в памяти – ощущение чего-то безвозвратно потерянного и чувство удовлетворения от собственной твердости, собственного «Я» не поддающегося ни на какие… ни на какие… уговоры?.. предложения?.. Нет… Не поддающегося на… На что именно, он уже не знал: чья-то цепкая рука осторожно трясла его за плечо. - А?.. Что?.. – вскинулся со сна сержант Сусарин. - Товарищ сержант, - робко пробормотал дневальный, - Вы просили разбудить вас через два часа. - Дай сапоги, ремень и шинель, - буркнул сержант и, вспомнив, крикнул в темноту, - и шапку захвати! Получив от дневального требуемое, сержант облачился, притопнув сапогом, расправил сбившийся шерстяной носок и, по привычке, пнув дневального, вышел из казармы. Всосав морозный воздух, он хмуро поглядел на оплывающую в облаках луну и зашагал к свинарнику. Ударами в челюсть разбудив двух «щеглов» - наряд по свинарнику – сержант прошел к себе в комнатушку расположенную здесь же – в подсобном хозяйстве полка. На столе валялись фантики от конфет, смятые пачки «Астры», пустая банка из-под тушенки и разящие одеколоном кружки – следы ночного банкета со знакомыми дембелями. Над столом на стене, висела дембельская парадка в которой он, сержант Сусарин, покажется перед родными, друзьями и любимой девушкой Танькой. За стеной во сне повизгивали хрюшки… - Ты чего? – прохрипела со сна жена Татьяна и, царапнув Сусарина бигудями, сердито отвернулась к ковру. Заведующий продовольственной базой Сусарин неподвижно лежал в постели и дико таращился в потолок. - Ты чего как бешенный дергаешься? – снова заскрежетала бигудями жена. Затем повернулась, посмотрела на профиль мужа, темнеющий на фоне окна, пожала зыбким плечом и, проворчав, - Спи, давай, завтра рано вставать, - снова отвернулась. Сусарин лежал неподвижно, и в его полыхающем мозгу вспыхивали последние фразы явившейся во сне беседы с кем-то невидимым: «Теперь у тебя есть все, о чем ты просил. Ты доволен? Если доволен, спи дальше. Прощай». - Нет, я не доволен!!! – заорал Сусарин в пустоту. - Ты что, сдурел?! – всколыхнулась и поплыла к нему жена, - Ты что, кобель, спать людям мешаешь?! - Заткнись, сука!!! – завопил Сусарин и влепил супруге звонкую оплеуху. Тяжелый кулак Татьяны сочно въехал в глаз супруга… - Опять дерутся, - вздохнул сосед за стенкой, после чего подождал традиционного звона тарелок, нырнул под одеяло с головой и заснул.