Работу свою я всерьез не воспринимал. Появляясь в полуразваленной двухэтажке нашего полулегального кооператива с опозданием в час-другой, подходил к главному бухгалтеру и, протянув руку, громогласно требовал "ключи от спальни". Главбух натянуто улыбался в густую разбойничью бороду и, озираясь на респектабельных клиентов - брокеров и маклеров, зло шипел: "Ты хоть не афишируй, что спишь на работе". На что я шутейски извинялся: "О, пардон! Володя, дай ключи от караульного помещения". Клиенты, не отвлекаясь на диалог главбуха с ночным сторожем, деликатно утыкались в бумаги. Впрочем, по ночам я не всегда спал: то стучал на превосходной "Ятрани" свои антирежимные стишки, то до состояния глубокой прострации, то бишь до утра, "уходил" в компьютерные игры. Я дежурил на первом этаже. На втором ночевали электронщики из соседнего кооператива. Они переписывали компьютерные игры и программы, ремонтировали магнитофоны и телевизоры, пили водку и самогон. Кроме них наверху постоянно были гости - леди с потертой внешностью, джентльмены, синие от напитков и татуировок и им подобное общество. Одним словом, там собирались в высшей степени симпатичные мне люди, которые были без ума от компьютерных игр и моих стихов. Естественно, что когда один из них, сорока-пятидесятилетний Гена, пригласил меня "на банку пива", я не отказался. Наверху, за исключением дам, были все: сорокалетний Игорь в короткой прическе "а ля центурион" (пять лет лагерей) с прищуром матерого кота наблюдал за потугами тощего электронщика Андрюхи (из своих двадцати семи тот отдал четыре года армии и дисбату), стремящегося добить очередную эскадру звездолетов на экране компьютера-телевизора. За столом у стены, развалясь, сидел бывший шофер Диман. Рядом, с умилением созерцая игру зайчиков в рюмке водки, полулежал в кресле обрюзгший пятидесятилетний Жора (два года за хулиганство: "Дак то по молодости, по глупости... И все же лихо мы им..."). - А вот и мы, - пыхнув перегаром, подтолкнул меня Гена. Крепкие мужские рукопожатия. Один Андрюха, не оборачиваясь, сунул мне узкую потную ладонь и тут же отдернул - вражеские звездолеты наседали. ...Уже облезлые стены казались теплыми и мягкими, лица ребят - ласковыми и мудрыми. Уже Жора, поблескивая слезящимися глазками, убеждал меня не вступать на зоне в "семью" - примут, а потом и на воле достанут: "грей" братву чайком да табачком, переводы денежные да травушку-дуравушку тоже посылай - ты-то на воле, а они зону топчут... Поддакивая Жоре, сиял стальными коронками Игорек и тут же, раздеваясь, демонстрировал многочисленные наколки: Сикстинскую Мадонну на груди, храм на спине, "перстни" на пальцах, человека с дубиной на левой голени, руку с кинжалом - на правой. Расстегнув ширинку, развеселил всех свисающей надписью "Ну, погоди!" На конце фразы покачивался немигающий синий глаз. Каждая наколка имела свое значение: - Эта - двести шестая, за хулиганство, эта - число сроков, эта - картежный шулер... Главное, Юрик, - говорил мне Игорек, - не играй ни с кем в карты. Даже за просто так... Подожди... Держи руку вот так. В другую бери нож... Не хочешь? Ну, на расческу. Теперь бей... Ха-ха! То-то! Это, Юрик, тюремное каратэ, - Игорек, засучив рукава на мускулистых руках, хищно улыбался и, прищурившись, становился в другую стойку. - А если я с разворота - ногой в грудь? - предлагал я свой единственный прием. - Попробуй, - скалился Игорек, и после неловкого хмельного разворота я обнаруживал свою ногу у него под мышкой, а его ногу - возле моего паха. - Ха-ха! То-то!.. Потом мы опять садились за стол. Андрюха, глотнув рюмку, снова бежал к телевизору, и жужжание звездолетов покрывалось его матюгами. - А потом, - проявлялся из зыбкой пелены Диман, - нас с полканом командировали в Афган. Вот не поверишь, Юрок, попали мы к стройбатовцам. Я пожил у них недельку, и говорю: какой же вы стройбат, вы же десантура. А они мне: у десантуры какие задачи? высадиться, уничтожить, погрузиться, улететь. А нас высаживают из "вертушек" с заданием ПОСТРОИТЬ. Но и это не все. Построили, а теперь охраняйте. Поэтому мы, в отличие от ВДВ, умеем не только с парашютами прыгать да копытами махать, но и строить... Юрок, ты не поверишь, но когда мы расставались, я плакал... - и Диман, в самом деле, заплакал. Потом мы пили пиво и водку. Когда надоедало однообразие, мешали водку с пивом и охлаждались "ершом". Уже время и пространство перестали восприниматься как нечто раздельное, длящееся и объемное. Лица, предметы и звуки изменили присущие им черты. Уже давно сладко-непослушным стало тело, как откуда-то издалека доплыл голос Гены: - Андрюха, выключи компьютер, давай телевизор посмотрим. - Да подожди, тут этот мудак никак на орбиту не выходит, - огрызнулся Андрюха, не оборачиваясь. Джойстик в его руке лоснился и трещал. Корабль на экране, повинуясь джойстику, летел то влево, то вправо и трескуче осыпал очередями вражьи корабли. - Андрюха, сейчас фильм интересный будет. Генины слова потонули в стрекоте выстрелов и бессвязном мате. На некоторое время Гена выплыл из поля моего зрения, и в комнате погас свет. Оборвались выстрелы, и темнота после удивленного молчания разрядилась Андрюхиной бранью. Свет вспыхнул, но экран щетинился серыми точками: программа была сбита, и ее нужно было писать заново. - Ты, сука, ты что сделал? - полез на середину комнаты Андрюха. - Хватит твоих игр. Дай кино посмотреть, - не обращая внимания на "суку", хрипнул Гена. - Ты, сука, я тебя спрашиваю... Когда я плавно, словно под водой, повернулся, они уже барахтались на грязном полу. Кряхтя и хрипя, хватали друг друга за лица, выворачивали ноздри, лезли пальцами в глаза. С трудом оторвавшись от стула, я, шатаясь, двинулся к ним. Когда они, намертво сцепившись и упираясь друг в друга, поднялись с пола, я попытался вклиниться между двумя измазанными жаркими телами. - Юрок, отойди, - разом прохрипели они. - Геныч, ты же вдвое старше Андрюхи, хоть ты будь благоразумней, ты же ему в отцы годишься, - заплетающимся языком проговорил я. Затем, повернувшись к Андрюхе, повторил эту же чушь, но в нем пробуждая уже сыновни чувства. Не знаю почему, но они разошлись. Тяжело дыша и исподлобья разглядывая друг друга, они разошлись: "Все нормально, Юрок... Все нормально..." Разошлись, чтобы незаметно выскользнуть в коридор. Об этом я догадался лишь тогда, когда из-за двери послышались характерные щелчки: так стучат по физиономии. Но не успел я встать, как они вошли и, не глядя друг на друга, уселись в разных углах. - Андрюха, ты еще молодой, и я прощу то, что ты меня ударил, - Гена потер красную скулу, - но сейчас ты возьмешь ведро с тряпкой и вытрешь свое ссаньё в коридоре. Мы здесь работаем, а ты... Закончить он не успел. Андрюха схватил что-то со стола, молниеносно подскочил к Гене и, помахав рукой у того перед грудью, отпрыгнул и разжал кулак. Из него выпал самодельный ножик. Заточка. Гена встал со стула, бессмысленно поглядел на меня и, неловко переступив на месте, позвал: - Юрок... Я, еще ничего не понимая, встал со стула и, оглядываясь на заточку, подошел к нему. Увидев располосованную на груди рубаху, я глупо спросил: - Он тебя задел? - Да... - задумчиво ответил Гена и расстегнул рубаху. На груди, под левым соском, была аккуратная дырочка. Кровь не шла. Разом, скачком все обрело свои очертания и объемы. Оглядев комнату, я спросил у Димана, стоящего возле Андрюхи: - А где Игорек? - Часа полтора назад ушел с Жорой. - Водка есть? Схватив непочатую бутылку, хрустнул пробкой. - Вата? Диман рванул полосу от своей рубахи. - Подожди... - прохрипел Гена, и на всем его лице выступили капли пота. Ноги Гены подкосились, и я еле успел его подхватить. Дотащив до стула, усадил. Генино лицо было бело как лист бумаги. Бултыхнув водку в тряпку, я начал протирать рану. Кровь не шла. Где-то я читал, что это плохо. Я был абсолютно не готов ко всему этому. Беспомощно оглянувшись на Димана, я увидел, что он трясет за грудки обмякшего Андрюху и, толкая тому в руку заточку, кричит: - Ну, ну же! Теперь меня... Давай! Андрюха прятал лицо в ладони и истерично всхлипывал. - Диман, хватит херней заниматься! Помоги же перевязать!! - взвизгнул я. Похоже, Андрюхина истерика передалась мне. Диман, сломал заточку о порог и выбросил ее в окно. Мы перевязали Гену. После перевязки долго решали - звонить врачам или не звонить - рана-то ножевая. - Не звоните, посадят дурака, - очнувшись, хрипел Гена. - Ну и хрен с ним! - орал Диман. "Дурак" раскачивался на стуле, согнувшись и вжав лицо в ладони. Сошлись на том, что Диман вызовет "своих" врачей, которые "не стуканут". Перед приездом "скорой помощи" на крайний случай договорились о том, кому что говорить. Моя легенда была самая простая: ночью, когда я сторожил свой кооператив, ко мне постучались. Я открыл. За дверью стоял Гена. Он попросил закурить. Я сказал, что курево у меня закончилось, и он, проворчав: "Пойду, на улице стрельну", - ушел. Больше я ничего не знаю. Врачи забрали Гену и "стуканули": в семь утра, когда Андрюха ушел, а мы с Диманом допили бутылку начатую при протирании раны и он тоже ушел, на пороге показался рыженький старший лейтенант милиции. Увидев милиционера, я не испугался: допитая бутылка то и дело растягивалась на лице идиотской улыбкой. Улыбаясь и хихикая, я пересказал старлею свою "легенду". Старший лейтенант с удовольствием вдыхал густой перегар и понимающе подхихикивал. Поулыбавшись и похихикав, мы расстались. Только после его ухода я вспомнил, что он, понимающе хихикая, исписал полблокнота. На следующее дежурство я пришел с традиционным опозданием. В кооперативе кроме менеджера Ирины (менеджером она была по трудовой книжке, а фактически мыла полы и собирала профсоюзные взносы) уже никого не было. Перекинувшись с ней незлобивыми матюгами, я взял ключ и ушел в "спальню". Через два часа, когда Ирина ушла, постучался Игорек. Играя желваками, он бухнулся в кресло и вцепился в меня трезвым плотоядным взглядом. Смотрел до тех пор, пока бычок не стал жечь пальцы. Затянувшись еще раз, швырнул окурок на пол и спросил: - Андрюху видел? - Нет. Утром приходил мент. Он... - Знаю, - перебил Игорек. Закурив вторую, договорил, - и взял Андрюху за жопу. - Андрюху?! - Да. И тот раскололся. - Сколько же ему дадут? - захлопал я глазами. - Не ему, а вам с Диманом. - Чего?!.. - Он вас подставил. - ??.. - Андрюха сказал, что ушел на улицу стрельнуть курево, а в комнате остался ты с Диманом и Гена. Когда он вернулся, Гена задыхался с дырочкой в левом боку, а вы с Диманом валялись бухие. Все. - И что теперь делать? - я потянул сигарету из пачки. - Говорить, что говорил, - отрезал Игорек, протягивая свою сигарету. - Но этому же не поверят, - возразил я, прикуривая. - Ты меня понял? Говори, что говорил, - цепко глядя мне в глаза, повторил Игорек. - Главное, не сбивайся и не меняй ничего. Ты все помнишь? - Да. - Повтори. Я повторил про ночной визит Гены за куревом. - Все, - кивнул Игорек, комкая бычок, - а этого козла я грохну. - Андрюху? - А кого же еще?! Да его и на зоне сразу опустят. - За что? - За Геныча, да и за заточку тоже. На воле - заточкой... - А с Геной что? - Все в порядке. Удар в ребро. Почистят кость и через недельку выпишут. - Так что ты с Андрюхой делать будешь? Игорек тяжело посмотрел на меня и процедил: - Бабки стрясу. - Сколько? - Штуки три. - Три тысячи?! - ошалел я. Больше двухсот рублей я никогда в руках не держал. - А что, ты свою жизнь дешевле ценишь? - блеснул коронками Игорек. Следователем по делу Андрюхи оказался бывший участковый с Кряжа, где жил Гена. Проведав своего знакомого в больнице, он напрямую спросил: "Дело заводить или сами разберетесь?", на что Гена ответил: "Разберемся". Через полмесяца Гену выписали. Они с Игорьком и Жорой где-то откопали перепуганного и забухавшего Андрюху и стрясли с него шестьдесят рублей - больше у того не было. В ближайшую же ночь деньги обменяли на три бутылки самогона и канистру пива. И снова Андрюха, раскачиваясь на стуле в обнимку с джойстиком, стрельбой и матюгами шугал вражеские звездолеты. Игорек вприщур скалился над Гениными анекдотами, а Жора с Диманом любовались зайчиками в рюмках. Из коридора тянуло застарелой мочой. С первого этажа доносилась дробь электрической машинки "Ятрань" - я печатал свои антирежимные стишки. 1992 год