Тучи, скользя друг по другу рваными краями, ползли в несколько ярусов. Холодный ветерок, изредка долетая от штормящего пролива, чуть слышно касался часового - стоиш-ш-ш?.. Где-то вдалеке, раскорячившись на японских горах, темно-серыми полосами стоял ливень. Минут через двадцать он будет здесь. Часовой вынул руку из кармана и сунул за пазуху. Нащупав мятую пачку "Беломорканала", потянул папиросу. Примяв полувысыпавшийся табак, осторожно продул и, пряча огонек в красных ладонях, закурил. Несколько раз жадно затянувшись, медленно, словно нехотя, выпустил дым. Сизый шлейф скользнул по щеке и, смятый ветром, исчез за спиной. Внизу, под сопкой, тарахтел движок: в дизельной заряжались аккумуляторы. Возле входа суетились два грязных аккумуляторщика. Один, старше призывом, хлопнул по морде другого, и тот, всплеснув руками, схватил ведро и побежал в баню. Чуть подальше, в центре паутины рулежечных дорожек, стояла одноэтажная казарма в пять окон. Маленькая, серенькая, она была похожа на игрушечную крепость. Тридцать человек - все ее население - курили в курилке, рассевшись на четырех лавочках вокруг врытой в землю пустой бочки-пепельницы. Обычно в курилке никто не курил. Курили в танках, в ленкомнате, в спальном помещении - развалившись на койках... В курилке курили лишь во время приездов больших начальников. ЭТОГО начальника ожидали уже целый месяц. Никто не мог толком объяснить, почему его выделили из всех проверяющих. Бывали здесь и генералы, но командиры так не суетились, как перед приездом этого полковника. Правда, говорили, что на днях ему "дадут генерала", но ведь еще не дали... Часовой затянулся и посмотрел на берег. Море, словно взбесившись, швыряло свои мутные волны на песок, заваленный горами водорослей. Волны, окутываясь серой дымкой, взрывались о спрессованные мягкие холмы и безжизненной пеной струились обратно, уступая место следующим. В двух-трех метрах от песчаного пляжа берег отвесно поднимался метра на два, и от края обрыва до заезженной до песка дороги, буйно зарастал шиповником. Такого шиповника на гражданке не видел никто: каждая ягода была размером с маленькое яблоко. Часовой посмотрел на часы. Уже час позади. Остался еще час. Считай - отстоял. Как в службе: год позади - можно собираться домой: служба, достигнув пика, покатила к дембелю. Взглянув на дорогу, часовой заметил вынырнувший из-за сопки уазик. Народ в курилке с любопытством глазел на пылящий автомобиль. Ротный, на ходу надевая фуражку, неторопливо шел на доклад. Взводные, заправляя последние складки "пэша" под ремни, стояли у входа в казарму. Все приняло настороженно-строгий вид: все в порядке, товарищи, ничего не происходит, всем оставаться на своих местах... Только прапор, нарушая предгрозовое спокойствие, носился между бытовкой и кухней, как курица с отрубленной головой. Уазик остановился у рулежечного ограждения. Ротный, точно рассчитав шаги, оказался у калитки как раз в тот момент, когда полковник выходил из машины. Подшагав к полковнику, ротный резко козырнул, дождался, пока полковник сделает то же самое и замер, вероятно, делая доклад. Окончив, ротный отбросил руку по шву и снова застыл, выслушивая ответ. Выбравшийся вслед за полковником толстенький вертлявый офицер стоял поодаль и крутил головой, разглядывая противоположный берег. Вероятно, в полку ему успели сказать, что это Япония. Договорив, полковник двинулся к казарме. За ним пошли вертлявый офицер и ротный. Часовой подождал, пока полковник приблизится к взводным, и все пятеро скроются в казарме. После этого он затоптал бычок и, подцепив закладку, открыл книгу. Прочитав несколько страниц, он посмотрел на Японию. Серый занавес уже съел горы и половину пролива. Холодный ветер доносил редкие капли. Часовой накинул капюшон и, завернув книгу в целлофан, сунул под дерн. Затем посмотрел вниз. Полковник, помахивая полами шинели, быстро шел к сопке. За ним, по воробьиному припрыгивал сопровождающий. Ротный с взводными пошли в курилку. Прапор затравленно выглядывал из кухни. "А теперь, господа, пожалуй, банзай..." - повеселел часовой и, сплюнув, впервые за последние полгода, застегнул верхнюю пуговицу и крючок на воротничке. Сняв с плеча автомат, притаился за корявым карликовым деревом. Сквозь узловатые ветви с желтыми дубовыми листьями хорошо просматривалась тропинка, ведущая на сопку. "Сейчас я их положу..." - с легкой дрожью подумал часовой, сжимая автомат. В его мозгу пронеслась добрая дюжина историй про то, как глупые офицеры - кто по пьянке, а кто и по дурости, пёрли на часовых, а те, действуя строго по уставу, после окрика и предупредительного выстрела в воздух, приказывали им ложиться на землю: "Ложись! Руки за голову! Ползком вокруг меня - марш! Не вставать! Пристрелю, сучара!" И так измывались над враждебным офицерством в лице попавшегося бедолаги, до прихода смены с разводящим или начальником караула, вместо которого на "точке" был дежурный офицер. Только своему начальнику часовой сдавал пропитанного грязью офицера. "Ща вы у меня поползаете... - похолодел от радости часовой и, глянув на часы, хмыкнул, - Ща положу, и минут сорок по-пластунски хороводы вокруг меня водить будете. Офицеры, разглядывая роскошные заросли бамбука, уже поднимались на сопку. Палец часового перевел планку предохранителя на автоматическую стрельбу. Потом осторожно опустил до отметки "стрельба одиночными"... "Так, сначала крикнуть: "Стой, кто идет?!", потом: "Стой, стрелять буду!", затем - предупредительный выстрел вверх, а после - положу...", - нервно постукивая зубами, соображал часовой. "А если не лягут? - кольнула мысль. И тут же по извилинам заструились слова, - В ТАКОМ СЛУЧАЕ - СТРЕЛЬБА НА ПОРАЖЕНИЕ". Часовой, еще не вполне усвоивший последнюю мысль, нервно хихикнул, и палец снова поднял планку предохранителя на "автомат". "Интересно, а как оно - убить человека?!" - лихорадочно подумал часовой, глядя на приближающиеся фигурки. Впереди, помахивая бамбуковой палочкой, шел полковник. Следом карабкался кругленький майор. Часовой жадно следил за ними из-за дерева. Сейчас эти двое перестанут двигаться, дышать, жить. А пули, которые оборвут две жизни, покоятся прямо под мизинцем его левой руки. И жизни одного майора и одного недогенерала зависят лишь от указательного пальца правой руки часового. Полковник, разглядев часового за деревом, решительно приближался. Светлые твердые глаза в упор смотрели на фигуру за деревом. Полы шинели мягко хлопали по надраенным голенищам. Рука в черной кожаной перчатке неподвижно сжимала бамбуковую палочку. Другая рука была в кармане. Сзади, отдуваясь, карабкался майор. "Один выстрел вверх - для тех, кто внизу, остальные пять-шесть - в грудь полковника", - пролетело в голове, и часовой увидел, как, дырявя офицерскую шинель, чмокают пули, как откидывается, прогибается полковник. А майор, конечно же, прыгает на землю, с него скатывается потная фуражка, под которой, наверняка, лоснится лысина, и оставшиеся пули взрывают блестящий череп... Часовой оторвал взгляд от груди полковника и наткнулся на его жесткий светлый взгляд. "Он меня видит... - холодея подумал часовой, - Он меня видит насквозь..." Тридцать метров... двадцать... десять... Часовой вышел на дорожку. Руки вцепились в автомат как в спасательный круг. Холеное худощавое лицо со стальными глазами, спрятанными под черным лакированным козырьком, приближалось. Пять метров... - Товарш... полк... - выдавил часовой и растерянно дошептал, - границ... пст... - Не слышу! - рявкнул полковник, - Яснее! Сопровождающий майор расплылся в улыбке, то ли гордясь своим шефом, то ли радуясь окончанию подъема. - Что вы сказали, товарищи сержант?! - спросил полковник. - Товарищ полковник, дальше нельзя: граница поста! - выпалил часовой и, леденея от собственной отваги, почти с восторгом выкрикнул, - Посторонним вход воспрещен!!! Полковник с любопытством оглядел часового. "Сейчас докопается, что ремень на яйцах..." - мелькнуло в голове часового, и он, неловко перехватив автомат, неожиданно для себя, направил ствол на майора. Тот, немного побледнев, попытался нахмуриться, но лишь глупо открыл рот. - Товарищ сержант, опустите оружие и поставьте на предохранитель, - каменным тоном приказал полковник. Часовой перевел ствол влево и до отказа поднял планку предохранителя. "Черт! - мысленно сплюнул часовой, - трясусь как "щегол". Хватит! Никаких эмоций!" - А теперь объясните, почему нам нельзя идти дальше? - стальной взгляд из-под козырька пырнул часового в сердце, и оно, окоченев, бухнулось куда-то в желудок. "Черт подери!!!" - молча рявкнул часовой, и сердце, медленно нагреваясь, поползло на место. - Товарищ полковник, вы находитесь перед охраняемой огневой позицией, вход на которую строго воспрещен всем посторонним. - А как же мне туда пройти, если я этого захочу? - прищурился полковник. "Этот болван, похоже, и впрямь принял меня за "щегла", - внутренне ухмыльнулся часовой, но тут же потускнел, - а я как "щегол" себя и веду..." - Товарищ полковник, вход на позицию разрешен лишь в сопровождении разводящего или дежурного офицера. - Вызовите их, товарищ сержант. "Ё-ма-ё... да как же я тебе их вызову-то, - барабаня пальцами по автомату, затосковал часовой, - без тебя бы я свистнул вниз и все х-о'кей, а с тобой-то как?.." Тут в голове сержанта всплыл вид эбонитовой коробки телефона с ручкой, что торчал на деревянной палке где-то на позиции. Эту палку часовой видел года полтора назад, когда прибыл из учебки и копал траншею. Где же эта траншея... Часовой тоскливо оглянулся на море бамбука покрывающего позицию. - Ну? - нетерпеливо хлестнув палочкой по сапогу, произнес проверяющий. - Ща, товарищ полковник, ща я звяк... - часовой осекся под удивленным взглядом и, обругав себя последним дураком, зачем-то вытянулся по стойке "смирно" и отчеканил, - Товарищ полковник, сейчас я доложу по телефону, а вы подождите меня здесь, - и уже уходя, совсем по-граждански махнул рукой и ляпнул, - Ща, я быстро... он где-то здесь был... Майор прыснул в кулак, но тут же посерьезнев, попросил: - Слышь, сержант, дай бинокль - на Японию поглядеть. "Даже этот чмырь меня за дурака держит?!" - вспыхнул сержант и неожиданно для себя рявкнул: - Нельзя!!! - потом, сбавив обороты, как можно мягче пояснил, - не положено, товарищ майор. Оставив офицеров у наблюдательного пункта, с которого начиналась позиция, часовой, круша бамбуки, ринулся вперед. Проплутав минут десять, он споткнулся о прогнивший столбик, вокруг которого валялись эбонитовые осколки. Рядом, из-под земли, словно змея, торчал раздвоенный провод. - Кретины, бля!.. - выругался часовой в адрес неведомых погромщиков и зашагал к наблюдательному пункту. Возле НП, что-то объясняя полковнику и показывая рукой на Японию, стоял майор. Полковник, выдвинув вперед острый подбородок, цепко разглядывал белые черточки домов на том берегу. - Товарищ полковник, телефон перенесен на НП. НП опечатан. Срывать печать я не имею права! - выпалил часовой, вываливаясь из зарослей. Полковник обернулся и, досадливо скривив рот, внимательно посмотрел на сержанта. - А как же вы вызываете разводящего или дежурного офицера? - спросил он. - В военное время... - начал часовой, но тут же поправился, - в момент опасности - выстрелом в воздух... - А когда опасности нет? Часовой замялся и, как страшную военную тайну, выдавил: - Голосом. Полковник иронично глянул на часового. В его взгляде ясно читалось: "А какого же черта ты здесь комедию ломал?" Но сказал он другое: - Вызывайте голосом. Часовой, плечом отодвинув майора, подошел к краю сопки и посмотрел в сторону курилки. Тридцать обкурившихся до рвоты мужиков нетерпеливо смотрели на сопку, где подозрительно долго топтались три фигурки. Отыскав взглядом разводящего, часовой во всю глотку заорал: - Кабан, комм цу мир!!! Сзади раздались безудержное ржание майора и холодный смешок полковника. Часовой растерянно обернулся. По склону сопки, неторопливо покачиваясь, спускалась стройная фигура полковника. Сзади, вертляво подпрыгивая и оглядываясь, семенил скалящийся майор. Часовой сплюнул и посмотрел вниз. Разводящий, старший сержант Кабанов, загоняя складки под ремень, торопливо шел к сопке. Посмотрев на Японию, часовой только сейчас заметил, что она отчетливо видна. Свежевымытые сопки сверкали зеленью. Город Раусу весело белел своими небоскребиками. "А до нас-то дождь и не дошел..." - рассеянно подумал сержант и, откинув капюшон, вытащил из-под дерна книжку.