Михаил Берс (http://blogs.mail.ru/inbox/mikhail_85/) (?) Не хотел бы быть им Dirty days run away like horse over the hill Charles Bukowski Утро. Утро решает многое. Именно, когда открываешь глаза и пытаешься сквозь уходящую пелену сна увидеть циферблат. Сегодня утро началось в половину пятого. Для большинства людей это почти конец рабочего дня. Первое движение – встать, главное – вырваться из приятного постельного плена. Что было до сна? В голове чувствуется нарастающая пульсация боли. Руки трясутся. Скорее всего, усыпил меня алкоголь. Только от него остаются следы такого рода. Глаза отправляют объективные данные в мозг. Хорошо – я дома. Ноги болят. Не обращать внимания. Нахожу в аптечке венец фармакологии – слияние парацетамола, анальгина, кофеина и ацетилсалициловой кислоты. Два кругляшка с продольными линиями скоро загонят боль в самый дальний угол. А пока мне нужно напоминание о жизни. Сотовый, конечно – проверить список неотвеченных. Только сначала пусть Paul B развеет все тяжелые мысли. Колонки разбивают настоящее ломаным ритмом. Больше действий, меньше размышлений. В списке неотвеченных – два женских имени. Обе с удовольствием питаются моей ложью. Перезванивать и слушать извечные вопросы, клишированные слова, совсем не хочется. Для исполнения ритуала «отношения» моя логика еще не достаточно гибка. Музыка заставляет действовать, и я иду в ванную комнату. Струи теплой воды, донесшиеся до моего тела по металлическим трубам, смывают пыль порока. Первобытное ощущение, в утробном комфорте бетонной клетки. Вода, кожа, теплый воздух. Это таинственное чувство единения с природой. Когда различные добавки, изменяющие восприятие, входят в привычку, обычные физиологические потребности кажутся причудами старого маразматика. Как сейчас, пока варил кофе, весь завтрак уместился в ста граммах чернущего рома. Горечь кофе медленно заполняет желудок, теряя крепость при каждом выдохе. Звонит телефон. Он полон желания соединить меня с еще одной уставшей оболочкой. Зеленая кнопка. - Говори быстрей! – голос напарника полон бодрости. -Ааа… -Спишь? -Давно нет. -Звонил Шегу, все есть. Можно заехать, и у него немного задержаться. Допиваю кофе и сплевываю осадок в раковину. -Все, как договаривались? -Угу. -Ну, тогда – возле маркета через час. -Шесть. -Окей. Красная кнопка. Женский вокал разбавляет драм. Пытаясь связать события прошлой ночи в рациональную последовательность, ища недостающие моменты, мозг отвлекается от происходящего. Тело же машинально выполняет все необходимые действия. *** Улица яркими эмоциями солнца разбавляет унылые гримасы прохожих. Солнечный, летний день, наверное, самое радостное событие в повседневной городской жизни. Этот город, словно призрак неизбежного будущего, круглосуточно кормит своих детей негодованием. Это чувство, очень похожее на тихую агрессию, сопровождает все ассоциации, связанные с этим городом. С того времени, как родители начали отпускать меня на улицу одного – каждый раз, выходя из дома готов принять удар и нанести ответный. Дорога в восемь полос отправляет людей, закованных в капсулы смерти по вымышленным делам. Ловлю желтую и направляюсь к пункту назначения. Разговаривать с водителем совсем нет желания, и я прибавляю громкость музыки в наушниках. The money will roll right in начинает мой вечер выходного дня. Именно возможность индивидуального саундтрека позволяет сохранять бдительность, не сливаясь с толпой. Выйдя из машины, направляюсь ко входу в маркет. Надо дождаться напарника. Мы работаем вместе и часто вместе отдыхаем, поэтому я называю его напарником. Трио Medeski, Martin & Wood заканчивали свой увлекательный джем в моих ушах, когда он появился. В каждой компании, будь там хоть два человека, есть ритуал «приветствие». Определенное действо, после которого можно переходить на непринужденный разговор. Мы – не исключение. Заходим в маркет, проходим мимо касс. Круглосуточное снабжение населения продовольствием, запах комфортного формалина, грубый расчет и глупые лица в очереди. Cassandra Wilson мягко нашептывает Fragile – приятная музыка для эффективного шопинга. Берем грейпфруты, фисташки и Кампари. С пустыми руками в гости не ходят. Пока мы идем к кассе я задумываюсь о том, что мы «друзья», лишь когда употребляем вместе наркотики. Половиниться легче, чем искать одному. Контактов больше, денег надо меньше. Эти мои знакомые/друзья/коллеги, все предсказуемо скучны. Каждая их фраза отражается в моем сознании задолго до реализации в вербальную форму. Мне с ними скучно и стыдно в этом признаться даже себе. Я сними только из-за наркотиков. Неприятно так думать. Когда нет чем добавиться, - мы не знаем о чем разговаривать. Точнее знаем, но в свете, проходящем сквозь будничные облака серости, эти разговоры выглядят слишком уныло. Наши деньги съедает кассовый аппарат и охранник провожает нас подозрительным взглядом до выхода. Городская пыль оседает на наших кроссовках, пока двигаемся к цели. В определенные моменты, улица представляет собой лишь вариант связи между точкой отправления и пунктами получения возможностей удовлетворения своего низменного вожделения. Задерживаться под открытым небом кажется оправданным только в процессе ожидания момента обмена материальных ценностей на стимуляторы. Деньги, все мои желания – в деньгах, это просто унифицированный способ передачи данных о человеческих желаниях. Простые фразы нашего диалога настолько привычны, что погрузившись в свой мир, не раздумываю над ответом. И еще один вечер. И снова надо занять свое неуемное тело. И как всегда прогнать старые думы, о том, что мечта превращается в чай, заваренный на шестой раз. Никогда не быть там. Уже никогда сам не прощу себе такого предательства. Мое животное поведение рисуется, как акт подачи к столу ангельских крыльев. Убежденность в неспособности к чистым чувствам оправдывает тягу к грязи. Сегодня мы танцуем – надоело растворяться во внутренностях кресел и диванов. Ощутить присутствие мышц отлично помогают амфетамины. Мы подходим к очередному безликому, бетонному монстру в очередном новом массиве старого города. Третье парадное. Наша цель – восьмой этаж. Лифт, исписанный бесполезными доменами, бережно поднимает нас. Широкая входная дверь отворяется и звуки Akufen затягивают нас внутрь. Новые лица – «Привет, бла-бла-бла… ». Имя забывается сразу, после того, как его произносят. Зачем оно, когда легко можно обходится одним словом – «чувак». Напарник остается в гостиной, заговорившись с какой-то девочкой. Я же прохожу, вслед за хозяином квартиры, на кухню. Агрессивный хай-тек хорошо сочетается со стилем жизни Шега. Два тела, присутствующие на кухне, времени зря не теряли. Они доработали венец нетабакокурения – бонг, присоеденив к нему противогаз со шлангом. Забавное зрелище: один поджигает, второй, в противогазе, старается вдохнуть больше. Глаза за стеклами постепенно скрывает белый дым. -Ну, как? – Мой вопрос адресован к поджигающему. -Знаешь, дым и резина. Подгоняешь под себя затяжки на противогазе, натягиваешь на голову и ждешь. Держишь шланг, а второй поджигает. – Он делает жест в сторону парня в противогазе. Глаз совсем не видно. – Весь концентрируешься на замкнутости внутри этого продукта оборонной промышленности. Дым заполняет все свободное место внутри. Ничего не видишь, тянешь до последнего. Вот, вроде и все, надо выдыхать. Тут в игру вступает задумчивость по поводу замкнутого пространства. Понимаешь, что заперт и выдыхать некуда. Так стоишь секунд двадцать. Голова начинает кружиться и уже не думаешь, просто выдыхаешь. Срабатывает клапан… Шег хлопает меня по плечу, отвлекая от рассказа. Мы поворачиваемся к курящим спиной. Бросаю на стол для готовки деньги. Парень за спиной продолжает красочно описывать свои ощущения. -Держи. – Шег протягивает мне маленький квадратик фольги. Аккуратно разворачиваю. Порошок кристаллами с коричневым оттенком и вкусом обжигающего воска. -Мы не на это договаривались. -Чувак, с фоксом перебой. Тема отличная, не хуже нисколько. Не вопрос, если не хотите, можно в обратку. Обратная связь не просматривается, даже как примерный вариант. -Ты же понимаешь, что мы не будем уже двигаться, так обнадежить… -Хорошо, сыпану вам еще на взлет и легкий таб для размывочки. Здесь я делаю шумный вздох и как бы нехотя соглашаюсь. Радоваться нельзя, не с Санта-Клаусом же разговариваю. Деньги на столе. -… все проблемы уходят: боль, переживания, несказанные слова. Все накрывает белой пеленой великий Джа. – Это закончил свои тираду один из курящих. Ребята ставят бонг на подоконник и уходят. На смену им приходят мой напарник с той же девочкой и еще одна девушка. Шег ставит на стол шкатулку. Когда он открывает ее, моя извечная жадность начинает точить свои зубы мелким напильником зависти. -Сколько здесь? -Так, не для продажи… -На роту хватит… -Не для продажи! -Ахтунг. Он отсыпает нам немного. Ждать не практично и напарник сразу делит все на четыре дороги. Укоротив ножом пару коктейльных трубочек, одну отдает мне. Он склоняется первым. Два вдоха, легкий приступ колумбийского насморка. Теперь моя очередь. Наклоняюсь над столом с трубочкой. В этот момент выстраиваю в голове подобие блокады. Серая стена останавливает все предубеждения. Ведь всегда, всегда утверждал, что буду употреблять лишь естественные (природные) добавки. Под влиянием общественного мнения химия ассоциируется с безнадежностью и декадансом. Именно об этом стараюсь не думать и искусственный снег обжигает пазухи. Музыка меняется. Место минимала занимает джангл. Вот это рокировка! Звук диктует ритм движений и взглядов. Осматриваюсь вокруг, руки не могут остановиться, легкие работают в два раза быстрее. Девочка, сидящая одна убивает свои две дороги и ее взгляд уходит далеко за стекло окна. -Я представляю себя цветком. – Голос у нее, как у повзрослевшей Алисы из зазеркалья. – Весной, когда я распускаю лепестки, маленькие существа собираются у моего основания и празднуют начало жизни. Все лето они строят огромные леса, чтобы собрать нектар. Они ухаживают за мной и поклоняются мне. А осенью существа радуются тому, что лепестки опадают – это великий праздник. Моя смерть дарит счастье. Засмотрелся на ее губы, а когда она закончила, понял, что не дышу. Глубокий вдох и нервы заряжаются новыми импульсами. Напарник целуется взасос с девочкой, имя которой я все еще не помню. Шег ушел в гостиную и я следую его примеру. Несмотря на ломаный бит и густые басы все в комнате просто сидят и разговаривают. я попадаю под параллельный обстрел словами. Каждый разговор по-своему увлекателен, но участвовать в них совсем не хочется. Просто стараюсь выловить наиболее привлекательные мысли. -… надеваешь полностью белую или полностью черную одежду, на голову фонарь по типу шахтерского и заходишь в ровную квадратную комнату, - все стены, пол и потолок облицованы цельными зеркалами. Свет отражается на зеркала сзади, сверху, снизу, по бокам. Вопрос в том, - что ты увидишь? -А еще расположить где-нибудь сбоку в воздухе зеркальный шар, диаметром в метр, и сделать комнату эллиптической формы… Очень похоже на радио, только во время перехода на другую волну нет помех. -… такая методика, когда твой внутренний мир систематизирован и подчиняется определенным законам, установленным тобой. Называется «дворец памяти». Выстраиваешь комнаты, порталы, палаты подразделяя их на разные тематики. Так довольно легко ориентироваться… Бесконечные разговоры. Шег сидит у компьютера – ищет новую музыку в сети. Квартира, для меня, уменьшается – нужно больше квадратных метров, больше звука. На балкон – покурить и надо ехать куда-нибудь. Куда-нибудь из этого бетонного квадрата. С балкона открывается жуткий вид на ночной парк. Самый большой парк в городе. Подкуриваю сигарету и солоноватый дым окрашивает выдох. Так легко. Легко встать на край и полететь. За моей спиной кто-то чиркает зажигалкой. Это напарник, он тоже решил покурить. Табак – идеальный продукт капитализма, когда заработанные тратой своего личного времени и сил деньги тратишь не только бесполезно, но и во вред себе. Иногда мне кажется, что мы читаем мысли друг-друга. Наверное, это из-за количества времени, которое мы проводим вместе. -Ну, что, сколько еще здесь пробудем? Его вопрос подтверждает мои догадки о телепатии. Сколько… Слово приходящее в повседневной жизни настолько часто, что смысл его теряется шелесте бумаг и топоте ног. Загибая пальцы, мы теряем вкус самого предмета или точнее – предметов, которые считаем. Эмоции блекнут, переживания и усилия уходят на задний план. Сколько еще ждать? Сколько можно терпеть? Сколько это будет длиться? Сколько мне за это заплатят? Сколько мне осталось? Если бы мы только не умели считать. Если бы потеряли такую возможность. Смаковать ожидание, наслаждаться секундами радости, и облегчением после страдания. Наслаждаться трудом и пропадать в неге желания. Но чертова секундная стрелка не остановится никогда. Пальцы не перестанут загибаться и ни в чем не повинные деревья не перестанут погибать, чтобы стать бумагой. Бумагой, на которой очередное аморфное государство поставит свои никчемные водные знаки. -Вызывай такси, поедем в Плэйс. Ра сегодня там, проведет нас. -Я тоже об этом подумал… -Ага. Как я и догадывался – телепатия. Окурок летит вниз и ударившись о тротуарную дорожку умирает в снопе искр. Захожу внутрь, Шег освободил место перед компьютером. Падаю в кресло, нахожу Original Nuttah в сете от Aphrodite. Shy Fx начинает вступление и я инстинктивно понимаю, что люди за моей спиной встали. Под такую классику сидеть очень сложно. Следуя примеру масс, встаю и джангл начинает руководить моими телодвижениями. Девочка, с голосом повзрослевшей Алисы подходит сзади и шепчет на ухо: -Все связано. Цепь – кольцо за кольцом к истоку ведет. Оборачиваюсь, чтобы заговорить с ней, но с балкона заходит напарник и хлопая себя по запястью говорит – Такси! Не могу сдержать улыбку – можно подумать, мы опаздываем куда-то. Поднимаю руки, словно сдаюсь и объявляю – Окей айз, ви хэв ту мув. -Пока, пока, да, да, удачи, бла-бла-бла… Еще один ритуал – «прощание с незнакомцами». Шег встречает нас в коридоре, когда мы надеваем кроссовки. -Вы куда? -Уже не можем, тесно тут, надо больше площади и звука. -А мы хотели сегодня все пообщаться, чай попить. Это – ритуал «гостеприимство». -Чай, ммм… но путь не ждет и сердце вдаль летит. Главное – закончить на позитивной ноте. Мы спускаемся в сумраке парадного и через шесть площадок выходим в темноту, где желтая капсула принимает нас в свое комфортное нутро. Раньше, будучи под добавками я обязательно заводил разговор с водителем и редко сдерживал эмоции. То дела минувших дней, и сейчас напарник сидит спереди. *** Мы едем в оплот всех современных, бесполезных стилей и необоснованно высоких цен. В этом заведении два плюса – круглосуточный паб на первом этаже и наш хороший знакомый Ра. Ра занимает должность администратора. В таком заведении это значит, что он следит буквально за всем: от выплаты денег стриптизершам до личных данных постоянных гостей. Время умирает с завистливым взглядом. Уходящие мгновения запечатлеются лишь в движении. Мы довольно скоро проходим точку возврата и достигаем пункта назначения. Водитель уезжает с заветной суммой. Клуб выделяется в ночи, являя собой контроверсию квадрата Малевича – ярко подсвеченный фронтон в глубокой черноте. На входе внушительного вида мужчины в темно-синих костюмах и черных водолазках. Они – творцы естественного отбора и совершенно не настроены на любого вида дискуссии. -Мы к Ра. -А мне то что? – Надменная интонация – часть профессионального имиджа. -Мы договаривались. Ночь, солнечные очки в моих руках, цикличные жесты – все это неправдоподобно. -Никаких списков на вход нет. Смотрю в его коровьи глаза, на моем лице не должно проскочить и тени разочарования или сомнения. В этой «потасовке» мы обязаны одержать верх. Показатель приоритетности рационального мышления, а не физической силы. Напарник уже слушает длинные гудки в динамике своего сотового телефона. -Сейчас. Легионер сверлит нас взглядом, как продавец, застукавший шпану на воровстве. -Алло, алло! Вечер добрый. Не отвлекаю? Ага, понятно… Да, мы на входе… Сказали… Не верят… Охранник оживляется, уловив причину ворваться в разговор. -Тебе тут ромашка что ли? Верю – не верю! Провокацию мы пропускаем. Он для нас всего лишь дверь, открывающаяся по волшебному слову. -… ладно, Окей, ждем. Телефон отправляется в карман. -Сейчас спустится. Ра появляется через пару минут. Костюм в тонкую полоску и бордовый галстук. Короткое противостояние должностных обязанностей и положения заканчивается победой второго. Мы внутри. Ритуал «приветствие/благодарность». Он бы с радостью убил дорогу, но не на работе. В пабе мы убираем по текиле и идем на второй этаж. Прямо на лестнице мы закидываем по половинке. Таблетка смягчает разгон и разбавляет яркие цвета, заставляя фотонные следы задерживаться подольше. Танцпол пестрит юными телами. В дорогих ложах расположились зажиточные города сего. Их предназначение – разбавлять воздух ароматизированным дымом. Стробоскопы, мигалки, залипалки, светодиодные испражнения делают атмосферу слишком яркой. Очень сложно перейти ту границу состояния интимности, когда начинаешь делать то, что хочешь, а не то, что должно. Солнцезащитная оптика. Даже не слишком контрастная тонировка творит чудеса с окружением. Уже на танцполе мы первым делом берем в баре по Куба-Либре. Мне абсолютно все ровно, но по профессиональной привычке осматриваю публику. Контингент – отвратительно предсказуемый. Пузатые дяди, с пузатыми же портмоне выгуливают молоденьких деньгососок. Деньгососки в центре, дяди, согласно положению – либо за столиками, либо за стойкой с виски/водичкой. Когда видишь такую пару, сразу понятно – она будет вкусный коктейльчик, он виски, либо коктейль «лох» (вода/лед/лимон). Задача девочек – выглядеть довольными и крутить попами. Задача мужланов/хозяев – сидеть неподалеку и бросать уничижительные взгляды на любого, кто хотя бы улыбнется деньгососке. Мы идем в туалет. В туалет на первом этаже, рядом с пабом. Входная дверь в этот ватерклозет закрывается изнутри, крайне удобно. Мы заходим. Щелкает засов. Я мою руки, это все воспитание – буквально ощущаю невидимую грязь в линиях судьбы на ладонях. Напарник раскладывает четыре дорожки на маленьком столике напротив раковин и скручивает купюру. Приятное жжение пазух и зрачки расширяются. Все преграды умрут от одного только прикосновения. Выходя из туалета, мы делаем непринужденный вид, словно заходили туда поправить галстуки и в итоге выкинули их в урну, в компании со смятыми бумажными полотенцами. Звуки, сливающиеся в подобие музыки, начинают нравиться. Очень хочется двигаться. Убить движением прошлое и будущее. Преодолевая живые стены, мы проходим ближе к источнику звука. Каждая вторая девочка, променявшая свободу на бумагу с цифрами, улыбается своему отражению в моих очках. Улыбаюсь в ответ. Музыка ураганом поднимает эмоции до состояния эйфории. Низкие частоты отражаются вибрацией на диафрагме. Именно движение напоминает о жизни. Развитой культуре развлечений удалось транслировать и укоренить в умах молодежи тягу к толпе и бесбашенному отрыву. На танцполе, под прессом громкой/однообразной музыки, в дыму, прорезаемом лазерами и освещаемом рапидными вспышками, к каждому приходит чувство приобщенности к чему-то общему. Каждый чувствует себя телом вселенной счастья. Нас много и нам хорошо вместе. Нет. Здесь я, он, ты, все – погружены глубоко в себя. Общение здесь происходит только на уровне взаимодействия ритма тела и измененного сознания. Нас много и каждый одинок. Ди-джей заряжает ремикс на Chicago – Street Player. Не хватает вальм и кайпириссимы. Продолжая двигаться, я закрываю глаза и бесконтрольное воображение уносит меня в мечту: лагуна, замкнутая в серп белоснежного пляжа, с бахромой ультра-зеленых пальм. Белый шезлонг, на нем – я, под мягким давлением прозрачного солнца. В левой руке бокал, в котором лайм, сахар, дробленый лед и ром. Глаза закрыты. Каждой клеткой чувствую, как божественная гармония пропитывает все сущее, вместе со мной. Она подходит не слышно. Все же я чувствую ее присутствие. Запах ее кожи – самый блаженный в мире аромат. Унисон наших сердец – диалог двух ангелов на краю рая. Она вылавливает льдинку из коктейля, затем медленно проводит ей по моей груди и шее. Легкое касание губ. Ее волосы приятно щекочут мое лицо. Протягиваю руку, чтобы прикоснуться к ней… Кто-то касается моей руки, выводя из тягучего транса. Открываю глаза – это прекрасное создание лет двадцати в обтягивающем топе и мини. Первое ее слово читаю по губам – «Привет». Дальше не понятно, да и просто не интересно. Улыбаюсь ей, настолько дружелюбно, насколько возможно и киваю на каждое ее слово. После трех попыток установить рациональный контакт она наконец покидает меня. Видимо, осознание того, что я «не в порядке» добирается до ее мозга сквозь осветленные волосы. План мы выполняем на отлично: куба-либре – колонки, водка-тоник – колонки. Напарник устал – все движения сошли к шагу на месте. Знакомое состояние – двигаться надо, но с энергозапасом проблемы. Мне надо умыться. Синдром лунной походки – это когда ноги вдруг становятся легче. Так, словно Армстронг добираюсь до того же туалета. Дверь не заперта. Открываю, внутри девушка, разговаривает по телефону. Мне надо лишь умыться, не думаю, что помешаю ей. Она кидает на меня быстрый взгляд, когда я подхожу к раковине. Умываюсь холодной водой. После стольких лет запах хлора в воде совсем не ощущается. Пока вытираю лицо, смотрю на нее в зеркало. Узкие джинсы и обтягивающая черная футболка. На ногтях странный маникюр – на каждом по одной продольной черной полосе. Молодая нимфетка. Все это время она молчит, видимо слушает чьи-то выводы или нравоучения. Смотрю в глаза своему отражению и делаю шумный вздох. -Да заткнись ты! – Она убирает телефон. Неожиданно…. Поворачиваюсь к ней, она ловит мой взгляд. -Эээ… это я не тебе. -Ну, слава богам, а то я уж было подумал, что мешаю… -Нет, помешать тупым бредням, якобы влюбленного эгоиста не может ничего. -Я знаю одно средство. Через минуту мы уже сидим за стойкой паба. Бармен - молодой человек, со следами неутихающего сексуального созревания на лице. Зеленый, это видно по взгляду, когда прошу его налить в роксы текилы, и бутылку спрайта. Мы начинаем с текилы-бум, она повторяет за мной и стук роксов о стойку добавляет жизни к шумной атмосфере заведения. Алкоголь быстро впитывается в кровь, а мне стоит только предложить – она согласна на новые свершения. Бармен подает нам самбуку и я сам вливаю горящий ликер ей в рот. Прошу ее и она повторяет тоже самое для меня. Затем парочка Б-53, абсент горит, высвобождая маслянистый запах полыни. Уже совершенно непонятно – переборол ли алкоголь химию или нет. Хочется поставить точку на сближении. Прошу у бармена два шота – в одном на треть Калуа, во втором на треть Бэйлиза. Шоты на стойке, один передаю ей. -Держи… - В ее взгляде непонимание. – В общем, это эксклюзивный коктейль Boston High (название придумал сейчас), ты заливаешь себе в рот Бэйлиз, я – Калуа и… надо смешать. Она оценивающе смотрит на молочного цвета блаженство. Ждать – привилегия осторожных и мы одновременно опустошаем стекло. Она поворачивается ко мне. Языки переплетаются в долгом, приторно-опъяняющем поцелуе. Одной рукой держу ее за талию, второй слегка касаюсь шеи. В такие промежутки реальность отступает под взрывной волной эмоций, оставляя место обнаженным чувствам. В темноте закрытых век появляются мягкие фейерверки. Сильная река течет под нашими барными стульями. Стены бесшумно падают в небытие, на их месте прорастают джунгли зеленого и лилового оттенков. Кофе со сливками. Веки неохотно размыкаются. Мы чуть отодвигаемся, одновременно облизывая губы. Ее глаза – жестокий трип. Когда позволяю себе посмотреть на ряды бутылок, из меня словно выдавливают выдох. Я был там. Внутри ее зрачка – солнечного затмения, где радужка являет собой вариацию неба, страдающего эйфорией. Она встает первая и берет меня за руку. Кидаю деньги на стойку и иду за ней к выходу. Мы выходим в просыпающийся город. Чем чаще менять обстановку и набор ощущений, тем меньше вероятность, что придет пресыщение. Как правило, оно приходит, таща с собой на цепи ленивое, но крайне голодное животное. Животному не надо давать команду, оно нападает само. Животное зовут депрессия. Раннее утро пышет гнусными и блеклыми цветами реальности. Реальность слаба и скудна, она не может подарить ничего, кроме быта, проблем и вечно недовольных лиц горожан. В самых заветных мечтах я хватаю эту потаскуху, сдираю ее, как обветшалое полотно и сжигаю заживо. Чистый холст умоляюще смотрит на меня, даже кажется, слышу настойчивый шепот: «Сделай со мной, что ни… ». Никогда не дослушиваю. За спиной длинный, высокий стеллаж с множеством стеклянных банок. В них уже готовы миксы моих фантазий. Беру, наугад, первую, - в ней переливаются ярко-красная агрессия и томно-зеленое извращенное удовольствие. Подкидываю ее, кручу в ладони. Незатейливое наслаждение ожиданием. Резкий взмах! Доля секунды. Стекло становится осколками, безвозвратно перемешанные цвета заполняют пустоту. Легкая улыбка – предчувствие преднамеренного хаоса. Новые и новые емкости уничтожаются, выпуская на волю неземные оттенки и непредсказуемые сочетания. Анархия чувств и сжиженные в плотную массу впечатления. Раж, безудержная радость, самодовольство и агония творца. Преображение является во всей своей бесстыдной наготе: Небо изливает мягкий и всезаполняющий серебряный свет. Деревья, кусты, заполнили все видимое пространство и казалось они были разбросаны случайно, без какой либо планировки, лишь по воле природы. Но с высоты птичьего полета было очевидно – посадка каждого растения была подобрана для того, чтобы цвета и формы дополняли друг-друга. Даже самый непреметный цветок самой своей посадкой служил непреклонной гармонии. Действие которой было поразительно именно тем, что абсолютно не чувствовалось разумное вмешательство. Люди копошились в этом саду, словно неугомонные насекомые. Обнаженные, они купались в опавших лепестках, съедая, словно переспелый персик все возможные оттенки чувств. Достигая перенасыщения они кричали в небо несвязный гимн, посвященный хаосу и безрассудству. Эмоциональные преграды вероломно сломлены чередой оргазмов и чувтсвоизлияний. Быть здесь – значит убить время и не знать границ восприятия. Пока я мечтал, мы дошли до дороги и Нимфетка поймала такси. Называю водителю двойную сумму и мы падаем в прокуренный салон. Двигаемся в гиперпространстве, согласно выбранному курсу. Пейзаж за окном превращается в сюрреалистичный бред пьяного художника. Звонят телефоны, из открытых окон трамваев механический голос предупреждает о возможных актах терроризма, некрасивые образы людей всплывают, словно столбы в свете прожектора ночного экспресса. Солнце нехотя освещает этот мир. Остановка. Выходим и идем к дому по нестриженной траве газона. Роса остается на нашей обуви, оживляя цвета искусственной кожи. Мы поднимаемся в тихом парадном. Шаги отдаются кротким эхом. Она останавливается на площадке перед третьим этажом. -Все? -Да. -Ну, что же, самых сладких снов. Мои пальцы скользят по ее коже, под обтягивающей футболкой. Она целует мою шею, нежно, будто признаваясь в невинности, покусывает мочку уха. Мысли, сметенные алкоголем, тлеют в одиночестве, боясь потухнуть. Все мое внимание замыкается на ней. Все движения настолько естественны, что последовательность действий не обдумывается. Наши губы жаждут слияния. Ее вкус – вкус желания. Она немного отодвигается, смотрит в глаза и прикладывает указательный палец к моим губам. Конечно, я ничего не говорил – возможности не было. Этот маленький жест останавливает не только действия, но и фантазии. Она поднимается на площадку выше. Тихо, будто кто-то подслушивает, открывает дверь. Поворачивается ко мне. Дверь открыта. Из квартиры ни звука. Легкий жест и я делаю первый шаг. Внутри же я возвращаюсь к истоку всех моих мечтаний. Она…. С ней хочу быть сильней с каждым вздохом, каждым движением. Мой Ангел. Ее существование необходимо, как воздух. Биение ее сердца будит в моем бесполезном теле ощущение присутствия души. Быть с ней, вот…. Так, что же ты, сука делаешь?! Зачем тебе все эти наркотики и новые тела? Ты выдумал ее идеал для того, чтобы страдать, а не стремиться! Нет, заткнись, - это безысходность. Надеюсь ты Сам слышал, каким тоном произнес это! Война трех моих личностей: адвокат, обвиняемый, прокурор, укладывается в девять ступеней и легкую улыбку. Вдох-выдох и мы раздеваем друг-друга на низкой, двуспальной постели, стараясь не обделить поцелуем каждый сантиметр обнаженной плоти. я уже внутри и всполохи матово-белого света перекрывают усталое солнце, проникающее в комнату сквозь тонкие шторы. Слишком много – недостаточно, переизбыток – вот подходящее количество чувств. Вот она – вселенная, во время рождения новой звезды. Алкоголь не действовал, и все, что я видел, закрывая глаза – результат моего опыта и воспоминаний, перемолотых нещадными жерновами самоукорения. Я вижу не Нимфетку, а своего Ангела. Она прекрасна. Ее взгляд в глубину меня оставляет открытый рубец на сердце. Сейчас, здесь, я… предаю ее. Шрамы на душе – моя ответственность. Открываю глаза, крайне жестоко изничтожив чувство вины. Нет больше удовольствия, чем видеть изгибы наслаждения чужого тела, являясь причиной стонов. Крепко держу ее за волосы и наращиваю темп. Ее глаза закрыты, стоны с каждым движением громче. Острые ноготки впиваются в мою спину, снимая верхний слой тканей. Яркая волна, глаза затуманены. Она уже не может стонать. Высокий рык – так в начале времен обозначали высший порог удовольствия. Ее ноготки впиваются глубже. Несколько дорожек крови стекают вниз, влекомые тираном – гравитацией. Умирать и рождаться вновь. Реинкарнация действительности. «Маленькая смерть» - какое точное определение. Все еще затуманенный взгляд цепляется за мой хищнический. -А ты? – Еле слышный, прерывающийся шепот. -Не сейчас, сладкая… Целую ее в губы, это благословление на прощание – никогда больше не буду с ней настолько близко. Ухожу в душ. Усталость сладкой негой наполняет мои вены и артерии. Включаю теплую воду и просто сажусь под сильные струи. Индивидуальный комфортный ливень. Вода гипнотизирует и поощряет закрыть глаза. *** Поверхность подо мной слишком твердая, это не постель. Или не моя постель. Пол чужой квартиры? Удачная концовка очередного вечера? Открываю глаза на вдохе. Серый потолок, серые стены испещрены метками-календарями и списками невыполненных обещаний. я лежу на металлическом полотне, прикрепленном цепями к стене. Нары… это камера. Углы косяков вокруг единственной двери сглажены, во избежание нежелательных попыток самоубийства. Единственный источник света – тусклая лампочка, в плафоне-сетке из толстой проволоки. Это заточение не тела, но духа. Серая роба, грубые ботинки. Что-то не так. Сердце словно устало и перегоняет загустевшую кровь с еле слышным скрипом. Трогаю лицо – морщины, щетина, гладкие, зачесанные назад волосы. Это не мои руки… это не мое тело. Чужая оболочка! Что это? Неужели ехидная кислотная фантасмагория стала истиной? Проснуться в другом месте, другим человеком. Засыпал ли я? В приступе страха упал на колени и схватился за грудь, боясь что-то потерять. Если мое я в чужом теле, то не смотря на то, что это тело находится в камере и по ощущениям ему лет пятьдесят, самым отвратительным остается другое. Явно ощущается устойчивое отношение к деталям, сложившееся мнение и точные выводы во всех аспектах мировоззрения. Они транслируются в мое сознание в виде аморфных образов и поверхностных переживаний. Конечно… я ведь интервент этой оболочки. В камере темнеет… нет, это мое я накрывает тень хозяина оболочки. Кем бы ни была эта сущность, она очень сильна. В воздухе пахнет приближающейся грозой. Бегу по золотым сферам в очень глубоком пространстве синего. Что это? Так выглядит битва и моих личностей? Времени на отступление нет. Вперед. Бороться за право на обладание оболочкой с хозяином – неизбежность в безрассудстве. Наше противостояние отражается дрожью во всем теле. Его прошлое густым муссом обволакивает сначала мои попытки атаки, потом уже сопротивления. Моя дерзость и упертость сливаются с его опытом и выдержкой. Все мои эмоции приобретают привкус его переживаний. Память оказывается неточным инструментом – невозможно разобраться – где его жизнь, где моя. Засов на двери громко щелкает. Этот звук, как команда поднимает на ноги. Внимательный взгляд (мой ли?) жадно обследует пространство за открывающейся дверью. -Два шага назад. В коридоре два охранника в необычной форме – ярко-красный камуфляж, на плечах желтые погоны с номерами. Один снимает наручники с молодого заключенного, второй стоит с винтовкой на изготовку, причем на прицеле я (мы?). Занимательная картинка. -Заходи… у вас теперь будет сосед, доктор. Заключенный заходит внутрь и дверь тут же захлопывается. Наверное, эта оболочка подошла бы лучше. Что за сумасшедшая мысль? Он молод – не больше двадцати пяти. Черные волосы, короткая стрижка, грубые, запоминающиеся черты лица. На верхней губе шрам. Одет он в такую же форму, как и моя временная оболочка. Видимо от шока решил, что в следующий раз проснусь в новом теле. Он с намеренной легкомысленностью садится на нары и прикрывает глаза. Шумный вздох. -А знаете доктор, я – ваш поклонник. Все, что вы делаете больше похоже не на искусство, а какой-то высший замысел. За пределами этого мира… Он тщательно скрывает, но мой сосед улавливает в его речи дефект – взрывные получаются не четко, словно его языку не хватает места. Увлекшись изучением новоприбывшего, не заметил, как хозяин перехватил управление, он только этого и ждал. В его правлении сознание и тело приобрели истинную гармонию, идеальный баланс, как Шато Икким. Добавить что-то, тем более мне – невозможно. Захлебнувшись его силой, я стал частью непреклонной логики. Девиантное вмешательство, предпосылка шизофрении – его объяснение моего появления в этой оболочке. В бесконечно красивом дворце его сознания и странных палатах памяти я занял место наблюдателя. Наблюдателя, с полным отсутствием полномочий на вмешательство. Пока происходила рокировка, молодой закончил вступительную речь и видимо готовился к более серьезным изречениям. -Я всегда определял ваше существование как артефакт скрытого, но вседоступного компонента этой реальности последовательного доступа. Разбивая все ваши действия на триграмму аспектов оценки, я достиг идеального сочетания Образа, Слова и Аккомпанемента в виде перегруженных басовыми партиями произведений Вагнера. Именно так я вижу ваши комментарии ко всем их мнениям, справедливее мог только творец обозначить точки обзора. Но низкопоклонство не добавляет и толики силы в краски каждого движения. Во снах я видел утро в обличье козла, огромного, восточного, с солнечными копытами, смоченными в человеческом горе, рвущегося внутрь сна, чтоб сожрать вуаль его жалкого рая… Он не остановится, каждый новый пассаж сопровождается повышением интонации на полтона. Чувства хозяина пропитывают меня как кровь – бинты. Слова новоприбывшего похожи на ржавую колючую проволоку, протаскиваемую через узкий туннель сырого мяса. Раздражение, как от стоматитной язвы. Он иногда бросает взгляд мою (?) сторону, не прекращая говорить. Но замечать хищную готовность пальцев, холод взгляда, просто не хочет. Весь этот бессвязный псевдоинтеллектуальный бред прикрывает банальную дрожь – страх не лучшая эмоция. Очередная гласная вылетает изо рта и губы открываются достаточно широко. Молниеносное движение и пальцы впиваются в щеки жертвы с внутренней стороны. В долю секунды я заражаюсь охотничьим ражем хозяина. Тяну его, вцепившись в кожу, вверх и с силой ударяю головой о стену. Он, в паническом ужасе, впивается грязными пальцами в мои плечи. Резкий рывок – развожу руки в разные стороны, звук рвущихся тканей. Ударяю кулаком в кадык, прерывая гортанный крик. Молодой теряет сознание и я вгрызаюсь в неприкрытые лицевые мышцы. Атмосфера камеры начинает переливаться бордовым, ванильным и лиловым. На стыках цветов появляются абсолютно неописуемые оттенки из тех задворок сознания, откуда приходят все галлюцинации и видения осенних вечеров. Мое я отделяется от чужой оболочки и в медленной трансформации одного сна в другой, слышу, как кто-то зовет меня. *** -Эй, не смей засыпать в душе! Еще не хватало тебя откачивать! -Да я не сплю… -Ну-ну, тебе zmz пришло. Во время этого короткого диалога успел вспомнить, где я и с кем разговариваю. Видимо, отключился. Хотя в это сложно поверить. Что было там, во сне не могу вспомнить, но почему-то очень хочется вымыть руки. Нимфетка оставила большое розовое полотенце и мой сотовый. Zmz. Juily……….10:07 Мы встретимся когда-нибудь или нет? Нашел ее на одном сайте, было о чем попереписываться три часа, без перерыва. Когда-то хотели встретиться, но у меня, конечно же, все времени не было. Надо что-то ответить. Reply Konechno, kogda-nibud’… Send Как говориться – она умирает последней. Juily……….10:15 Или сегодня, или никогда. Очень серьезно. Ну что ж, сегодня, так сегодня. vo ckolko? Хоть сейчас davai v 13:00 vo dvore STO Буду СТО – это шестнадцать трехметровых бетонных клеток, в которых, как и во множестве других люди отдыхают, словно инструменты после работы. Этот многоэтажный кусок бетона, облицованный стеклом назван в честь магазина, занимавшем некогда первый этаж. Никто уже не помнит, что значит эта аббревиатура. Выхожу из ванной комнаты, быстро одеваюсь, быстро же пью с Нимфеткой горький чай. Уже на пороге она сообщает, что через неделю ей восемнадцать и я приглашен на праздник. Надо будет подарить ромашки. Ветер встречает меня свежестью летнего утра. Нужно расставить все точки над i. Общаться в сети и в реальности – две абсолютно разные вещи. Не видя, не зная и не слыша собеседника можно разыгрывать отличные партии и всегда оставаться при королях. Никакой сентиментальности – только городская романтика. Надо зайти домой за трубкой и бренди. *** Каждый мой шаг поднимает с асфальта новую порцию высохших осадков. Иду в магазин, до встречи пятнадцать минут и надо купить колы. Очень забавно, если смотреть на общество, как на структуру потребления. Шестьдесят процентов продавцов, тридцать девять процентов покупателей. Идеальные условия – когда всем, что-нибудь нужно. Прогуливаешься по городу и на тебя давят удовлетворители в виде витрин магазинов, бессчетных рекламных щитов…. Удовлетворители тебя, твоего эго, чужого эго, твоего эго, через чужое восприятие. Купи все, что доступно. Либо, продавай больше и покупай, что труднодоступно. В плеере играют Карибасы. В маленьком маркете перед кассой девять человек, и только один не употребляет наркотики. Это настолько очевидно, что даже от продавщицы не исходят волны брезгливости. Она просто привыкла. Из магазина я сразу направляюсь короткой дорогой во двор. Молодой человек лет двадцати, в одной руке бренди, в другой кола, в кармане трубка и пакет марихуаны – образ надежного будущего великой державы. Двор пустует – ни машин, ни молодых мам с детьми. Она выделяется на фоне уставшего детского городка. Черные джинсы и небесно-голубая толстовка с надписью на спине – Have u seen ma wings? Она не смотрит в мою сторону и, пользуясь возможностью, останавливаюсь метрах в пяти, чтобы рассмотреть ее. Образ, составленный мной по общению в сети совпадает с реальным. Она достает телефон и нажимает пару кнопок. Сотовый в кармане моих джинсов начинает вибрировать. Семь осторожных шагов, наклоняюсь над ухом и шепотом: -Я здесь. Она оборачивается быстро, но испуга или удивления не замечаю в ее глазах. -Привет… -Привет, вижу – у тебя тоже нет крыльев, придется воспользоваться лифтом. -У тебя какой-то странный вид. -Немного не выспался, но это ничего… Разговаривая, мы подошли к парадному, в котором открыт выход на крышу. На панели домофона набираю квартиру наугад, говорю что-то невнятное и получаю надпись OPEN на дисплее. Лифт издает странные звуки, словно жалуясь нам на тяжелую жизнь. Последний этаж – цифра шестнадцать гаснет и мы поднимаемся еще на пролет. Между люком и крышей – ржавая лестница и сырая тьма. И вот мы на вершине мира, от чего-то вспоминается детская игра – царь горы. Здесь ощущение свободы приходит без всяких добавок. Флюиды, из всех близких к коже кровотоков растворяются в воздухе, на пути к невозможно близко/далекому небу. Только небо можно любить безгранично и только небу можно прощать безразличие. Откуда-то долетают обрывки знакомой песни. Наверное, это чертова ностальгия по тем местам, где еще не был и скорее всего никогда не буду. Эта изысканная горечь отлично сочетается с послевкусием ванили и цукатов молодого французского бренди. Мы расположились на одном из четырех возвышений. Под нами операторская лифта. Традиционный ритуал «первые фразы» медленно перетекает в монологи личного характера. Всегда думал, что у меня быстрый говор, но она говорит в два раза быстрее и на полтона тише. Достаю трубку и набиваю ее. Совершенно спокойно она принимает трубку и затягивается. Солнце улыбается, ветер ласкает, люди внизу такие ничтожные. Еще три раза набиваю трубку, место в бутылке колы к этому времени освободилось, и я заполняю его бренди. Ее слова кружат вокруг меня, как пыльца в месяц бурного цветения. Белый шум. Кола с бренди оставляет вяжущий привкус на языке. После очередного глотка мой позвоночник становится более гибким. Прикрываю глаза и теплый гудрон становится ложем. Тихий голос, словно взмахами крыльев поднимает мою сущность и отдает ее во власть марионеточному трансу. Виденье больше не связано с физическим телом. Вот я – лежу на черном покрытии, она легла рядом. Ее слова превратились в музыку умерших племен. Город пропал, уступив место бирюзовой глубине безграничности, в которой плазматические образования снуют как головастики в пруду и черный прямоугольник, с идолами-антеннами, на котором мы лежим, весь окружен дыханьем фей. Моя одежда исчезает, поры расширяются и из каждой появляются сначала по паре крохотных усиков, затем темное тельце на черных лапках. На спинах насекомых раскрываются синие крылья с иллюзией желтых глаз. Меня под этим живым покровом не видно. Juily протягивает руку, чтобы прикоснуться ко мне и бабочки разом взлетают, оставляя за собой росу из красных точек, которые тают, не успевая определиться – падать или взлетать. -Восемь… восемь… Настойчивый голос впечатывает слова в мой слух. Все волшебство превращается в сухие розы. Тяжесть, - это веки, которые надо открыть. Она так низко склонилась надо мной, что ее волосы скрывают объекты на периферии. Солнце, словно сквозь тюль, рисует на моем лице узоры из тени и света. -Вставай, отрок солнца, уже восемь. Она целует меня в лоб. -Что? – Голос охрип, будто я спал с открытым ртом сутки. -Восемь часов вечера, мне пора на работу. -Нет, - прокашливаюсь, беру бутылку с коктейлем и делаю три больших глотка – что там про солнце? -Ты во сне разговаривал, такого милого и страшного бреда я еще не слышала. -Ух… -Да, такие вот дела. Внутри повернули тумблер на OFF – ощущение пустоты и неуютной прохлады. Надо как-то скоординировать действия, а что делать дальше – не знаю. -Ну, пойдем? -Подожди минуту. Достаю трубку и быстро набиваю ее. -Я точно не буду… меня все еще… Может и мне не стоит, только чувствую, какой образ рвется в мой мир, чтобы вгрызться острыми клыками в уставшее сердце. Ее взгляд, всего лишь взгляд, и улыбка. Слова шепотом звучат в голове – Глупый кот. Нет, не готов я к очередной потасовке со второй личностью, поэтому затягиваюсь глубоко, проглатываю дым. Впитывая всеми слизистыми причину настроения, отвлекаюсь на горький вкус, солнце и губы Juily. Крохотные, прекрасные бабочки из пор – короткий флэшбек пробегает холодом по нервам. Мы спускаемся вниз. В лифте она рассказывает, что ее отчем – тиран, а мать любит его безумно и на многое закрывает глаза. Отпускаю короткие комментарии, стараясь не переборщить с сочувствием. Город встречает нас какофонией индустриального дыхания. Сигнализации, миллионы моторов, телефоны, хлопающие двери, голоса. Все это похоже на очень большую иллюзию, не могут такие существа жить. Мы расходимся на перекрестке, обнявшись на прощание. До дома совсем близко, приятная усталость рисует в воображении темную комнату и постель. Прохожу сквозь знакомые дворы безликих домов. В городе привыкаешь к ограниченности обзора. Линия горизонта маячит где-то в мечтах, за завесой смога. В моем внутреннем мире бетонные многоэтажки – это зубы, перемалывающие не только тело, но и дух. Это улыбка самой нелепой безысходности. Люди – песок времени, стачивающий по сотой миллиметра эти стены – зубы. Музыка, погрузившись в себя, совсем забыл про плеер. Как всегда – провода наушников перепутались и завязались в добрую сотню узлов. Распутывая провода, не сразу осознал, что кто-то окликнул меня. Лишь когда приятный голос повторил мое имя, я остановился. Оборачиваюсь, зрение не сразу фокусируется на нужном объекте. -Боже… на кого ты похож. Не может быть – Лил. Лил… это неожиданность в моей жизни. Это вся моя безответственность. Прошло больше двух лет с нашей последней встречи. История грустная и логичная одновременно. Мы встречались на парочке домашних вечеринок. Потом я получил от нее zmz с признанием. Не знаю, что к ней чувствовал, но решил подыграть. Игра затянулась на год. Но, как и в первый день, ничего не менялось. Не было ни прогресса, ни регресса. Все закончилось диалогом в две фразы: -Тебе не кажется, что между нами только секс? -Так и есть. Виноватым себя не чувствовал, хотя понимал – для нее любое движение, любое слово имеют большое значение. Честно, - иногда думаю о ней, но только иногда и никогда – с сожалением. Она сильно изменилась. Длинные волосы превратились в ряды узких косичек. Раньше, я ее даже в джинсах или брюках не видел, сейчас же на ней узкие камуфляжные штаны, грубые ботинки, короткая куртка и белая майка – настоящая амазонка. Совсем не ее стиль, но ей идет. Даже очень. Зачем она здесь? Что-то случилось? -Привет… -Не хочешь прокатится? -Что? -Мне надо с тобой серьезно поговорить. Она делает жест в сторону старенького форда. -Слушай, ты бы позвонила, давай завтра встретимся и… В первые секунды я не понял, что произошло. Резкий щелчок, словно выключили звук и начали медленно возвращать прежнюю громкость. Одновременно со щелчком моя левая рука дернулась назад, будто нерв свело. Уже после заметил в ее руке маленький, черный револьвер. -Черт, промахнулась! Слежу за ее взглядом и поднимаю левую руку. На месте мизинца – осколок кости в обрамлении порванных тканей. Выстрел адреналина в кровь, звуки долетают обрывистым эхом, время замедляется, услужливо позволяя насладиться деталями. -Что за… Она уже рядом, хватает меня под локоть. Дуло утыкается в мои ребра. Она просто таки тащит меня в сторону машины. -Считай, что это похищение. У каждого свой механизм психологической защиты, мой – дерзкая ирония. -Я только деньги считать умею. -Иди! Или мне опять поторопить?! Она еще сильнее вдавливает тупую черную сталь в мои кости. Мы одновременно ускоряем шаг. Стараюсь пережать рану, остановить кровотечение, но ничего не получается – пальцы скользят. Она открывает для меня пассажирскую дверь. -Спасибо. -Садись, давай! Падаю в кресло. Она обегает машину, садится за руль, поворачивает ключ в замке зажигания и мы уезжаем из тихого двора. -А есть какой-нибудь бинт, боюсь салон запачкать. -Использую свою футболку! Вот так, все просто. Она ведет уверено. Наркотическое опьянение уступило место шоку. Никогда бы не подумал, что такое может случиться. Револьвер у нее в левой руке. Ей же она рулит, иногда помогая себе правой. Путь наш лежит по второстепенным улицам. Она избегает главных артерий города. Много поворотов, мало светофоров. Поплотнее наматываю футболку на левую кисть. -Куда едем отдыхать? -Заткнись и включи радио. -Как прикажите. Нажимаю на магнитоле ON. Дисплей жонглирует цифрами, словно ему деньги за это платят. По первому куплету узнаю песню – Incubus – Drive. Несмотря на неоднозначность ситуации абсолютно не чувствую страха или сомнений. Нездоровое любопытство, как плод на отравленной почве, успело созреть внутри. Что же будет дальше? Смотрю на нее – решительность, на дорогу – незнакомые задворки родного города, на свои руки – дрожь. Incubus сменяет Joe Romersa с Cradle of forest. Dance like butterflies – недавний сон кажется прошлогодним. Она останавливает машину, глушит мотор и выключает музыку. -Выходи и не думай бежать. Больше не промахнусь. -Слушаюсь, мисс коммандос – говорю, закрывая дверь. Несмотря на позитивные фразы, я весь ушел в боль, которая уже захватила всю руку. Связь нервов дает о себе знать. Мы находимся в грязном, безлюдном дворе. Единственный дом – двухэтажный динозавр, на два парадных, послевоенной постройки. Мы входим в сумрак первого и вонь тления сдавливает нас, как плотное одеяло. Она подталкивает меня, указывая направление. Поднимаемся на второй этаж. Деревянные ступени откликаются скрипом на каждый шаг. На площадке она ставит меня лицом к стене, как заключенного. Пистолет она твердо упирает дулом между лопаток. Металлический стук открываемого замка. Дверь отворяется и она подталкивает меня в темную прихожую. -Долго искала прибежище? -Старалась для создания правильного впечатления. Сильный удар твердым металлом в затылок выводит из строя вестибулярный аппарат и я падаю на колени. -А твою же мать!!! Еще удар приходится над ухом и еще один прямо над виском. Глубокий колодец, наполненный лишь тьмой, проглатывает меня. *** your tears… may be nothing to me… love you never give… i give to you… nothing can you do… so sleep… goodbye…. Глубокая, божественная музыка и голос, проникающий в само подсознание. Появляются чьи-то хищные глаза. Это мои полуоткрытые веки. Моргаю, пытаясь вернуть способность видеть и кто-то злой сдергивает плотный покров темноты, оставляя мятый сумрак и битое зеленое стекло в голове. Медленная, очень сильная боль. Хочу схватится за виски, но руки не слушаются. Что за черт? Еще и левая рука болит так, словно ее каток переехал. С трудом приподнимаю голову: я на старой кровати с кованными ажурными спинкой и изголовьем. К ним и привязаны мои руки и ноги. Левая кисть хорошо перебинтована. Сквозь боль воспоминания появляются, как снимки в ванночке для проявки. Крыша, дорога, тьма. Где я? Зачем… Лил! Что она задумала? Самое неприятное – оставить меня умирать от голода. Узлы, на которые завязаны веревки, затягиваются при каждом движении. Слава богам – рот она не заклеила. Что с ней случилось? Где та отличница и примерная дочь, с которой я общался пару лет назад? Музыка за дверью становится громче. Значит – она в квартире. Знакомая песня – Melissa Williamson – i want love. Лежать и ждать – нецелесообразно, единственный выход – позвать ее. -Эй, доброе утро! – Кричать сложно – горло пересохло и каждое слово отдается новым спазмом в голове. Когда-то я мучился мигренью – очень похоже. Никаких изменений, музыка играет, но ни шагов, ни скрипа двери, вообще никаких посторонних звуков. -Лил! Поговори со мной! Думал – это невозможно, но голова еще сильней разболелась. Ничего не происходит, да что же такое! Начал возносить мольбы Роду, Сварогу и Велесу. Дверь открывается, впуская яркий, искусственный свет. Она стоит в проеме. Глаза не привыкли, и я вижу только силуэт. Она заходит, не произнося ни слова. В одной руке револьвер, в другой бутылка светлого мексиканского. Она прекрасна, и в таком состоянии умудряюсь похвалить свой вкус. Слишком эгоистично, даже по отношению к себе. На ней белая маечка, белые гольфы и белые же стринги. И все. Эротично. Где-то читал, что головная боль усиливает эрекцию. На практике чувствуется разделение на три я. Одно отчаянно хочет убить жажду и головную боль, другое обеспокоено самосохранением и еще одно хочет ее. Она садится рядом и кладет револьвер мне на грудь. -Ты звал, дорогой? -Свет души моей, нет ли у тебя в запасниках ацетилсалицила или парацетамола, и чего-нибудь жажду убить. -Таблетки нельзя, да и вообще, есть – вредно, а жажду… открой ротик. Она заботливо, словно сестра из красного креста, подносит горлышко бутылки к моим губам и помогает приподнять голову. Успеваю сделать два глотка. -Ну, хватит, хватит… нет у меня желания вести тебя в туалет. -К сожалению, я уже хочу, видишь ли, перед нашей встречей я убил пол-литра коньяка с колой, так что… -Да… так-так-так, это затягивает начало обряда, сейчас, что-нибудь… Она встает и быстро уходит, бормоча себе что-то под нос. -Подожди, какой обряд?! Револьвер на моей груди. Пальцами ощупываю узлы, кажется - их нереально развязать. Где же она так всему научилась? Интересно, где мой телефон? Да и где я сам? Может сплю, может она не промахнулась и я умер там, во дворе? Как там утверждается в научно-популярных телепередачах: в критический момент перехода от биологической жизни к клинической смерти мозг успевает инсценировать в сознании приличный отрезок жизни, с яркой концовкой. Может? Она входит все с тем же пивом, а в другой руке шприц. Одноразовый шприц, какие в Италии выдают бесплатно, во имя борьбы со СПИДом. -Что это? -Не могу же я тебя все время на прицеле держать. Простейшее седативное, часов на пять. Заодно и выспишься. Очень милая улыбка. Сопротивление бесполезно. Все, что произойдет – неизбежно. -Ты проконсультировалась со специалистом? Доза не большая, может лучше пистолет? -Давай, давай – понервничай, все же в вену ставить буду. Пускай дорожки набухнут, а будешь дергаться – опять буду по черепу стучать. Разговоры излишни. Она ставит бутылку на пол, расстегивает мой ремень и вытягивает его из шлевок джинсов. Сначала она хочет затянуть его на левой руке, но взглянув на кисть передумывает. Садится на меня в позу наездницы, затягивает ремень выше локтя на правой руке. В разрез майки видно ее упругие груди и очередная порция эротических картинок проносится в сознании, сливаясь в короткометражный фильм с отсутствием сюжета. -А вот сейчас не дергайся и продолжай подсматривать, чтобы не отвлекаться на секундную боль. Тонкий, полый металл протыкает кожный покров и мой жизненный сок разбавляется двумя кубиками химии. -Вот так, сейчас почувствуешь все признаки гипотонии и это нормально. По голове тебя бить больше не хочется, так что – никаких резких движений, когда узлы будут развязаны. – Последние ее слова ее растягиваются, а все видимое заполняется серыми точками. Под моей кожей мясо и мышцы превращаются в сладкую вату. -Стэпн участьа кааштый ссам апрдляет… Язык не слушается, слова становятся неподвластны мышлению. Чужие, неподъемные мысли заполняют голову. -О, уже поехали! Ну, тихо… тихо….- Ее голос тонет в белом шуме, тонкий писк, на уровне ультразвука, давит в перепонки. Она развязывает узлы. Смотрю на нее сквозь полупрозрачные, невнятные конструкции, которые заняли все мое внимание причудливым танцем. Видимо, она тянет меня за руки, но сделать сейчас что-то нереально. То, что я сижу, понимаю лишь по изменившемуся углу зрения. Что она там говорила про резкие движения? Голову заполняют медленные ассоциативные образы: вот я в гримерке, после выступления, обожравшись баклофена и виски сплю на столе; вот кто-то тащит меня за шиворот в незнакомом парадном. Вот очень, очень далеко мой Ангел. Она смотрит на меня с укоризной, все же у нее не получается скрыть теплую улыбку. Либо мир сошел с ума, либо я все-таки бреду куда-то. Окружающий пейзаж изображает последние дни из жизни Титаника – все неустойчиво и часто принимает предколлапсические положения. Огромным усилием воли заставляю себя сосредоточится и понимаю, что она поддерживая меня, открывает дверь в уборную. Желтый свет возвращает головную боль. Физически ощущаю, как что-то карабкается вверх по глотке. Резкий, не терпящий отложений порыв. Из последних сил отталкиваю ее и падаю на колени, перед старым, фарфоровым унитазом, хватаясь за край. Темная жидкость с непонятными хлопьями вырывается из меня сильным потоком. Все тело пробивает сильная судорога, глаза застилают слезы. Руки, исполнив миссию, падают на холодный кафель. Согреваю плотью фарфор, а тело терзают пустые рвотные позывы, поднимающие со дна желудка желчь. Во рту привкус фурацилина. Ненавижу блевать, но сейчас стало легче и головная боль отступила, словно ее роль в этом акте сыграна. Колени болят – слишком резко упал на них. Все ровно. В этой прохладной колыбели ко мне приходит спокойствие. Уйти под мерный шум труб. Уйти в прибежище сна и царство Велеса. Прохладная вода льется на голову и стекает по спине. Ей видимо надоело ждать. -Вставай! Резкий голос перекрывает все мечты. Трясу головой, как старый пес. Упираясь руками в край унитаза, пытаюсь встать, но руки не слушаются. Она помогает мне. Начинаю говорить и слова выпадают, подобно льду из ледогенератора. -Единственная… идеальная ипостась… этого мира… смерть… она… -Что? -Можно… я пописаю… терпеть уже сложно. – На этой фразе речевой аппарат устает на сто процентов. -Буду недалеко, если, что – зови. -Угу. *** Легкая пощечина заставляет открыть глаза. Отключился на унитазе. Весь я – слабость и отчужденность. -Вставай, дорогой. Собрав все силы, поднимаюсь. Колени хрустят. Мышцы шеи отказываются держать голову и я упираюсь подбородком в ложбинку меж ключиц. -Поможешь одеться? – Говорить очень сложно. -Одеваться не стоит, тебе так очень идет, и… Тут я теряю равновесие и всем телом опираюсь на нее. Соотношение масс играет свою роль и ей приходится напрячься до дрожи в мышцах. Пользуясь эффектом инерционного движения, она ведет меня по коридору. Джинсы и трусы остаются в туалете. Уже в комнате наступает пиковое состояние и колени еще сильней подгибаются, ноги отказываются подниматься. Она протаскивает меня последние пару метров и я падаю на постель без сил. -Вот умничка. Приговаривая, будто добрая родственница, она привязывает руки веревками. -Поспать сейчас кстати. Отличная подготовка к обряду. Что заладила – обряд, обряд? Спросить не успел – дедушка Велес забрал меня в свое царство. Во сне проснулся в квадрате солнечного света, на гладком паркете. Было так хорошо, словно я всю жизнь только и делал, что нежился на солнце. В дикой истоме я потянулся, но резкий звук, как удар по расстроенному клавесину, оборвал движение, образовав в воздухе темную трещину. Еще издалека слышно нарастающий рев сирены, предупреждающий о воздушной атаке. Недовольно зажмурился, но веки исчезли и сквозь полупрозрачный золотой шелк увидел, что попал я в адову шкатулку. *** -А ты во время. -Что это? Неужели мой сон вырвался за пределы подсознания? -Я как раз все приготовила. Сейчас начнем обряд. Все изменилось. На стенах белые простыни с нарисованными широкой кистью рунами. С потолка волнами свисают полона ярко желтого шелка. Свечи, на разной высоты подсвечниках, создают неровное, мягкое освещение. Она избавилась от незначительной одежды и расписала все тело абстракцией черной краски. -Да, что же это за обряд, которым ты пугаешь меня? -Поиск и обретение твоего истинного. Я наблюдала за тобой… -Да? -… и пришла к выводу, что ты заблудился в своих псевдовоплощениях и не можешь остановиться. Ну, а твое истинное увлеклось игрой с бессмертными демонами. К мести этот обряд не имеет никакого отношения, если ты успел так подумать. -И я обрету третий глаз, луч истины и жизнь моя будет исполнена… -Твоя ирония ни к месту. Кстати, последствия: ты можешь сойти с ума, умереть либо твой истинный дух займет место в низшей оболочке. -Похоже на гослотерею. -Все зависит от тебя. Тебе надо лишь узнать и принять самого себя. Все, ш-ш-ш. Сейчас приду. И она вновь покидает меня. Атмосфера давит, от препарата осталось ощущение присутствия в чужих мыслей и, не смотря на врожденную скептичность, я, кажется, верю ей. Из другой комнаты начинает звучать странная музыка. Похоже на сломанную музыкальную шкатулку. Она появляется с подносом в руках, что на нем рассмотреть не удается. -Вот. – Ставит поднос рядом с кроватью, в руках у нее остается маленькая пиала. – Один только глоток. Подносит пиалу к губам и я делаю глоток. Густая, невероятно сладкая жидкость падает сгустком тепла в желудок. -Что? -На крови моей. Ибо вести тебя буду. И ежели потеряешься, запах вспомни и выведет ко мне, а я к свету. Пиала куда-то исчезла, вместо нее в ее руках появился шприц. -Опять? Может, обойдемся заклинаниями? -Ш-ш-ш. Пустословие блага не несет. -Скажи хоть, что ТАМ? Не обратив внимания на вопрос, она повторяет процедуру. -Это твой билет, теперь он под кожей и путь начался. На всякий случай трижды возношу хвалу Роду, Сварогу и Велесу. Уже Велес выведет меня из нави, но никак не запах ее. Она садится на пол за спинкой кровати, запрокидывает голову и начинает что-то шептать. Разобрать слова очень сложно – музыка срывает все попытки сконцентрироваться. -Южный ветер… обронил алмазов горсть… сжег рассвет… средь болот… Что за ведические наговоры? Вещество, так легко запущенное ею в мою кровь, оказывается невероятно свирепым. Перепонки начинают вибрировать, глуша все звуки. Дышать тяжело, из-за этого вдохи/выдохи становятся чаще. Сердце ускоряет темп. Мышцы наливаются тяжестью и мощный взрыв адреналина обостряет зрение. Чувствую каждый грамм тела. Не переставая шептать, она пересыпает из ладони в ладонь белый песок. Откуда она взяла песок? Потолок исчезает. Нет, не может быть! От меня остается лишь зрение. Стены раздвигаются до бесконечности. Теплый ветер, пальмы, пляж. -А… Как только произношу первую букву ее имени, стены с оглушительной скоростью возвращаются на место, потолок падает, как крышка шкатулки. За простынями, на стенах, кто-то стоит. Нет, не то, чтобы кажется. Руны исчезли, зато я четко вижу очертания тел. Лица, обтянутые белыми полотнами искажаются в бесконечных гримасах. -Кто там?! – Крик мой пахнет истерикой. -Выйдите! Выходите! Пальцы появляются по краям каждой простыни, хватаются за ткань и растягивают ее до превращения в один, цельный фон. Белый цвет окружает меня, затягивая в круговорот непрозрачности. Сквозь этот цельный туман появляется ее лицо. Она склонилась надо мной. -Говори! -А… -Говори, чтобы видеть могла. Твоими глазами видеть могла, направлять тебя. Говорить. Есть такая способность. Она осветила сумрачную зону моего измененного сознания. Да – говорить. -Извращенное я преобладает во мне надо всем. И крепкие, даже на уровне атомов связи рушатся в попытке узнать истину. Да? Степень участия каждый сам определяет, или что-то/кто-то извне заставляют принимать сторону. Надо поставить блокиратор в своей голове. Отключить восприятие, сгладить сенсорику. Вырвать вены и нарисовать картину на стене, расползающимися линиями. Именно так. Ты видела эту правду? В бесконечных тоннелях черно-белых тонов. Твари таятся за вспышками света, прикрывшись тенями углов. Отсутствие есть мой наполнитель. Как раз в том месте, где душа - ничего. Если тебя нет, как можно хотеть не быть? Раствори настроение солнца, оно придется тебе по душе. Тьма действительно начала выползать из углов комнаты и принимать физические образы существ с картин Гигера. Бесконечные туннели удлиняли мой взор, они образовывались и пропадали хаотично, прямо в воздухе. Ее я видел лишь благодаря голубому свечению ее ауры. От моего же тела исходило призрачное бордовое, почти черно сияние. Лизергин! Микс на основе диэтиламида лизергиновой кислоты. Вот, что она впустила в меня. -Хватит видениям отдаваться, ищи себя средь множества! Ее голос – голос проводника по земле нематериальных явлений. Она – мой личный сталкер. -Цепь – кольцо за кольцом, к истоку ведет. – Где-то я уже это слышал. – Ветрам хаоса не отдавайся, се бо не только оные душу вынут, но и вознесут жертвой безымянным богам. Отойдите тени безтелесые. Азаг галра сагби му унна те, Намтар галра зиби му унна те, Утук хул губи му унна те, Гидим хул ибби му унна те, Галла хул надби му унна те, Дингир хул гирби му унна те, И миниби ене ташби аба-андибби-эш! Мгновение застыло. Шепот множества губ сплетает нити, которые задают направление, по велению невидимого кукловода. Снова все меняется. Мы окружены лесом, таинственный огонь пробивается из-под земли. Стена яркой, безудержной смерти обрушивается на все окружающее. Вспышки мириад импульсов возвращают мою память к исчезнувшим пространствам. Надо рассказать ей. Надо, чтобы она поняла и помогла понять мне. -Там всегда было темно. Пещеры были устроены так, что солнечный свет никогда не проникал внутрь. Мы постоянно поддерживали огонь. Всех спасителей убили. Ибо созданы выбирать и нет одного пути, – блаженства или страдания. Последний мессия ушел в Навь на плите черного камня. Его части птицы разнесли. Использовав его кровь, я сделал стойкую краску и нанес на свод пещеры множество быков. Быки несутся, отдавшись страсти движения. Они несут рассвет. Рассвет, льющийся из бесконечных жизнетоков Хорса. Приходит холод. Костер замерзает. Холод хватает ледяными лапами и сковывает до скрипа пальцы. Холод. Тьма, только она. Вечный спутник – друг/враг (задай направление). Пришедшая со звезд, ты – бесконечна. Я не успел выбраться из пещеры. Холод остановил меня на самом выходе. Глаза стянул иней, но успел увидеть – пошел снег. Горький снег. Холод и горечь. Холод решает все, замыкает круг, а горечь – лишь приправа к несуществующей мечте забвения. Видения настолько захватили меня, что ощущение холода проникло в самые кости. Холод из костей прорастает в мышцы серебряной шерстью. Внезапно, почувствовал, как теплая волна вожделения и сладкой страсти поднимается по всему телу, от низа живота. Приподнимаю голову – она, прервав минет, с наслаждением впускает в себя мою плоть. Ее движения пластичны и она знает, как доставить удовольствие не только себе. Она меняет темп с безудержно-дикого на томительно медленный. Рисунок на ее коже оживает: линии переплетаются, как змеи, переходя на мое тело. Наши чувства, ритм дыхания и биения сердец сливаются. -Расскажи… - Ее шепот - на грани срыва на крик. – Расскажи про нее… она должна быть, та, которая усиливает огонь твоего сердца. Та, что зеркалом твоего истинного является. Чертов синдром Боба Арктора опять проявляется и я вижу вместо Лил моего Ангела. Ее, ту, чей взгляд пронзительной песнью вонзается в мои чувства. Про нее не знает никто и Лил не узнает. Очередное видение спасает меня и я дарю его Лил. -Пушистый снег, костлявые деревья, на которых жизни и жизни, она на снежном берегу. Она бросает свой последний грейпфрут, как шар в кегельбане на замерзшее озеро. Взлетают совки, запутавшиеся в ярких, предательских волосах. Ее волосах цвета Ад. Потом бредет прочь, по снежному берегу. Плоть ее, обрамленная тонким покровом платья, контрастирует с белым фоном. Плоть ее – цвета Ад. И видения сии - цвета Ад. Во мне срослось понимание Спектра цвета Ад. Спектр тот похож на дифракцию самых последних угольев надежды, стынущих в мертвом, погребальном костре, испускающих из своей сердцевины сомны фантомных повозок, несущихся по костяным мостовым, с колесами, пашущими полужидкую плоть, разрывая аркады рассудка прожорливым везувиальным напором, пока не останется лишь душа без одежки, торчащая на берегу первобытного океана, что поглощает небо и превращается в небо, льющие ливень безбрежного хаоса; внутренность золотой сферы, в которой не действуют законы механики и молекулярного синтеза, подобие молний, висящих в другом измеренье, мерцая петлями метемпсихоза, вечностью в закольцованной микросекунде. Спектр, лишенный теплоты и сомнения. Губы ее цвета Ад. Слово «ад» вылетает с прерывистым вздохом. Дыхание перебивает речь. Она доводит меня до точки и успевает выпустить из своих приторно-жарких объятий. Сотни арф давят мелодичным перезвоном. Семенем я забрызгиваю ее тело и черные языки, переплетающейся абстракции, слизывают все, без остатка. Секунда. Неизмеримо настоящее, ибо сделанное тут же забирает прошлое. Бьется стекло, превращаясь в песок, песок уносит ветер и смешивая с водой опускает ил на дно. А дальше… Вся история творений всевышнего уложилась в один момент моего внезапного опыта. Все вернулось. Или нет? Забыл, как говорить, как видеть. Тьма. Не чувствую – дышу ли, и бьется ли сердце. Кажется, становится холодно. Не слышал их, они просто появились – слова, складывающиеся в рифмы. Вместе с ними появился запах знакомой крови. Коль скоро синева затронет небо И он уйдет в места, где раньше не был Ты горечь свою в радость обрати И расскажи, как проводили дни свои В чертогах счастья, да в тени любви На людях смейся, а одна всплакни Не знают ведь, сколь ветер ненавидишь Ты, Что дует в паруса, отдаляя Тебя от мечты Холод. *** Проснулся, будто был без сознания. Глаза сами открылись и отправили данные визуального восприятия в мозг. Мозг, обработав данные, выдал эмоции удивления, страха, недоумения и сделал агрессивный запрос в память. Закрываю глаза и сосредотачиваюсь на смысле выражения – «движение назад». События постепенно появляются, но все окутано каким-то неестественным туманом. Видения переплетаются с реальностью. Четкое ощущение, что в сознании умещается не одна, а несколько жизней. Собрать все это в одну цепь – кольцо за кольцом – невозможно. Избавиться от этого ощущения не могу. Да и как, если все окружающее предстает абсолютно нереальным и угрожает исчезнуть при одной только попытке рассмотреть получше. Ни это ли называется шизофренией? Хотя, отдаю себе отчет в нынешнем мировосприятии. Даже легко анализирую его. Надо двигаться, в движении приходит истина. Акула без движения погибает. Устал – умри. Встаю на старый ковер. Рядом с кроватью стоят мои кроссовки, на них аккуратно свернутые джинсы и футболка, завершают эту пирамиду сотовый и батарея от него. Первым делом – вставляю батарею в аппарат и включаю его. Одеваюсь, футболку даже, вроде, постирали – пятна крови потускнели. Телефон начинает вибрировать – несметное количество zmz, от разных абонентов. Судя по дате - меня не было больше суток. Иду к выходу. Открыв дверь, останавливаюсь на пороге и оглядываю это убогое жилище. Что же все-таки произошло? Что теперь будет? Сбылось или сбудется хоть одно из тех последствий, о которых она говорила? Столько вопросов и все похожи на риторические. Выхожу в парадное и спускаюсь. Солнце… солнце раскрыло свои объятья и наполнило меня мягким позитивом. Не сдержался и улыбнулся, подставив источнику жизни ладони. Всем телом ощущаю его энергию, просто купаюсь в лучах, виновниках кроткой радости. Единое с природой желание жить, впитывать и делиться счастьем не могло полностью перекрыть ощущение нереальности происходящего. Все завершенные действия оставались в памяти неполноценными отрезками. я в чужом сне, и кому же я снюсь? Одной своей личности? Бред. Приходится списать все на наркотик. Выхожу к дороге, ловлю такси, называю водителю пункт назначения, он мне – сумму. Машина скользит по улицам, наполненным солнцем, словно сливочным маслом. Решил поехать к единственному, настоящему другу. Все другие варианты кажутся абсурдными, тем более – только ему могу рассказать все откровенно. Поездка проходит очень быстро, словно Тайлер Дерден вырезал слишком много кадров. Вдобавок, он вырезал способность контролировать воспоминания. *** Мы сидим на кухне. В кружках крепкий, сладкий черный чай. я только что закончил рассказ. Друг набивает трубку. -А трава никак не повлияет, я имею в виду – вместе с тем, что она тебе ввела? -Нет, - разные вещи, да и вообще покурить будет полезно, а то боюсь не уснуть. -Ну, что я могу сказать? Во-первых: тебе бы в больницу. Во-вторых: влюбленные – самое страшное явление, они без оглядки совершают безумные поступки. -Не думаю, что ею двигала любовь. -А последний вопрос, который она задала? -Ну… -Она же больше ничего не хотела выяснить. -Знаешь… давай, взрывай, очень хочется, чтобы этого не было. Мне расхотелось продолжать разговор в том же духе, и я плавно меняю тему. Дым южного сорняка помогает мне в этом. Неспешная беседа, дым и чай. Приглушенный свет и музыка из фильмов Квентина. Ощущение уюта согревает и успокаивает меня. Оно же отвлекает от мысли, что все происходящее – сон. Уже в постели, с удовольствием отдаю Лил навсегда прошлому. Все становится сладко странным, когда в голове всплывает выражение – Уснуть во сне. Слой за слоем, темнота накрывает мое тело, пряча его от бытовой последовательности кадров. Где Ты? *** Просыпаться. Иногда это так сладко. Солнечные лучи, падающие на меня, наполнены добром и тихим счастьем. Внезапное чувство невесомости. Кто-то поднимает меня и куда-то несет. Что?!! Открываю глаза – взрыв красок, большая контрастность и четкость контуров. Незнакомая комната плывет в режиме панорамного обзора. Что со мной? Все тело покрыто густой голубо-синей шерстью, руки и ноги превратились в… лапы. Вот это сон! Или… Тот, кто нес меня садится в кресло и кладет меня себе на колени. Начинает чесать за ушами. Божественное наслаждение. -Чешик, милый. – Самый приятный женский голос. Когда я поднимаю глаза, чтобы взглянуть на лицо незнакомки, впадаю в оцепенение. Это Она. Это А… -Мряу! * Берс 18.02.2009. P.S.: ST: Paul B – Nuborn Mix October 14 Nirvana – The money will roll right in Medeski, Martin & Wood – Sly Cassandra Wilson – Fragile Akufen – My way Aphrodite – Urban Junglist Set Chicago – Street Player Карибасы – Dubman Dub Joe Romersa – Cradle of Forest Melissa Williamson – i want love Merzbow – Head of Clouds Rage against the machine – Beautiful world Kyuss – Thong Song Amon Tobin – Big Furry Head Commentary: Все события и персонажи вымышлены.