В Риге уже много лет действует филиал международной организации под названием «Институт им. доктора Фауста». Институт имени средневекового шарлатана и сластолюбца занимается тем, что пропагандирует творчество самых актуальных и прогрессивных художников, мыслителей и литераторов Западной Европы. И вот, явился я как-то на презентацию очередной выставки в качестве арт-обозревателя от газеты «Вечерняя Болдерая». Мы с фотографом вошли в выставочный зал института. Но поначалу белые стены показались нам абсолютно пустыми. Лишь приглядевшись, мы заметили множество картин в белых рамках. Холсты были сплошь покрыты белой краской. Кое-где овальные или круглые серые пятна нарушали эту безупречную белизну. «Белое безмолвие» - так, общими усилиями, перевели мы название выставки. В аннотации к выставке сообщалось, что автор, Вильгельм Мариус Анна-Мария фон Крузенштерн, - один из самых актуальных и прогрессивных живописцев Западной Европы. Вильгельм Мариус этот, носатый и патлатый, стоял в центре зала и произносил речь на немецком языке. - Что мне тут снимать, елки-моталки?! – прошептал мне на ухо фотограф, свирепо оскалившись. - Ну, я же, елки-моталки, не спрашиваю тебя, что мне про это писать? – ответил я ему в тон. – Ты профессионал, разберешься… Смотри, какой великолепный носяра у этогофон Крузенштерна! По-настоящему аристократический нос, как у римского патриция. Нос и надо снимать! Я покрутил головой, ища стол с выпивкой и закусками, и обнаружил его в самом дальнем углу. Возле стола уже собралась основная масса приглашенных - журналисты и так называемые «любители искусства». Мы с фотографом тут же поспешили к фуршетному столу, опасаясь, как бы эти поклонники Прекрасного не уничтожили бы все угощение раньше, чем фон Крузенштерн закончит говорить. Закуска была так себе – пирожки со шпеком. Зато вино, которое нам предложили, оказалось весьма неплохим. «Вагинальная секреция любимой давалки» - так мы с фотографом сообща перевели название напитка, вспоминая с трудом забытый лет пятнадцать назад немецкий. - Нет, ну надо же было так винчик назвать! – удивлялся фотограф, опрокидывая в себя бокал за бокалом. - Хули, - отвечаю, - свободная Европа, это тебе не Мордовия! Я тоже старался не отставать от коллеги, заедая вино хрустящими пирожками. В самый разгар пиршества к нам подошла какая-то сердитая коренастая тетка и громко, отрывисто прокудахтала: - Ю вэри мач оф дринк!!! И она стала злобно сверлить нас глазами поочередно. Мы с коллегой опешили. Что значит «вэри мач»? Мы же обычно так водку пьем! В эту самую минуту в выставочный зал вошла парочка моделей из Академии Художеств, и это отвлекло сердитую тетку от наших выдающихся персон. Тетка направилась к моделям со словами: «Хау а ю, хау а ю??!!» Нелишне заметить, что модели, которые позируют студентам-художникам, и модели, которые вышагивают по подиуму в нарядах от Бибергала, это существа из разных галактик. Модели из Академии Художеств, это, как правило, бесформенные, страшноватые существа, опухшие и посиневшие от ежедневных возлияний. Мне одна художница призналась как-то, что, дескать, «молодые, красивые тела не так интересно рисовать, как старые и уродливые… Каждую морщинку выписываешь!» Модели из Академии были те еще ромашки: у одной сиськи только до пупка свисали, а у второй аж до коленей. У обоих взоры были мутные, а головы лохматые. Сердитая тетка запрыгала вокруг них: «Хау а ю?! Хау а ю?!» Но модели английского не понимали совершенно. Обогнув тетку, они рванули к фуршетному столу, на котором, несмотря на все наши старания, еще кое-чем можно было поживиться. Моделей настигла испуганная девушка-переводчица с глазами как у олененка Бэмби и жалобно пропищала: - Если вы сейчас же не покинете помещение Института, мы вызовем полицию! Я спросил у одного из своих коллег, указывая на раскрасневшуюся от возмущения коренастую тетку: - А что это за курица такая? На что коллега ответил: - Это не курица… Это директор «Института им. доктора Фауста»! «Ох, елки, - думаю, - разве можно представить себе какого-нибудь русского директора в подобной ситуации, чтобы он следил бы за всеми гостями и контролировал бы, кто сколько выпил да съел?» Мои размышления прервало появление в дверях популярного колумниста и обозревателя Андрея Шаврея. Он был здорово пьян – наверное, уже успел где-то хорошо хряпнуть, и заявился на презентацию в Институт им. Доктора Фауста, чтобы догнаться. Андрей Шаврей соорентировался в пространстве и бодро, стараясь держать равновесие, направился к фуршетному столику. Взял бокал с «Вагинальной секрецией любимой давалки» и медленно осушил емкость до дна. Улыбка застыла на его лице, взгляд остекленел. Летописец эпохи, как он сам себя называет, опустился на пол и растянулся во весь рост, выпустив бокал из рук. Бокал, звенькая, покатился по полу… Наверное, Андрей перед этим употреблял коньяк или какой-то другой крепкий напиток. А запивать сорокоградусное пойло сухим вином, это не полезно! Этот бокал и добил колумниста. Колумнист уснул прямо на полу… Мы с коллегами отнесли к этому спокойно: ну, подумаешь, на полу человек спит! Поспит-поспит немножко, встанет и дальше пойдет. Но директрисса «Института им. доктора Фауста» пришла в ужас. Она, казалось, утратила дар речи: только пыхтела, размахивая руками, и прыгала вокруг мирно посапывающего Шаврея. Тогда фотограф толкнул меня в бок и прошептал: - Сматываемся от сюда побыстрей ! А то эти дураки сейчас отряд по борьбе с терроризмом вызовут! Мы вышли на улицу. Накрапывал дождь. Я сказал, давая фотографу прикурить: - Нет, с латышами все-таки проще иметь дело, чем с этими западло-европейцами… «Ю вэри мач оф дринк» - надо же! Что значит «вэри мач»?