Я не знаю своего имени, не знаю, кто мои родители, где я родился, где живу. Я не знаю, сколько мне лет, я не знаю, сколько сейчас времени, какое число какого месяца, не говоря уже о том, который сейчас идет год. Я абсолютно ничего не знаю, тем более не знаю, как из этого всего выбраться. Единственное, что я знаю точно, это то, что однажды я потерял свое отражение, отражение в ручье. Не сказать, что этот ручей маленький, возможно, он даже больше похож на настоящую реку, но, впервые увидев это водное образование, я обозвал его ручьем. Потому, наверно, я не могу назвать его как-то по-другому. Я прихожу сюда очень рано, лучи солнца только-только начинают радовать своим ярким веселым блеском каждый листик, каждую веточку, каждый шорох. Не знаю, как у меня это получается, но каждый мой день начинается именно с этого, ни позже, ни раньше. Я сажусь у самого берега на старый, прогнивший, изъеденный муравьями пень и смотрю на ручей, туда, где должно быть мое отражение, но его нет. Смотрю и вглядываюсь, вглядываюсь, вглядываюсь… Потом наступают сумерки, я поднимаюсь, разминаю отекшие ноги и руки, кидаю прощальный взгляд на зеркальную гладь ручья в надежде хоть на какую-то подсказку, мой взгляд встречает полное непонимание, и я ухожу. Ухожу туда, откуда пришел, но где это и что это, у меня нет ни малейшего понятия. И так каждый день. И каждый день, сидя у ручья, я думаю. Думаю не с какой-то целью, думаю, потому что мысли сами лезут в голову, а остановить их рой я не в силе. Можно даже сказать, что мысли эти бесцельны по своей сути, по своей полезности. А может, полезность и цель этих размышлений когда-нибудь придет, но это будет потом. Или не будет, а сейчас я просто размышляю. Иногда в голове всплывают различные воспоминания. Об их «нужности» или «ненужности» я тоже рассуждать не берусь, ведь я потерял свое отражение, я потерял себя. Может, эти мысли и воспоминания – это неправильно, это плохо. А может… Я потерял свое отражение и этим все сказано! Я не могу ничего решать. Все это рождается и умирает в голове. И отвечать за это я не способен. Пока… Почему так происходит? Ночью я ухожу, не зная, куда и зачем. И, что самое интересное, мне иногда снятся сны, хотя я не помню, как ложился спать, как засыпал. Сны эти непонятные, странные, до ужаса близкие к реальности, но вместе с тем таящие в себе какой-то смысл. По-моему, Древняя Греция… Морской порт. Самый обычный порт со снующими туда-сюда купцами, в руках которых мятые, сальные листки бумаг, скорее, какие-то договора или квитанции. За ними неотступно следовали по одному, по двое крупных мужчин в военной форме того времени и с оружием, вероятно телохранители, и их количество определялось статусом того или иного купца. Повсюду сидели нищие в ободранных, грязных тряпках, которые когда-то были похожи на настоящую одежду. Их лица были измотанными и усталыми, что странно сочеталось с невероятно злыми глазами, которые, казалось, испепелят тебя заживо, если ты не кинешь им пару золотых монет. Тут же, никуда не торопясь, бродили работники префектур, прогоняя этих самых нищих. А солнце тем временем нещадно двигалось к точке своего апогея. Больше всего в порту было рабов, насквозь провонявших кто рыбой, кто пряностями, кто вином или табаком. Они таскали тяжеленные ящики с кораблей на склады, со складов на корабли. И ко всему этому примешивался незатихающий гул криков и свистов. Да, самый обычный древнегреческий порт с самыми обычными людьми и порядками. Все самое обычное, кроме одного. Среди всей этой суматохи, среди нещадно палящего солнца, среди самого обычного дня в порту шел самый необычный, не вписывающийся в эту картину человек. Это был я. Что я там делал, понятия не имею, но, несомненно, это был я. Все вокруг вроде бы касается меня, ведь я среди всего этого, но в то же время чувствуется, что это какая-то чужая, мистическая реальность. Пока я думал, кто эти люди вокруг меня, что это за место, из недр прозрачного моря вынырнул колоссальных размеров кит, взмыл над поверхностью воды, задержался в воздухе, переворачиваясь, и с грохотом ушел обратно в морскую пучину. Какая суматоха тут началась, не передать словами. В мгновение ока в порту не осталось никого, кроме меня и кита. Я соображал, что делать, как вдруг я стал не я. Я стал тем китом. Я вынырнул, повис над каким-то парусником и с силой обрушился на него, разрушая одну за другой его палубы, в которых находились неудачно спрятавшиеся рабы и бочки с вином. Одна, две, три, четыре палубы. Ну не могут быть в Древней Греции такие многопалубные парусники!.. Не успел я подумать об этом, как стал… ОТЦОМ, рассказывающим эту дикую историю про кита своему сыну. Такой вот странный сон. С утра я как обычно сел на пень и стал ждать, когда появится мое отражение, размышляя об этом сне. Наверно, все-таки существуют какие-то другие измерения, кроме того, в котором ты находишься сам. И там ты вполне можешь быть китом, или отцом, или еще кем-нибудь. Важно не то, кем ты там являешься, а то, что есть другие, так называемые, параллельные миры и то, что ты есть в каждом из них, не важно, в каком обличии. Вполне вероятно, что здесь, в этом мире у меня нет собственного отражения, которое я могу и не найти. Но, возможно, в другом измерении у меня есть все, и я помню все, что со мной было. Попасть бы туда хоть на пять минут. Уж тогда бы я понял, почему потерял себя, и как его вернуть. В этом сне должна скрываться какая-то подсказка, определенно, но я ее не находил. Как тогда разобраться, какой мир твой? Тот, в котором я сейчас, или тот, в котором мне, возможно, еще придется быть? Может, если я пойму, который мир предназначен мне, я открою тайну смысла жизни? Но как это возможно понять здесь, где я просиживаю и думаю, думаю, думаю… И ничего не предпринимаю и никуда не двигаюсь. Получается, мой мир тот, где мне так и не предстоит узнать, какой мир мой и в чем смысл жизни. Как все запутано! Но должна же быть какая-то цель ежедневного просиживания здесь. Конечно, должна. Я обязан найти свое отражение. Не знаю, почему должен и зачем оно мне, но с ним (со своим отражением), как мне кажется, все изменится, изменится в лучшую сторону. Чем больше я думаю, тем больше возникает вопросов, чем ответов. Да даже ответов-то еще нет. Остается сидеть, думать, искать отражение. И все. И я вглядываюсь, вглядываюсь, вглядываюсь… Засела в голову и все тут. Не избавиться никак. Что за черт? У вас бывает такое? Наверняка. Стою у окна. Разбитое окно, на рамах потрескалась краска так, что и не понять, была ли она вообще. Окно никак не может быть моим, оно не может быть в моей квартире, но задним умом чувствую, что все-таки и окно и квартира мои. Проверить это легко: нужно лишь обернуться, но в этом-то вся беда. Я боюсь увидеть то, что находится где-то позади. Я ненавижу оглядываться, когда прощаюсь, когда ухожу. Все того и ждут, что я сейчас обернусь, ведь так принято, так правильно, но я потому и не оборачиваюсь никогда, потому что все этого ждут, потому что их взгляды обжигают мою спину. Так и тут. Только я не то, чтобы не хочу посмотреть, что там творится, я этого смертельно боюсь. Объяснить такое внезапно охватившее меня чувство страха я не могу. Оно есть сейчас и все. Оно живет во мне, оно поработило меня до мозга костей. Размышляя об этом, я смотрел вниз, туда, где жизнь идет своим чередом, туда, где начинается новый день. Только так я понимаю, что он все-таки начинается, хочу я того или нет. Слишком жестоко мертвая, не дающая признаков жизни тишина была вокруг. Шел дождь. Тот летний дождь, под которым приятно мокнуть. И хотя я стоял в здании, его сладостную промозглость я чувствовал всем телом. По людям, которые спешили кто куда (на работу, в институт, на деловые встречи), этого сказать было нельзя. Своими зонтами они прикрывались от того, от чего глупо прикрываться. Такие дожди пробираются в тело, как его не укрывай, с упрямостью с большой буквы; они расслабляют, а не усыпляют. Люди не понимают этого и продолжают прикрываться зонтами. Жаль, что я не могу выйти на улицу и промокнуть. Я долго смотрел в окно. И все это время она не выходила из головы. Засела и все тут. Как заноза. Кто она такая, не помню, но ее лицо все это время стояло передо мной. Как ни силился вспомнить – ничего. Она перед глазами и дождь, дождь, дождь… Представляете, какое было мое удивление, когда она вдруг вышла на улицу, без зонта, и уставилась прямо на меня? Как она узнала, что я сейчас стою у окна и думаю о ней? Почему я думаю о ней, вижу ее, но не помню, кто она такая? Мы долго смотрели друг другу в глаза, она вся промокла. Понять выражение ее лица я не мог, чувствовал, что должен понять, но не мог. Она, наконец, отвернула взгляд, повернулась и пошла. Я бездумно смотрел ей вслед, ведь знаю, что должен догнать, но продолжал стоять, прикованный своим страхом. Когда она почти скрылась из виду, я вспомнил. Давным-давно, когда она была еще мелкой девчонкой, а я пацаном, я украл у нее велосипед. Так вот что за выражение читалось у нее на лице. Я развернулся, чтобы выбежать из дома и догнать ее, сделал шаг и … провалился, провалился во мрак, жутко темный и жутко живой. Там, куда я падал, мрак был не просто понятием, он был реально живым существом, он поглощал меня медленно-медленно, клетку за клеткой. Я даже не кричал… Я снова иду к своему пню, ручью, к своему отражению, которого нет. Ветки хрустят под ногами, точнее они ломаются, я это вижу, но никакого хруста нет. В принципе нет, будто его и не должно быть. Тишина. Космическая, вселенская, убивающая тишина. Хочется крикнуть, чтобы проверить, не сон ли это, но тишина поглощает даже этот порыв. Такая тишина бывает, наверное, когда ты мертв… Интересная штука получается. Мы так часто делаем больно другим людям, что забываем об этом и воспринимаем это как должное, как неизбежное. Мы лучше один раз забудем утром почистить зубы, чем забудем кого-нибудь невзначай обидеть, а потом в уме отговариваться: «Я же не виноват, что они неправильно поняли меня. Что мне теперь умереть что ли? Пусть обижаются, я-то знаю, что не со зла, а остальное – их проблемы». Признайтесь честно (не мне, себе признайтесь), вы иногда так думали. И я так думал. Во сне. Смешно, конечно. Украл велосипед! Подумаешь! А она обиделась, до сих пор обижается. Во сне. Как ни силился я вспомнить, но ничего подобного в реальной жизни со мной не происходило. Никакой велосипед я не крал. Но ведь дело не в этом? Черт, кого я постоянно спрашиваю?! Даже отражения нет! Кто мне ответит, как не я сам? Никто… Интересно, что бывает с человеком, который задает вопросы, и сам на них отвечает? Наверное, он сжигает себя изнутри. Он задает вопросы и сам на них же отвечает. Ответы свои считает безошибочными, аргументы – обоснованными. Рано или поздно случается так, что некоторые его «правильные» рассуждения оказываются ошибочными. Он тоже так думает, что такое случается. Иногда. Только чем больше он задает вопросов, на которые сам и отвечает, тем больше он ошибается. Рушится все, что он строил годами. Понять и принять это требует немалых усилий. В противном случае, внутри все сгорает. На новое «внутреннее здание», на новые жизненные установки, ориентиры, на новый смысл жизни сил уже не хватает. Ты умер, внутри. Да, наверное, все так и есть. Значит, каждый день у этого ручья я сжигаю себя… Стоп! А что мне, собственно, сжигать-то, если я потерял свое отражение, себя. Никакой велосипед у девчонки я не крал. Дело не в этом… *** Я стою на балконе у себя в квартире. Нет смысла описывать то, чем он завален. Все как у всех (или почти у всех). Старые доски с гвоздями в унынии ждут, когда же они пригодятся; старые лыжи, сломанные и изъезженные; старая обувь, банки с засохшей краской – все старое, и, наверное, уже никогда никому не понадобится весь этот хлам. Но он лежит и ждет перемены. Какая такая перемена может произойти, чтобы нам в жизни понадобился старый хлам? Война? Вероятнее всего. Заходишь на такой балкон покурить, куришь и ждешь, когда начнется война. Она не приходит, и ты вроде бы даже сожалеешь об этом. Я стою на балконе и курю сигарету за сигаретой. Конец марта. Все больше звезд появляется на небе, все ярче светит луна, все постепенно оживает. Ночь из глубоко мертвой тишины перерождается в ночь «звенящую», когда повсюду то и дело слышишь синхронные кап! кап! кап! Неужели весна?! Неужели в который раз я ее дождался? Да! Сколько еще таких вёсен будет у меня в жизни! И неужели каждый раз я буду думать, что дождался чего-то особенного, сказочного, невероятного… Да! Весна пришла! Я стою на балконе и курю сигарету за сигаретой. Слышатся чьи-то шаги. Тук, тук, тук, тук. Вот-вот из-за угла выйдет молодая девушка, возвращающаяся с дискотеки. Тук, тук, тук, тук. Шаги ближе и ближе, но она не выходит. Тук, тук, тук, тук. Ну не может же она издеваться надо мной и стоять за углом, намеренно имитируя эти шаги. Она же не знает, что я стою на балконе и курю. Что-то не так. Что за бред? Я слышу шаги, но никто не оправдывает эти самые тук, тук… Что случилось? Или это сон? Или она – привидение? Или у меня слуховые галлюцинации? Я схожу с ума! Тук, тук, тук, тук. «Кто там?!!» - надрывисто кричу я. В ответ – тук, тук, тук, тук. Меня стошнило от ужаса. Этого не может быть! Где ты?! Где ты?! Где ты?! Капли все падают и падают. Одни бьются об асфальт так нежно, что и не слышно; другие падают на нерастаявший снег со злобой, будто говорят: «Пора бы тебе уже и исчезнуть»; а еще капли падают на картонную коробку, издавая звуки, похожие на звук шагов… Я стою на балконе и курю сигарету за сигаретой. Тук, тук, тук, тук!.. Это очень похоже на нашу жизнь. Мы зачастую не видим людей вокруг себя, мы слышим только их шаги. Вот живешь ты среди таких людей и никому не нужен со своей индивидуальностью, они слышат только звук твоих шагов, они не помнят ни твоего лица, ни твоей улыбки, ничего. И, что самое страшное, они тоже не нужны тебе, ты тоже слышишь только звук их шагов. Но есть такие индивидуумы, которых знают, помнят, узнают, любят, приветствуют… Иногда мне кажется, люди сами создают такие личности, делая из их индивидуальности что-то общезначимое, что-то посредственное и понятное всем, а эти самые индивидуумы – простые пешки в руках народа. Чем больше я думаю об этом, тем больше мне так кажется. Поэтому, наверное, смысл жизни большинства людей – заставить других не только слышать звук своих шагов, но и помнить, узнавать, любить себя. Тогда какой смысл жизни у меня, если я потерял свое отражение, если у меня нет никого, кто мог бы услышать мои шаги? Наверное, найти таких людей, которые бы услышали мои шаги… *** Почему этот сон и эти размышления о нем всплыли сейчас в моей памяти, когда я близок к разгадке тайны исчезновения моего отражения? Непонятно. Ясно одно, я к чему-то близок и это здорово. Возможно, это даже не разгадка, но все равно, дойдя до нее, мне, наверняка, полегчает… - Привет! Почему так поздно и без звонка? Что-то случилось? - Привет! Извини, что так вышло, но ты права, кое-что случилось. - О чем ты? - Ты помнишь вчерашний наш разговор? - Конечно. - Ты сказала, что я тебе очень нужен и что ты любишь меня. Ты помнишь это? - Да, помню и могу еще раз повторить тебе, если… - Нет, не надо. Видишь ли, я не сказал тебе об одном моем недостатке: тем, кто любит меня, я всегда делаю больно. Всегда так было и с тобой будет. Я не хочу, чтобы тебе было больно из-за меня. Я не хочу, чтобы ты меня потом ненавидела. Уф! Нам не надо больше встречаться. - Ты так думаешь? - Уверен. - Если ты любишь меня, ты не сможешь сделать мне больно. - Вопрос не в том, смогу я или нет. Подсознательно я сделаю это. Должен буду сделать. Она держалась молодцом и все-таки зарыдала. Я стоял и молчал, ждал, когда она успокоится и скажет что-нибудь вразумительное. В принципе, я знал, что за слова последуют после этих слез. Что меня удивило, так это то, что она не хлопнула дверью, как это принято, когда ее что-нибудь не устраивает. Наконец, она заговорила: - Не уходи, я прошу тебя. Ты мне очень нужен, я люблю тебя и потому перетерплю все, что угодно. Я прошу тебя… - Я все понимаю, но другого выхода у меня нет. Я все сказал. Прости. - Нет, ты врешь мне! Ты не все сказал! Ты забыл сказать, что ты ждал, когда я скажу тебе, что люблю тебя, чтобы затем бросить меня и сделать мне больно. Ты сволочь!!! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!! И все-таки она хлопнула дверью. Последнее слово всегда остается за ней, так она привыкла, так ей необходимо. Как бы там ни было, а ведь она права. Чертовски умная девушка. Права на все сто процентов, и это действительно так. Отчего-то мне сделалось дурно, тошно, гадко на душе от всего этого, я сел на подоконник в подъезде и уснул мертвым сном. Утром, проснувшись… Утром, проснувшись, я опять шел к ручью искать свое отражение. Так вот в чем дело! Вот почему я потерял свое отражение, потерял себя. Я сделал ей слишком больно, чем имею на то право. Как же паршиво внутри! Да, вот она разгадка, но стало ли мне легче, как я предполагал? Я – гнусный мерзавец! Вот оно мое наказание: каждый день приходить сюда и искать свое отражение, и думать, и вглядываться, вглядываться, вглядываться… Ручей, в котором потерялось мое отражение, к которому я прихожу каждый день с приходом рассвета и ухожу с наступлением темноты, в который я вглядываюсь, вглядываюсь, вглядываюсь… Да, именно такой ручей можно назвать миром меня окружающим. Каждый день в этом мире я пытаюсь найти себя, постоянно задавая себе один и тот же вопрос: «А найду ли?!» Каждый день я слышу чьи-то шаги. Каждый день я все более уверяюсь, что это мой смысл жизни, и каждый день я уверяюсь, что шансы достигнуть его ничтожно малы. Мне остается лишь каждый день приходить к этому ручью и ждать, когда оно появится мое отражение, вглядываясь, вглядываясь, вглядываясь…