Письмо в провинцию или Ответ римского друга
Вместо эпиграфа
"...Посылаю тебе, Постум, эти книги
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых. ...
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца. ..."
Иосиф Бродский
Письма римскому другу (Из Марциала)
Mарт 1972
Константин Помренин
Здравствуй, Клавдий. Я твое посланье
Получил вчера, перед отъездом.
Ты - философ, человек познанья.
Я повязан должностью и местом.
Цезаря давно уже не вижу.
Есть другие для бесед и пира.
Кто-то из философов, как ты же,
Говорил: "Не Городу, но Миру."
Что ж, почетней нет для мужа ссылки,
Чем принять "орла" и легионы.
Как подонки старые в бутылке
Бродят в нас квиритские законы.
Дом мой старый чужд гостей и женщин.
Я - старик, хоть ум мой и в порядке.
Проживу я больше или меньше
И умру в почете и в достатке.
Или смерть приму как полководец.
Скажут: "Вот последний был из римлян."
Пусть в миру другие верховодят,
В дни войны по-прежнему я сильный.
В Ливии и вправду легионы.
И Восток и Север неспокойны.
Древние б квиритские матроны
Дали знать, что мы их недостойны.
Ах, пустое. Римляне устали.
Им бы стол, да женщину под кровом.
Мне Марцел сказал, что мы так пали,
Потому что варвар - цезарь новый.
Видел я недавно перегрина.
Иудей, а с виду небогатый.
Говорил, мол бог у нас единый
И, как раб какой-нибудь, распятый.
Просмотрел твои я, Клавдий, книги.
Благодарен, хоть язык отсталый.
И как член литературной лиги
Преуспел ты, Клавдий, очень мало.
Ныне любят легкие творенья.
Чтобы слово мысли не будило,
Автор разменяет вдохновенье
На размера легкое ветрило.
Что ж до содержания... Не знаю.
Я не стоик, а скорее - циник.
На морозе быстро замерзаю
И чернею на жаре, как финик.
Может благо - цель твоих творений?
Но я знаю: долго или вскоре,
Как заря лишает сновидений,
Блага нас лишает наше горе.
Только горе, Клавдий, существует.
А руины - верная примета,
Что наш разум истинно тоскует
Лишь тогда, когда чего-то нету.
Боги нас с тобою одарили.
Мы бессмертны, потому что живы
Несмотря на то, что оценили
Этот мир: жестокий, глупый, лживый.
Нет покоя, блага нет в природе.
Лишь одна война - всему начало.
Хоть теперь усердие не в моде,
Я поеду. Мне покоя мало.
Клавдий, брось провинцию у моря
И умри достойней и красивей.
Встреть войну - поток трудов и горя.
Наваяй ее стилом, как Ливий.
Не приедешь. Ты известный стоик.
Римлянин, хотя, совсем не воин.
И умрешь в безвестье и в покое,
Плачем блудных женщин удостоен.
Друг твой, старый Постум, понимает
И твое спокойствие земное.
Он тебя любого принимает
И не ждет от Клавдия иное.
Повоюю. Вечный мир устрою.
Приведу рабов. Возьму добычу.
И, как Одиссей, ворвавшись в Трою,
Дам богам вино и сердце бычье.
Получу триумф и Рим забуду,
Всех своих врагов, друзей, знакомых.
Я поеду удивиться чуду,
Дружному гуденью насекомых.
Побываю в местном бедном храме.
Посмотрю на грешную весталку.
Жизнь свою мы выбрали не сами.
Отчего других нам больше жалко?
Легионы собраны за Тибром.
Ликторы явились и легаты.
Кончились сомнения и игры.
Все мы нынче римские солдаты.
Солнце отражается щитами,
И "орлы" плывут над вечным строем.
Клич летит над нашими рядами:
"Слава полководцу и героям!"
- 1992 -