- Центурион Самарского имперского университета швейного транспорта Иванон, - отчеканил пилот и преданным взглядом вцепился в лицо прокуратора Сидорона. На лице прокуратора не дрогнул ни один мускул. - Вольно, - скомандовал Сидорон и по-отечески поглядел на ладную физиономию подчиненного. Затем он отвел глаза, и все мускулы на его лице задрожали. - Иванон, - мускульно дрожащим голосом произнес Сидорон, - вы понимаете всю тяжесть и ответственность? - Никак точно, - успокоил прокуратора Иванон и, получив ободряющий кивок, направился к бомбардировщику… Тучи прогибались под тяжело бурчащей машиной и монотонно ложились на город. Медленными покатыми туманами они громоздко ползли по уровню шестых и седьмых этажей, втягивались в открытые окна и серой сплошной массой выдавливали жильцов на другие уровни. Жильцы не сопротивлялись: они слышали утробный бомбардировочный вой где-то в нутре серого тумана и добровольно опускались на более безопасные этажи, более низкие уровни… - Гоп! – раздался в наушниках решительный голос Сидорона. - Стоп! – ответил Иванон. Бомбардировщик затрясся всем своим бреющим телом и, в последний раз чирикнув своей реактивной струей, остановился. Иванон вмял кнопку, и машина электрическим током полосонула себя по брюху. Продольное харакири распахнуло черную дыру бомбометательного люка, и оттуда, печально взвыв, ухнула бомба. Мегатонны были при ней, и черная туша, раздирая серый туман, пошла на дома. Дома своими хилыми ручками-антеннами изо всех сил упирались в рыхлое брюхо тумана, внутри которого, заглушая удаляющееся бурчание моторов, выла рвущаяся к домам бомба. «Вот мой звездный миг, - думала бомба, крутя тупым носом в мелькающих серых слоях и все глубже и глубже вдырявливаясь в серую неосязаемость, - Сейчас я покажу, на что способна. Сейчас я такое вытворю…». Подумав про «такое», бомба внезапно растерялась. А что «такое» она может вытворить? Ничего «такого». Только то, чего от нее ждут. Только то, ради чего ее изобрели и создали. Только то… и никакой отсебятины, никакой самодеятельности. Это никоим образом не могло удовлетворить бомбу, ведь она была творческой натурой по натуре и вольным художником в душе. Ей хотелось выразить свою индивидуальность. Но, как и чем? Конечно же, не тем, чего от нее ждут, а чем-то другим. Но чем?.. Внезапно бомба продырявила последний слой тумана и увидела себя в пустоте меж дырявым небом и широким проспектом, набитым автомобилями и пешеходами. Проспект, серея накатанной твердыней, летел к бомбе с такой силой, что бомба ужасно испугалась. «Ой, мамочки-формовщицы-литейщицы-лекальщицы, сейчас разобьюсь!!!» - завизжала бомба нечеловеческим голосом и тут же, от испуга, научилась летать. Еще не вполне привыкнув к летальному дару, бомба проплыла над кишащим проспектом, затем покружила меж домами (жильцы заметались по всем уровням), и, в конце концом, полетела искать свой дом. Поднявшись в туманный уровень, бомба услышала знакомое бурчание бомбардировщика. Отыскав его на слух, бомба полоснула электрическим током по бомбометательному люку. Створки растопырились, и бомба юркнула внутрь. Согревшись в темноте, она поползла к кабине пилота. Центурион Самарского имперского университета швейного транспорта Иванон, поставив машину на автоцентурион, рассеянно листал формальную листовку сточечного комитета мясорубов и время от времени бросал бдительные взгляды сквозь бронированное стекло. За стеклом был однообразный серый фон. Позади центуриона, стараясь не скрипеть, чтобы не обнаружить себя, ежилась вернувшаяся с боевого задания бомба. «Вот прилетим домой, в универ, войдем в кабинет Сидорона и я скажу, прошу, мол, руки вашего центуриона. И пусть только откажет! Я ему покажу, на что способна. Я ему такое вытворю…». Додумав мысль до конца, бомба свернулась торпедой и, уже засыпая, тихо и счастливо засмеялась. Близился ее звездный миг.