(По мотивам рассказа Э. Хемингуэя «Старик и море») Видали ль Вы огни Гаваны, Что узкой полосой у моря пролегла, Где свежее царит дыханье океана, И с золотым песком играется волна? В одной из бедных хижин побережья, Где лишь кровать да стул на земляном полу, Где всё так просто, искренне, небрежно, Живет старик-рыбак в своем углу. Он изножденный, сгорбленный, худой, Его затылок жгут глубокие морщины, И кожа на руках измята бечевой. Но взгляд его – как юного мужчины. И пусть глаза воспалены от солнца, Они блестят искристою волной, И словно два бездонные колодца Пленяют бирюзовой синевой. Уж третий месяц, каждый день подряд, Собрав в заплатках парус мешковинный, Старик, надев рыбацкий свой наряд, Плывет в объятья заколдованной пучины. Но одолев десятки водных миль, На смех и удивленье рыбаков, Он возвращался как и прежде, даже в штиль Был так ничтожен маленький улов. Но в сердце крепли вера и надежда, Хоть и смиренье тайно зародилось, И каждым ясным утром, как и прежде Большая лодка в море выходила. И вот в один из неприметных дней, Когда в глубинах моря водоросли сверкают, И стаи рыб летучих воду рассекают, Старик, забрав гарпун, отправился за Ней. Он долго плыл, мечтая об улове, И легкий бриз сопутствовал ему. Багор, наживка, леса – наготове. Старик с мольбой глядел в морскую тьму: «Но как же, Господи, такое может быть? Сто сотен рыб давно пройти могли бы. А ведь должна же где-то рядом плыть Моя большая собственная Рыба?» И вдруг один из прутьев с толстой лесой Вмиг дрогнул, над водою наклонясь, Затем рывок под водяной завесой, И вновь утихло будто затаясь. Все замерло. «А вдруг опять фальшивка? И снова вдруг сорвется и уйдет? Ешь, Рыба, ешь прекрасную наживку, Я для тебя готовил целый год…» Он перекинул лесу через спину, И натянул потуже, что с нее, Морские капли брызнули так сильно, Вмиг намочив рыбацкое белье. А где-то там, на глубине багряной, Мильярды рыб коралловых спугнув, Большая Рыба устремилась рьяно, Рыбачью лодку за собой потянув. Она ее тащила гордо в море, Весь день, всю ночь и следующий день, Не замечая собственного горя, Не замечая лодочную тень. Один раз Рыба дернула бечевку, Старик упал, расшиб себе плечо, Рассек щеку под глазом, так неловко… Но старику все было нипочем. Вторую ночь и третий день скитались. Старик поел макрели поутру. «Знай, Рыба, я с Тобою не расстанусь! Не отпущу! Пока я не умру! Я рыбой сам мечтал всегда родиться, Я рыб люблю и уважаю вас, Все так должно и было получиться – Столкнуться нам в один предсмертный час». Вдруг леса моментально ослабела, Поверхность водяная взволновалась, Переливаясь чешуею белой, Над гладью моря рыба показалась. Она все выходила, выходила, Как-будто ей и не было предела. Какая мощь, и грация, и сила, И красота блистающего тела. Спина в разводах черных, словно в дырах, А вместо носа – острый меч ребристый, Такой большой и длинный, как рапира. И, на косу похожий, хвост костистый. Уж сколько рыбы на веку своем Старик в морях и океанах повидал. Но столь большой, немыслимый объем Он даже в снах увидеть не мечтал. Он ввысь поднял гарпун, как мог, Привстав на лодке и набравшись сил. Нацелив Рыбе точно в сизый бок – С размаху ей стальной гарпун вонзил. И вот тогда меч-Рыба ожила, Она взвилась высоко над водою, Как будто хвастая огромною длиною. Она достойно смерть свою несла, На миг представ всей мощью и красой, Повиснув в воздухе над лодкою большой, Она метнулась, выгнулась, рванулась, И с шумным плеском в море вновь вернулась, Едва потоком старика не утопив, И умерла… Глаза свои закрыв. Тут жажда, слабость одолели старика. Едва живой он рыбу привязал, Направил лодку к милым берегам, И «Отче наш» чуть слышно прочитал. Он плыл и плыл. И ночь сменяла день. Старик не ждал внезапную беду. Как вдруг в воде заметил чью-то тень: Акулы хищные учуяли еду. В ночной воде он видел четверых, Оскал зубов безжалостных светился, Старик бесстрашно кинулся на них, Но в той борьбе гарпун переломился, Нож выскользнул, уплыл во тьму багор… Акулы кинулись на Рыбу, раздирая. И лишь удары громкие о борт Ту тишину немую нарушали. Вода пред лодкой яростно бурлится, И слышен звук отчаянного крика: «Давитесь! !Ешьте!! Пусть вам всем присниться, Что вы сейчас убили человека!!!»…. Он больше ни о чем не волновался, Лишь, щуря взгляд, смотрел на лунный свет, Хоть ночью снова к Рыбе приближался Косяк акул – глодать сухой скелет. Он молча плыл по тихой глади водной, Без слез, без сил, без боли, без потерь. Лишь ощущал, как плавно и свободно Большая лодка движется теперь…