Не плакал он и не просил прощения, Пусть ставят в угол или пусть секут, Как осуждённый, обхватив колени, Сидел он, прислонившись к косяку. Всё было так, как Танька доложила, Прибывшему из отпуска отцу, Не слушался, в лес бегал за ожиной, Ещё ударил Витьку по лицу, На большаке он поджидал машины, И, прицепившись, ехал до села, Всё было так, как Танька доложила, Не спутала, всё точно донесла. Казалось, не его касалось это, Не плакал он, прощенья не просил, Он был впервые так жестоко предан, Был предан той, кому так предан был. Из-за кого набил он Витьке морду, Кому ожину из лесу носил, Ради кого, забыв мужскую гордость, На пианино гаммы изучил. И вот теперь, быть может, поздно слишком, Теперь он ненавидел всех девчат… Отец сказал: «Иди играть к мальчишкам», Похлопав, как мужчину, по плечам. Пройдут года, обиды все загладятся, Придёт любовь, как первая гроза, Останется лишь метинка предательства, Холодноватой искоркой в глазах. 1963г.