Под строчки вновь ложатся строчки, и вновь пульсирует перо в моей руке – ни дня без дрочки! Достав бумагу из бюро, опять взираю я лениво на свежеиспечённый текст, не глупый, как реклама пива, но спорный, как анальный секс. Я так ослаб, что на своё же смотреть не в силах свысока. Смотрю опасливо, как ёжик, поскольку каждая строка отныне не даёт покоя, пускай придумана в бреду – никто не ведает, какой я из них в историю войду. Хотя врачи вчера сказали, что не писатель я, а псих, а потому в журнальном зале навряд ли будет этот стих, не перестану пудрить мОзги своими текстами людЯм (читатель жаждет рифмы «розги», и я сейчас ему их дам). Ты скажешь, нам скулить негоже, но что поделать, ё-моё? Ты слышишь музыку? Я тоже её не слышу. Нет её. Зачем мы снова, в самом деле, заводим "Voulez-Vous Coucher..."? Пришла пора забыть о теле и громко вспомнить о душе, ведь тело – это просто банка, душа же в ней, как молоко, куда никто без акваланга нырнуть не смеет глубоко. Хотя мне нужен психиатр, писать не брошу всё равно. Бесспорно, мир – большой театр, но вот актёры – сплошь говно. Играем «Русскую рулетку», друзья вращают барабан. Приняв последнюю таблетку, переходи на кегельбан. Но если выпал дохлый номер, весь выигрыш свернувший в ноль, играй опять, пока не помер, свою отыгрывая роль. Пытайся вымолить отсрочку у чёрта от призыва в ад. Но на кого ты катишь бочку, когда ты сам и виноват? Твои стихи – твои улики. Но ты хитёр, как парфюмер, и стать пытаешься великим, как тот же Пушкин, например. Но чтобы стать великим завтра, как в дни былые, так и впредь, согласно правилам театра, сначала нужно умереть. Да, умереть, чтоб очень быстро зачем-то превратиться в миф с подачи друга-утописта. Но ты пока скорее жив, и ты, к несчастью, мой коллега с простым призванием «поэт», что даже хуже, чем калека. Ты – тень, безликий силуэт. На нас с презреньем смотрят музы, нам не вручают ордена, на наши тексты пишут блюзы, и каждый сам – почти струна. Уж нам ли, друг, бояться смерти, бросать курить, ходить к врачу? Вот был бы ты – Андрей Дементьев... Сидеть! Спокойно! Я шучу! Куда уж нам? У нас ведь рожи – не пожелаешь и врагу. Ты слышишь музыку? Я тоже её не слышу. Не могу. Но разве вправе мы с тобою в зловещей этой тишине не подготовленными к бою сидеть, живя в такой стране, где бог бывает только всуе, а черти все, как на парад, и пуп земли в пупок целует младенческий электорат, рога скрывая и копыта, умея врать и не краснеть, ведь слово «честь» давно забыто, а совесть превратилась в нефть. Оставь мечты о тихой славе – цена последней велика ль, когда живёшь в стране-шалаве, насаженной на вертикаль, где правда лишь наполовину и никогда наоборот, и, подражающий пингвину, на брюхе ползает народ, привыкший с детства верить сказкам о добром батюшке-царе, поскольку сказочники в штатском во все эпохи при дворе. Зачем же снова лезть из кожи, когда всё без толку? Но чу! Ты слышишь музыку? Я тоже её не слышу. Не хочу. Хочу я в омут прыгнуть с мыса и, вслед за Ктулху, лечь на дно, но в этом тоже мало смысла. Нам остаётся лишь одно: ползти по жизни постепенно, как по кишке упрямый глист, от Мендельсона до Шопена, не отвлекаясь на плэй-лист. И пусть холопы и вельможи встают под свой позорный гимн – из них никто уже не сможет достигнуть нашенских глубин. ноябрь 2007