К ЕДРЕНЕ ФЕНЕ! Байка из жизни Невероятная эта история произошла в одной из станиц на юге страны и началась она с весьма прозаической причины. Настолько прозаической, что никто не мог предположить, сколько страстей разгорится из-за десятка листов шифера, и в какие причудливые формы выльется обида ветерана войны. После демобилизации в 1946-м году он, тогда еще молодой и бравый гвардии старший сержант артиллерии, вернулся в родную станицу, вскоре женился и всю свою жизнь проработал в колхозе. На пенсию он вышел давно, но продолжал по мере сил работать сторожем – жить без дела он не любил. Старый его дом с большой усадьбой стоял на пригорке, и с его лавочки у ворот хорошо просматривалась половина станицы. Правление колхоза – как он его по привычке называл – было и вовсе как на ладони. С этой своей лавочки глазастый дед и высмотрел машину с шифером, стоящую около конторы. Старик надел свой выходной пиджак с орденами и медалями и отправился на поклон к начальству. – Миша, – по-свойски обратился он к председателю, – я вижу, ты машину шифера пригнал... А у меня крыша на хате прохудилась, течет в дождь... Мне и надо немного – листов пятнадцать. Уважил бы старика, отпустил шифера на ремонт. – Занудный ты старик, Митрич! Ты, поди, думаешь, что я его для продажи привез? Как бы не так: и контора течет, и коровники... Сейчас не могу – давай в другой раз. – Ну, ладно… Как скажешь: в другой – так в другой раз. Только не забудь, Миша, про старика. Мне ж и надо-то немного, ну, хоть десять листов... Недели через три глазастый ветеран опять заприметил около конторы большую машину с шифером. Дед снова надел свой выходной пиджак и отправился к начальству. – Я вижу, ты снова шифера достал. Ты ведь, Миша, обещал помочь, – завел старик свою «песню». Михаил слушал его и морщился как от зубной боли: вот ведь надоедливый старик! – Да пойми ж ты, Митрич! Ты думаешь, что окромя твоей хаты у меня нету других забот? Не могу я тебе выписать шифер – он весь уйдет на ремонт... Да еще, наверно, и не хватит. – Нехорошо это, Миша, не по-людски... Воля твоя, конечно, но смотри: пожалеешь для ветерана шифера в другой раз, – в голосе старика зазвучала обида и послышались металлические нотки, – разбомблю твою контору к едрене фене! Вот так и знай! Михаил как-то не обратил внимания на эту странную угрозу – рассерчал старик, вот и чудит – и отмахнулся от надоедливого ветерана: – Некогда мне с тобой, Митрич, препираться, люди с утра меня ждут. В другой раз приходи, тогда и поговорим... В следующий раз шифер появился через месяц, но ветеран снова получил отказ. Старик обиделся не на шутку: он прошел всю войну, имел ранения и боевые награды, а теперь его водят за нос как мальчишку. – Ну, ладно, Михал Иваныч, – сказал он в сердцах, – я тебя предупреждал... С этими словами старик повернулся и начал быстро подниматься на свой пригорок. Михаил еще какое-то время смотрел на его сутулую спину, потом с досады сплюнул и вернулся в контору, где его ждали люди. Старик же добрался до своей хаты, перевел дух и полез в подполье. Через пять минут он уже устанавливал легкий ротный миномет прямо во дворе своего дома. Его старуха, хорошо знавшая вспыльчивый характер мужа, хотела его урезонить и остановить. Но куда там! Дед от обиды был явно не в себе и слушать никого не хотел. Он обругал ее последними словами и запер в хате. Обращаться с оружием он не разучился: во время войны ему приходилось стрелять и из тяжелых трофейных минометов, и из танковых орудий. Он быстро установил прицел и опустил в ствол тускло поблескивающего немецкого миномета первую мину... Люди, находившиеся в конторе, сначала услышали противный вой, который шел непонятно откуда. Но это были люди другого поколения, бомбежки они видели только в кино, поэтому сначала никто не понял зловещего значения этого, все нарастающего воя. Они не успели что-либо понять или испугаться, как здание конторы потряс неожиданный взрыв: половина оконных стекол разлетелись вдребезги. Тем временем дед-артиллерист так комментировал события со своего огневого рубежа: – Недолет! Глаза уж не те стали, вот и промазал... Мать его за ногу! – Он поправил прицел и опустил вторую мину в еще дымящийся ствол. Повторный душераздирающий вой уже никого не застал врасплох – все дружно бросились на землю. Несколько запоздало прозвучала чья-то истошная команда: «Возду-ух!!!» и тут же второй взрыв потряс контору, выбивая остатки стекол с другой стороны здания. – Перелет! – с досадой пробормотал старик, сплюнул себе под ноги, и снова стал подкручивать прицел трофейного миномета. – Ну, Мишка, сукин сын, теперь держись! Эта мина разорвется прямехонько в твоем кабинете. Всю контору твою разворочу, к едрене фене! Он протянул руку за последней оставшейся в снарядном ящике миной, но взять ее не успел. Его старуха, выбравшись из запертой хаты через окно, навалилась на него всем своим грузным телом, сбила его с ног и отчаянно заголосила, вцепившись в него мертвой хваткой: – Ратуйте, люди добрые! Старый с ума сошел! Ка-ра-ул! На помощь! Во двор уже набежали перепуганные и растерянные соседи и первым делом оттащили разъяренного старика от миномета. Мину тоже спрятали, от греха подальше. Митрич хоть рассудительный и правильный мужик, но в гневе буйный – не равен час еще что удумает... Как-никак, а он ведь гвардии старший сержант артиллерии – об этом станичникам было хорошо известно. – Гвардейцы – не чета прочим! Это были самые что ни на есть отчаянные люди на фронте, – заметил по этому поводу сосед Митрича и тоже ветеран Великой отечественной войны. – А если еще в расстроенных чувствах, с перепою али в горячке, такую кашу могут заварить, что чертям тошно станет. Не приведи Господи! Это же как надо достать человека, чтобы он начал палить из миномета?! Во, до чего человека довели, ироды. Совсем ветеранов уважать перестали, вроде как и за людей теперь не считают. А нам это обидно: за что же мы тогда воевали? История с артобстрелом наделала много шума, и к вечеру в станице было полно начальства. На Михаиле Ивановиче и вовсе лица не было. С одной стороны его доставала милиция и прокуратура – как и из-за чего все вышло? А с другой – не давали проходу пожилые станичники: – Михал Иваныч, ты не забыл, что в прошлом годе обещал мне с лесом помочь? Баньку я всё собираюсь новую ставить... Ась? Иль мне тоже пошукать в подполье, глядишь, чего и найдется из ентой артиллерии? Ты уж смотри, не забудь – не доводи до греха-то... Пришлось милиции провести рейд по станице, на предмет поиска незаконно хранящегося оружия. В виде трофеев им достались несколько старых, ржавых винтовок-трехлинеек, один немецкий «Шмайсер» без затвора и с десяток казачьих шашек. Минометов и прочей артиллерии найти не удалось. ...Пока вспыльчивому деду вменялось в вину незаконное хранение огнестрельного оружия и боеприпасов. Как поступить с артобстрелом – пока не определились: то ли злостное хулиганство, то ли покушение на убийство. Но хорошо, хоть не терроризм. Удивительно, но пострадавших от минометного обстрела не было! Случай, действительно, был уникальным и сильно смахивал на анекдот: хоть плачь, хоть смейся! Бравый гвардейский дед однако не унывал и, похоже, чувствовал себя героем. Даже заключение под стражу не поколебали его уверенности в своей правоте. – Рано они нас хоронят, – хорохорился старик в следственном изоляторе. – А что, не прав я по-твоему? – с молодецким задором наскакивал он на одного из своих сокамерников. – Если люди совсем совесть растеряли и слова им – как об стену горохом! Я вот свое отсижу – ты как думаешь, много дадут? – вернусь в станицу, так этот Мишка, сукин сын, поди, совсем по-другому со мной говорить будет. Уважительно… Прежде чем отказать в чём, теперь крепко подумает. Я так разумею, что он меня зауважает. Все же припугнул я его сильно – долго должён помнить. Я вот, к примеру, ясно помню свой первый бой и первую бомбежку под Киевом. И он должён помнить – такое и захочешь забыть, да не сможешь. Сколь годков миновало, а часто снится по ночам, вроде как вчера всё это было. – Да нет, Митрич, думаю, что много тебе не дадут. Под судом ты раньше не был, ветеран войны и труда, награды правительственные имеешь... Да и дров ты наломал в горячке. И хорошо еще, что не по пьяному делу. А то ведь знаешь, как бывает, если выпивши был человек, то и разбираться здесь, вроде, и не с чем – сам, значит, и виноват. Все это тебе на суде зачтется. Главное, чтобы судья попался с понятием и толково разобрался бы с твоим делом. Тут уж на кого налетишь: попадется какой-нибудь чистоплюй или сволочь по жизни – запросто может пару-тройку лишних лет к сроку добавить. Этого добра им не жалко. Да еще не дай бог, если дело громкое… Тогда эта сволочная порода постарается и себе рекламу на чужом горе сделать: мол, к преступникам наше правосудие сурово и беспощадно. А загляни ему в его мелочную душонку – он просто делает себе карьеру. Главное для таких быть на хорошем счету у своего начальства. Так что, от судьи всё будет зависеть. Если бы ты из ружья, к примеру, пальнул, тогда, и вообще, получил бы условно. А из миномета шарахнуть – это ты уж через край хватил. Твое счастье, что никто не пострадал. Круто ты, все же, разобрался с обидчиком! Этот твой Мишка, поди, всякий раз с кровати будет соскакивать, когда пес во дворе завоет... Месяца через полтора в той же самой станице состоялось выездное заседании народного суда. Без всякого преувеличения, то заседание можно назвать «историческим» – настолько оно взволновало население. Местный клуб был набит битком и не смог вместить всех желающих. Большая часть станичников стояла и сидела под раскрытыми окнами и внимательно следила за ходом судебного разбирательства. – ...Учитывая безупречное прошлое, отмеченное многими государственными наградами, почетными грамотами и благодарностями за добросовестный труд, преклонный возраст, тяжелые ранения и контузии, полученные при защите нашей Родины во время Великой отечественной войны, а также то, что подсудимый действовал в состоянии сильного душевного волнения (аффекта)... суд приговаривает гражданина Овчинникова Е.Д. к двум годам лишения свободы, условно. Приговор был встречен одобрительным шумом и гамом. И пожилые станичники, и молодежь кивала головой, всем своим видом показывая, что вполне согласна с таким решением. Далее следовало частное определение суда: – ...Осужденному вменяется в обязанность возместить за свой счет ущерб, нанесенный зданию, а свидетелю и потерпевшему по этому делу, гражданину Куликову М.И., выписать за наличный расчет ветерану войны и труда, гражданину Овчинникову Е.Д., пятнадцать листов шифера... Последние слова потонули в оглушительном хохоте. Вся станица минут пять надрывалась от смеха и держалась за живот. В конце концов начала смеяться и судья, совсем еще молодая женщина. Смеяться ей было не положено по чину, и она прикрывала свое лицо папкой с материалами дела. И только один человек не смеялся. Михаил Куликов только теперь понял, какую злую шутку с ним сыграла судьба. Он стал настоящим посмешищем не только в глазах своих земляков-станичников, но и, пожалуй, всего района. Как оказалось в последствии, он немного поскромничал. Слава о нем докатилась до самых отдаленных районов Края, и долго еще гуляли по городам и весям многочисленные варианты этой истории, с каждым днем обрастая все более невероятными и забавными подробностями. Виктор АННИНСКИЙ