Что же ты, птах кочевой, перемётной сумой перелётный, по ошибке в мой сад залетел и под яблоней голой, не поешь, а клюёшь из ладони катрены и ноты, словно хочешь навек утолить свой отчаянный голод. Гречку дум я смолола тебе до гречишной крупицы и до зёрнышек рифм извела чечевичные ночи, а тебе твоё птичье гнездовье по-прежнему снится, а тебя отчего-то печаль журавлиная точит. Я омыла тебя ручейками речей родниковых, допьяна напоила любовным напитком полночным. Что ж ты руки клюёшь мне, залётный молчун бестолковый? Что ещё ты от этих ладоней сегодня захочешь? Не держу, улетай и мою не выклёвывай жалость, у меня по сусекам – ни риса, ни гречки, ни проса. Суть любви, как зерно, для тебя на ладони лежала, а теперь – ни зерна, лишь ладоней расклёванных проза.