Кошка Пусиела умерла. Я не знаю как, но знаю точно. Она перестала следить за шерстью, она перестала меня узнавать и я не вижу её неделю. Даже бывшая директрисса, волосатая лесбиянка Илана, её похоронила загодя: «Всё, Геннадий, кошке капут». А я не верил. Потому что берлинский капут это капут разделённый на два. Два раза я выходил Пусиелу и думал , что ветеринар поможет ей и сейчас. Ветеринар, поляк, был конкретен: «Жди. Все умирают. И ты умрёшь». Человеколюбчивый ветеринар. Умерла Номи Канцельбоген. Она мне всегда приносила авокадо, надеясь, что я потолстею. Генитальный плод, по словам Пригова. Кошку она мне оставила в наследство. Номи уходила на операцию и попросила поухаживать за Пуси. Номи не вернулась – неудачная операция. Умер Хаим Гринберг. «Геннадий, я ничего не понимаю в том, что ты пишешь, но ты занимайся чем-то кроме работы, иначе сдуреешь». Умерла Двора Шварц. Умерла уже сумашедшей. Когда она голая спустилась в холл, я подумал, что если моя будущая жена станет старой, я её застрелю. Умер Таль Вайнштейн. «Поразительная встреча, Геннадий! Я воевал за финнов, а Ваш дед против. И, Вы говорите, был награждён орденом Красной Звезды? Гм… В ту войну этот орден так просто не давали». У Таля не было холодильника, он всегда питался свежим. А в спальне у него стоял сейф, мощный, как линия Манергейма. С пёристыми орлами. Умер австралиец, я не помню как его зовут. Он скинулся с восьмого этажа, пробил пластиковый козырёк и на полу посинел за полсекунды. Девушка Оксана, которую я встречаю в своём магазине, в тот момент сидела за дальпаком. Когда она об этом вспоминает, она икает. У девушки Оксаны широкий таз, говорит, что результат занятия дзю-до. Австралиец договорился с женой, что в час «N» они примут таблетку “Z”. Его жена, маленькая улыбчивая женщина, была в больнице в безнадёжном состоянии. «Геннадий, всё-таки это шанс – умереть в одно и тоже время. Я хочу её защищать и там». Получается, я знал. Я думал он пиздит. Австралиец заглотнув яд, перестраховался и выбросился. Жалко – он был похож на МАЭСТРО. Длинные седые волосы, высокий, чуть сутуловатый. Дирижёрская палочка подразумевается. Тапочки он аккуратно поставил в стороне. А его жену откачали после таблетки. И вылечили от раковой хворобы, вырезав половину организма. Так австралийские жёны освобождаются от мужей. Умерла Ольга. «Геннадий, последний раз я дала в 78 лет и сказала себе «хватит». Ольга всегда, когда я дежурил, посылала ко мне служанку-филипинку с чем-то сладким. Напарник Фима, редкая сволочь, пропустил её предсмертный звонок и Ольгу не спасли. Директрисса Илана отбила сожительницу ольгиной дочери и сейчас живёт с ней – ебут друг друга какой-то гофрированной пластмассой. Ебутся, мерзкие старухи, и кряхтят. А Ольга умерла. Пусть там её ебут ангелы со слоновьими членами. Покойная любила это дело. Умер Липовский. Чистый, подвижный старичок, который никому не мешал и при жизни. Умер, как положено для хороших людей, под утро в своей постели. С вечера побрился и умер. Есть тип людей, которые воспринимают смерть как данность. Неяркие личности. Смерть – это событие, а не куриный бульон. Один раз я словил его утром, когда у него был микроинсульт. Он вышел, дёргаясь, в 5 утра, с бутылкой вина и сказал «Сын ждёт». Я позвонил сыну и тот ответил «Уже еду. Спасибо, Геннадий». Умерла Бэти. Человек в коляске и почему-то с палкой. На фотографии её муж в цилиндре и клетчатых штанах выглядел лордом. Островное упрямство из него пёрло. И игра в крикет. И клубная элитарность. «Кем он был, Бэти?», «Так, чиновник на поручениях у министра железнодоржного транспорта». Я ошибся. Она была сильней его. Играла в бридж три без козыря, вязала викторианские узоры, советовала, как сделать «пар» и жила своей жизнью. Бэти влюбилась в какого-то немца. Не поверите, во время Второй Мировой. Кинематографический образ. Зверь- тевтонец. Который берёт женщин и забывает о них тут же. Аристократия, которую имеет оккупант. «Ах, после файф-о-клока я была безвольной. Ах!». Своей палкой субтильная Бэти раз избила Феликса – медбрата из отделения «овощей» Умер Морис Грин. Танцор и легионер. Воевал всё время и убил многих. «Геннадий, я 15 лет в Израиле и ты первый человек здесь, который спросил о рецепте блюда «хаггис». Умер Ашер Рагав. Генерал. «Геннадий, за мной арабы охотились, как гурманы за шотландскими куропатками». Он брал Иерусалим. Он был человек с понятиями. Различал немецкую музыку, говорил жене «Ора, что я слышу?!» и уходил к себе на седьмой этаж. Он часто падал, этот сильный человек со слабыми ногами. И звонил мне на мобильник «Это Ашер. Время есть?». Значит упал. Он не говорил по интеркому, бывший посол в какой-то скандинавской стране – друзья вояки устроили. Он стеснялся своих несгинающихся ног. Я говорил ему «Дай свою сильную руку, солдат» и он вцеплялся в меня, пердел, потел и вставал. Они всегда встают, эти борцы с дикостью, с племенами. В мыслях, во снах. Я когда-то буду сидеть в баре, окруженный теми кавказкими воронами и зайдёт Ашер в парадном кителе, с орденами, строго посмотрит на меня и скажет: «Чё застыл?! Фас!». Бэба ещё умерла. Партия «Авода», гуманитарное лицо и желание всем помочь. «Рот фронт, комрад Бэба!» и она, чтобы не портить мне настроение, поднимала сухой кулачок вверх. Но живы ещё много людей – Амиго Померанц, «Геннадий, я прошёл четыре лагеря, Аушвиц – это курорт». У человека с вкусной фамилией четырхзначный номер, он был один из первых. 26 килограмм жил, кожи, волоса и обезжиренных органов. Он таким вышел – веса бабочки. Померанц потом долго не ел (представляете!)., потому что быстро поевшие быстро умирали. У него есть одна дочь. С каким-то вечным животом. «Геннадий, мне в Бухенвальде отбили все яйца, сам удивляюсь». «Моше, Моше! Я же не поехал в Дахау на экскурссию, я знал, что я заплАчу. Последний раз я плакал десять лет назад на могиле отца и я не хочу присутствовать при собственной слабости». «Геннадий, если ты смотришь на бабочку и просто любуешься ей, а не хочешь её съесть, ты стал человеком. Это итальянский поэт. Не помню кто, после \"войны Йом Кипур\" прочитал\" У Померанца голубые глаза. Как озёра в горах. В глазах Померанца живёт ЭХО СО СВАСТИКОЙ. Померанц палкой агрессивно давит пауков. И я ему не мешаю в этом. Главное, чтобы Моше не забылся, и не начал их есть. Ведь так?