Миражи
Город молодеет людям не в пример,
Пролетело детство, крыльями взмахнув.
Миг – и я дошкольник, миг – я пионер,
Вздох – солдат, ивздох - странник, пыль его стряхнув...
Но картины детства, словно бы кино,
Повторяет память – не понять, зачем.
Ей, что я печалюсь, видно, все равно –
Снова наполняет душу давним тем...
Как на карнавале образы селян.
Стройные гуцулы: белые штаны,
Белые рубахи – холст их домоткан,
До колен обычно – фирменной длины.
И широкий пояс с бляхами на нем.
Бляхи из латуни празднично блестят.
Нож в широких ножнах справа за ремнем,
Вышивка рубашек услаждает вгляд.
Разноцветный бисер или яркий шелк –
Вышиты с любовью маки, васильки.
Тросточка-топорик... Культуральный шок
Для солдат победы... Взгляды и смешки...
Вышитая шляпа – зеркальце с пером,
В сапогах высоких – хоть сейчас в музей.
И жилет-киптарик – ох, куда с добром! –
Не гыгычь, служивый Ваня, не борзей!
А гуцулки в узких юбках до стопы.
Ткань – килим в полоску, плотного тканья.
Юбки те с разрезом, вид для всей толпы --
Нижняя сорочка – чтоб смущать меня.
Низ льняной сорочки в вышитых цветах.
Бисером и шелком – кто во что горазд.
Ирисы, фиалки – вдоль на рукавах,
Лифы в ярких розах – ох, введут в соблазк!
Головы в цветастых с бахромой платках.
Узел на затылке – обрамлённый лик.
Стройная осанка – груз на головах,
Круглая подушка под корзиной – шик!
А в корзине брынза – радость в лопушке.
Не сравнить с болгарской: местная вкусней.
В ковротканой трайсте – расписном мешке –
Яблоки и груши... Груши мне родней...
В трайсте у гуцулки – жестяной бидон.
В дверь на этаже привычный по утрам
Долгий -- раз-другой -- настойчивый трезвон --
Молоко, сметану, творог носит нам.
С мамой на базар – приятный ритуал.
Вниз по Заньковецкой – там сперва цветы.
Крытый рынок «НижниЙ» -- он довольно мал.
Только он и ближний – меньше маеты.
Есть еще «Еврейский» – далеко внизу
Возле Сталинградской -- были пару раз.
На «Красноармейском» -- свиньи на возу,
Козы и телята – это не про нас.
Правда раз барана приволок отец –
Где-то подхалтурив, был вознагражден.
Прямо в общей кухне чикнули – капец!
В пастраму, котлеты превратился он.
На мясницком рынке правят мужики,
А через дорогу женский сельский рай.
Здесь любимой брынзы полные лотки,
А в корзинах фрукты...
-- Можно, выбирай! –
Был еще и «Русский» вещевой базар.
Там купили «Hohner» мне – аккордеон.
Жаль, что поздновато, зря вошли в азарт.
Все же чувство ритма мне добавил он.
Я играл «Морзянку» для отца – просил.
Поиграл бы вновь, да инструмента нет.
Мой отец сражался из последних сил.
Как он жил – геройски, так покинул свет.
Черновцы былые – марево, мираж.
Вы за океаном утонувших лет.
Невозвратный город, вдохновенье дашь?
Ты всегда – в поэте, а в тебе – поэт...