Сорок дней с похорон пролетело. На надгробье размытый портрет. Плачет Наденька остервенело, что тебя с нами, Коленька, нет. Траур в наших сердцах нескончаем, что себе только мы и нужны. Здесь поминки втроём отмечаем, не считая любимой жены. На картонной коробке бутылка и закуска, стаканы в руках. Мы стоим так, чтоб к ветру затылком, чтоб не путался в наших словах, чтоб случайно его не смутила фраз немытая мать-перемать: ведь сегодня уже на могиле должен памятник в камне стоять. Ситуация эта знакома! – заливать мастера-соловьи: наши сволочи из рудпрофкома обещанья забыли свои. Когда жив, ты ещё, может, нужен. Когда здесь, то уже позабыт. И неважно, что был ты заслужен – совесть номенклатурная спит. Ветер мартовский шапки срывает. «По последнему, Петь, наливай». Вот как в жизни по-сучьи бывает, Коля, Коленька, наш Николай. Март-1962 г.