Из жизни несчитанное количество историй. В двадцать лет столько – невероятно, но было. Всё было. И воспоминания мешались в памяти. В двенадцать лет – смерть отца. Плакала, рыдала, убивалась. Он тем был – кто знал, что у неё на душе. В юных двенадцать лет. Через неделю слёзы ушли в прошлое как та картина, стоявшая перед глазами с момента смерти – кровать, старая, вечно с крошками, всегда одна подушка, одна и та же, и он. Бледное лицо, глаза полуоткрыты, одеяло, сползшее на пол, рот чуть приоткрыт. Он что-то хотел сказать, сказал наверное – но никто не услышал. Мать, стоящая рядом, не в силах произнести ни слова. Лишь рыдания и невнятные стоны сквозь слёзы – “за что ты забрал его?”. Всё ушло, спряталось где то далеко, что бы боль не мучила по ночам, что бы подушка не была мокрой от слёз и крови из прокусанной губы. Ещё неделя – поцелуй, долгий поцелуй у подъезда. Отдалась на следующий день. Слова о любви, о вечной любви только к ней, о том, что это не больно, о том, что ей будет хорошо, о том, что будет любить ещё сильнее, о том, что она первая, о том, что никогда не оставит её. Оставил через два дня. Снова слёзы, снова мокрая подушка. И опять ушло. Так же далеко, даже дальше. Завистливые взгляды подруг и первая ненависть, брошенная в спину – “Сука!”. Потом всё гладко и ровно, как и раньше, до смерти отца. Потом пятнадцать лет – она шла из школы. Подруги, весёлый смех, разговоры. Толпа людей у дороги, затор из машин, скорая помощь, кровь на дороге. На носилках лежал человек, накрытый простынёй со свежими красными пятнами. Испуг в глазах подруг и её равнодушный взгляд. Дорогу перешла одна, подруги остались в толпе людей, смотрящих на происшествие. Шестнадцать лет – первая осознанная любовь. Цветы, прогулки, романтика, звёзды, свечи, слова о любви, секс, звонки, поздравление с семнадцатилетием, вино, снова свечи, ночь вместе, ссора на утро. Не виделись два дня, не общались, не смотрели друг на друга, а потом случайно встретились и стали целоваться. Снова любовь, признания, извинения. Ещё неделя и крах. Смех ему в лицо, ложь про измены, что бы сделать ему больно, испуг в его глазах, в глазах, видящих азарт и издевательство. Его молчание. Да, ей это нравилось. Было привычно, но каждый раз по новому, каждый раз новая боль, которую испытывал тот, что был недавно самым ценным в жизни. Она научилась лгать, слова о святой любви – невинным нежным голосом вкупе со взглядом верной собачки, что всегда у ноги хозяина. Потом её рука в руках другого, что дарит любовь, от кого снова слышит “Люблю!”. Они тоже далеко в памяти, все. Лишь ночью, перебирая воспоминания, улыбалась моментам, когда исполнялись желания, любые капризы. А потом во взгляде появился фанатизм – он был тем, кому было плевать на её прелестную фигуру, на фразы – “Приветик! Как дела?” нежным голосом. Он даже не смотрел в её сторону, просто не замечал, лишь отвечал иногда на приветствия и тут же забывал о её существовании. А она наблюдала за ним, за каждым шагом, боясь признаться в этом подругам. А подруги лишь бросали придирчивые взгляды в его сторону. Взгляды, сопровождаемые словами – “Ха, снова этот придурок!”. Он был тих, он не общался ни с кем, он избегал людей, он избегал шума, он искал тишину, вечно носил с собой тетрадь с прикреплённой к ней ручкой, что то записывал в неё. Однажды она попросила его дать ей эту тетрадь. Он отказал. Она спросила, что он пишет – он не ответил, сказав, что это её не касается. Она стала отнимать – он ударил её. Шок. Первый удар в её жизни. Несколько секунд удивлённо смотрела на него, не могла произнести ни слова. Он даже не извинился, просто ушёл, а она так и осталась стоять на месте. А на следующий день догнала его, когда он проходил по коридору мимо множества людей, остановила его и стала кричать. Упоминала всё – начиная с нелепой грязной футболки и заканчивая излюбленными словами подруг. А он слушал её. Слушал, а потом внезапно упал. Врачи установили – мгновенная смерть. Причина – стресс на фоне какого то нервного расстройства. Подняла тетрадку, ещё когда не поняла, что он мёртв, думая, что он шутит, что это для того, что бы напугать её. В тетрадке увидела лишь точки, поставленные ручкой в каждой клеточке. На всех страницах одно и тоже. Больше половины тетради так и ничего больше, ни слова, ни рисунка, ничего. Комната. Мать, которая курила сигарету за сигаретой. Телефонные звонки, на которые не отвечали не она не мать. Слёзы на глазах матери, взгляд на дочь, взгляд полный ужаса. И ни слова в упрёк. Только общение ставшее сухим, лишь вопросы – “Что будешь есть?”, “Что будешь делать?” и фразы “Доброе утро!”, “Спокойной ночи!”. Но она не стремилась общаться с матерью. Вообще не стремилась ничего сделать. Лишь спрятала воспоминание о его смерти. Так же прятала и мысли о том, что звонят не просто так, что хотят обвинить, хотят возможно убить, отомстить. Всё было безразлично. Вот уже восемнадцать. Всё ушло. Привычно, как всегда. Но изменилось главное – интерес к жизни. Не было ничего. Как будто впереди ничего не ждало, всё было однообразно. Утро, завтрак на кухне за старым столиком, лучи солнца сквозь грязное окно, потом звонок из клуба и голос, назначающий адрес отеля и номер. Такси, довозившее до назначенного отеля. Работа на несколько часов. На это время менялась, была интересной, была красивой, была очаровывающей. Потом снова звонок, та же фраза в ответ – “Всё хорошо!”. Такси до клуба. Деньги и два бокала мартини. В клубе на сцене, до вечера. Опять такси, только теперь домой. Дома выкладывала деньги на стол, деньги, которые утром забирала мать. Потом в душ. После душа в постель, теперь уже одной, для того, что бы спать. И снова утро. Воспоминания. А сегодня приснился он. Только во сне он не умер. Он упал лишь на несколько секунд, а потом снова поднялся. Только в его глазах не было жизни. Они были пустые, будто не могли видеть. И почему то вокруг не было людей. Коридор был пуст. А за ним в конце коридора стояли носилки, пустые, но накрытые простынёй с красными пятнами. Только пятна были засохшие, будто кровь застыла на ней много лет назад. Он развернулся и пошёл по коридору. Дошёл до носилок, лёг и укрылся грязной простынёй. Она подошла, откинула простыню и увидела пустоту. Проснулась, почувствовав дрожь во всём теле. И слёзы. Слёзы текли из её глаз. Встала с кровати и подошла к окну. Лишь в некоторых окнах видела свет, остальные были тёмными, сливаясь с ночью. Фонари внизу освещали снег, белый, выпавший только что, ещё без следов, что оставят утром спешащие на работу люди. Открыла окно и осторожно поднялась на подоконник. Села, свесив ноги за окно. Оглянулась назад, посмотрев на стены с картинами, купленными много лет назад. Посмотрела на часы. Вот уже четыре часа, как ей исполнилось двадцать лет. Посмотрела на портрет отца под часами. Посмотрела последний раз в жизни. Утро наполнилось звуками сирен. Только сегодня машина скорой помощи вновь играла роль маршрутного такси, следующего маршрутом до морга. Такси для двух пассажиров – матери и дочки.