«Вы очень серьёзны, – сказала редактор *, уже напечатавши первый мой стих. – И сердце в груди это – Сердце! – не трактор. Оно человеку дано на двоих. А Данко – всего лишь хорошая сказка. Поэт же, ну как вам помягче сказать? – всего лицедей, стих – природная маска, в которую должен себя наряжать. А сердце дано, чтоб любить. И, конечно, уверена, это у вас впереди…» Редактор была много знающей женщиной и, верится, с доброю искрой в груди. А мне было только от силы шестнадцать, но мир окружающий сердце мне рвал. Хотя начинал я с девчонками знаться, но не о любви я стихи сочинял. Писал я о том, что разрушено детство, недавно ещё громыхала война, и нам от неё досталось в наследство в руинах и юность, и наша страна. И каждому надо стараться, как Данко, для дела великого сердце отдать… «Стихи хороши, но не стоит, однако, – сказала редактор, – нам всем погибать. Живые лишь смогут наш город отстроить. Заводы и фабрики им возводить. Для этого надо и силы утроить, но, главное, надо друг друга любить. И чтобы побольше в душе оптимизма, и больше энергии было в крови. Ведь на горизонте заря коммунизма! Вы юны, и вам бы писать о любви…» - : - Когда это было? Лет тридцать промчалось. Уже к полстолетию я подбираюсь. И радости были, и горе случалось, Но нету того, от чего отрекаюсь. Писал о любви, чаще о низкопробной, о жизни людской, но чаще – обвальной, о проблесках счастья животно-утробном, родной мне по духу среды социальной. Все годы писал, и не каюсь я в этом, что душу свою изливал на страницы. Пускай я не сделался книжным поэтом, но это до фени мне, как говорится. Сквозь жизнь прошагавши, чего-то достиг я, и что-то умею башкой и руками, и рад, что во мне не потухла, не стихла великая страсть упиваться стихами, чужими стихами, своих не чураясь, плохими, хорошими, как получились. Но даже, по локти в грязи ковыряясь, пишу, чтобы чувства в строках отразились. * О.К.Кретова Конец 70-х