Болеслав Лесьмян. Девица
Двенадцать братьев , веря в сны, к стене несбывшихся мечтаний
пришли, но голос из стены девичий плакал. Скорбь литаний
услышав, полюбили звук и домысел свой о Девице.
Отгадывали форму уст по плачу этой тайной птицы...
Сказав: "Рыдает , значит есть!" - уж ничего не говорили.
И свет задумался в ответ, когда его перекрестили.
Схватили молоты и так, как-будто ощутили голод,
долбили стену. Вот вопрос: "Кто человек тут, а кто молот?"
"Мы сокрушим седой валун, скорей , чем смерть Её покроет
корою ржавою своей " - сказал двенадцатый из строя.
Но был напрасен этот труд, и тщетно напряженье сил,
тела свои отдали сну, что их навечно искусил.
Ломается устало грудь и кость трухлявая бледна,
все умерли единым днем, и ночь без дна на всех одна.
Но тени мертвых - Боже мой ! лишь крепче молот сжав в ладони,
стучат, и словно прежний час, но молот чуть иначе стонет.
Звенит вперед, звенит назад и вверх , еще кусочек сколот...
Не ясно только, хоть убей, где тень тут, или где тут молот?
"Мы сокрушим седой валун , скорей, чем смерть все тени скроет
корою ржавою своей" - сказал двенадцатый из строя.
Но теням не хватило сил, ведь не поддержишь мраком тени,
поумирали еще раз, запутавшись в корнях растений.
И никогда не умереть , как пожелаешь . Плоть зарыта,
исчезла суть , и сгинул след , и повесть их уже закрыта.
Но сами молоты - Бог мой! - не поддались пустой печали,
и били сами по себе, и в стену медленно стучали.
Стучали в мрак, стучали в блеск, и пот стекал солён и золот.
И чем бывает молот тот, когда уже совсем не молот?
"Мы сокрушим седой валун, скорей, чем смерть Девицу смоет"-
ударив в стену, прозвенел другим двенадцатый из строя.
Тысячеэхом рухнул мир, встрясая гор седые лица,
но за стеною - Ни-че-го! и ни следа от той Девицы.
Ничьих очей , ни свежих уст, ничей в цветах не падал волос,
был горизонт кристально пуст, был только голос , только голос.
И - ничего , лишь плач, и мрак, и неизвестность без ответа.
Таков уж свет! Недобрый свет! Как жаль, что нет иного света!
И перед захиревшим чудом, обманных и туманных снов
слегли, терзаемые зудом, все молоты , без лишних слов.
И полная настала тишь, и пусто небо голубое!
А ты в тот вакуум язвишь, он не язвит ведь над тобою?
Dziewczyna
Dwunastu braci, wierząc w sny, zbadało mur od marzeń strony,
A poza murem płakał głos, dziewczęcy głos zaprzepaszczony.
I pokochali głosu dźwięk i chętny domysł o Dziewczynie,
I zgadywali kształty ust po tym, jak śpiew od żalu ginie...
Mówili o niej: "Łka, więc jest!" - I nic innego nie mówili,
I przeżegnali cały świat - i świat zadumał się w tej chwili...
Porwali młoty w twardą dłoń i jęli mury tłuc z łoskotem!
I nie wiedziała ślepa noc, kto jest człowiekiem, a kto młotem?
"O, prędzej skruszmy zimny głaz, nim śmierć Dziewczynę rdzą powlecze!" -
Tak, waląc w mur, dwunasty brat do jedenastu innych rzecze.
Ale daremny był ich trud, daremny ramion sprzęg i usił!
Oddali ciała swe na strwon owemu snowi, co ich kusił!
Łamią się piersi, trzeszczy kość, próchnieją dłonie, twarze bledną...
I wszyscy w jednym zmarli dniu i noc wieczystą mieli jedną!
Lecz cienie zmarłych - Boże mój! - nie wypuściły młotów z dłoni!
I tylko inny płynie czas - i tylko młot inaczej dzwoni...
I dzwoni w przód! I dzwoni wspak! I wzwyż za każdym grzmi nawrotem!
I nie wiedziała ślepa noc, kto tu jest cieniem, a kto młotem?
"O, prędzej skruszmy zimny głaz, nim śmierć Dziewczynę rdzą powlecze!" -
Tak, waląc w mur, dwunasty cień do jedenastu innych rzecze.
Lecz cieniom zbrakło nagle sił, a cień się mrokom nie opiera!
I powymarły jeszcze raz, bo nigdy dość się nie umiera...
I nigdy dość, i nigdy tak, jak pragnie tego ów, co kona!...
I znikła treść - i zginął ślad - i powieść o nich już skończona!
Lecz dzielne młoty - Boże mój! - mdłej nie poddały się żałobie!
I same przez się biły w mur, huczały śpiżem same w sobie!
Huczały w mrok, huczały w blask i ociekały ludzkim potem!
I nie wiedziała ślepa noc, czym bywa młot, gdy nie jest młotem?
"O, prędzej skruszmy zimny głaz, nim śmierć Dziewczynę rdzą powlecze!" -
Tak, waląc w mur, dwunasty młot do jedenastu innych rzecze.
I runął mur, tysiącem ech wstrząsając wzgórza i doliny!
Lecz poza murem - nic i nic! Ni żywej duszy, ni Dziewczyny!
Niczyich oczu ani ust! I niczyjego w kwiatach losu!
Bo to był głos i tylko - głos, i nic nie było oprócz głosu!
Nic - tylko płacz i żal i mrok i niewiadomość i zatrata!
Takiż to świat! Niedobry świat! Czemuż innego nie ma świata?
Wobec kłamliwych jawnie snów, wobec zmarniałych w nicość cudów,
Potężne młoty legły w rząd na znak spełnionych godnie trudów.
I była zgroza nagłych cisz! I była próżnia w całym niebie!
A ty z tej próżni czemu drwisz, kiedy ta próżnia nie drwi z ciebie?
Приветствую!
Соблаговолите взглянуть:
http://www.my-works.org/modules/wiwimod/index.php?page=КлубОдногопоэтаБолеслав&back=КлубОдногопоэта
Ваш,
Темный Рыцарь
ср, 30/04/2008 - 22:22
Взаимно!
благодарю за ссылку. но из вашего поста не понял - вам попереводить , или желаете прочесть книжку в оригинале?
a propos, Качмарский мне дался значительно легче - все-таки бард...
а Лесьмян - мэтр...
qwas
ср, 30/04/2008 - 22:37
Да нет, что Вы, Валентин... :wink4:
Я просто кинул ссылку в надежде, что она покажется Вам небезынтересной. Когда-то на этом сайте знали, кто такой Лесьмян. Зайдите, кстати, на страницу Владимира Штокмана. Думается почему-то, что и там для Вас будет нечто интересное - если Вы пройдете по ссылкам, указанным в информации об авторе.
P.S. А книжка Лесьмяна у меня есть... :wink4:
Темный Рыцарь
ср, 30/04/2008 - 22:43
а там кем переведено?
qwas
ср, 30/04/2008 - 22:45
Там - это где? В статье? В статье взяты переводы из книги "Безлюдная баллада или Слова для песни без слов". В основном там использованы переводы Зельдовича, Гелескула и Шоргина, хотя можно встретить переводы и Петрова, и Слуцкого, и М.Петровых, и Чуковского, и многих других...
Темный Рыцарь
ср, 30/04/2008 - 22:53
Я долго не осмеливался переводить Лесьмяна, но в конце концов дерзнул. После того, как намерение "stalo sie czynem dokonanym" полез в инет посмотрeть, кто и как переводил прежде, и среди прочих обнаружил Ваш перевод. Переводить классику - дело неблагодaраное, если тебе через плечо заглядывают великие поэты и усмехаются: мы это уже сделали ;). Но стихи Лесьмяна обладают такой притягательной силой, что рано или поздно принимаешь вызов - перевести непереводимое, хотя творчество Лесьмяна как нельзя точно соответствует определению его немного старшего современника Константина Бальмонта: "Поэзия как волшебство". А волшебство сопротивляется анализу, а без анализа какой перевод? ;) В Вашем переводе несомненно есть находки, достойные Лесьмяна, например, "тысячеэхо". Это словечко стоит его неологизмов "sprzeg i usil". Все остальное может быть спорным или нет, в зависимости от теоретических предпосылок оппонента ;). Но вот против "вакуума" в ключевой строке стихотворения я решительно протестую! Ну никак не подходит этот холодный научный физический термин к жути экзистенциального зияния... Впрочем, это моё приватное ИМХО ;).
Здесь мой перевод: http://www.my-works.org/text_37983.html
А это перевод Алексея Цветкова: http://aptsvet.livejournal.com/266831.html#cutid1
С уважением,
Vladimir Stockman
вс, 21/12/2008 - 02:13