Перейти к основному содержанию
Болеслав Лесьмян. Девица
Двенадцать братьев , веря в сны, к стене несбывшихся мечтаний пришли, но голос из стены девичий плакал. Скорбь литаний услышав, полюбили звук и домысел свой о Девице. Отгадывали форму уст по плачу этой тайной птицы... Сказав: "Рыдает , значит есть!" - уж ничего не говорили. И свет задумался в ответ, когда его перекрестили. Схватили молоты и так, как-будто ощутили голод, долбили стену. Вот вопрос: "Кто человек тут, а кто молот?" "Мы сокрушим седой валун, скорей , чем смерть Её покроет корою ржавою своей " - сказал двенадцатый из строя. Но был напрасен этот труд, и тщетно напряженье сил, тела свои отдали сну, что их навечно искусил. Ломается устало грудь и кость трухлявая бледна, все умерли единым днем, и ночь без дна на всех одна. Но тени мертвых - Боже мой ! лишь крепче молот сжав в ладони, стучат, и словно прежний час, но молот чуть иначе стонет. Звенит вперед, звенит назад и вверх , еще кусочек сколот... Не ясно только, хоть убей, где тень тут, или где тут молот? "Мы сокрушим седой валун , скорей, чем смерть все тени скроет корою ржавою своей" - сказал двенадцатый из строя. Но теням не хватило сил, ведь не поддержишь мраком тени, поумирали еще раз, запутавшись в корнях растений. И никогда не умереть , как пожелаешь . Плоть зарыта, исчезла суть , и сгинул след , и повесть их уже закрыта. Но сами молоты - Бог мой! - не поддались пустой печали, и били сами по себе, и в стену медленно стучали. Стучали в мрак, стучали в блеск, и пот стекал солён и золот. И чем бывает молот тот, когда уже совсем не молот? "Мы сокрушим седой валун, скорей, чем смерть Девицу смоет"- ударив в стену, прозвенел другим двенадцатый из строя. Тысячеэхом рухнул мир, встрясая гор седые лица, но за стеною - Ни-че-го! и ни следа от той Девицы. Ничьих очей , ни свежих уст, ничей в цветах не падал волос, был горизонт кристально пуст, был только голос , только голос. И - ничего , лишь плач, и мрак, и неизвестность без ответа. Таков уж свет! Недобрый свет! Как жаль, что нет иного света! И перед захиревшим чудом, обманных и туманных снов слегли, терзаемые зудом, все молоты , без лишних слов. И полная настала тишь, и пусто небо голубое! А ты в тот вакуум язвишь, он не язвит ведь над тобою? Dziewczyna Dwunastu braci, wierząc w sny, zbadało mur od marzeń strony, A poza murem płakał głos, dziewczęcy głos zaprzepaszczony. I pokochali głosu dźwięk i chętny domysł o Dziewczynie, I zgadywali kształty ust po tym, jak śpiew od żalu ginie... Mówili o niej: "Łka, więc jest!" - I nic innego nie mówili, I przeżegnali cały świat - i świat zadumał się w tej chwili... Porwali młoty w twardą dłoń i jęli mury tłuc z łoskotem! I nie wiedziała ślepa noc, kto jest człowiekiem, a kto młotem? "O, prędzej skruszmy zimny głaz, nim śmierć Dziewczynę rdzą powlecze!" - Tak, waląc w mur, dwunasty brat do jedenastu innych rzecze. Ale daremny był ich trud, daremny ramion sprzęg i usił! Oddali ciała swe na strwon owemu snowi, co ich kusił! Łamią się piersi, trzeszczy kość, próchnieją dłonie, twarze bledną... I wszyscy w jednym zmarli dniu i noc wieczystą mieli jedną! Lecz cienie zmarłych - Boże mój! - nie wypuściły młotów z dłoni! I tylko inny płynie czas - i tylko młot inaczej dzwoni... I dzwoni w przód! I dzwoni wspak! I wzwyż za każdym grzmi nawrotem! I nie wiedziała ślepa noc, kto tu jest cieniem, a kto młotem? "O, prędzej skruszmy zimny głaz, nim śmierć Dziewczynę rdzą powlecze!" - Tak, waląc w mur, dwunasty cień do jedenastu innych rzecze. Lecz cieniom zbrakło nagle sił, a cień się mrokom nie opiera! I powymarły jeszcze raz, bo nigdy dość się nie umiera... I nigdy dość, i nigdy tak, jak pragnie tego ów, co kona!... I znikła treść - i zginął ślad - i powieść o nich już skończona! Lecz dzielne młoty - Boże mój! - mdłej nie poddały się żałobie! I same przez się biły w mur, huczały śpiżem same w sobie! Huczały w mrok, huczały w blask i ociekały ludzkim potem! I nie wiedziała ślepa noc, czym bywa młot, gdy nie jest młotem? "O, prędzej skruszmy zimny głaz, nim śmierć Dziewczynę rdzą powlecze!" - Tak, waląc w mur, dwunasty młot do jedenastu innych rzecze. I runął mur, tysiącem ech wstrząsając wzgórza i doliny! Lecz poza murem - nic i nic! Ni żywej duszy, ni Dziewczyny! Niczyich oczu ani ust! I niczyjego w kwiatach losu! Bo to był głos i tylko - głos, i nic nie było oprócz głosu! Nic - tylko płacz i żal i mrok i niewiadomość i zatrata! Takiż to świat! Niedobry świat! Czemuż innego nie ma świata? Wobec kłamliwych jawnie snów, wobec zmarniałych w nicość cudów, Potężne młoty legły w rząd na znak spełnionych godnie trudów. I była zgroza nagłych cisz! I była próżnia w całym niebie! A ty z tej próżni czemu drwisz, kiedy ta próżnia nie drwi z ciebie?
Взаимно! благодарю за ссылку. но из вашего поста не понял - вам попереводить , или желаете прочесть книжку в оригинале? a propos, Качмарский мне дался значительно легче - все-таки бард... а Лесьмян - мэтр...
Да нет, что Вы, Валентин... :wink4: Я просто кинул ссылку в надежде, что она покажется Вам небезынтересной. Когда-то на этом сайте знали, кто такой Лесьмян. Зайдите, кстати, на страницу Владимира Штокмана. Думается почему-то, что и там для Вас будет нечто интересное - если Вы пройдете по ссылкам, указанным в информации об авторе. P.S. А книжка Лесьмяна у меня есть... :wink4:
а там кем переведено?
Там - это где? В статье? В статье взяты переводы из книги "Безлюдная баллада или Слова для песни без слов". В основном там использованы переводы Зельдовича, Гелескула и Шоргина, хотя можно встретить переводы и Петрова, и Слуцкого, и М.Петровых, и Чуковского, и многих других...
Я долго не осмеливался переводить Лесьмяна, но в конце концов дерзнул. После того, как намерение "stalo sie czynem dokonanym" полез в инет посмотрeть, кто и как переводил прежде, и среди прочих обнаружил Ваш перевод. Переводить классику - дело неблагодaраное, если тебе через плечо заглядывают великие поэты и усмехаются: мы это уже сделали ;). Но стихи Лесьмяна обладают такой притягательной силой, что рано или поздно принимаешь вызов - перевести непереводимое, хотя творчество Лесьмяна как нельзя точно соответствует определению его немного старшего современника Константина Бальмонта: "Поэзия как волшебство". А волшебство сопротивляется анализу, а без анализа какой перевод? ;) В Вашем переводе несомненно есть находки, достойные Лесьмяна, например, "тысячеэхо". Это словечко стоит его неологизмов "sprzeg i usil". Все остальное может быть спорным или нет, в зависимости от теоретических предпосылок оппонента ;). Но вот против "вакуума" в ключевой строке стихотворения я решительно протестую! Ну никак не подходит этот холодный научный физический термин к жути экзистенциального зияния... Впрочем, это моё приватное ИМХО ;). Здесь мой перевод: http://www.my-works.org/text_37983.html А это перевод Алексея Цветкова: http://aptsvet.livejournal.com/266831.html#cutid1 С уважением,