Шишкин проснулся… Не то, чтоб это было что-то эпохальное, но все же. Болела голова, в горле стояла великая сушь, а мысль о том, что надо, блин, как-то все же вставать и идти на работу, вызывала отвращение, граничащее с легким умопомешательством. Плюс ко всему, ныла нога, которую он ухитрился отлежать и чувствовалось что-то неприятно-саднящее под правым глазом. «Что ж вчера было то, ёпрст?» - смутно подумал Костя. В голове стоял туман, сквозь который медленно пробивался неприятный тягучий звон. Неожиданно вспомнилось: сегодня же суббота!!!! Значит, не надо переть на работу и опять выслушивать нудные долгие нравоучения от своей начальницы («чтоб ей пусто было») по поводу запаха перегара и общего помятого вида! Настроение стремительно улучшалось. Неожиданно захотелось сделать сразу много нужных и неотложных дел: покурить, сходить в сортир, попить и … чем черт не шутит… позвонить Тане. Покряхтывая от напряжения, Шишкин медленно сполз с кровати, обнаружив по пути, что спал хоть и без брюк, зато в пиджаке, рубашке и носках. Нащупал на столе пачку сигарет («что за гадость я вчера купил в ларьке, честера не было»), щелкнул зажигалкой и побрел к зеркалу – посмотреть, что же все-таки у него под глазом. Бланш отсутствовал, зато обнаружился прыщ. Котя его лениво даванул, поморщился и побрел в санузел – сперва «подумать», а потом привести свою похмельную внешность хотя бы в относительный порядок. Где-то противно затрезвонил мобильник. Шишкин матюгнулся и пошел на звук. Окаянный аппарат нашелся в кармане куртки, которая почему-то валялась на полу в кухне. На экране ехидно улыбалась пропитая («а какая еще? Он всегда такой…») физиономия лучшего друга и собутыльника Петрухи, в просторечии – «Урод». - Дарова, Урод… - Ну, здорово, Шишка! Как самочувствие? Помнишь, че вчера-то было? - Да че-то смутно припоминается – пробормотал Костя, стыдясь признаться, что из всего вчерашнего помнит лишь первую литровую бутылку «Русского размера» и штырь пива, который он затем всосал. - А я, прикинь, после второй напрочь отрубился! – жизнерадостно заорал Петруха в трубке. - Аааа… я тоже… - решил признаться Котя. - Ну ты тоже, блин, чудак с буквы «м», ты нахрена вчера прямо посреди улицы отлить решил? Я ж тебя еле утащил в проулок, когда мусора появились, а то ночевал бы сегодня в «трюме», матрос хренов… Ладно, Шиша, че сегодня делать то бум? - Да я вот к родакам сходить хотел, мать просила помочь обои поклеить. Ремонт у них – нерешительно пробормотал Костя. К родакам в таком состоянии идти почему-то сильно не хотелось… - Да нууу, какой из тебя сегодня расклейщик обоев! – проорал Петруха – Давай седни подлечимся, а завтра – обои клеить! Я тебе тоже помогу! Представив себе последствия появления Петрухи (которого мать Шишкина любила чуть меньше, чем Сталин Троцкого), в родительской квартире, Костя усмехнулся. - Ага, тебя, урода криворукого, допусти только… Ты там такого наклеишь! А ты че, уже накатил? - Не, я тока пивка хряпнул. У меня осталось со вчера. Ну че, лечиться то будем? – нетерпеливо спросил Петька. - Ну, давай! – решился Шишкин – Приезжай. Только… это…, давай сегодня водку не пить. А то на вчерашние дрожжи… сам понимаешь. - Конечно!!! Ха, братан, ты че думаешь, я себе чо, враг что ли? Я ж и говорю –лечиться! – раздался из динамика радостный вопль – Ты давай там, готовься, я щас буду. С пивком. Котя натянул джинсы, лениво прошелся по комнате, подбирая мусор и небрежно расшвыривая по местам всяческие вещи, которые лежали у него на пути. Потом решил, что порядок (какой-никакой) наведен и пал в кресло – ждать. Неожиданно ему пришла в голову мысль – «а что, если позвонить Танечке? Вдруг можно будет сегодня встретиться, и, чем черт не шутит, даже куда-нибудь сходить. Можно тогда будет послать раздолбая Петьку вместе с пивом куда подальше». Таня была давней и безнадежной любовью Шишкина. Когда-то они случайно познакомились на дискотеке, он долго провожал ее до дома, с объятьями и поцелуями, под луной… В тот день ничего между ними не случилось – молод был Котя, молод, неопытен и чрезмерно стеснителен. Потом были встречи, прогулки, объяснения – но стеснительность он так вовремя и не преодолел. Таня к нему, как к потенциальному любовнику, потеряла всякий интерес и стала рассматривать то ли как друга, то ли как вообще подругу. Он же влюбился – сильно, страстно…и безнадежно. Прекрасно понимая, что ничего ему уже и не светит, продолжал регулярно встречаться с девушкой, безумно и упоенно ревновал ее ко всему, что движется и – надеялся. Тем временем, все чаще, чтобы заглушить боль и ревность (а Таня была совершенно нормальной девушкой и не чуралась ничего человеческого), Шишкин стал напиваться и перестал за собой следить. Некогда было – за ней следил. Вот и вчера днем, случайно (ну не совсем, если честно), увидел ЕЁ под руку с красивым, хорошо одетым парнем и, обуянный горем и тоскливыми мыслями, позвонил Петрухе. Последствия не заставили себя слишком долго ждать… Итак, звонить, звонить быстрее Танечке, пока не появился этот урод с пивом! Костя лихорадочно схватил телефон, ткнул пальцем в кнопку быстрого набора и с замирающим сердцем стал вслушиваться в длинные монотонные гудки. Наконец, ему показалось что 100 лет спустя, в трубке раздался злой заспанный голос: - Да… - Тань, это я, Костя. Привет! Как дела? – заискивающим, виноватым голосом произнес Шишкин. Из трубки раздался крик: - Пошел ты ….! - После чего раздались короткие сигналы, ясно показывающие, что разговор закончен. «За что?» - мучительно думал незадачливый влюбленный, сжимая потной ладошкой телефон. Потом стал лихорадочно просматривать список звонков в памяти аппарата: «Ага, вот, вчера, в 22.40 я ей звонил, таак, 5 минут говорили, вот еще, в 23.35 – 3 минуты и снова, в 00.15 – 8 секунд и еще пять исходящих на ее номер - без ответа. Все ясно. Опять. Блин, сколько раз говорил себе, НЕ ЗВОНИ ЕЙ ПЬЯНЫЙ. Все бестолку. Теперь опять со мной неделю, а то и больше, разговаривать не будет». Костя закурил неожиданно показавшуюся очень противной сигарету. «Ну и черт с ней, пусть будет, как будет, даже к лучшему. Может, расстанемся навсегда, и мне лучше станет. А она пусть любится с кем хочет и где хочет. Не буду больше ей звонить и встречаться» - со злостью подумал Шишкин и решительно стер из памяти телефона Танечкин номер. После чего набрал Петьку: - Блин, где тебя носит, Урод? - Да я близко уже, не ссы! Че, жаба, бухануть захотелось уже? А ломался – ремонт, обои, родаки - все дела!!! - Разговаривай давай поменьше! - Давай открывай. С веселым звоном из черного полиэтиленового пакета и густым запахом вчерашнего и сегодняшнего перегара, с открытой бутылкой пива в руке, в квартиру ввалился Петруха. Его помятое, заросшее недельной щетиной лицо излучало искреннее веселье и радость жизни. - Здорово, ЖАБОН!!! – заорал он едва увидев Шишкина. - Здоровались – буркнул Котя – давай, снимай гады и проходи уже. - Ты че такой смурной? Болеешь? - Да не, с Танькой поссорился… Петька был полностью в курсе всех Котиных злоключений, но понять его не мог. Женщины, по его мнению, существовали только как объект удовлетворения половых потребностей, иногда – как источник спиртного, денег или неприятностей, часто – всё вместе. Страдать по чужой женщине, да еще так долго и отчаянно, он считал извращением, либо, в лучшем случае, придурью. - Да нафиг она тебе далась, эта курица. Че ты к телке прилип, видишь же, что ты ей никуда не уперся. Давай лучше буханем! – и Петруха решительно пошел на кухню. Часа через три пиво, вяленая рыба и курево подошли к концу. Зато осталось стойкое ощущение нужности и важности дальнейшего общения. Вместе с тем, общаться вдвоем в накуренной квартире казалось уже неправильным и неразумным, поэтому Шиша и Петя, захватив некоторое количество денежных знаков, отправились покорять окружающий мир. Громко споря по пути о дальнейшем ассортименте спиртных напитков и полностью соглашаясь в вопросе о сволочной природе всех женщин в целом и отдельных их представительниц в частности, друзья вышли из подъезда. На улице уже смеркалось. «Ни фига себе, вот и день почти прошел» - неожиданно с какой-то печалью подумал Шишкин. - Петруха, а пошли в кабак, а? Телок снимем… - вдруг произнес он. Произнесенные слова обрели плоть и содержание, стали явью. Живо вспомнились все мнимые и реальные обиды, нанесенные ему «вероломной» Танькой, из глубины поднималась мутная, страшная волна отчаяния и тоски. Котя, покачиваясь, стоял у киоска, где они решили взять на дорожку еще пивка и курева и отчаянно боролся с искушением взять телефон, набрать ЕЁ стертый номер (благо помнил он его хорошо) и начать высказывать все, все, все – а потом хряпнуть трубку об асфальт и немедленно сдохнуть. Тут же. Потом закурил, выпустил кольцо дыма, глотнул крепкого и невкусного пива и решил: «Отвяжусь от бабы. Пусть живет как знает, а мне, видимо, судьба пропадать так. Щас сниму какую-нибудь прикольную телку, а там, может быть и отношения какие-то другие появятся». Потом стали решать, куда же все-таки двинуть. Согласились на «Конь» - «кабак, конечно, полный гадюжник, но телок туда ходит много». Петрухе, в общем, на женщин было наплевать, ибо без их внимания он и так по жизни не обходился, обладая веселым нравом и хорошо подвешенным языком, что, как известно, весьма ценится представительницами лучшей части человечества. Но он решил проявить солидарность с другом и со всей своей пьяной добротой хотел ему помочь. В «Коне» стоял табачный смог и запах перегара. Тесно стоящие столики были все изрезаны, залиты пивом и уставлены разнообразной стеклянной тарой, среди которой преобладали пивные бутылки. За столиками, на пластмассовых стульях, сидели вперемешку мужчины и женщины в различной степени опьянения и разнообразно одетые. Петьку потянуло на философию: - Смотри, Шиша, мля, полный срез общества – от бомжей до интеллигентов! Но че-то вот со свободными местами напряг… Но Шишкин уже углядел 2 свободных места и с пьяной настойчивостью начал продвижение в требуемом направлении. По пути, пошатнувшись, он нечаянно сбил кепку с сидящего крепыша в коричневой кожаной куртке. Тот немедленно встал и ухватил Котю за грудки. - Ты че, сука, ты на кого руку поднял, чмо –просипел владелец сбитой кепки Косте в лицо – пошли выйдем! Котя начал было путано и невнятно извиняться перед крепышом, чего-то лепетать про «нечаянно», тоскливо понимая, что сейчас его будут бить. И, возможно, не только задетый им кепконосец («и нахрена он тут в кепке расселся, жарко же – не иначе, блатует, Лужков карманный»), но и его такие же «улетевшие» друганы. Петруха, ни на что не обращая внимания, уже чего-то взял у стойки и сидел на одном из свободных мест, бросив на другое шапку – чтоб не заняли. Спасла Шишкинскую физиономию только случайность. У крепыша затрезвонил лежащий на столе телефон, он отпустился от Кости и начал с кем-то вполголоса беседовать. Шишка мгновенно воспользовался представившейся возможностью и свалил к столику, где его дожидался Петруха. Тот поднял вверх бледное лицо и спросил: - Тебя где носит, черт мыльный? - Да так… Барагоз тут один привязался… Еле отмазался. - А че? - Да кепку ему случайно сбил на пол. Вот он и развоевался. - Ну ты и бык… Ладно, садись. Познакомься: Наташа и Лариса – Петро махнул рукой, показывая напротив. За столиком сидели две женщины. Были они уже порядочно подшофе, неопределенного возраста и очень обильно накрашенные. Та что справа, Лариса, тощая ненатуральная блондинка, вовсю уже строила глазки Петрухе и улыбалась, демонстрируя желтые прокуренные зубы и протезы (зубов, разумеется) из белого металла. Наташа казалась ее полной противоположностью. Она была полная, темноволосая и, ее, казалось, больше всего занимало то, что происходит на стоящей перед ней тарелке. На тарелке лежало несколько кусков картошки с непонятной зеленью и ломоть мяса. Шишкин посмотрел перед собой и с содроганием обнаружил графинчик с 250-300 граммами водки, два стопаря и тарелку салата из капусты. Одну. «Вполне в духе Петрухи» - как-то даже в рифму подумал он. - Петька, гнида, мы же договаривались, что сегодня пьем только пиво! – обреченно сказал Котя. - Да ладно, че ты обламываешься, пиво без водки – деньги на ветер. – разливая жидкость из графинчика по стопкам ответил змей-искуситель. И тут же утешил – Мы с тобой потом еще пивка попьем. Костя закатил глаза. Слов не было. Он молча взял рюмку, чувствуя себя последним подонком и алкашом, выпил и торопливо закусил капустой. - Палево. - Ага, наверное тут же в подвале и делают. Ну и хрен с ним, авось не отравимся. Заиграла музыка – громкая и надоедливая. Разговаривать стало невозможно. На зажатый между столиков «танцпол» выползли, пошатываясь, первые любители «культурных развлечений» и начали более-менее ритмично дергаться в такт звучащей попсе. Шишкин сидел, мрачно курил и смотрел на танцующих. Неожиданно в кармане зазвонил телефон. Он посмотрел на дисплей и увидел до боли знакомый (хоть и стертый сейчас) номер. - Алё… - Ну и что, ты извиняться за то, что мне вчера наговорил не собираешься? - Я ничего не помню… - Алкаш!!! А еще хочешь, чтобы я тебя такого любила. Да на тебя смотреть то противно! - А ты меня когда я не пил, тоже не любила. - Сколько раз тебе повторять, я люблю тебя как друга. Как друг ты мне очень дорог и мне с тобой нравится общаться, а как мужчину я тебя не воспринимаю. Но я же тебе только добра хочу, пойми – говорила Таня сочувствующим голосом. «Вот всегда она так… Ну зачем, зачем… Видит же, зараза, что Я к ней отношусь не как к другу. Не воспринимает она меня как мужчину. Правильно, надо было сразу в койку тащить, а не розовые сопли разводить – любовь, морковь, вздохи под луной… А сейчас – лучше бы она все отношения со мной порвала сразу и бесповоротно, чем вот так… Видит же, что я сам не могу. Блин, постоянно видеть ее перед собой, желать, любить и понимать, что всё, что ты для неё - ПОДРУГА, даже не друг, с другом так не говорят о всяком… И понимать, что сам позволил так к себе относиться, сам себя так поставил…» - тоскливо думал Костя. - Че у тебя там творится, что за шум стоит? – спросила Таня. - Да так… Мы тут с Петрухой в «Коне» сидим у парня одного знакомого денюха, отмечаем вот – неловко врал Шишкин. - Опять пьешь… Тебе уже лечиться надо! - Разберусь сам, без чужих советов, тебе-то что до всего этого – Грубо буркнул Котя, выключил аппарат и сунул его в карман. - Наливай, Петруха! – Выпил и обратился к женщинам – Ну че, красавицы, пошли, потанцуем? Красавицы согласились и вся четверка дружно вывалилась на танцпол. Дальнейший вечер Котя воспринимал уже весьма смутно – то они все вместе глушили пиво и, почему-то, вино, то танцевали, при этом он часто спотыкался и даже падал. Потом кабак закрылся и все пошли к разведенке Наташе – благо, она жила поблизости. Лариска была замужем, но муж у нее то ли уехал, то ли был пьян – из ее объяснений можно было сделать любой вывод, но, вобщем никого ее семейные проблемы не колебали. Потом сидели в большой неприбранной комнате и пили пиво. Из магнитофона противно козлил Шатунов о белых розах, Петруха увлеченно взасос целовался с Ларисой, при этом его руки шаловливо шарили везде, куда он мог только достать. Шишкин сидел, курил и нудил Наташе о своей несчастной любви, прихлебывая пиво из бутылки. Она согласно кивала и, в свою очередь, пыталась что-то рассказать о сволочных мужиках, которых по ее словам у нее было пруд пруди и она едва от них отпинывалась. Если вслушаться в ее слова, то выходило, что каждый второй ее знакомый мужик делал ей предложение, а каждого первого она уже отшила и все они ее безумно и безнадежно любят. Но она плевать на всех хотела и замуж выходить не собирается, а только если встретит настоящую большую любовь… Тут Котя обратил внимание на сладкую парочку – Петруху и Лариску, которые уже вовсю предавались радостям плотской любви на продавленном сломанном диване и по другому посмотрел на свою собеседницу. «А может, трахнуть, а? Вроде она так ничо выглядит… хрен с ним с брюхом, зато вон жопа какая. Да и вымя большое. Не, классная чикса. Да и взгляд у нее б,,,ский…» - пока все эти соображения кружились в его не слишком трезвой голове, котины руки и губы уже действовали. Наташке было томно. Она выгибалась, постанывала, для вида отбивалась. Но Коте было все по барабану – он уже решил. Как последний аргумент, разведенка выпалила: - А презервативы? Без них не дам! Котя молча продемонстрировал пачку изделий №2, которые таскал в кармане, специально для таких случаев, вот уже месяца три… Женщина погасила свет и начала лихорадочно раздеваться. Шишкин тоже. Презеры отправились обратно в карман – портить себе удовольствие гнусной резиной он и не собирался, благо телка перестала кипишевать, а в ее состоянии она и разницы, скорее всего, никакой не заметит. Спустя несколько часов Шишкин проснулся… Не то, чтоб это было что-то эпохальное, но все же. Болела голова, в горле стояла великая сушь… Ощущение дежа вю портил громкий храп, который издавала голая женщина, лежащая рядом. Ее рыхловатое тело, тронутое целлюлитом и родами, смутно белело в сереньком свете хмурого утра воскресенья. Котя с отвращением посмотрел на ее открытый рот, из которого вырывался храп и гнусный запах перегара и больной печени, на ее пористую, нездорово-желтоватую кожу на лице, прыщи на лбу и в уголке рта, взял с тумбочки пачку Кента, закурил и стал одеваться… Mishkas, 2008-03-19