Георгию Петровичу Кичигину самому любимому Художнику О, легкая эротика метели, меня бросавшей в бездну площадей, Мы встретиться на улице хотели, по Любинскому шли уже быстрей К художнику, была там мастерская. И тесный круг, и темные стихи. Тень адмирала, тишина какая. И женщина на зов его летит. Мне снится город, боль его и стоны, эротика заснувших площадей, Наш Любинский , любимый и влюбленный, он с девы начинается -владей Простором снежным и моей душою, художник мой, заложник дивных грез Меня он нынче чести удостоил, коснуться полотна, там запах роз, Сирени там истома и прохлада. О чудеса, за окнами метель, Да, жили мы в эпоху снегопада, не думали о тяжести потерь, В метели у реки проходит время, оно несется в бездну , где Ермак Тонул, уже в спасение не веря. Но снова дева с книгою в руках Встречает нас. И на плечах снежинки, и плен улыбки, надо бы проститься. Когда любовь и страсть на поединке, то замирает третья столица, И адмирал ее на танец снова в метель влечет, Рождественская ночь. И видим мы тень бытия былого, любуемся, не можем им помочь, О, легкая эротика забвенья, когда реальность увлечет во мрак, Тогда метель подарит вдохновенье, поведает о счастье и о драме. И засыпает третья столица. И только дева с книгою в тиши, В реальность нашу хочет возвратиться, и тихо плачет нежная, в глуши. В миг Рождества мы верим Вдохновенью, эротику подарит нам стихия. Останется метель и вдохновенье, художника улыбка и Россия. И город мой, укутанный снегами и занесенный вьюгами до срока, И Пианист , не ведая о драме, нам музыку дарил. И бури рокот С гармонией сливался и во мраке салютов запоздалая возня, Прелюдия к стихии или драме, сияние и страсти и огня