Сон Барабана Этот случай произошел, когда я учился в академии химической защиты. Перед очередной годовщиной Октябрьской революции весь состав академии всегда собирали в актовом зале и начальник академии, герой Советского Союза генерал-полковник Мясников зачитывал торжественный доклад. Чтобы чувствовать себя во время этого длительного и нудного мероприятия более-менее вольготно, надо было занять хорошее место. На задние места садиться было опасно. Заместитель начальника академии генерал-майор Зюзин часто пересаживал хитрозадых на первые ряды, где ни поспать, ни поговорить было совершенно нельзя. В тот день я влетел в зал одним из первых и занял самые центровые места. Мест я занял три. Для себя и товарищей, которые могли подойти позже. Первым подошел мой приятель Саша Сурин. Остальные сокурсники как-то расселись сами и, увидев шедшего по залу Вову Барабанова по кличке «Бубен», с которым я еще на гражданке работал в одном НИИ и который учился на курс младше меня, я помахал ему рукой и благодарный Барабан приземлился рядом. Надо сказать, что генерал-полковник Мясников никогда не напрягал своих голосовых связок. Говорил он очень тихо, и в зале, во время чтения доклада всегда стояла тишина. Художественной книги у меня с собой не было, и мы с Суриным стали играть в игру, в которой из букв одного длинного слова составляешь другие слова. Кто составил больше, тот выиграл. Играя, я посмотрел на сидящего рядом Барабана. Барабан, наклонив голову вниз, сладко спал. Надо сказать, что Вова носил очки. Это и определило дальнейшие события. Я сразу вспомнил, как один сослуживец рассказывал мне, что в училище они заснувшему в противогазе курсанту заклеили розовой промокательной бумагой очки и стали кричать «Пожар!» Я толкнул Сурина: - Розовая промокашка есть? Саша пошарил в кейсе и сказал: - Розовой нет. Только Белая. - Давай! Взяв лист промокательной бумаги, я оторвал от него два куска, поплевал на них и осторожно, стараясь не разбудить, заклеил Барабану оба очка так, что бумага свисала сантиметров на пять ниже очков. Барабан продолжал спать. Мясников читал доклад, изредка посматривая в зал поверх очков. Иногда и сидящие на первых рядах полковники и генералы из профессорско-преподавательского состава тоже оглядывались назад. Кто-то из них заметил Барабана и сразу поделился увиденным с товарищами. По залу пошел тихий ропот. Многие из сидящих на первых рядах периодически оглядывались и с интересом смотрели на Бубна. Я стал перебирать в голове возможные кары за содеянное, которые могли последовать в отношении меня со стороны Мясникова и подумывал, не снять ли мне от греха бумагу. Между тем ажиотаж в зале нарастал. Уже большинство сидящих на первых рядах, злорадно улыбаясь, посматривало на Вову с живым интересом, ожидая развязки. Уже Мясников стал чаще и внимательней смотреть в зал, стараясь определить причину ажиотажа. Я опять прокрутил в голове возможные последствия и решил снять промокашки. И тут в почти полной тишине раздался громкий утробный вой. Нехорошо воя, Барабан стал вставать. Почти все сидящие на первых рядах, давясь в беззвучном смехе, смотрели в нашу сторону. Я, готовя себя к самому худшему, дернул Бубна за китель, от чего он опять плюхнулся в кресло. Мясников, посмотрев поверх очков в зал и определив причину произошедшего, улыбнулся и продолжил чтение доклада. Зал беззвучно рыдал. Я понял, что кары не будет. Посмотрев на отклеившего бумагу с очков Барабана, я испугался. Все лицо его было покрыто крупными каплями пота. Пот каплями стекал по шее на воротник рубашки. - Барабан! Ты чего? - спросил я. Вместо того чтобы справедливо понести на меня всеми матерными словами и угрозами, Вова очень серьезно сказал: - Ты представляешь Миша, думал все!! Пи--ец!! Ослеп!!! Открываю глаза и ничего не вижу! И только когда ты дернул меня за полу кителя, я в щель между бумагой и лицом увидел кресло и успокоился!