Журфак-6-2-2. Валерий Хилтунен. Новейшая версия. Продолжение
«Вэяки» под его крылом...
И, продолжая эстафету
Добра, поделятся добром
С потомками -- нести по свету
Высокий свет души В.Я.
Ориентиром высшей сути
В туманном море бытия...
...Элеонора в институте
Читает вдохновенный курс
Истории всемирной школы.
Спешат из всех московских «бурс»
Студенты... Не слыхали, что ли?
Понятно... А не то б и вы
На лекции ее спешили.
Там побывало пол-Москвы...
А избранные к ней спешили
Домой на встречи по средам...
Ее центральная идея –
Ее она упорно нам
Втемяшивала, тем радея
О том, чтоб не легендой был
Антон Семенович, не мифом,
А продолженье находил
Сегодня в школе... Чтобы книгам
Макаренковским педагог
И каждый, кто причастен к школе
Внимал, как библии и мог,
Чтобы хотел вершить такое
Учительское волшебство...
Нам предлагалось угощенье
С чайком...
-- Спасибо! Вкусно – во!
И пробуждалось вдохновенье,
И щедро пролились на нас
Животворящие идеи
Новаторов, входящих в класс,
Как в храм... Вот и открыл вам, где я
Свои педвузы проходил,
Журфаковских наук открытья
Для жизни важным подкрепил
Высоким знаньем... Оценить я
Смогу позднее этот дар...
О Корчаке воспоминаньем
Его делился секретарь,
Соратник Левин...
-- Ну, помянем
Героя-педагога -- честь
Он почитал превыше жизни –
Молчаньем... Встанем!... Можно сесть...
Душа моя, вооружись не
Одним лишь перечнем цитат,
Но этой памятью и болью...
Несу ее в себе – и рад...
И школа исподволь судьбою
Тайком становится моей,
Чего и не подозреваю...
Особо благодарен ей,
Элеоноре... Я встречаю
На тех собраньях по средам
Студенточку педвуза Лену...
За встречи с нею – все отдам...
Совпало необыкновенно:
В одном роддоме родились,
В «Орленке» через стенку жили,
Почти синхронно подались
На радио... Нас с ней сдружили
Те среды – и она вошла
Без спроса мне в судьбу и в сердце –
Такие чудные дела
Вершит Господь... Единоверцы
Мы с Леной, больше, чем друзья...
Кончался первый курс... Мы рядом...
Как радостно: она и я
Нужны друг другу – и по взглядам
Близки... Тогда открыл народ
Вдруг Сухомлинского... Открытье
Власть напугало... Власти рот
Перекорежило... Событье,
Казалось, рядовое: вновь
Замешан Соловейчик Сима.
Так верность делу и любовь
В нем проявлялась резко, зримо...
Искал упорно идеал
Учителя и гуманиста.
Из трех возможных выбирал
Фигур, сиявших золотисто
На фоне серости... Один
Был Скаткин, Шацкого преемник,
Второй Костяшкин... Победил
Василий Сухомлинский... Темник,
Написанного им, объял
Все в мире школьные проблемы...
Ну, Сима целый год копал...
Что шло в зачет искомой темы,
По строчкам в письмах собирал...
Так подготовил Соловейчик
Трактат, в котором воспевал
Мечту... В ней педагог-разведчик
Гуманный утверждал подход
К ребенку... Ласка, только ласка –
По этому пути идет
Сам Сухомлинский... Но опаска
У идеологов ЦК:
-- Подхода классового знамя,
Похоже, снято здесь с древка
В угоду гуманизму... С нами
Не согласован сей герой...
Так: Соловейчику накачку...
А лучше бы его – долой
Из «Комсомолки»... Дашь потачку –
И буржуазный гуманизм
Свое протискивает рыло...
И Симу – просят – (эвфемизм), --
Чтоб прочим неповадно было,
Из «Комсомолки» выйти вон...
А эта книга – «Сухомлинский
О воспитании» -- трезвон
Устроила везде... Изыски
Реакционного ЦК:
Антона противопоставить
Василию... Была горька
Та травля Симе... Обесславить
Однако же не удалось
Ни журналиста ни героя...
Цековцы затаили злость...
Но, как обычно яму роя,
Они прославили его –
Та книга – мыслью, благородством
Полна... Конкретна... Итого:
Евангелием, руководством
Для многих стала, чья судьба
От детских судеб неотрывна...
Мне тоже выпала борьба
За Сухомлинского... Противно
И вспоминать: провел журфак
По изысканиям студентов
Симпозиум... Один чудак
Из старшекурсников, агентов
Идеологии, громя,
Талдычил: Сухамлинский – слава,
Макаренко – позор! Меня
Та идиотская потрава
Взвинтала... Выступил. Орал.
Ругался – даже испугались...
А Сухомлинский мне писал:
«Я ученик его...» И зависть
К великим бездарей грызет.
Великие не виноваты,
Что с партбилетом идиот
Куражится дураковато...
На конференции в Москве
Над Симой и его героем
Глумится Савин, что братве
Студенческой досадно... Воем,
Ногами топаем, кричим
Обструкционно пресекаем
Попытки продолжать... Стучим
Усердно стульями – мешаем
Кумиров наших поливать...
Сергей Аркадьевич, докладчик –
Рахманиновский – (наплевать!) –
Племянник – мерзостям потатчик...
Ту конференцию закрыть
Тогда решили торопливо,
Доклады спешно закруглить,
Поскольку под угрозой срыва
По нашей милости была...
А вы, того... не безобразьте...
Кем был он, тот, чья мысль зажгла
Нешуточные эти страсти?
Крестьянский сын, и фронтовик,
И, Божьей милостью, Учитель...
В суть воспитания проник
Умом и сердцем... Поручитель
За детство... «Верьте, -- заклинал, --
В талант и творческие силы
Воспитанника...» Убеждал,
Что воспитания массивы
Неисчерпаемы... Оно
Всегда преисполняться жизни,
Ее энергии должно –
Тогда и будет прок Отчизне
От воспитателя... Нюанс
Для тех, кто понимает знаки
Мистические – реверанс
Полтаве: тот, кто славил флаги
На башнях, здесь окончил пед
И тот, кто сердце отдал детям...
Случайностей в природе нет,
Закономерно все... Отметим,
Что двинулись в учителя
Все Сухомлинские: три брата
И их сестрица -- вуаля!
Василию удел солдата
Суровый выпал: под Москвой
Сражался... Был не очень долог
Путь – (но трагичен) – боевой:
Всю жизнь носил в груди осколок...
Он зав. роно, но для души
Недостает дыханья школы –
И уезжает в Павлыши –
Директорствует... Нет, не скоро
Он проникает в высший смысл
Педагогического дела...
Сперва и горек был и кисл
Удел учителя... Взлетела
Вдруг в озарении душа –
И мир узнал – есть Сухомлинский --
Мудрец и гений в Павлышах,
Гуманистических традиций
Приверженец – и не объять
Его научного наследья,
Читать нам – не перечитать
Его статьи и за столетье...
А на каникулах втроем:
Я, Лена и Марат Томилин –
К нему наведались... Живем
В тех Павлышах, где сотворили
Живое чудо наяву
Восторженные педагоги...
С тем чудом в сердце и живу...
О Сухомлинском, как о боге
Твердят сельчане вперебой.
Им выпал жребий благодарный,
Что, с ними связанный судьбой,
Жил рядом гений – легендарный
Учитель, сказочник, мудрец...
Он просто был послом от детства...
Те сказки – сладость для сердец,
Оставленные нам в наследство,
Читайте, как читаю я...
Нет тайны: он любил ребенка –
И полнилась душа чутья,
Добра – и отзывалась звонко
На голос детства... Понимал
Мудрец растущих человеков,
Их в бурном мире представлял,
Их защищал...
Ну, вот... Побегав
По жизни и повоевав,
Повозмущавшись произволом,
Экзамены попутно сдав --
(Особо не было тяжелым
То испытанье... Среди всех
Отмечен славный мэтр Архипов,
Вводивший в трепетно в литцех,
Носитель сочных архетипов...
Финита! В схватках бытия
Я с Леной – неразрывно -- рядом) --
Решаю, что обязан я
Себя проверить стройотрядом...
В то время сильно потрясла
Смерть Остермана. Архитектор-
Философ, он сгорел дотла
За дело жизни... Горько... Ректор
Иван Петрович наш, увы,
Причастен косвенно к той смерти,
О чем толкует пол-Москвы...
И я Петровскому в конверте
Свое сверхгневное послал
Сверхвозмущенное сужденье...
И он меня к себе позвал –
И извинялся... В объясненье
Петровский – мягкий либерал –
Со мной беседовал, как с равным...
Я укорял, я напирал...
Он соглашался, что бесславным
Согласьем с выводом ЦК
Он университет подставил...
Да, я ж не объяснил пока,
О чем рассказ веду... Представил
Уже героя... Остерман
Романтик от Архитектуры
С библейским именем Натан –
(Абрамыч – отчество) – натуры
Был коммунарской – и мечтал
В Москве построить дом-коммуну...
Мечту упорно воплощал...
Он чем-то ублажил фортуну –
И дом построен. Он стоит
На Шверника – большой и светлый,
Двухкорпусной – прекрасен вид.
Он необычный и приметный.
Романтик-зодчий возмечтал
Что вдохновенно и открыто
Те жить в нем будут, идеал
У коих личного корыта
С похлебкой-пойлом не включал...
Он верил: праздником общенья
Обед здесь станет, в ритуал
Вседневный превратится... Мненья
Сего не разделял ЦК –
И запретил дворец-коммуну.
Прощай, мечта «еретика»...
Мечтавший радостно и юно,
Удара вынести не смог –
(Чего, видать, желали те, кто
Подсечкой подлой сбили с ног)...
Инфаркт. Скончался архитектор.
Последней каплей для творца
Известье: главный вуз московский
Стал обладателем дворца:
Подсуетился наш Петровский –
И дом-коммуну превратил
В дом аспирантов и стажеров,
В общагу, чем творца добил...
Я долго плакал... Вредный норов:
В письме неудержимый гнев
Я высказал магнифиценцу,
А в кабинет его, вскипев,
Ворвался и устроил сцену...
Другой бы:
-- Носом не дорос!...
Наш ректор мягок, либерален.
Он принимал меня всерьез.
Он извинялся, был печален –
Еще переживал ЧП:
Студент-философ из окошка
Его – (вообрази себе),
Шагнув, разбился... Дегтя ложка
К сему добавлена моя...
Переживает академик
Перипетии бытия...
Я – в ССО. Не ради денег.
Хочу мозолей трудовых,
Хочу усталости рабочей.
И коммунарский дух подвиг --
Носи кирпич, пеньки ворочай...
Ока, Алпатьево...
-- Раствор!...
Он мне уже ночами снится...
-- Бетон!...
Смотрю с приокских гор –
Страна березового ситца...
Коровник строится, растет...
На мне – заглушка-респиратор...
Напряг в работе. Пот течет...
Туман цементный – (вредный фактор) –
От пота он еще вредней –
В глаза впивается кусаче
День от дня больней, сильней...
Внезапно – тьма... Стою – незряче...
Меня хватают и везут
Тотчас по кочкам в Луховицы...
Ребята под руки ведут
В покой приемный райбольницы...
-- На операцию!...
Спасли
Глаза районные хирурги,
Зеницы мне уберегли
От ядовитой штукатурки.
Прозрел... И вот опять пошли
Студенческие будни... Осень...
Дожди холодные легли,
Темнее над Манежем просинь...
Ветра на листьях ворожбу
Творя, срывают их надменно...
И доминантою в судьбу
Вступает все сильнее Лена...
А в ноябре я заболел.
Врачи считали, что с концами.
Какой-то клещ меня поел –
И группируют с мертвецами.
Полгода бились за меня
В Петрозаводске эскулапы-
Энцефалитчики... Родня
Переживала, дескать, шляпы
Придется вскорости снимать,
Отъехавшего провожая...
Да, из больницы умирать
Меня выписывают... Жаля
Словами, не жалея мать,
Ей говорят, что безнадежен...
Но нет, мне рано помирать.
Я прорываюсь – невозможен
Уход, когда так много дел
И ждет меня в столице Лена...
Я ослабел и похудел,
Но жив... Москва – судьбы арена.
Мой курс умчался – не догнать,
Но не отвергла альма матер:
Дают возможность продолжать
Поход... Я выйду на фарватер
Учебы в новом сентябре...
Ну, а пока – ищу работу,
Мечусь... Вивария «амбре»
Не вдохновляет. Мне охота
Собачек выпустить. Их жаль...
В музее, где хранятся камни,
Студенты ночью -- сторожа.
Сойдет такой удел пока мне...
Тележки с книгами возил,
Впрягаясь, в гулкой «историчке»...
Я здесь «порядок наводил»,
Хорошие таская книжки.
Никто, по счастью, не спалил,
Не то б загнали на кулички...
Но все ж внезапно угодил
В тюрьму... Нет, я не вор по кличке
«Сутулый»... В женскую тюрьму
Библиотекарем явился,
Надеясь, важное пойму
О воспитании... Дивился:
Начальник зоны, Соловьев,
Не отступая от закона,
Не ожидая добрых слов,
Старался – (для него икона –
Макаренко) – своих убийц,
Грабительниц и проституток
Спасать... Заборов и бойниц
В той зоне не было... Проступок
Прощался несмышленым им,
Недовоспитанным в семействе...
Хотел начальник, чтоб режим
Щадящим души был... С ним вместе
Старался души разгибать
Борис Иванович Шлемович,
Сумевший хор в тюрьме создать
С ансамблем классным... Кто сокровищ
Доискивается – найдет...
Я вечерами надрывался,
Читая Андерсена... Ждет
Тех читок публика... Старался...
Мне скажут, сам, мол, здесь плетешь
Бездарно Андерсена сказки –
Таких колоний не найдешь...
Я вовсе не сгущаю краски.
Я даже адрес укажу:
Располагалась в Красноборске
Под Ярославлем... Удержу
Я в памяти пускай по горстке
Тех впечатлений, чем судьба
В пути недолгом одарила...
Вся впереди еще борьба,
Но есть ориентир, мерило...