Потчую вечер вчерашними мыслями… Чай остыл, система зависла, и Я говорю: “вечер, вечер, давай перейдём на “ты”. вечер безмолвствует, лишь изредка из темноты раздаётся “гы” гопоты. 1 Трудно быть Богом, особенно, если ты слеплен по образу и подобию человеков, если в твоём сельпо душ, что спичек и мыла: на рупь пара тройка сотен; трудно быть отцом, сыном и духом, когда внизу твоё имя полощут бельём в тазу и любой раб господень, как есть свободен. Имеющий уши только и слышит то, что сам говорит. Имеющий рот изрыгает проклятья. Делая вид что сплю, я проживаю ночь за ночью без снов и грезя днём о новом времени. В старом нам всем досталась нет, не усталость, а самая-самая малость веры в него и мечты о нём. 2 Под столом блестит батарея бутылок, Лампочка светит в бритый затылок, создавая подобие нимба, в свечении чьём я сижу, наклонившись над клавиатурой, занимаюсь русской литературой, муза в ухо пищит: “начнём”. Созидая в мозгу, отрицаешь место за окном, а точнее там, где фантазии тесно, пространство становится задником, на котором написано: “боль это способ выраженья любви”, время - лучший философ, воздающий всегда сполна. 3 Всё проходит – в карман не засунешь миг, глядь – где тот карман, где тот миг, лишь тик- так часов помнят слово в слово своё заклинание. Дятел календарный долбит времени ствол я сижу, отправляя бутылки под стол и играю в “спятил - не спятил”. Одиночество – раковина и дом, Ничего нет ближе. Идея в том, чтобы, не выходя из дома, находясь за гранью, пройти след в след по дороге, которой, по сути, нет, но которая с детства знакома. 4 Там, где лучше молчать, потому что звук заменяет взгляд, а касание рук горячей глагола, где слово красит самоё себя, там, где время спит под твоей щекой, “касаясь ланит” (как сказал бы это при жизни классик). Есть граница всего, потому что тьма обнажает бессилье и бедность ума при попытке сказать: ”я люблю тебя”. Слово превращается в ангела средних годов с перегаром вчерашним и суммою снов повторяемых снова и снова.