Под светлым куполом шаги – Добра того не огребешься. Дают - бери, бранят – беги, Но от судьбы не оторвешься. Мы подождем – свое возьмем Кто тихо ходит, густо месит. Журфак – какие судьбы в нем! Кто весел, кто и нос повесит.. Огню не верь, воде не верь. Поверь себе, идя к диплому. Путь обретений и потерь... Диплом подобен был парому: Он должен нас перенести К освобожденью от журфака, От обязаловки спасти – И это грустно так, однако... Он -- самый странный, мой диплом. Я в «Алом парусе» на письмах. А их -- мешки – куда с добром! В богатствах этих закулисных Сто диссертаций нагребешь Не говоря уж о дипомах, Будь взяточник, медный грош Беря за каждое, кулема, Обогатился б... Но, увы, -- До взяток я не докатился, Не стал объектом для молвы, А значит – не обогатился. А сколько там для ЦРУ Добротного материала! Нр социологам игру Не портя, все же отдавала Им те редакция мешки, Педагогическим светилам Под диссертации – горшки Не боги обжигают... С Хилом, Со мною, то есть, те мешки Ассоциировались прочно. И на конвертиках значки: Кораблик с парусом – мне точно Известно: до сих пор еще Хранятся в очень многих семьях. В тех письмах Хил был замещен... Чем? «Алым парусом»... Зачем я В Луганске на вокзале раз У стенда «Комсомолки» терся? Подвыпивший хохол как раз, «АП» читая, подзавелся, Спросил: -- А хто вин, цей «АП». -- Це я! – Ответствую достойно. -- Та не п.. ди, куди табе! – Откомментировал спокойно Хохлище и уп....овал... В тех письмах жизнь страны вставал: Кто от чего в ней бедовал – Немеряно материала. А десять лет всего назад Брускова Лена для затравки На потолок буфета взгляд Направив, -- тема хоть для Кафки – Сама себе строчит письмо – Ведь старшеклассники – не пишут! За десять лет так много смог «АП», чей путь к успеху вышит И Соловейчика трудом И Щекочихина талантом, Что предваряло мой диплом. Я благодарен им, гигантам- Предтечам... Мне-то миллион Носила ежегодно писем Совпочта... Авторам – поклон. Мы в «Алом парусе» зависим От этих писем на все сто... Лазутина – моя шефиня Галина... Так о чем и что Писать, не опозорив имя? О чем ребята пишут мне? Об одиночестве – нередко. О том, что жизнь их – как в тюрьме. Что взрослых только их отметка Интересует... А душа... Чем наша почта интересна И чем особо хороша – Тем, что ребятам неизвестно О самовластии ЛИТО, Иначе говоря – цензуры. И пишут лишь о том и то – В разнообразии фактуры, Что важно для правдивых душ. «... Я не могу об этом с мамой...» И это никогда не чушь, А то, что стало острой самой Бедой иль радостью души Еще совсем не заскорузлой... Пиши, страна, в «АП», пиши... Боль ребятишек – тяжкий груз мой. Не раз я мчался в глухомань По их письму по бездорожью... Ты рань меня, как прежде, рань. Я не хочу, чтоб толстой кожу Привычка выдубила мне... Под «Алым Парусом» газетки Нас было трое на челне. И мы в газетке, как в разведке И информация – наш бог... Дверь кабинета – зазывала. И каждый подивиться мог, Что визитеру возвещала? Мол, Щекочихин есть за ней, Который Юрий свет Петрович И Хилтунен с недавних дней Валерий... Долго не откроешь Ту дверь, понеже вдруг мысля У двери, точно, остановит, Когда увидишь опосля: «Загальский Ленька»... -- Во, буровит «АП» -- подумает любой... Индюк начальственного вида Нам запретил играть с судьбой. Знать, такова у нас планида. Начальник тот душой был раб. И наша новая табличка -- Кораблик с лаконичным «АП!»... Здесь все же малость обезличка... «Ап!» по английски значит – «Вверх!», А в цирке – трудный номер – «Выдай!». Ну, ладно хоть совсем не сверг – И мы пренебрегли обидой... И продолждали свой кульбит И наши пляски на канате. Нет и секунды для обид... -- Где «Алый парус»? Вот он, нате... – О Щекочихине... Пришел Он в «Комсомолку» годом раньше. Его московский комсомол В газетке воспитал, но в ранце Жезл всесоюзного носил Писаки вдохновенный Юрий. Кто в «Комсомолку» пригласил – Не знаю... Факт не встречен бурей Сопротивления... Хотя В «КП» к нам из «МК» не брали. Из Мухосранска-городка – Пожалуйста, «МК» -- едва ли. Провинциалом управлять – (В Москве квартира и «Кремлевка» -- Престижно, нечего скрывать) – Намного легче... Все же ловко Петрович проскочил в «КП», Притом, что выкормыш поэта Аронова – вот так тебе, Виновник полного запрета На публикации стихов Того, кто вровень с Евтушенко Встал против танковых полков, Вошедших в Прагу... Хорошенько Поэта припугнула власть. Рассыпали в печатне книгу. Теперь вовеки не попасть Ему в печать... Но власти фигу Коллеги кажут из «МК»: Берется вновь на заголовок Из Сашина стиха строка – И бьет она точней винтовок. Так продолжалось много лет... А Щекочихин – в «Комсомолке» И я с ним рядом, шпингалет – Сижу на письмах, их прополке. А он в них лазить не любил. Спонтанный он и поэтичный... А я с народом связь крепил – Такой у нас тандем отличный. Я написавшим пацанам Пишу короткие ответы. А перлами, что шлются нам Казенный серый слог газеты Перебиваю – и в «АП» -- Живая жизнь во всем бараке Сометском – собирай себе – И комментируй... К этой бяке Приставь обложечку «Диплом» -- И отличишься на журфаке Сверхактуальностью... Причем, Была возможност и без «бяки» Рубеж финальный проскочить. Так поступил, к примеру, Сема: Опубликованное сшить – И защищать, как род диплома С пометкой «творческий»... Статей Уже в «КП» прошло немало. Чего бы проще: без затей Собрал, сколол под вид журнала – И не обременяй мозги. «КП» б письмишком подкрепила. А на журфаке не враги. «КП» уже в Союзе сила... Мне помнится тревожный день, Когда Петровича забрили. Тень не наводит на плетень Шеф Игнатенко... Позвонили... -- На проводе горвоенком! -- Постойте там у телефона – Косыгин позвонит! – Столбом, Поди, стоял ошеломленно Полковник или генерал... Совсем от службы неудобно – В редакции служил, писал Об армии весьма подробно И из Ростова-на-Дону, Где штаб военной был газетки, И нам слал за одной одну – Корреспонденции, заметки... А тот несчастный военком, Кто Юру в этот «рай» направил, Так ошарашен был звонком, Как наш начальник... Против правил Сам Брежнев позвонил ему... Тогда Алешка Черниченко В струю попал – и потому – Звонок... Генсекова оценка Была благоприятна, но Уж так главред заволновался, Что стало в глазоньках темно, Как если б сам проворовался. А Черниченко написал О бабушке. Гусей колхозных Выхаживала... Бог спасал Газету от, с покоем розных, Командных телефонограмм... Простите, убежал от темы – Диплом ведь интересен нам. В ассоциации ведь все мы, Случается, вовлечены, Что замечал и Паустовский... Под «Алым парусом» страны Писал я свой диплом московский... Еще раз, впрочем, отвлекусь... О Щекочихине. Наверно Так в армии вошел во вкус, Что сам увлекся беспримерно – И оловянных собирать Солдатиков азартно начал, В чем Юру перещеголять Не мог никто... Переиначил Солдатское житье-бытье В игрушечное это хобби Ну, что же --- каждому свое. Мог о солдатиках в захлебе Рассказывать – и в них играл, Тем успокаивая нервы. Игрушкой той же занимал Себя – все знают – Павел Первый... О власти прессы... Власть была. И посильней, чем у экрана. Хоть комсомольскую несла «КП» эмблему, вал кардана В движенье приводил ЦК КПСС – и мрачный Суслов Тяжельникову – не слегка Вправлял мозги не лезь, мол, в русло Редакционных дел, сопляк! Вот, первый секретарь, хоть прав ты, Как комсомольский вождь, но так Указано, что здесь, на Правды, В своей газете ты – никто. На белой плоскости табличек Занятно было видеть, что Писалась Правда без кавычек. И здесь, на нашенской Флит-стрит Грызня с подставами и «стуком» В борьбе за должности царит. И прогибаясь каучуком, Интриговали – будь здоров, Кто всех подлее – побеждали... А должности редакторов Партбонзы лично утверждали. Газеты – легкие мостки Меж властью и народной долей. Газеты правили мозги В согласии с цековской волей... Но в лучших находил народ Ответы на свои запросы/ И сам слал письма в свой черед. Порой случались и доносы, А чаще – жалобы на все, Но были факты, были судьбы. Затягивало в их лассо И нас... Решали, точно судьи, Как поступить с письмом-судьбой... И я шел на работу с почтой Так, как шахтер идет в забой: Перелопачиваю то, что В ребячьих душах и мозгах, Их беды в свой мирок включаю. Цейтнот меня держал в тисках, Но, хоть и кратко, отвечаю. В итоге написал о том, Как одному с потопом писем Надежней сладить в свой диплом В условиях, когда зависим Так от цензуры и ГБ, О чем, конечно, между строчек. Но жестко, доложу тебе, Постукивавший молоточек Существованье отравлял. Зав. писем дядя Жора Скляров Пример симпатии являл, Но ни «Ребячьих комиссаров» Ни прочих в штате не щадил: За небрежение с нашей почтой Позором грешников клеймил, А что «стучал», так это точно. Был случай: девушку одну, Весьма приметную размером, Отправил цербер наш ко дну. Став отрицательным примером, Им согнута в бараний рог. Он к ней зашел без приглашенья. Вступает Скляров на порог В момент такого прегрешенья: Та письма авторские рвет! Уволили, конечно, с треском. Под тяжким молотом живет Редакция – и все же с блеском Проводит миссию свою... Уж как нам жить мешали, гады! О той девице. Признаю: Будь я в отделе пропаганды, Наверно, тоже письма б рвал – Такая в тех была скучища. Не то у нас. Я кейфовал – Уму и вдохновенью пища. Кровоточащею была Искристой и звенящей почта. Она и ранила и жгла, К себе привязывала прочно. Предтеча, Ивкин Алексей, Декады две сидел на письмах, Был предан им душою всей. Уж он-то был из верных, истых Хранителей. И двадцать лет Студентом числился журфака – Неординарный камуфлет – Деталь приметная, однако... В «АП» -- дерзание, мечта. Нет писем и заметок серых... О том, какая скукота В хранящих статус кво отделах: С Подгурской связан инцидент, Галиной – вывихнула челюсть, Зевая... Скучный документ Перелагая, так чтоб целость Доклада втиснуть в репортаж... Не позавидуешь девице... Ну, шороху на весь этаж – Вправляли челюсть ей в больнице. О Щекочихине еще. Точнее – о великом крестном. Аронов властью не прощен. Ну, хоть на Соловки не сослан, Но, как Шевченко, запрещен, Что популярности поэту, Представь, добавило еще. Его стихи не канут в Лету. Спектакль, известный всей Москве, Где – косвенно – и о журфаке, Дал пищу каждой голове – В нем времени больного знаки. В нем заголовок из стихов Аронова. Само творенье, Как совести печальный зов, Играет роль в спектакле... Мненье, Что Жуховицкого шедевр Без строк Аронова – пустышка. В них – кульминации маневр. Случайно? Не случайно. Вспышка Прозрения была всегда В стихах опального поэта. Ну, что ж, читатель, глянь сюда, Прими с открытым сердцем это... Остановиться, оглянуться Внезапно, вдруг, на вираже, На том случайном этаже, Где вам доводится проснуться. Ботинком по снегу скребя, Остановиться, оглянуться, Увидеть день, дома, себя И тихо-тихо улыбнуться... Ведь уходя, чтоб не вернуться, Не я ль хотел переиграть, Остановиться, оглянуться И никогда не умирать! Согласен в даль, согласен в степь, Скользнуть, исчезнуть, не проснуться – Но дай хоть раз еще успеть Остановиться, оглянуться. Над каждым властен демиург... Кто адресат сего творенья? Он, Жуховицкий. Драматург – И в пьесу взял для усиленья. И мы послушно шли туда, Где – вслух – взлетает мысль поэта... Чем знамениты города? Москва – та – чудесами света. Занятных скопище чудес: Царь-пушка. В жизни не стреляла. Царь-колокол. А он не влез На колокольню. Если мало, То есть в Москве и Царь-поэт – Не издававшийся Аронов... Булат ведь у него сюжет Взял, только в песне был Морозов Для политесу. Речь о нем, Дружившем пламенно с Булатом. И здесь мы песню приведем И познакомим, чтоб охватом Судьбы поэта зацепить И вас, моей судьбы читатель. Не станет, думаю, вредить Ему сегодняшний издатель... За что ж вы Ваньку-то Морозова? Ведь он ни в чем не виноват. Она сама его морочила, а он ни в чем не виноват. Он в старый цирк ходил на площади и там циркачку полюбил. Ему чего-нибудь попроще бы, а он циркачку полюбил. Она по проволоке ходила, махала белою рукой, и страсть Морозова схватила своей мозолистой рукой. А он швырял большие сотни: ему-то было все равно. А по нему Маруся сохла, и было ей не все равно. Он на извозчиках катался, циркачке чтобы угодить, и соблазнить ее пытался, чтоб ей, конечно, угодить. Не думал, что она обманет: ведь от любви беды не ждешь... Ах Ваня, Ваня, что ж ты, Ваня? Ведь сам по проволке идешь! Поэтовых раздумий знаки И в строчках Сашиных о том, Что, дескать, если нет собаки, Сосед не попадет в дурдом... Если у вас нету дома, пожары ему не страшны И жена не уйдет к другому Если у вас, если у вас Если у вас нет жены Нету жены Если у вас нет собаки, ее не отравит сосед И с другом не будет драки Если у вас, если у вас Если у вас друга нет Друга нет Оркестр гремит басами Трубач выдувает медь Думайте сами, решайте сами Иметь или не иметь Если у вас нету тети, то вам ее не потерять И если вы не живете То вам и не, то вам и не То вам и не умирать Не умирать Оркестр гремит басами Трубач выдувает медь Думайте сами, решайте сами Иметь или не иметь Иметь или не иметь. Такого стихотворца власть Столкнула в яму... Самодуры! В гордыни грех не страшно впасть? Льстецам, подонкам – синекуры, Поэту Божьей воле – шиш... В свой день рождения однажды Ждал в гости Сашу – но, шалишь: Не вынеся в дороге жажды, Пошел с Булатом возливать – И позабыл про день рожденья. Хотя бы буду вспоминать, Что обещал... По части пенья В компашке были и свои Ревущие под струны барды. Булат и Саша не свели С ума и не смешали карты. Юмашев, Двоскина – задор... Минаев и Шамиль Абряров, Да я в придачу – чем не хор? Корпоративных гонораров Друзьям за пенье не плачу – Вовсю сам с ними отрываюсь... Вновь на диплом переключу Вниманье. Каюсь – отвлекаюсь... Но, впрочем, вот еще одна Необходимая ремарка – О Муравьевой... Не видна На полосе... Но нет подарка Ценней: литературный дар Она коллегам посвящала. Пройдет по тексту – светозар! Творенья наши очищала От незамеченной трухи, Рукою твердой укрощала Стремленье взбросить чепухи, Талантом ярким восхищала... Эргономический диплом Я защитил. Да не без блеска. Кому-то, может быть, потом При добавлении гротеска Он в диссертацию вошел... Историк, разыщи в завалах, Коль изучаешь комсомол... Трудов положено немалых. И, ежели к исканям зуд, То мой диплом, как на экране Подсветит жизнь, облегчит труд – И диссертация – в кармане...