P. S. Активизируется он в состояние компиляции посредством, так называемой, непрерывности. Я к тому, что есть все возможности не только быть дальтоником, но ещё и узнать об этом, где-то, годам к тридцати. Можно – по умолчанию – согласиться с окружающими людьми в том, что этот цвет красный, а тот – синий. А потом, однажды, не сойтись с любимой в оттенках... Гости нашей планеты -- те, что из дальнего космоса, высыпав из автобуса, зябко кутаясь в свои разнообразно-полосатые межзвёздные обличья (ведь на улице же дождь, господа!), способны восприять лишь красный цвет. И что же они горемычные кумекают во всей этой нашей непрерывности? Как они могут взаимодействовать с нашим миром, используя, в качестве инструмента, присутствие в нём красного оттенка спектра? Подле них неотлучно должен дежурить экскурсовод -- тоже гость нашей планеты, в звёздно-полосатом костюме, дабы предупредить все возможные шероховатости. Затем, чтобы насадить и там, далеко-далеко, свою фаст-фудовскую демократию, чтобы сделать из доверчивых трёхногих человечков, с антенками и большими грустными глазами, жирных педерастичных америкосов. Непрерывность умозрительна. Взять к примеру Вас, мой дорогой читатель: дойдя до этого места, у Вас сложилась определённых параметров картина, и она, по своим меркам, отвечает едва ли не всем меркам действительности, а сказать больше, то даже определяет её. Но если б читатель знал, что изначально постскриптум содержал совершенно иной текст (имеется ввиду содержание), что этот текст «вынашивался», писался, правился (на этом месте были и моря, и горы), проходили недели, месяцы (всё тут, на месте этих трёх-четырёх абзацев); ко всему вдобавок, вордовский файл обростал бородою на другом компьютере, в другом месте, пока, однажды, этот копьютер, возьми, да и... (Вы не забыли, что мы говорим о непрерывности?) Таким образом от моей непрерывности, от моих продолжительных (весьма) излияний остались только две этих буковки из чужого языка. А как я изголялся, как пел... И о том, и о сём, -- и трали-вали, и давали: о политике, о Духе и духовном, и о женщине кое-что... Я даже дал анонс свое будущей книге – «О том, как мы попытались стать создателями», витиевато распостранившись, вкратце, про то, что компьютер мы создали по своему образу и подобию, но не смогли одушивить сей предмет... И вот этот неодушивлённый предмет так со мной!!! Не буду писать. На компьютер я обиделся. Конечно обидно, -- а как Вы думали? Так старался, и всё насмарку. А чё там было, в этом «пи си» (p s) – почти нихуя я не помню. Непрерывность? Наш разум держится за эту непрерывность, предоставленную ему синтаксисом, как мы уже договаривались – для достижения и обеспечения порядка, упорядоченности. Чтобы энергия, поставляемая нам миром, из гармонии превратилась в предметы, потому что нам с ними удобнее соотношаться. Но эта непрерывность сознания вводит это самое сознание в заблуждение: если, пользуясь аналогией линейного мышления, представить его в виде «сколько верёвочке не виться», то на год длительности верёвочки приходится по триста шестьдесят пять узелков. Фуфлыжная у нас получается какая-то непрерывность... По её канонам мы кидаем не только марсиан, отличающим лишь красный цвет, но и себя, умных. Эта наша высосанная из пальца непрерывность экранирует собой нас, и делает из нашей «стерео»-жизни «моно»-проживание. В общем, куда не кинь – везде клин... Вот мы и обращаемся со своей жизнью-проживанием соответствующим образом, но, при этом, делаем вид, что за этими условностями (призванными, кстати, всячески поддерживать и возводить в константу непрерывность) обладаем пониманием. Мы понимаем, что есть разница между гусеницой, куколкой и бабочкой, но всячески отрицаем её в отношении детей, подростков, зрелых и пожилых людей. Наша непрерывность увещивает нас в том, что, де, перед нами одно и то же существо – личность, и, застолбив этот субъект в одно понятие, вываливаем на неё весь набор психо-социальных норм, включающих в себя понятия морали, ответственности, и многого, много другого. Синтаксису без разницы, что цирк переезжает с места на место, -- ему важно лишь то, чтобы клоуны оставались на своих местах. А то, что клоун Петя уж давно не смотрит на игрушечные пистолетики, а нашаривает в темноте задницу дрессировщицы Маши -- в беспокойстве и вожделении – и не потому, что темно, а так, «просто», синтаксис, как правило, умалчивает. Так же он скрывает, что престарелый клоун Гриша не шарит в указанном месте не по той причине, что опасается наткнутся там на руку Пети, а так, -- «просто» -- из отсутствия должного желания и перемене областей внимания. Синтаксис диктует направление взгляда и интерпретацию воспринятого. Соответственно и отношение к эволюции диктует тоже он. Наверное понятно без лишних слов, что наше представление об эволюции исходит из понятия «наружу». Мы не можем себе представить её в обратном направлении. Всё развитие – в наших глазах – визуально принимает вид увеличения, расширения. Дерево – вот наше представление об эволюции, но верно ли оно, и единственно ли возможно? С точки зрения процесса (черезчур естественно, слишком убедительно), бьюсь об заклад – да. А что касаемо направления? Вселенная расширяется и сжимается, и всё это предлагается считать эволюцией. Я не вешаю лапшу, но и не утверждаю: но согласитесь, что нельзя полностью исключить возможность того, что процесс эволюции представляет из себя нечто более широкое, чем способны, а самое главное, согласны уместить внутрь себя наши мозги. Возможно, мы эволюционируем внутрь, с потерей памяти о пройденном пути, точнее – заменой её на нечто, напоминающее – по определению – предвидение. (Да, я большой мастак компостировать мозги, и нести небылицы, но и что с того? Зато мой синтаксис пишет прошения об отставке одно за другим.) Всё что мы имеем в своём багаже относительно понятия эволюции выспренно не только нашими наблюдениями за ней, но и редактороской правкой синтаксиса. А он, в свою очередь, подобно тем дешёвеньким «крэкнутым» программам, предусматривающим только три-четыре уровня отмены событий, порождает инерцию. Мы крутим педали этого велосипеда и задаём себе кучу нелепых вопросов, забывая о том, что они отпадут -- лишь только если мы оторвёмся от процесса. Я излагаю непонятно, но как ещё обратить внимание на то, что, порождённый синтаксисом вопрос: что было раньше – яйцо или курица, имеет такое же отношение к окружающей действительности (в особенности к той её части, которая касается насущной необходимости), как новогодняя ёлка. Способ развития – детские игры (едва ли можно отыскать в нашем мире вскормлённое молоком животное, которое не развивалось бы посредством игры), породили игры взрослые. Игры интеллектуальные. Игры карточные. Карточные колоды иногда представленны в виде карточных домиков... И когда эти карточные дома рушатся, мы – о, ужас! – бываем удивлены. Земля не трясётся – можно строить. Но когда она начинает таки трястись, мы вспоминаем о синтаксисе, который, в процессе строительства успокаивал нас, закреплял нашу картину мира. Реплики по поводу меняющегося климата испускает синтаксис. Планета, для которой эти перемены можно сравнить с нашим процессом переодевания из одной одежды в другую, наши претензии по поводу погоды не только кажутся нелепыми – они вообще не рассматриваются, и не не выслушиваются. Что говорить о ней, если мы способны не заметить инертности даже в собственной истории. Мы глядим на политическую карту Европы, не называя её при этом германской. А ведь на протяжении почти всего периода существования этого этноса, он занимал ведущую роль в историческом, политическом, территориальном, и других видах становления континента. Не было ни одного царского дома в Европе, в гениалогическое древо которого, не вплетено было бы немецких колен. Постоянные претензии немцев на Север, Восток, Юг, и Запад утихли лишь с появлением на планете атомного оружия. С другой стороны, роль Германских земель в Европе носила фундаментальный характер. Всё время европейской цивилизации здесь был центр соотношения между Европой западной и Европой восточной. Коммутатор. Если бы мы потрудились отдать себе отчёт в инертности характера нашей цивилизации, то сразу бы поняли, что ведём свой род от Адама -- паренька из Малой азии, и от его ребра. Я имею в виду именно цивилизацию. Устройство. Устройство сотоящее из компонентов. Когда эти компоненты не собранны вместе, устройство превращается в кучу ненужного хлама. Синтаксис подкупает нас идеей нашей индивидуальности и неповторимости. Мы заглатываем крючок, наживкой на котором дёргается понятие личности. Но сколько тут «но»... На самом деле муравейник представляет из себя образование более совершенное, чем наше общество. Оно действует по тем же законам, что и он, но только с наибольшей хаотичностью. Гармонию ликвидирует наш рассудок, наша личность. Муравьи делятся на маток, солдат, рабочих... Нас легко разделить на то же самое. Людей можно (и, возможно, даже нужно) разделить на способных к познанию (мудрых), способных к знанию (умных) и на способных к работе на износ, без просвета и подъёма головы к небу (извините, тупое быдло). Все эти марксистские росказни о равенстве приводят лишь к тому, что быдло получает доступ к стяжательству, праздности (к которой тем больше стремится) и оружию, словом, всему тому, что способно их руками менять социальную обстановку пространства. В качестве примера я, пожалуй, приведу чиновничество, а Вы уже поразмыслите на эту тему сами. И вот тут я – внимание! – превращаюсь в самого настоящего расиста, и кричу о том, что быдло надо бы загнать обратно в поле, не дожидаясь, пока оно не загнало само нас туда, а то, судя по тенденциям, такое намерение у него уже имеется. Не развитие цивилизации размывает иерархический треугольник перед нашими глазами -- эти узкие общественные рамки, а разрушение её. Наши цивилизации эволюционируют по законам синтаксиса – вширь, и им уже становится тесно. Таким образом ситуация становится всё более взрывоопасной. Три цивилизации восточного полушария, подобно тектоническим плитам, сдвигаются, трутся друг о друга, порождая тем самым все мыслимые и немыслимые бедствия, и их последствия – социальный мор и политические эпидемии. Инертность, в данном случае, следует искать в том далёком времени, когда синтаксису стало тесно в рамках общинно-родового строя. Племенные культы были неспособны продолжать его политику (точнее он из них вырос, ср. появление орнамента – предтечи архитектоники в изобразительном искусстве, а точнее – камня преткновения, искры, от которой оно возросло. Появление орнамента, это тот самый момент перехода, границы, по одну сторону которой стоят наскальные рисунки, чьё предназначение было отнюдь не в стремлении к прекрасному; не в облагораживании, короче. А с другой – искусство. У орнамента две составляющих – инверсия и повторение. Как только человек в шкуре решил попробовать нарисовать два раза (повторить) определённую фигуру, или изменить её геометрическое положение вокруг собственной оси, синтаксис открыл ещё одну бутылку шампанского), и тогда каждому из трёх направлений было дадено по пророку в количестве одной штуки. Пророки воздвигли религии, а религии породили цивилизации. И это дело стало развиваться в три разные стороны. Всё это слишком умозрительно. Но не более, чем религия, как таковая. И не более, чем инертность вообще. Жил-был ещё один парень – Иисус из Назарета, на которого снизошёл святой дух. Но разве это означает вообще что-либо? Кроме него была масса людей могущих похвастать тем же, если бы обладали такой способностью – чем-либо хвастать. В особенности во времена древней Иудеи. Это место и это время весьма способствовали экспериментам с осознанием, и чудес там происходило немало даже до Христа. (Библейские пустоши до сих пор кишат ангелами и демонами; а иврит, берущий свои начала в арамейском – так же, между прочим, как и арабский -- считается языком магическим: случилось так, что соединения гласных, согласных в нём, его ритм срывают башню без травы: шаманы фукара зовут это «законной магией», и бессовестно пользуются им, при достижении транса. Так что, если Боженька вас не слышит, читайте ему, батеньки, молитвы на иврите.) Их, пылающих изнутри, было, есть и будет, но, почему-то, так неаккуратно засветился лишь один. Я не знаю, до какой степени ему была всучена роль пророка, и каково значение апофеозной части евангелистической трагедии, но... Разберёмся по-хорошему... Взгляните на тот контингент, сидящий возле церковных оград. Я Вас уверяю – он не меняется столетиями. То есть, и двести, и триста лет назад я, выходя из церкви, должен был дать что-то человеку, как правило, такому, что сама мысль о том, что такое будет молиться за меня, приводила бы в трепет. Основной массе людей сидящих на паперти – в основном попрошаек – я бы кинул монету как раз за то, чтоб они за меня не молились, и даже не вспоминали обо мне – как цыганкам. За проход мимо. Но с другой стороны, всё в этом вопросе может быть так запутанно, что даёт возможность именно этому фактору оказывать надлежащий эффект. Чем более глубока степень падения воспринимающего, мыслящего, желающего, живого существа, тем более высока вероятность того, что данное существо играет роль некоей энергетической помойной ямы, куда из нашего человеческого мира вытекают в другие области Бесконечности все возможные грехи. (Примечание. Грех, это то действие, при произведении которого порождается энергетическая мазафака. При греховном действии происходит взрыв (точнее – грех, это сам этот взрыв и есть) энергии, которая в данном своём виде производит впечатление разлетающегося – но никак не в разные стороны, а только в одну, определённую – говна.) Мы сливаем их при помощи кусочков метала определённой формы, на которые данную субстанцию насаживаем, фокусируем желанием помочь. Метод настолько действенный и безотказный, что пользоваться им можно безоглядно, и не проявляя должной магической (энергетической) аккуратности. Существуют профессиональные музыкальные коллективы, а есть и система «караоке». Так вот, подаяние, это караоке. А чтобы научиться серьёзно играть на инструменте, надо... сами знаете, что. Любой из нас может приобрести в себе божественное... Но как лень быть Христом. Эти десять заповедей учения являются самым настоящим руководством получения бессмертия, но кому нужно это бессмертие здесь, в этой мелькающей, закруживающей, и всячески соблазняющей жизни? Новый Завет вычёркивает почти всё человеческое. И это на тот момент истории, -- а сколько человеческого добавилось за последние две тысячи лет? Никакой не антихрист, а синтаксис внушил нам, что всё это является естественным и необходимым. Но на самом-то деле, в окружающий пейзаж весь этот коптящий смрад вписала наша рука. Ведь не станете – после облегчения – Вы отрицать, что под тот вон куст насрала именно Ваша жопа. И нельзя сказать, что всё время существования человеческой расы было обусловленно грехопадением. На заре человечества, смею надеяться – судя по той гармонии, которую из себя представляло то подобие общества, которое кануло безвозвратно, оно – человечество – исходило из того, что вокруг существует Мир, -- не им созданный, а уже существующий. Но в какой-то момент (этот дождь, этот постоянный холод, этот страх перед теми, у кого клыки побольше, а когти – острее, уже порядком зае...) человек вместо того, чтобы отождествлять себя с Миром, стал отождествлять мир с собой, сузив его в мелкое, узкое понятие. Он сделал ЭТО с тем, с чем ЭТО сделать было попросту невозможно физически, а потому сотворил сие ментально, породив собственно свою собственную психологию, и теперь, психологи, поддакивая и кивая очкастыми головами, с оченно умным видом зарабатывают нефиговую капусту. И так же, как реальность веры в Бога и в психологию обязаны инерции, так же ей мы обязаны нашей непокалебимой уверенностью в то, что Мир вокруг изменился, и это сделали с ним мы. Мы не меняли Мир, но тем не менее способны на худшее – более трансцендентальное по своему размаху. Мы оказались способны не только сделать ментальный дубликат этого мира, но и зафиксировать его, воплотить в сотворённом нами его двойнике. Компьютер и Интернет. Миллиарды гигабайтов виртуальности, втиснутые где-то между атомами физического мира. Причём, сделали всё это с оглядкой на самих себя. Я не буду говорить об интеллекте машин. Я буду говорить о повторении компонентов живой системы. Ведь компьютер, со всеми его «хардами» и «софтами», это отображение наших тел, и наших сознаний. Они даже болеют, эти программы, операционные системы; у них есть образование – правда, не в виде школ и университетов, а путём установки надлежащих драйверов. Перечислять можно достаточно долго, но это будет всего лишь перечисление – то есть, колличественный взгляд. А качество нам скажет о том, что, по иронии, техника называется органической. И это не зомбированые объекты, судя по тем моим абзацам, в которых я кличу Тобика; но есть отличие в причинах и целях нашего и их «проживания». Наше предназначение заключается в восприятии (воронка информативного потока направлена внутрь), а их в генерации (совершенно противоположно). Наши органы восприятия с точки зрения всё того же предназначения, это полная противоположность их мониторам, мышкам, аккустическим динамикам. Ещё один вопрос, возникающий касательно данной темы. Зачем? Да нет, не они – с ними и так всё понятно, зачем трещим своими процессорами мы? И сново, выбирая между мнениями учёных – «так, просто», и мнением эзотериков, толкующих, что нет, не так всё просто, я больше склоняюсь на сторону последних. Ведь некоторые из них не просто пишут книги, и капают слюной на свои бороды, реагируя на девичьи станы и приоткрытые рты слушателей; и даже более того, -- попадаются настоящие: идущие по своим путям в поисках этих самых путей, и эти их самые пути ни с чьими путями не пересекаются; так вот эти, говорят, что внутри нас содержится информация. Разумеется конфиденциальная. И, разумеется, нужная. Востребованная. Так вот, этим дядечкам и тётечкам я верю потому, что они нашли способ поставить на свои машины CD-ROMы (а некоторые из них – даже пишущие). А к нам, остальным, кому лень быть Иисусами, в конце концов приходят Кража со Взломом, потому что Бог, который держит на одном винте рисунки, на другом музыку, на третьем полное собрание сочинений Карла Маркса и Фридриха Энгельса, должен каким-то образом добраться до этого всего. Они – эти дядечки и тётечки – говорят, что человеческий мир основан на согласии. Согласии в том, что красный цвет, это красный цвет, а жёлтый – не синий. Это, согласитесь, соглашение. Соглашение о том, что пить, это пить, а есть, это есть. Что ночью темно, что холодное – холодное, и солнце обязательно взойдёт завтра утром. Что колесо крутится, что Земля вертится, что Смерть будет. Маги не соглашаются. Они, видите-ли, не связаны никакими соглашениями, и ничего не подписывали. И поэтому они плевать с высокой хотели на эту нашу непрерывность – они в неё попросту не верят. Это неверие основывается не на интеллектуальных выводах, а на практическом уходе от реальности путём жестокой самодисциплины, лишений, медитации, и того образа жизни, когда ничто из из обременительного грехопадения не сидит у них на плечах, вдавливая в землю, как нас в могилу постепенно. Они легки настолько, что обходят непрерывность – как турникет. Саму возможность таких манипуляций со своим осознанием они обосновывают тем, что вся эта непрерывность основана на трёхмерном понимании нами мира. Верх, вбок, по диагонали. Трали-вали. Время – пространство -- события (Вам не кажется, что последний момент узловой, и должен быть где-то посередине, -- связующим?). Саша+Саша=Любовь (Дочку так назвали.) Три креста на Голгофе, это уже Троица. Иуда Искариот. Тридцать серебряников. Иисус Христос. Иисус Христос. Тридцать серебряников. Иуда Искариот. Папа пилит маму. Мама пилит папу. Ты идёшь в магазин. Сейчас репу начищу. Что. Где. Когда. Моль съела парик. Я тебя люблю. Синтаксис нас имеет. Наши три измерения подобны усикам насекомых, -- вместо того, чтобы напрямую воспринимать объективный мир, мы воспринимаем его этими щупальцами своих измерений. Нашариваем, и рады. Довольны до такой степени, что забываем, что когда-то не умели ходить прямо, а только под себя. Это не данность, не факт, -- это догма. Попробуй кому разъясни – поколотят ещё. Вся наша общая социальность с её личностной бытовухой уходит корнями в трёхмерность нашего мира, но мы перестали замечать уже и её. Приведу пример. В начале пост-скриптума я говорил о том, что меня кинул компьютер. Так вот, в том месте, где я дописывал сие произведение, испытывая непрерывностью терпение компьютера, я работал. Работал на ставке. Работа была полезная. Пригласили меня туда работать в качестве специалиста в области герц, децибелл и ватт. Когда я приехал на место, то оказалось, что меня считают обязанным работать с омами, амперами и вольтами. То есть, из человека, работающего в области звука, я стал электриком. Так вот, я попытался объяснить разницу, но не поверили мне. Посоветовали исполнять «свои» обязанности. А разница, между прочим, имеется. Это я почувствовал несколько раз, на вершинах столбов, когда протягивал и подсоединял провода. Они бьются; но не головой об лавку, а током. А, так как, на весь периметр было только пять столбов, и остальную длину проводов приходилось изводить, используя -- вместо опор -- ветки деревьев, куда надо было влезать, то теперь, я и с клещами «на ты». Головы некоторых из них в данный момент гниют в моём теле, -- я чешу эти места, бурчу под нос что-то невразумительное по этому поводу, и учу-лечу Вас непрерывностью. Конечно же, довелось в этом месте мне поработать и по специальности. Правда не долго. Но я лучше приведу Вам один документ. Всё как водится -- такому-то, от такого-то: «Я, такой-то, по Вашему распоряжению, привожу хронологию событий, имевших место вечером (допустим) 17 июня, сего года на базе отдыха «...». НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ. В первых числах мая, я, будучи вызван Надей в приёмную Юрия Фёдоровича по поводу составления списка аппаратуры, случайно заметив лежащий прямо передо мной список вакансий базы «...», и обнаружил графу «Ди-джеи», а в самой графе -- фамилии пяти или шести ди-джеев. Надо сказать, что когда меня принимали на работу в организацию, Наталья Викторовна в свод моих обязанностей, кроме всего прочего, включила такой пункт – цитирую: «А также надо будет отработать два месяца летом в ... – звукорежиссёром и ди-джеем». В указанное время подготовка к работе в «...» мною уже велась, по ночам я «не вылазил» из интернета, «качая» танцевальную музыку. Кроме того, по своему опыту участия в разного рода творческих мероприятиях, могу заверить, что «шесть ди-джеев» в одном месте, представляют для меня, как ответственного за аппаратуру лица, техническую и административную опасность. Я позвонил Наталье Викторовне – примерно за две недели до начала сезона – с тем, чтобы решить этот вопрос для себя окончательно, потому что меня не устраивала перспектива – из звукорежиссёра превратиться в ответственного грузчика аппаратуры, которого нанятая Надей молодёжь будет гонять по территории, давать противоречащие друг другу указания и «лечить» по поводу качества звука, потихоньку «убивая», и без того ветхую аппаратуру. Я спросил у Натальи Викторовны: «Что происходит»? Наталья Викторовна вызвала нас с Надей к себе, где Надя пообещала, что к аппаратуре (к компьютеру в особенности) не будут подходить никакие «её ди-джеи», обязанность обеспечения мероприятий звуком и проведение вечерних дискотек лежит на мне, а она, и её ведомость будут иметь ко мне касательство лишь по поводу сотрудничества в подготовке представлений. Во избежание недооценки критического положения в которое я попал, скажу несколько слов о компьютере (0010390), обслуживающем звукорежиссёрский цех организации. Техническое состояние машины оставляет желать лучшего. Володя ... несколько раз форматировал жёсткие диски, но к, сколь-нибудь ощутимым и долговечным, результатам это так и не привело. Я, лично, считаю, что дело в истечении срока эксплуатации физических элементов системы, Володя, напротив, склонен предполагать наличие чужеродных тормозящих составляющих в самой системе. Но как бы там ни было, машина, извините, «никакая». Володя ставил на неё новый Windows три, или четыре раза, и в каждый из них, не проходило и двух рабочих дней, чтобы система не начинала разваливаться. Этот развал пассивен, но сделать его тотальным и окончательным – очень легко. Существует определённый набор действий, о характере которых упоминать здесь – нет места; тех действий, которые нельзя делать на данном конкретном РС ни в коем случае! Остаётся добавить, что, помимо перспективы оказаться с поломанным компьютером где-нибудь за сорок километров от системного администратора , меня пугала возможность каким-либо образом лишиться результатов месяца моей работы в организации (3 оцифрованных аудиоучебника), и архива документации (абсолютно всей), которые находятся на «винчестере», в единственном экземпляре. Перед тем, как перейти непосредственно к делу, опишу ещё один эпизод. На базе «...», на фасаде административного корпуса прикрепленны стационарные аккустические колонки. Ещё в Мае с ними возникли проблемы; они были сняты, разобраны, а затем, мы с Надей включили их, и, после прослушивания, пришли к выводу, что эти колонки не способны выдавать даже половины своей первоначальной мощности. Вечером, 17-06-2007, после окончания «Вечера знакомств» на эстраде базы «...», где была задействованна большая часть аппаратуры, Надя, без каких бы то ни было согласованных договорённостей со мной, через ведущего вечер, Андрея ..., объявила, что через 10 (десять) минут, на флагштоке возле административного корпуса, состоится дискотека. От эстрады до места проведения дискотеки, по грубым «прикидкам», около пятидесяти метров, а с учётом изгибов тропинок, табу на хождение по газонам, и рельефа местности – так и все восемьдесят. Демонтаж аппаратуры и последующая её установка занимает около 30 минут. Плюс-минус пять минут... но никак не десять. Об этом я попытался поведать Наде, после чего она выдала распоряжение всем, кто находился в зоне видимости, «помочь» мне. Дело, напомню, было вечером, около 21.30 – темно. И вот я, ответственное за аппаратуру лицо, наблюдал, как эту самую аппаратуру начали спешно перемещать на флагшток дети из старших отрядов, студенты военного училища, не успевшие уйти со своими детьми вожатые, -- словом, все, кто «попался под руку», схватили – каждый – то, «что попалось под руку», и понесли на дискотеку, дабы там опустить эти предметы на землю по своему усмотрению. (К чести каждого из них, должен сказать, что ничего не пропало.) После того как этот караван прекратил снование между эстрадой и танцполом, Надя, глядя на контингент отдыхающих, которые, в следствии скоротечности объявленного промежутка времени, и краткости расстояния между объектами, и не думали уходить (в основной своей массе), а попросту переместились на указанные пятьдесят метров ближе к флагштоку, сказала мне, чтобы я «включил поскорее хотя бы одну колонку, и погромче». На подобного рода мероприятиях существует три рубежа громкости: I – на усилителе; II – на микшерном пульте, сигнал с которого идёт на усилитель; и III – на источнике сигнала (магнитофон, CD или MP3 плэйер, или, как в нашем случае, компьютер). После Надиного приказа я включил танцевальный сет в специализированной компьютерной программе , а также дал допустимую мощность на I и II рубежах на правую стационарную колонку. Надя потребовала громче. Я возразил, так как, это могло угрожать аккустической системе, но Надя возражений в тот вечер не принимала, и поэтому мне пришлось дать 90% на усилителе, и около 80% на микшере. После чего, Надя потребовала сменить музыку, потому что дети, которых мы «мурыжили» своими приготовлениями минут уже десять к тому времени, которые, в большинстве своём, были знакомы друг с другом половину дня, которые пятнадцать минут – в ожидании дискотеки – стояли, да так и остались стоять: не запрыгали внезапно ни при включении музыки, ни спустя тридцать секунд после того. И не беда, что мой сет включал в себя таких мэтров мировой танцевальной музыки, как: Madonna, Christina Aquilera, Eminem, Cher, O’Zone, Modern Talking, Prodigy и др. Надя упорно требовала какую-то там «танцевальную музыку», отвергая -- по ходу – dance, break dance, euro pop, trip-hop. А впоследствии оказалось, что танцевальной музыкой Надя называет исключительно негритянский хип-хоп (hip-hop) и рэп, об идейном содержании подавляющего большинства песен которого, говорит уже тот факт, что Надя сама вынуждена была, спустя несколько дней, запретить мне выступление одного из детей, певшего в сопровождении фонограммы такого безобидного hip-hop кумира современной молодёжи, как Тимоти. Так вот: Надя приказала сменить музыку. Я никак на это не отреагировал, так как, в тот момент был занят накрыванием аппаратуры клеёнкой: начался дождь. Надя сказала: «Я отстраняю тебя от ведения дискотек. Дискотеку будет вести Влад» (...). Так за компьютер сел Влад, а через пол минуты, возле образовалась изрядная компания, каждый из которой что-то делал, что-то вставлял в CD-ROM, что-то перекачивал на «винчестер» со своих флэшек. Кроме того, Влад дал почти полную мощность на III рубеж, и, если не ошибаюсь, на II, после чего колонка загорелась. К этому времени я почти успел подключить вторую колонку. Первую пришлось выключить. Загорелась вторая. Когда я вытаскивал её соеденительный кабель из усилителя, то, сперва меня стукнуло током, а потом загорелся сам шнур! Загорелся! После чего я вынужден был переключиться на переносные чёрные колонки. Анархия возле компьютера тем временем продолжалась. Я попросил Влада уступить мне место, на что он мне ответил, что Надя распорядилась таким образом. Тогда я стал собирать в радиорубку всю, неиспользуемую на тот момент, аппаратуру. Эта вакханалия (ведущие дискотеку скорее мешали друг другу, чем помогали, музыка постоянно останавливалась, играла сново, -- мы слышали трэки по пять, десять, три секунды) продолжалась около восьми минут. Потом Аня ... сказала мне, чтобы я возвращался на своё рабочее место, и что Надя таких распоряжений давать мне не может – не имеет права. ИТОГ ВЕЧЕРИНКИ РС – система запустилась с третьего, или четвёртого раза, около 50% обслуживающих программ приведены в негодность, 25% исходных файлов исчезли в неизвестном направлении, уменьшился охват форматов основного проигрывателя. Машина стала вести себя странно, зависать. Кроме того, компьютер стал перезагружаться по собственному почину, без команд, без видимых причин. Слава Богу этого ни разу не случилось на обслуживаемых мероприятиях, но на репетициях, и в период подготовки и настройки – сколько угодно; в случае необходимости я могу вспомнить, и назвать свидетелей. Стационарные колонки – стали обнаруживать немалый заряд электричества при клемном подводе, попросту – бьют током. Соеденительные кабели сгорели – восстановлению не подлежат. Ночью мне удалось перезагрузить систему и удалить большинство временных и лишних файлов, с целью разгрузки «винчестера». Также получилось дотянуться паяльником до обугленного разьёма правой колонки, и частично восстановить его. НЕОБХОДИМЫЕ РЕКОМЕНДАЦИИ. Во-первых, заблокировать, пока не поздно, доступ к компьютеру, оставленному на базе. Когда я приехал на базу на следующий после увольнения день, и мы с Володей, при описи, искали список аппаратуры, то нашли всю папку с документацией в мусорной корзине, подготовленной к удалению. То же самое может произойти с тремя готовыми аудиоучебниками. Во-вторых, я бы посоветовал организации найти звукорежиссёра своими силами – без помощи Нади. Все Надины звукорежиссёры-ди-джеи первым делом задают мне вопрос, который может устыдить даже пользователя, не то, что специалиста: «Куда подключаются колонки»?» Ну и всё – честь по чести: число, подпись... Так, мол, и так. Так вот. А учебники они, в итоге, так и похерили, вместе с этой книжкой моей. Тачку, как говорит Володя, убили. Надины пионервожатые. Те самые, у которых -- по ходу всей смены -- глаза на лоб вылазили после Надиных приказов -- тоже. Неоднократно. Люди же, попавшие в лагерь из организации, жаловались начальству на неё, писали служебные докладные, объяснительные... В общем, пока я был на базе, всюду только и слышалось – Надя, Надя, Надя. И не через запятую: Надя то, Надя это... В городе – в главной канцелярии – я, к своему удивлению, так как, считал причиной своего ухода свою несхожесть с коллективом, услышал от тех бухгалтеров, кадровиков, генеральных директоров и главных инженеров, едва ли не то же самое; да и то – за вычетом мата. Забегая вперёд ещё дальше, сообщу, что Надя благополучно отработала весь летний сезон в должности зам. директора лагеря, то есть начальника. Она учительница: работает в какой-то из школ нашего города. То ли завучем, то ли «уже директором». В лагере было ещё два зама: завхоз и снабженец. Надя была по культурной части. Добежав до этого самого момента, могу сказать, что получиласть такая история: мне платили за то, что я лудил им учебники -- три месяца мне платили зарплату. Зарплата у меня (уже кончается). А у них хрен, да притом -- лысый. Володя мне регулярно звонит и задаёт наводящие вопросы, в надежде получить на них наводящие ответы. А я дошёл до той точки, когда кажется, что всем вокруг, только и делать нечего, как с упоением читать твои докладные начальству, с залихватским пафосом делая достоянием читателя касающиеся меня, лично, документы. И беда даже не в том, что я выёбываюсь перед читателем сейчас, я ведь, и когда писал докладную – тоже... А что -- непрерывность бывает и такой. За цифрами циферблата что-то тикает: там полно интересного. Но всю эту всячину мы, зачем-то, купировали – загнали болтики, винтики, шестерёнки в маленький корпус часов, в ещё меньшее понятие – время. И дружно начхали на него: оно будет, оно есть, оно было... Давным-давно я ошивался в одной компании. Была там девушка, которая считала, что все вокруг в неё влюблены. Это не я так думаю, -- это она несколько раз произнесла вслух, как бы, между прочим. Так вот, у неё была привычка (а я, так вообще, подозреваю – хобби), давать всем вокруг читать свои дневники. Все, входившие в эту компанию, награждались сей привелегией, все, входящие в неё, удостаивались чести... Все читали. Пыталась она всучить эти свои тетрадки и мне: ну, что – слог не самый паскудный, но и интересного ничего нет. Автору сии строки наверняка нравились больше. Ей было шестнадцать-семнадцать лет. И ей казалось, что этот её жизненный опыт претендует на чьё-либо осмысление. Она свой пройденный путь пихала во все руки – и в хорошие, и в плохие. Эта девушка, безусловно, была «душой компании», но из тех, что кичатся этим, как и наличием жизненного пути. Таким невдомёк, что чего-чего, а жизненного пути у всех нас – хоть делись. И поэтому, в ход идут рассказы о себе, дневники и служебные докладные. Творческий человек поставлен перед этой делемой, как перед фактом – зачастую довольно сложно отделить это своё желание, мелочную потребность поделиться с кем-то своим «жизненным опытом», обратить на себя внимание, да и постановить, что его понятие самое правильное, и призвать брать с себя пример – ведь это уже перестаёт быть творческим актом – от самого творческого акта. Результатом творческого акта всегда является изменение состояния сознания воспринимающего. Творческий акт имеет в себе силу переносить нас в «заоблачные дали», и поэтому им пользуются для повышения уровня осознания. Это определённое место человеческой психики, точка, в которой нами легче всего усваивается объективная ситуация нашей жизни, и нашего места в ней. Эта точка хороша тем, что в ней невозможно находиться, будучи предубеждённым по отношению. Это нейтральное положение, и именно туда, своим творчеством должен переносить творящий... Но (о, как всё это ужасно) тем не менее, тот, кто пишет, сочиняет или ставит, в большинстве случаев не справляется с искушением послать читателя или зрителя на свою позицию. Это уже становится проблемой. Потому что вокруг, год от года, всё больше появляется тех, кто научился писать. Теперь мы можем единым нажатием кнопки снять видео, и упиваемся интернетовскими роликами, с запечатлённым на них насилием: снимать научились, а вот с сюжетами вышла напряжёнка, и сюжеты подсказывает жизнь. Искусство перестало быть элитарным занятием. От того, что стало доступнее широким слоям населения. Даже тем, кто в нём не особо нуждался, а так – приспособил в хозяйстве. В начале было радио. Потом патефон, следом – телевизор. Но единственное, что это дало многим из нас – в качественном плане – это приобретение новых умных слов, но не их понятий, и, даже не их понимание. Вот так, в процессе постройки новой вавилонской башни, основываясь на техническом прогрессе, уходя корнями в индустриализацию, родилось и мутирует, так называемое, «современное искусство», но, за глаза, скажем – не искусство это, а ширпотреб. По отдельности эти явления творчества, будучи в обособленном друг от друга состоянии, имеют в себе подобающего характера силу. Но сливаясь в общую струю, они нахально манипулируют нашим мировоззрением, и всем остальным. Они делают нас определёнными личностями, диктуют нам наш облик. Получается, что современное искусство не выдержало конкуренции с социальными системами оценок, и стало ещё одним щупальцем массовой культуры. Физически, избегая обвинений в консерватизме, могу сказать следущее: современное искусство больно. Оно инфецированно – через близость и переплетённость своих средств выражения – социальными указаниями. Из одного ящика на нас выливаются и шедевры классики, и реклама, и агитация... А также удовлетворение нашей потребности жрать, пить и трахаться. Какое уж тут социальное осмысление. Я промолчу об интернете. Новые течения, стили... Новые виды искусства. Я не знаю, хорошо это, или плохо. Я только надеюсь на то, что не прав. И, разумеется, не призываю ни к какой цензуре, -- кроме внутренней. Цензура ещё хуже: когда она торжествует, выставки, вместо зрителей, посещают бульдозеры. С другой стороны, я, лично, с большим бы интересом увидел появление бульдозера в какой-нибудь передаче «Дом 2/222». То есть, существует как КВН, так и Comedy club. Да и в самом Комеди есть очень интересные, и наполненные, в смысле «чистого» (без рекламы штанов, трусов, розовых очков или образа жизни) творчества, но к ним – в довесок – поставляются те, кого, и в самом затерянном сельском клубе, нетрудно отнести в разряд пошлого. Пошлого не в смысле – «дай, я тя за сиську потрогаю», а в реальном понимании явления: неудачной попытки превратить будни в праздник, делающий бу-дни ещё более серыми. Высокое и светлое становится бытовухой – и не туда, и не сюда. Поэты, соревнуясь в злорадном цинизме и способностях пережёвывать и переваривать нечистоты, уродуют идею стиха невероятными построениями, вынашивают, а затем, гениально разрешаются супер-модными «новыми» рифмами, типа: «воды – до пизды», «ночью звёздной – бродят ...», или «мне осталось ни много, ни мало – настучать тебе по ебалу» -- все, сплошь, афоризмы. Мы в этом целиком – без остатка. Благодаря непрерывности, которая туманит нас, извращает наши понятия о верном направлении: мы движемся по кругу, по спирали; а «по ебалу» можно было получить лет, этак, двадцать назад – за все эти гей-парады. И тоталитаризм тут не причём. Инерция (педали непрерывности) тоталитаризма, это когда Вы видите гаишника, и Ваша рука тянется к кошельку. Это непрерывность автомобилиста. Рука пешехода к кошельку не тянется – это нонсенс – но, кто знает... Всё ещё впереди, и человеческая инерция себя не исчерпала. Непрерывность творческой личности порождает привычку сохранять созданное каждые пятнадцать минут, с предельной внимательностью относиться к качеству создаваемого: цифры диктуют несколько иные требования к произведению искусства. Если раньше были пожары и безответная любовь, то теперь появились вирусы – потеря информации. С помощью непрерывности мы сличаем всё это движение изменений в одну полосу. Так не рябит в глазах. Так легче забыть, что и сто, и полтора сто, и двести и траста лет назад -- магнитофонов не было. Детей в семье учили играть на фоно, а потом, в специализированных магазинах, толкали народу – вместо кассет – ноты последних произведений известных в ту пору композиторов. Изменилась и музыка: оказалось, механическое пианино воспроизводит не так полномасштабно, как симфонический оркестр; потому и есть разница между симфонической формой музыки и, скажем, джазом. И рок-н-ролл, подарив современному миру всю его музыку, всё меньше является отправной точкой, -- всё больше сэмплы. Непрерывность призвана разглаживать эту несостыковку возможностей восприятия, и самого восприятия. Средневековье, опять же, хоть и породило Возрождение, но породило его в неимоверных муках. И барроко, и классицизм диктовали свои рамки, шлёпали на свои изделия собственные печати. Что говорить о них, если даже первый, по настоящему бурный, экспрессивный стиль – романтизм, со своим «ужасающим и шокирующим» Гёте, Паганини, и, даже, Гоголем -- явно не тянет. Ведь, согласитесь, если б на каком-нибудь сборном концерте, в каком-нибудь венском салоне, после выступления какого-нибудь Шопена, перед, затаившими дыхание в ожидании прекрасного, людьми начал бы играть какой-нибудь Rammstein, то, спустя пять-шесть секунд после первого аккорда, вся эта публика, в цилиндрах и шляпках, ломанулась бы не в сторону сцены – возмущаться, а к окнам – посмотреть: кто там, сука, балуется? (Думается, что и Вивальди – за его «Времена года» -- в Средние века костерок оформили бы достаточно оперативно, а музыку, наверняка, нарекли демонической.) Социальность – та её часть, которая зовётся обыденностью – порождает реакцию художника – так или иначе. Так или иначе, если художник сегодня утром получил по ушам от пьяного Пети, так как, у того не было продолжить, а художник сперва не давал, то – будьте уверены – вечером художник чем-нибудь, да разродится. Социальный характер музыкальных мероприятий второй половины XX века, читай -- увеличение числа слушателей, столкнул музыку с необходимостью усиления звука. Там, где существует усиление, однажды, обязательно! – появится переусиление. За переусилением последовало искажение звука. Следом за этим – совершенно логично – появилась возможность, а затем и сам факт изменения звука. Вся современная музыка основанна на изменении параметров звучания различных инструментов. Она уже охватывает весь мыслимый диапозон частот. Метал, это низкие частоты. Рэйв уже повыше. Середину занимает рок. Высокие частоты – поп-музыка. Таким образом, современная музыка собою копирует и компилирует эквалайзер, имеет его сиситему за свою основу. Кто кого проэцирует: эквалайзер – музыку, или музыка эквалайзер... Что касается формы... Скорее всего, ни для кого не секрет, что, начиная ещё с Битлз, все, сколь-нибудь прогрессивные, современные коллективы и исполнители выпускают концептуальные альбомы. В этом и состоит едва ли не самая выдающаяся заслуга Битлз. Если Вы выпускаете солидный альбом, он должен быть концептуальным. Ему не обязательно иметь все признаки единства сюжета, но одна, или несколько, тянущихся через весь альбом, идей будут присутствовать. То есть, не бывает так, чтобы на одном диске умещались песни записанные в последний период времени, и записанные лет пятнадцать назад. Концептуальность означила комплектность, компактность даже. На виниловой пластинке умещается сорок пять минут звучания. Соответствующим был и её концептуализм. Потом кассеты на шестьдесят минут. И, наконец, CD на семьдесят пять. Кстати, Ваша непрерывность позволит мне напомнить, что CD, это compact disk? Помните, их ведь так называли когда-то. Компактность, удобство пользования – лучшие друзья непрерывности: они помогают МЕТРОполитену... а также нам – не опоздать после работы на «электричку». Разговор в одной из них: -- И что там у них было? -- Голяк. Из последних только «Коrn», -- и ни фига... Старички там всякие, «Linkin’ Park» этот фуфлыжный... -- «Ди-си-ков» не было? -- Кого? -- Ди-си-ков. -- Каких дисиков? -- Ну, ди-си-ков – «AC\DС». -- Не-а... А что, эти ди-си-ки играют ещё? -- Ну, да... -- Так они ста-а-арые... Сколько им лет? -- Да, много... -- Прикинь, какую музыку раньше слушали? -- Так, другой не было... -- Да, не было... Беспонт. -- А чё, беспонт? Нормальная музычка. -- Тебе нравится?! -- Да... -- Как вы, вообще, можете слушать такое старьё... -- Да, ты гонешь, что-ли? -- Для меня уже «Sepultura» старые. -- Ну, да – старые... -- А «AC\DC», так вообще... Я понимаю, лет, там, тридцать назад... Ещё можно было слушать такую музыку... -- Вот ты гоняешь! А что, сейчас её нельзя слушать стало? -- !?! ... Ты, ну возьми такую вещь, сейчас музыка другая... Молодёжь ту, старую, вообще не слушает. Она не катит. Не вписывается, понимаешь? -- Да, всё она вписывается! Слушал последнюю «Металлику»? -- Ну, «Металлику» слышал... Но «AC\DC» же, не «Металлика» -- это ещё раньше было. «Металлику» ещё слушать можно. А вот, ди-си-ков – извините! -- А ты слышал их, вообще? -- Не... Не могу такую музыку слушать. Я и разные «Металлики» со «Слэйерами» не очень люблю. Нет – последние альбомы слушать ещё можно. А вот ранние... -- А что ты слушаешь? -- Ну, всё... -- Нет, ну, конкретно можешь чего-нибудь назвать? -- Ну, там, тот же «Korn», например. Мэнсона слушаю, «System Of A Dawn»... -- А что, у них ранние альбомы лучше? -- Да, слышишь..! Конечно лучше; ты сравнил! И по звуку, и по развитию... -- В смысле, «по развитию»? -- Ну, развитие. Вот, Мэрлин Мэнсон, -- это же, современная музыка? -- Да. -- А твои ди-си-ки – не современная. -- Короче, ты можешь просто не любить, там, ди-си-ков, или ещё что-то, но по поводу того, что ты говоришь «старьё», это ты прогнал. -- ... -- Они старички, -- но не старьё. Вся твоя современная музыка держится на их достижениях двадцати-тридцатилетней давности. То есть, ту музыку, которую ты называешь современной, придумали они. Эти твои, как ты говоришь, современные, типа – актуальные команды, не особенно-то изменили рок за последние, вот уже, лет десять. А вся основа, весь фундамент были заложены ещё тогда... -- Да знаю я, -- что ты мне морали читаешь? Я в курсе. -- В курсе, -- так, чего ж говоришь такое... -- Да я, просто, хотел сказать, что эта музыка мне неинтересна. Развитие уже ушло, -- далеко вперёд. И слушать все эти эксперименты – пройденный этап. -- Не знаю, как тебе, а мне наоборот – интересно. А что по части развития, так, конечно: слушаешь те альбомы сейчас, и чувствуется – это перестало быть актуальным... Но пять лет назад, для меня это актуальным ещё было! Прикинь – альбому двадцать лет, а он всё ещё актуален. Я что-то сомневаюсь, что твой Мэнсон двадцать лет выдержит. Эти старички... Сравнить – по качеству – то, как они рождали новые стили тогда, и как работают в этих же стилях, или делают свои собственные, современные команды – так, явно, не в пользу последних... Вся эта современная шушера, всё абсолютно – от рока, до электроники, как-то работает вхолостую. Я имею ввиду, что они музыку не меняют. Где-то с середины 90-х музыка не меняется. На «Пантере» остановилась. «Пантера», «Нирвана»; «Prodigy» там, «Untitled», всякие «Moby». Музыка не развивается. Один кибер-панк сплошной – вот уже лет пятнадцать. И поэтому, когда слушаешь какой-нибудь «Слэйер» восемдесят третьего года – конечно, он никакой, я бы его сейчас не купил; но по тем временам, он просто кишел новыми идеями, новыми течениями... А у современных молодых команд что-то потенциала не слышно. И не забывай ещё, что, сыграй эту современную музыку перед теми слушателями, которые бесились под Битлов и Цепелинов, так они б, наверное, не поняли бы ничего. Существует определённая закономерность развития, эволюции. В том числе и эволюции восприятия. Видишь, ту – возле окна? Прикинь, если б она в таком наряде, лет двадцать назад, на работу бы вышла? Скорую б вызвали... А поезд? Прикинь, там, Александру Македонскому показать поезд? Он бы в вагон зассал зайти. А мы едем. Мы привыкли. Мы ещё не родились, а поезда уже ездили. То есть... понимаешь, да? Эволюция. Эволюция. Новые витки развития. Она, как бы, движется по спирали: сначала человек стал ходить, потом ездить, плавать... А потом летать, -- в космос, там... Причём, одно происходит из другого: спрос рождает предложение. Железной дорогу сразу делать не стали: сначала была просто дорога, потом – когда появились паровые машины – возникла потребность. И так по спирали: одно рождает другое – чух-чух-чух – пока не закончится виток; а потом новый уровень – и потребности те же, но уже другой подход – с других позиций осмысления. -- Да, ты... по ходу... поэт. -- То же самое и в музыке – «Битлз» играли без примочек: была такая музыка. Потом появились примочки. Потом без примочек – уже – понту на сцену лезть – не было. Понимаешь, восприятие, как бы, закрепляется на определённом рубеже, недоступном до сих пор, и оттуда уже зрит на новое, которое будет обыденным после. Новые витки развития. Когда тебя туда заносит, восприятие обогащается – ты становишся действительно другим человеком. К тому времени, ты уже сидишь, и усиленно медитируешь. К тому времени ты уже понимаешь: не надо думать, всё равно ничего не придумаешь (хоть сколь-нибудь близко относящееся к единственной реальной вещи – Бесконечности), а потому, выходит, что нечего думать, и получается – нечего думать, надо не думать. И вот на этом месте развития восприятия, вдруг... Пшшшшш... И мир разрывается вместе с цепями логических его обоснований, а, делавшие его незыблемым и твёрдым, устоявшиеся истины разлетаются, а ты их пытаешся поймать, как космонавт свои вафли в космосе... У него было минут сорок «мёртвой зоны», он отключил все камеры слежения на борту, он хорошенько по-мастурбировал; и вот, оне сердешные разбегаются от него – с криками: «агу-агу»; а он их ловит. И, хоть и запахнул уже шнягу в свои космические штаны, представляет он из себя жалостное зрелище. Намного монументальнее был он когда парил в невесомости со стоячим хуем: упругий член болтался туда-сюда – что придавало ему – космонавту, как невесомому телу, немалое ускорение. Вот где находится «вечный двигатель» человечества. Именно в этих мышцах. Раньше я наивно полагал, что вечный двигатель находится в срединной точке женщины, когда она становится на четвереньки (вход со двора); я искренне соглашался с ребятами из группы «Untitled», точнее, с обложкой одного из их альбомов: помните – там запечатлён бесподобный женский зад сзади, втиснутый в джинсовые шорты, скорее показывающие, как в увеличительное стекло, чем, что-либо скрывающие; и под этим всем – название альбома «Perpetuum mobile». Цели всех человеческих направлений, желаний, соглашений находятся там. Женщина не занималась, и не будет никогда заниматься прогрессом. Прогресс движется за счёт того, что мужчина его постоянно волочит за женщиной – похвастать; за женщиной – да, как же! За её задницей. Группы я так до сих пор не услышал. Как то, в одном баре, я увидел знакомое оформление в стопке дисков, и попросил бармена поставить... Он чего-то там долго искал, с кем-то переругивался, но самого диска, так и не нашёл. Обложка есть – группы нет. Странно. По – ря, по – ря, по – рядуемся на своём веку Красавице и кубку, счастливому клинку. По – ка, по – ка, по – качивая бёдрами на жопах... Пьяные мужчины – фу, какая мерзость! – горланят, а на них бы – па-а-хать... Какая жалость. Тут приходится вибирать между мерзостью и жалостью. Тут приходится привыкать к носкам, щетине и поту; но пахать-то – можно. Анекдотичной притчей во языцех стала ситуация – женщина и пьяные мужчины. О том, сколько выпить, чтобы некрасивых женщин вообще не осталось. Вместе с первыми мыслями в голове мужчины – после первого укуса – в мужчине возник стыд. Стало быть, виноделие возникло из потребности что-либо делать с мозгами. Вино, в первоначальном замысле, служило куражу -- Дионисию. (см. выше об эволюции) Всё для того, чтобы приблизиться к женщине. Женщина, с получением мозгов, и в силу вытекающих последствий, обретя мышление, проявилась в стремлении к недоступности. Красота – защитный барьер, но этот барьер можно укрепить. Этот барьер нужно укрепить. Леночка, держи спинку прямо. Девочки не должны дёргаться как мальчики, -- девочки должны всё делать плавно, ме-дле-но-о. Девочек, это когда они подрастут, потому и величают сучками, ведь они ведут себя как собаки. Пока «всё нормально» -- ни у какой мужской особи даже и мысли не возникает. Но стоит только потечь, и вокруг уже собираются толпы поклонников. Сука по-началу огрызается. А затем даёт. Женщина имеет возможность по своему почину, как не вызывать интереса, так и наоборот – привлекать к себе внимание. Это как две позиции выключателя: в одной, женщина социальный субъект, а в другой – женщина. Вызывающая к себе интерес. И как же, без двух стаканов, решиться к ней подойти? Ведь, что-то же надо сказать. Что-то надо сделать... А она... Не, я лучше домой пойду. Повод для знакомства. Нужен повод для знакомства. Связующий момент. И где достать этот клей «Момент», если нет точек соприкосновения? Если женщина недоступна? Но это поправимо – видите, она достаёт сигарету? Сейчас возле неё столпятся, подождите... Курящая женщина – о, как много можно ей сказать, или спросить у неё! Своя. А представляете, женщина на футболе? Мужской синтаксис раскрепощается моментально – как много можно повесить на уши этим, замёрзшим на ноябрьском ветру девушкам; ну, и конечно, -- выпить предложат обязательно, и не раз. И все-все-все будут такими хорошими, такими галантными... Мужской синтаксис ринется к женскому с информацией, используя эту информацию как абордажные крючья: подмять плацдарм, и дальше, подмять плацдарм и... Набор велик: судья, мыло, свисток – где, в каком сезоне, на которой минуте. Вас удивляет неуровновешенность, и, даже, некоторая прыткость в суждениях автора по данному вопросу? Автора и самого это удивляет. Но, с другой стороны... Всё это, согласитесь, не совсем красиво. Когда в автобусе – в проходе – стоит одна из них, а вокруг столпились некоторые из них, и у последних с языков капает; а другая половина автобуса свободна, но эти столпились тут, возле неё, и, из-за этого быдла озабоченного тебе приходится играть в шпроты. Возможно, мы, люди, способны на лучшее: например, быть, по развитию, выше в этой области человеческих взаимоотношений. И вряд ли верна позиция – «такова жизнь». Человечество не живёт по принципу «такова жизнь». Оно всё время старается в эту жизнь что-нибудь снаружи пронести, чтобы она не была такова. Позиция воспарившего над снегом ламы – «происходит то, что должно происходить», здесь, в нашей грязи, не имеет смысла. Я инструмент Вселенной. Бесконечность явила меня в этот Мир, с определённой целью. Что бы я не делал – в том моя миссия. Какой бы ни была моя жизнь – хорошей иль плохой – в любом случае, я делаю то, что мне велит Вселенная. Подспудно все с этим согласны. Все согласны со Вселенной, с Богом. Все отдают себя в Его руки. Потому что все – абсолютно все – хотят, как лучше. Разве Гитлер не хотел, как лучше? Разве он не считал, что так будет лучше? Кто говорил себе: я хочу всем сделать плохо -- я плохой? Все мы подсознательно подсознаём, что Бесконечность движет нами по своему усмотрению. Мы ей вверили себя (ага!), мы ей доверяем. Сидит, и доверяет, например, Чикаттило, или ещё кто-то – из той же серии. Лама может позволить себе жить по тем, поднебесным законам потому, что не несёт ни перед кем ответственности, кроме себя самого. Но мы-то проживаем в обществе. По ходу своего хаотичного движения задеваем друг друга. Нам нужны правила дорожного движения, нам нужна мораль. Какой бы она не была, но обществу без неё не обойтись – оно растеряет вместе с моралью свои критерии. С де-инсталляцией морали, как компонента системы, произойдёт откат очень многих драйверов. Нам нужны Заветы, заповеди, а по божьим законам, больше, чем двум, прожить нельзя. Мы эти божьи законы тут же начинаем трактовать по своему, всячески оправдывая свои действия по отношению к закону, но, в них -- не исходя из него. И -- а это случается каждый раз, когда мы касаемся закона, синтаксиса – закон божий, и божьи заповеди, это есть крайности. Самый оптимальный путь – тот, что посередине. Середина, это такая вещь... Она подобна Вечности – существует без нашего вмешательства, идентификации её нами. Короче – не придумана, а, вполне, реальна. Не зря золотая. И может послужить константой, точкой отчёта. Когда у нас троится в глазах, и надо выбрать, в какую из трёх замочных скважин вставить ключ, то выбираем мы ту, что посередине. Потому что в нашей человеческой трёхмерности, мы обитаем в середине. (Не мир вокруг нас, а мы в нём.) Мы, с нашим содержимым посреди нас, помещены в середину – в сложившуюся вокруг среду. Это мировоззрение продиктованно синтаксисом в связи с положением человека, как биологического вида, как и всех, способных к перемещению видов. Всех нас объединяет то, что для нас есть «под землёй», «на земле» и «над землёй». Для дерева нет срединной точки: одной половиной оно впивается в землю, а другой – в воздух. Строение и функции этих двух корней так же различны, как различны половины наших человеческих тел. Но эта наша форма жизни, а то – их. Инерция позволяет нам предположить, но всячески мешает осознавать: деревья, это колонии. Мегаполисы клеток, которые ещё дисциплинированее, чем муравьи и пчёлы. Если пчёлы и муравьи обладают одним, общим на улей или муравейник, мозгом, то растение, или дерево, это сам мозг и есть. То есть, существо, состоящее из мозга. Как только мозг костенеет (особенности планеты Земля, её биологический, химический – физический подчерк), существо (клетка) получает право на передвижение – получает права. Мозг становится костным – новая версия; добавляются новые фишки: органы пищеварения, органы восприятия, например. Клетка очень миниатюрна, микроскопична. Она невесома, и потому – обзаводится крыльями: прагматизм Жизни окрыляет. Она совершенствуется: её облик выкристаллизовывается до блеска, до хитина. Во всяком случае, если когда-нибудь станет осознанным растительное происхождение насекомых -- в том случае, если это действительно так -- человечество не остановится и перед этим. Оккупация планеты ни на миг не прекратится. Мы эволюционировали именно в такое существо: ни перед чем не останавливающееся. Мы можем проследить шаг в эволюции другого вида, именно этот момент перехода (с одной стороны деревья и растения, с другой муравейники и ульи), выделения клеток в среду, их отделение от основы; но своей эволюции знать не желаем. Не то, что не можем; не желаем. После дарвиновской обезьяны народ поостыл. А то, что насекомые и растительность, так и льнут друг к другу, питаются друг другом, -- взаимодействуют, замечаем не глядя. Про животное мы говорим: оно не думает. Оно в апатии, так как сбросило кожу. Оно лижет детёнышей, так как они родились. Оно также кормит их молоком – оно млекопитающее; о себе мы не говорим: церемонимся своею психологией, своей анатомией, а толку – ни на чуть-чуть. А чего, я щас ещё и не такое скажу... И почему это, если какой-то из супермодных изотериков напишет «пиздячус-хуячус», ему все верят, то почему это они не поверят мне – с какой стати? Бывают моды – верить, а бывают – не верить. Я вот, верю в одну байку, и тем более, чем более невероятнее она выглядит. Среди множества миров, общим частотным колебанием (амплитудой волн) которых существует этот, воспринимаемый нами мир, есть и неорганические. В этих мирах, в отличии от органических (физических), нет органики – нет ничего, что мы могли бы, а точнее сказать – умели бы, восприять своим повседневным вниманием, отданным во власть синтаксиса. Внимание, надриссированное синтаксисом, обходит стороной элементы тех миров. Это и есть тот самый «духовный» мир, точнее – миры. Свойством существовать в них, обладает только энергия. В отличии от нашего мира, где вместилищем энергии является органика, те, вышеобозначенные, содержат в себе лишь, связанные меж собой некой божественной силой, энергетические конфигурации, структуры, функциональные, с точки зрения Жизни, как таковой. (Вернее сказать, в нашем мире всё то же самое, -- он всего лишь тяжеловесней – от элемента, к элементу: поэтому и существуют такие понятия, как «мир тонкий», и «мир – крупным шрифтом»; разница между мирами, скорее, количественная, чем качественная.) У нас есть энергия (душа) и органика (тело). Как оказалось, Жизнь не нуждается в органике: тело не определяет сам факт возможности жизни, а лишь её характер. В неорганическом мире есть Жизнь. Неорганическая. Ангелы и демоны существуют на свете, правда – не на этом. И за душу человеческую идёт борьба. Неравная. И не между ангелами и демонами, а между неорганическими существами и людьми. Человек этой борьбы, разумеется, не замечает, и, незаметно для себя, терпит в ней тотальное поражение. Их неорганические структуры энергетических полей пребывают в неподвижности. Вечной неподвижности. Человеческие же структуры, в силу наличия органики, имеют, настолько интенсивную динамику проживания, что влекут этих существ. Для них наши чувства являются деликатесами. И деликатесами не в нашем понимании этого слова. Представте себе множество самых ярких, самых приятных вкусовых оттенков, оттенков запаха (я, например, представляю всё это в виде самых разных сортов мороженного), но в системе калейдоскопа: самые невероятные вариации ощущений. С не меньшим аппетитом эти существа поедают наши чувства, такие как: любовь-ненависть, страх, радость и печаль; их всего четыре, наших реальных чувства. Досада, это не чувство, а эмоция. Чувств всего четыре. Из них синтаксис выводит свои производные. Так вот, мы генерируем энергию – чувство, а они её едят. Но, просто так ведь не присосёшся: слишком велика разница между мирами, между их структурами и нашими. Для решения вопроса понадобилось каким-то образом приостановить наши стремительные потоки, чтобы, хоть как-то, адаптировать скорости движений. Чтобы яркое человеческое колыхание превратилось в желе. Что они сделали? Они дали Адаму откусить от яблока, и тот начал сопеть, и осмысливать окружающее. Остановился, как вкопанный, и стал качать извилины. В наш разум, который принимал те решения, которые, затем, притворялись в жизнь, а не такие, как «пойду, всё раскажу Наташке про Тамару», в этот наш разум, вложили синтаксис, и мы затвердели. Одновременно синтаксис является, как бы, концом шланга, через который качается наша энергия в тот, другой мир – USB-портом, точкой соприкосновения. Синтаксис находится в определённом месте – прямо над нашей головой. С точки зрения энергии, это выглядит, как колышущийся -- туда-сюда -- маятник. К нам присосались. (Насмотрелся не только «Матрицы».) (Таким образом, аналогия с «Матрицей» налицо, с тем, лишь, отличием, что никакой Нео не прийдёт, и не спасёт нас – слишком всё индивидуально; кроме того: мы имеем обыкновение приколачивать разных там, всяких Нео в рамку, с тем, чтоб носит их потом на шеЯ – это синтаксис быжится своими трёхмерными извилино-образными жилами.) Благодаря работе синтаксиса – «гниения» головы – мы, всю свою жизнь, совершаем поступки, делающими с нами, по сути, одно и то же: из сердцевины нашей души, осознания, энергетической структуры отталкиваем наше содержимое, самый смак, к периферии формы – тратим на форму; и тратим так бездарно, что жизнь становится серой и постылой. Эту шутку с нами сыграли они, изобретатели синтаксиса. Мы, люди, вот уже многие тысячелетия, рождаемся рабами, и каждое мгновение отдаём им энергию. Среди многих их разновидностей, по большому счёту два направления: те, с которыми энергией мы делимся (но на это способен, далеко не каждый практикующий), и те, которые её попросту, безоговорочно берут – грабят. Последние -- хищники того мира. Демоны, по нашему. Практическая ценность Нового Завета в том, что в нём приводится один из способов удаления захватчиков из своей жизни. И несмотря на то, что вокруг все живут под их властью, и ничего, живут, -- это того стоит. Сейчас объясню, почему. Дело в том, что неорганические существа не могут влиять на нас непосредственно, физически. Они не способны прикоснуться к нам, как и мы к ним. Но они способны создавать – и создают! – в нашей жизни ситуации. Которые вызывают в нас вышеперечисленные чувства. Они способны на всё, что мы только можем себе откашмарить, и ещё на чуть-чуть больше. Влияние их на нашу жизнь, фактически, рабовладельческое. Они даже не маскируют данные жизненные ситуации в нашу общую, собственную; это делаем мы сами. А точнее – их синтаксис. Это абсолютная правда -- по поводу того, что все человеческие беды – абсолютно все – происходят от падения человека, от того, что тот впустил в свою жизнь «зло». Люди сами виноваты в своих бедах, и Боженька помочь им никак не может, так как, те не являются его проводниками, не «заземлены» заповедями, не подготовленны, и если пустить заряд, то не выдержат напора, и сломаются. Так что лучше оставить всё, как есть. Свет сознания, этого реального нашего Божества, нашей человеческой матрицы, нами почти утерян. Если начать жрать говно, то, вначале, возмутится рот, а затем желудок; кишечный же тракт остановится – остановится в удивлении: что бы это значило? Если прыгать со скалы на скалу, то, однажды можно упасть между. Если травить себя градусом, можно спиться. В энергетическом отношении, мы подобны тем пьяницам. Если не чистить регулярно зубы, будет кариес -- если не соблюдать заповедей, жизнь покрывается купоросом, доступной пассажирам. Я реально Вам заявляю: заповеди действуют. В том плане, что жизнь становится другой. Прекрасной. Счастливой. Нет такой беды – не существует в природе – которая была бы способна прорваться в заповедник заповедей. В этом Вы легко можете убедиться сами – без малейшего усилия с Вашей стороны. Вам не надо будет почти ничего делать – большинство-то пунктов, как раз, говорят о том, чего не надо делать. Это всего лишь дело интереса, и... это интересно! Немного дисциплины – очнитесь же, ведь Вы человек! – немного любопытства, и, заметить не успеете, как изменится Ваша жизнь. В ту сторону, которая не очень-то по вкусу придётся, и Вас оставят в покое. Как уже отмечалось, неорганические существа не могут воздействовать на органический мир. Но их это не смущает. Они придумали множество различных способов влияния на него. Вмешательства. К примеру – растительность вывели они. Всё, что мы возводим в ранг ботаники, своими корнями уходит в тот, неорганический мир. К слову сказать, растительность, единственная органика в нашем мире, способная к восприятию неорганических существ. Это самое настоящее общение. В отличии от нас, чьи скорости неизмеримо выше, как скоростей растений, так и скоростей неорганических существ (они для нас неподвижны, мы не способны заметить их движения; они тут, перед нами, но мы их не воспринимаем. Это можно сравнить с тем, чем мы являемся для мух, живущих на таких скоростях, и таких временных рамках проживания, что нам приходится очень медленно мотать плёнку, чтобы успеть что-либо разобрать в их плотном рабочем графике. Что для нас микробы? Мы знаем, что они есть, но без микроскопа не замечаем. У микробов, в отличии от нас, нет даже такой возможности. В их мировоззрении, если б такое имелось, не нашлось бы места даже для допущения такой возможности. Микробы нас не воспринимают. Мы не воспринимаем неорганических существ. Скорости разные. Эти существа тут, перед нами, но за той гранью, где органика размывается, испаряется; где материальное переходит в качество духовного. Зачем – не знаю, но неорганические существа припахали ботанику -- на строительство памятников. Каждое растение, это проэкция неорганического существа здесь, в органическом мире. Это монумент, над возведением которого, бесконечными годами, трудятся мегаполисы клеток. Трудятся в поате лица, в должности материала. Отжив своё -- в качестве наружного слоя – образуя кору. Органическая жизнь у дерева находится лишь в самой поверхности, -- присутствие неорганической жизни занимает всё остальное. (Кстати сказать, Бог очень похожим способом имеет отношение к нам, проживающим в органике: он нами проявляется. Всеми – абсолютно – когда-либо имевшими место в Бесконечности чувствами, ощущениями, а также -- событиями. И страшный суд будет; и все мы – только, уже не в качестве обособленных личностей, а в общем потоке, станем воспринимающими свидетелями поступков всех нас. Эта колыхающаяся неизмеримость энергетических фактов будет – целиком, без остатка – воспринимать заново всю свою совокупность. Эта глыба вспомнит, и, в очередной раз, всколыхнётся от Вашего насущного чувства, того, что Вы испытываете прямо сейчас. Все эти ниточки пройдут через иголочку; и мы будем, в бесконечно большее число раз больше страдать, от того, от чего страдают, ликовать – от того, от чего ликуют. Это будет бесконечное сплошное (в понятии потока) чувство. А так как, каждый из нас в себе носит нечто -- из своих поступков, о чём он оч-чень не хотел бы, чтоб узнали окружающие – особенно ближайшие; по крайней мере – близкие, то, Вы сами видите, что это будет Вселенский Ужас. Вселенская Любовь. Бесконечность.) Мы олицетворяем Бога. По такому же принципу – олицетворения – сотворены и мы сами. Наша жизнь – сфера внимания наших поступков, точнее – сфера их осознания. Мы вынуждены осознавать свои поступки, думать о них, так как, наша жизнь, в отличии от жизни неорганических существ, состоит из действий: мы действуем-осознаём содеянное --действуем-осознаём... В этом мы проявляемся. В этом проявляется Бог – человеческая матрица и форма, точнее – их совокупность. Самый поверхностный слой нашего существа – сознание и поступки – очень тонок. Но мы ещё продолжаемся вовнутрь, у нас есть глубина. Подсознание. А само сознание есть точка на поверхности. Она очень мала. Эта точка есть сфера мира, доступного нашему повседневному вниманию. То есть, своим сознанием мы охватываем лишь эту область нашего существа. В следствии обогащения осознания, его расширения, область, доступная вниманию, увеличивается, охватывая всё большие области нашего существа. Это похоже на электрическую лампочку, сравнимо с амплитудой её излучения: от самого малого, к самому светлому. Лампочке, для излучения света, нужна определённая энергия. В нашем случае всё упирается в неё же. Чем больше в нас энергии, тем ярче и больше свечение нашего осознания; таким образом можно высветить, едва ли, не всю свою поднаготную. Этого, собственно, и пугаются наши поклонники из преисподней. Дух святой обжигает их, -- и другого способа избавиться от пассажира нет. Десять заповедей. Существуют определённые правила. Мы их усваиваем как закономерности. Существуют определённые правила: мы о них ведаем только благодаря познанию, а уж только потом – постижению. Чтобы освободить разум от рассудка синтаксиса, нужно стать ладаном. Нужно накопить в себе столько святого духа, силы, энергии и йогурт в о-город, сколько потребуется, чтобы пересилить Того. Верьте мне. Вы мне не верите?!! Верьте мне, я Вам правду говорю. Для пущей убедительности, я бы, даже, расписал бы Вам всё по полочкам – каждую из десяти: как данный закон отпугивает Сатану, каким образом служит накоплению энергии, как заставляет идти по пути истинному – тому, на котором с нами не может случится ничего плохого. Вот, только, заповедей я не знаю. Искал (минут десять) литературные источники, да и забил. Существует безупречный образ жизни, безупречные поступки, безупречность. Она нужна нам для того, чтоб быть дисциплинированными скупцами в отношении своей энергии. Нам нужно быть безупречными, чтобы её не терять, а накапливать. Делать дело так, чтобы потом не приходилось его переделывать; совершать такие поступки, о которых потом не требуется жалеть. Тратить жадно, и не переплачивать. Есть два вида действия – безупречное и впустую. Когда тратишь энергию, время, жизнь в никуда, то это всё и уходит в никуда. При безупречном образе поведения, энергия, будучи затраченной, восполняется – и с прибытком. Например, «не пре-любо-действуй» -- никто не станет спорить, что, занимаясь сексом, мы тратим огромное количество энергии. Для того, чтобы подтвердить это, не надо быть изотериком; даже самый злостный материалист -- подтвердит. Ещё бы – в момент оргазма мы «выстреливаем» Жизнь; генерируем энергию. Коллосальная энергетическая масса нас самих, вырвавшись из тех недр, где только что пребывала, рассеивается по переферии нашего существа. Энергетические затраты – ещё раз повторюсь – огромные. Теперь поглядим, ради чего произошло это. Акт секса имеет место по двум причинам: первая – хочется, а вторая – «время пришло». Мы занимаемся сексом из страсти, и по привычке. Когда мы только что потрахались по привычке, то впадаем в состояние опустошённости и подавленности. Это ощущение не спутать ни с чем. В таком сотоянии нам становится скучно: мы о чём-то сожалеем – мы потратились «на шару». Прелюбодействие; не знаю, какой эта заповедь считается по номеру; знаю другое: самый безопасный секс, это когда мы говорим слова любви, и при этом сами в эти слова верим. Самое оптимальное состояние жизни, это когда мы верим в Бога. Или во что-то ещё. Когда мы помним, что нам, в любом случае, однажды придётся распрощаться со своей органикой. Есть там жизнь на Марсе, или нет её, но качество сотояния изменится. Каждый, ныне живущий – будущий мертвец. Сколько верёвочке не виться... Можно быть упёртым материалистом. (А лучше быть упругим материалистом.) Можно быть и Лениным, и Леной, но сколько можно скрывать от самих себя, что в нас что-то есть, помимо костей и сала. Если признать существование подсознания, то те его области, которые от нас сокрыты, мы, по самому настоящему наитию -- которое указывает нам реальную картину, – ведь оно-то, в курсе – относим к превалирующим. Уже и так всем понятно, что сознание – верхушка айсберга. Мы о самих себе не знаем ничего. Не то, что не ведаем происходящего в нашей глуби – даже не догадываемся. Но если вдуматься в тот факт, что каждый из нас таскает в своей жизни, как в бауле, бесконечную область неизведанного, можно надолго лишиться покоя. То есть, это факт. И происходит этот факт незаметно для нас, так как, это нужно синтаксису – его, собственно, процесс. Технология всё та же: наше стремление в мир внешний, приливает энергию к переферии. Мы очень озабоченны окружающим, и вот, мы там. Там же наше сознание – сосредоточенное на внешних предметах: мы это называем материалистическим подходом. Но это не материализм. Это тупость, и ей подверженны идеалисты в такой же мере, в какой материалисты. Нет всех этих течений-учений-лечений, -- есть лишь наша общая человеческая болезнь: мы больны паразитом. Он нам твердит без устали: идите сюда -- здесь хорошо. А мы прёмся – грустное, обиженное на жизнь, быдло. А знаете почему? Потому что делаем серьёзными наипустяковые вещи, и поклоняемся им всю оставшуюся жизнь. Согласитесь, к этому ведь нельзя было прийти никаким другим образом, кроме как, через соглашение. С самими собою, и друг с другом. И в, по крайней мере, половине случаев, соглашение приобретает вид сговора. Общество, держится на обмане. Извержение вулкана, это оргазм планеты. Но её семяизвержение неразрывно и сиюминутно связано с генерацией, рождением. Земля рождает камень, который станет почвой, в которой зародится жизнь. Земля шевельнётся – земля затрясётся. Но мы всё равно будем строить дома. Мы лжём себе. Среди изготовленных нами самими неподвижных предметов, нам кажется, что у нас есть какая-то точка отчёта, константа. Но её нет. Незыблемость этого мира – блеф. Мы лжём друг другу. Мы делаем друг друга личностями. Но мы индивидуумы. А когда нас, индивидуумов, делают личностью окружающие, то мы сами, начинаем идентифицировать себя адекватно, и поддерживать этот миф собственной значимости. Тратить на это 90% энергии. Мы настолько заинтересованны в том, чтоб наебать очередного клиента в своей жизни, что сами, уже давно, верим во всю ту белиберду, которую несём про себя. Особенно это касается занятой собой женщины. Она перешла улицу. Она говорит себе: «пойду, посмотрю: что это там, в витрине ...». Она говорит себе: я перешла дорогу потому, что хочу посмотреть на что-то. Она не говорит себе, что сделала это по причине появления из-за угла противоположной стороны, «парня её мечты». Мужчина не скажет, что перешёл улицу потому, что по ходу движения, за двадцать шагов впереди стоит компания подвыпивших мужчин, и косит на проходящее мимо мужское население недобрые глаза. Наша цель – прежде всего – оправдать собственное поведение. Способом её достижения мы выбрали ложь. Нужно говорить правду. Хищник не любит правду – он её не выдерживает и уходит. Когда мы говорим себе правду, он застывает на месте, как, застигнутый врасплох внезапно включённым освещением, тать. Как битый котик. Помимо «праведной жизни», включающую в себя, как само собой разумеющееся, правду, существуют и другие способы избавления от хозяина положения. Каждый путь – комплексный. Мы, люди, без классификации не можем. Это наш путь – комплексность. Один из этих способов представляет собой определённые движения. Это не упражнения, но называть их будем так. Направлены они на передвижение своей внутренней энергии. Называются эти движения «Дар Бесконечности». Это магические пассы, но не в плане ритуала, а как практика обретения контроля над своим содержимым. Ведь оно где-то на окраинах. А нужно, чтобы было в сердцевине. Наши энергетические потоки текут не там, где им полагается. В отличии от таких дисциплин, как йога, в которой практикующие практикуют асаны – позы, служащие в качестве антенн-ловушек энергии; йоги выгибают спины, чтобы полностью совпасть линией своего внутреннего потока, с внешним востребованным (знаете, как молдоване закручивают лампочки? Для тех, кто нет, расскажу: один, стоя на столе, держит в вытянутой руке лампочку, а четверо, дружно взявшись за стол, подняв, кружат хоровод), йоги, как бы просят энергию: ну, приходи, ну, не уходи; в упражнениях «Дара Бесконечности» практикуется более жёсткий подход. Энергия захватывается, и бесцеремонно переносится туда, где ей следует находится на данный момент. Энергии никто песенок не поёт. Мы должны взять то, что, являясь частью нас самих, по праву принадлежит нам. Возражения не принимаются потому, что это, как раз, тот самый случай, когда – «или-или». Ведь магическими пассами Вы занимаетесь и так. Передвижение энергии (точнее – её безудержное, пустое, никчёмное перемалывание) происходит в любом случае, когда Ваши движения синхронны с дыханием: то есть, всегда. Когда Вы моете окно, Вы тоже занимаетесь магическими пассами. Логичнее было бы делать это себе во благо, а не наоборот. Принцип такой: на вдохе мы закрепляем энергию на определённом месте. А вот на выдохе, её можно передвигать: это действует, как педаль сцепления (вдох) и переключение скоростей (выдох). Инструменты самого процесса передвижения энергии – наши конечности. Напрягая сухожилия, мы захватываем энергию, находящуюся в данном конкретном месте. Стягивать её нужно от переферии, к сердцевине нашего существа. Окраины нашего существа находятся для нас от нас на расстоянии вытянутой руки, или ноги. Это те места, до которых мы можем дотянуться, не сходя с места. Таким образом, открывается шанс изменить направления энергетических потоков, на более оптимальное, верное и истинное. Эти потоки идут вкривь, и вкось, так как, это проделывать их заставляем мы – неся синтаксис, как знамя, и занимаясь всяческой хернёй. Они, как вены наркомана – уходят. Сначала мы их возвращаем на орбиты. Перестаём совершать поступки, отталкивающие потоки энергии на окраину. В начале, это напряжно. Но потом, когда, посредством регулярной практики, потоки уже не имеют тенденции к возвращению на привычные, ущербные траектории, мы перестаём совершать неправильные поступки. Они нас больше, каким-то чудесным образом, не беспокоят. Это следствие того, что энергия вернулась на своё истинное положение; и синтаксис – заметно – поутих. Когда мы меняем конфигурацию энергетической системы, захватчик покидает нас. Понту ему? Нах мы нужны ему – такие невкусные. Кроме того, в следствии того самого изменения конфигурации энергетического тела, оно становится ему слишком неудобным: хоботок упирается в твёрдое отсутствие схожих критериев. Сделать себя таким шершавым для него, помогают магические пассы. Так что, мой Вам совет – найдите пособие в специализированном магазине (это реклама), и примите Дар Бесконечности. И тогда, в один прекрасный день, Вы, воочию, постигнете одну из истин: единственное, что имеет значение для человека, как для существа, рождённого умереть, это познание. И Вы, наверняка, изберёте именно его – Путь Знания. Ситуация с путём такая же, как с магическими пассами: Вы можете меня, вместе с ними, послать -- куда подальше, но ситуация от этого не изменится. Вы – в любом случае – уже занимаетесь ими. Вы просто ходите – и Вы ими занимаетесь. Вы, в любом случае, идёте по какому-то пути. Ваш путь уже существует. У каждого из нас свой; и пройти его прийдётся от начала, и до конца. Другое дело – какой это путь. Вереница бессмысленностей и бессмысленности, или... Единственное, что можно сказать наверняка, это то, что путь, диктуемый синтаксисом, ведёт в никуда заведомо. С ним непонятно и сомнительно относительно, не то, чтобы правильности направления, а уже самого факта. Когда на своём пути мы исходим из установок ситаксиса, можно смело утверждать, что путь наш, это путь в могилу, и синтаксис нас провожает. Такой добренький. Но, ведь, в могилу-то, он с нами не собирается. А ты уже готов. Но всё ещё решаешь этот вопрос: кто тебе сказал, что твой путь – самый правильный? Кто тебе, сказал, что ты на каком-то пути вообще находишься? Целоваться не будем. Ещё один пост-скриптум. Оправдания. Прошу прощения у всех, кто знал меня до этого с лучшей стороны, за вынужденное косноязычие – писать я не совсем умею. Когда писал, старался «закосить» под синтаксис, точнее – парадировать его. Как в театре: утрированное представление явления, как в увеличительное стекло, показывает само явление. Вот и я – пытался заострить его углы. Чушь получилась удручающая. Меня, то есть. И вот, теперь, думаю: выкидывать (а, надо сказать, писал я изначально для себя – этакий классицизм – требовалось обобщить собранный свой какой-никакой опыт) – жалко; в таком виде, в каком оно есть – стыдно засвечивать. Чинить – долго; а время уходит, и актуальность написанного спадает. Ну, да ладно. Корона с головы не упадёт. Читайте. Буду надеяться, что среди вас найдётся тот, кто тупеее меня окажется. Тот, кто сейчас встанет: туловище ровно, ноги на ширине плеч; левую руку – ладонью вверх, в трёх сантиметрах от корпуса – расположит на уровне солнечного сплетения; правую так же, но ладонью вниз и над. Подкиньте кисти. Когда кисти будут находиться в верхней точке затухания импульса, со вдохом закрепостите мышцы, и поверните верхнюю часть туловища влево. С выдохом разверните локти в стороны. Ещё раз вдохните. Теперь выдыхайте, и медленно поворачивайте голову к левому локтю, потом к правому; и ещё два раза так. В этот момент можно вспоминать грехи, и избавляться от них. Это магический способ исповедания. И такой же цикл движений осталось совершить, но в на другую сторону тела. С самого начала: с правой ладонью, развёрнутой вверх, внизу; и с левой, направленной вниз, ладонью – над. Повторить нужно зеркально. Дело в том, что наши тела делятся на две половины – правую и левую. Левая отвечает за связь с Духом. Правая – за связь с синтаксисом. Магические пассы надо начинать слева. Дар Бесконечности приходит со стороны бесконечности. У нас есть две половины. В каждом из нас есть женская половина, и половина мужская. Местоположением точки нашего сознания обусловлен наш пол. В физическом мире это проявляется в виде наличия (или отсутствия) двух лишних хромосом. Женщина не терпит давления, но стремится к прикосновению. Желает прикосновения. Когда мы намерены активировать энергетические точки на поверхности своего тела, то не следует давить с самого начала. Так энергия только застывает – как клей. Нужно давить потом, а в начале, следует слегка «потеребить». Так она пробуждается. Железо требуется раскалить перед ковкой. Лёд и снег нужно сперва растопить, а потом уже, возникший поток пускать в столь угодное русло. Бесконечность приходит к нам и в нас – с левой стороны. В это трудно поверить, ещё труднее принять, и, уж, совсем невозможно осмыслить нашими направлениями извилин, но: она даже находится слева от нас. Точнее – мы повёрнуты к ней левым боком. Вам набило оскомину моё всенощное упоминание энергии? Слишком экзотично, чтобы быть правдой? Протрите глаза. Мгновенно откройте их. И, на это самое мгновение, Вы увидите эту самую пресловутую энергию. Когда глаза восстановят свою способность зрить, тогда же и синтаксис вновь обретёт контроль над Вашим сознанием. А надо эволюционировать. Вот мои собаки – среди них две суки, а, когда одна течёт, то другая – из зазнайства – через некоторое время, тоже течь начинает. Они скоро у меня будут течь четыре раза в год – вместо положеных трёх. Этак можно и на каждый месяц перейти. Волк «заколотил» себе косяк, прикурил... Вдруг, видит едут медведи-милиционеры. Волк отложил косяк за спину. Эти проехали. Волк поворачивается чтоб найти косяк и продолжить, но... нету. А есть только крик вороны сверху: -- Кидайте в меня палками: я приземлиться не могу! UNTITLED