Глава 9 Цивилизация, это глагол. Чтобы долго не вникать в суть, представьте себе «околоуровневые» понятия, такие как: электрофикация, индустриализация. Речь идёт об освоении новых, зачастую, огромных горизонтов окружающего мира. На предмет его грабежа. Все эти «вылазки» в природу ведутся с позиций захватнических войн, и по их принципу. Вместе с уютом и потребительским комфортом, мы несём в этот окружающий мир всю нашу грязь. Негативные проявления человека, его следы, говорят окружающему миру о нём гораздо больше и наглядней, -- ведь позитивных наших сторон он не замечает. Голуби топчут и разбрасывают хлеб по подоконнику; они знают, что кормёжка происходит именно здесь, у этого окна, прилетают сюда... Но для них это данность. Эти крошки для них сыпятся «с неба». В лучшем случае, из той вон дырки. Голуби никак не связывают падение кусочков хлеба из форточки, с Вашей рукой, с Вашим милосердием. Но вот если окно внезапно откроется, и на, не успевших опомниться, птиц -- за доли секунды -- опустится сковорода, то те, которые при этом лишатся, -- кто лапы, кто глаза или крыла, но не жизни, -- те вот, будут связывать и появление сковороды, и появление человека. Телефонная будка на вершине Эвереста хоть и будет номинально считаться символом проявления цивиллизованности человека, в то же время засвидетельствует в полной мере его дикость. Её там сейчас НЕТ. Но по той ли причине, что она там на-уй никому не нужна, -- ни альпинистам, ни... альпинистам? В любом случае, цивилизация собой, как методом, олицетворяет, как бы, «прививку» от естественности и естества, нетронутости и первозданности. Как только человек прикасается к предмету – предмет становится «цивиллизованным». На нём остаётся запах человека. Изготовленные человеком предметы, пропахли им до корней – «провоняли». Представляете, как волки ненавидят собак? Особенно, если конкретную собаку гладила рука её хозяина? Отнюдь. Работал в одном месте DJ”. Там мужик – хозяин – бывший «мусор», снятый с работы за превышение, сделал себе зверинец. Откупил себе «в аренду на сто лет» бывший пионерлагерь: сотворил себе поместье, и теперь там барствует. Сделал себе зверинец. Были там волки. Я с ними поначалу просто болтал, но потом они гладить себя давали. Нравилось им, как я умею шкурку чесать. Походили, просили ещё. О, это нетерпимое прикосновение человека... (О, как это поэтично...) В эволюционной потребности прикосновение вытянулось в конечность, в руку. Человек, как уже отмечалось, наполовину рационален, то есть, имеет дело с физическим миром, живёт сознательно; наполовину – иррационален, -- его подсознание существует по столь тонким законам, что иначе, как духовной сферой это и не назовёшь. Мир же – однороден. И физическое и энергетическое в нём пребывают в своей целостности. Человек – аппарат по разделению мира на две половины, и цивилизация состоит в том, что эти два начала в человеке устремляются, как потоки, друг к другу, когда обладатель двух рук пытается обнять, ощупать предмет с двух сторон, восприять его; одна рука «нащупывает» полезность камня, а другая – его древность и силу. По принципу электрического замыкания потоки начал – духовного и материального – движутся навстречу друг другу, и их энергия питает то, что сделает выбор: намерение трансформируется либо в созерцательное восприятие, либо в цивиллизацию. Но, к сожалению, результатом, в подавляющей массе вероятных возможностей, становится самое настоящее «огалтелое» окультуривание. Процесс цивиллизации выражается в «наклеивании ярлыков», в стандартизации всего окуржающего. Бирка «за номером...» призвана означать причастность к системе, совместмость с ней; бирка тоже крепится «не Бог весть за что»: крепление к ней тоже стандартное. А к стандартному креплению нужна и стандартность всего механизма или организма. Таким образом, цивиллизация есть ни что иное, как стандартизация Мира, его форматирование. В самом начале старались кузнецы. Но то – искусство. Затем эта долбанная Ману Фактура внедрила станочную систему, и пошло-поехало: ключ на девять, на двенадцать. СТАНДАРТ. Цивилизация Это огромная машина по переработке окружающего мира в продукт человеческой деятельности. Стремление иметь ко всему отношение, страсть к контролю, довели до того, что мы уже желаем стать творцами этого Мира, заменить Ему Бога. Мы всерьёз пытаемся «усыновить» Его. (Наложить на него лапу...) Мы считаем, что Мир по праву должен принадлежать нам. Но это лишь ощущение, возникающее от того, что Мир начинается у наших ног. Местоположение глаз, если хотите. Ведь фактически мировоззрение человека находится на уровне полутора метров над землёй. Пройдитесь по рынку -- увидите ли Вы, скажем, городских – мелких и средних – пернатых друзей? Только в том случае, если они «ощипаны». Кроме нужного товара (плюс-минус масса всякого ненужного, но...) Вы там ничего не найдёте. Не человеческой жизни Вы не заметите. Да и того, что выше уровня будок и прилавков тоже. Не говоря уже о «третьем этаже» (крон деревьев, фасадов строений). Наше внимание – «одноэтажно», наше мировоззрение одномерно. И нам тесно. Тесно в себе самих: мы, как белки -- бегаем в колёсах, передвигая-перемещая в пространстве своё мировоззрение, и себя -- за ним следом: в довесок. Это мелкие душные камеры, сперматозоидного типа – мы «избегали» эти кельи вдоль и поперёк, туда-обратно и по кругу, по кругу, по кругу... И это невыносимо. И у кого-то сдают нервы. А жаль. Вот бы, «пристроить» этажей «надцать», -- возможно, так можно обрести способность стать способным воспринимать этот мир таким, какой он есть, безо всяких защитных интерпретаций, да при этом не обуглиться. Синтаксис беззащитен перед Бесконечностью, и, чтобы не погибнуть от её напора, ограждает себя чем-то, вроде защитного поля: он окружает себя понятиями. То есть, он имеет дело с миром не «напрямую», а со своими его понятиями. Понятия играют роль склеивающей силы, внутренней точки отчёта. В то же время, точка отчёта есть точка опоры, точка «сцепки». Наша планета для нас – точка отчёта. Мы не «разлетаемся» благодаря гравитации. Синтаксис собирается в один пучок и держится в нём за счёт такой же силы, таких же законов. В качестве «опорных свай» он использует институты, в основном – социальные. К примеру, религия. Как-бы вещь в себе, но определённую функциональную нагрузку несёт. Религия является «гравитационным полем» культуры, «кремлём», за «стенами» которого -- от внешней «угрозы» -- «ищут защиты» культурные традиции. Подобно механизму выстраивания ассоциативных рядов в библиотеке, синтаксис действует и тут. Он как бы «ограждает» определённую культуру «периметром» причастности к той или иной системе верований. Всё происходит за счёт процесса идентификации – в этом проявляется «гравитация» религии. Из отдельных, разрозненных элементов культуры складывается, определяемая характером цивилизации, Культура, подобно тому, как из ничего, в точке мира, из его вещества, концентрируется в конкретную единицу любое осознание. Любую идентичность приходится «собирать в один пучок»; только после этого «она» будет действовать как единое целое (даже если это действие будет выражаться лишь в восприятии). Этот «сбор» и является самым сложным в процессе производства, и шесть дней, это «ещё по-Божески». Культура должна себя в чём-то найти, в чём-то выразиться. И религия стала «верхушкой айсберга» не потому, что, в определённый момент развития культуры и человечества, «оказалась под рукой», и теперь, по установившимся неписанным правилам (устоявшемуся течению инерции), используется в качестве института притяжения «элементарных частиц» культуры; сама структура религии – стремление к идеалу (между прочим, «как не крути» -- в нас), достижение всеобщей человеческой «матрицы», перекликается (и очень громко) с самим предназначением культуры – то есть, реакция на воспринятый мир проведением субботника или утренника, изготовлением матрёшки или стряпнёй. Мы смеёмся в лицо непогоде... Обнажаем свои белые зубы «в ответ Чимберлену». Но, извините за цитату: «Я еду на лыжах, А ветер мне в харю. А я всё ху...рю, х...ярю, хуя...ю.» «Где наша не пропадала...» Таким образом, мы имеем дело с достаточно простым уравнением, где одна лыжа, это религия, а другая – культура. Лыжник – синтаксис. Таким способом он передвигается вдоль развития человечества, образует процесс цивилизации. Культура «выходит вперёд» – её тут же «нагоняет» религия, а затем, упреждающе, и сама «отрывается», чтобы стать чем-то вроде очередного горизонта, далёким «светом в конце тонеля», целью. И религия не обязательно должна выражаться в культе, -- нет, от неё требуется лишь быть определяющим мировоззрение институтом. Религия и культура – две детали одного механизма. Любая религия, это «оболочка» культуры, определяющая общий тон или окраску; или же наоборот – кому как нравится. Уж во всяком случае, точно определены их роли: религия -- пастух, а культура – овцы, мирно пасущиеся в, отведённом религией, загоне. С другой стороны, численность «овец» напрямую влияет на характер отношения к ним «пастуха». Задача религии, прежде всего идентифицировать отдельно взятые элементы культуры – либо вобрать их в свою «систему», приложив тавром, либо отторгнуть как инородное тело, да и прогнать к такой-то анафеме: чтобы травку за шару не щипала. И уж если говорить «совсем поэтично», то: культура – редкая певчая птица в клетке религии. Как я? А? Запел как… Являясь связующим звеном для мировоззрения определяющего характер культуры, религия диктует культуре глубину и значение; это даже и не «верхушка айсберга», а знамя. Ведь культура -- по типу искусства -- стремится выразить Бога, олицетворить Его, проэцируя от Него систему ценностей, которые и есть религия, мораль и всё остальное; мы пользуемся Богом в целях «консолидации» общественной системы, -- из него мы «изготовляем» социум. Можно сказать, что религии, как таковой-то и нет, -- есть лишь это самое знамя в руках культуры, потому что сама культура замещает любые социальные институты «с лихвой». Впрочем, тут я Вам «Америки не открыл»: сколько существует на свете религий, столько и направлений культур, поверьте – «один к одному». Длинный коридор со множеством дверей, ведущих в разные отделы производства; в каждом отделе своя культура... Религия – вывеска на дверях кабинета. Название. Обозначение. Точнее – и дверь, и сам кабинет, и окно в нём... но не то, чем в нём занимаются. Религия – не содержание, религия – форма. Периметр культуры. Насколько можно «умозрить» процесс психологически, происходит всё следующим образом: отдельно взятый вид религии кристаллизует образ сверх-существа. Культура имеет этот эталон в качестве отправной точки, и придерживается той же «стилистики». Наша культура «держит Бога за» образец – она и есть отражение Его. Культура, это общество, социум. Социум, это мы – синтаксис и ощущение (а также занимаемое место в пространстве). Бог, безусловно, есть. Но в таком виде, в каком его принято форматировать, является не более, чем инструментом синтаксиса. Религия же, как институт – профессия, умение работать с этим инструментом. Инструкция по применению. Но не для нас, а для синтаксиса. Для нас она – «дополнительно поставляемая» грань бытия, «медецинский пункт» для души способной на мысль, обречённой на разум, обречённый на размышление, «приговорённый» к осмыслению. И это осмысление под гнётом информации, с каждым новым поколением «вгрызания» в мировоззрение -- с помощью интеллекта -- становится всё изощрённее. Мы открыли «ген» определяющий свойство развития и развитие свойства; мы уже верим в программу жизни, и, судя по таким фильмам как «Матрица», неосознанно вскрываем нумерологию этого Мира. Скоро мы научимся доверять своим ладоням – судьба уже «тихой сапой» становится научным фактом. В данный момент она всё ещё отрицается, но лишь вследствии того, что не поддаётся пониманию. Она как энергетический факт (как намерение Вселенной) имеет место быть, но не понята. Для синтаксиса же всё, что не понято, прав на существование не имеет. Но вот стоит только заменить слово «судьба» на понятие «генетика», как синтаксис «сияет лицом» -- что-же Вы раньше то... – и уже готов на «переговоры». Генный уровень с одной точки понимания, и намерение Вселенной с другой, есть последней стадии доказательство несостоятельности разума, нашей ничтожности. Насколько помню, я уже указывал на то, что среди утопических идей всемерного освоения космоса -- шестидесятых-семидесятых годов, были и такие, в которых шла речь – ни больше, ни меньше – о «распиле» планет. Я, лично, читал в одной научно-популярной брошюре о том, что кольца Сатурна надо распилить к «такой-то матери», и сделать из них аккумулятор -- вкруг Солнца. Академик Сахаров предлагал давать позывные в космос о нашем существовании сигнальной системой на основе интервала – вспышками. Вспышки должны были быть произведены на окраине солнечной системы взрывами каких-то там нейтронно-протонных-термоядерных-супер-пупер-хуй-проссышь-каких бомб. Но сам академик настоятельно указывал на опасность данных манипуляций. А она такого типа: если при подъёме с поверхности планеты хоть один такой заряд упадёт обратно, вся жизнь на планете подлежит уничтожению в тысячекратном размере. Никакие бункеры никого не спасут. Пиздец прийдёт даже космонавтам. Вы не верите, что такое возможно? Потому что этого нет вокруг нас? Но поверьте, у этих бессовестных «людей в погонах» на складах есть ТАКОЕ... после, популярных в своё время, экспериментов со всем, что «под руку» попадёт. Экспериментов со структурой пространства – взрывов всех «мастей» и размеров; сам процесс измения его характеристик столь ужасен и устрашающ, что не нужны мне эти «шесть дней» даже в качестве экскурсии. От осознания этого нас «спасает» лишь крохотная величина этих революций атомного уровня – мы производим изменения в закономерности бытия в отдельном его моменте, но не такие заметные, чтобы оценить, и по-настоящему испугаться. И ткань пространства бесцеремонно рвётся, обнажая контуры и реальность сопредельных миров. Но пространство – ужасная вещь, и самое главное, по большому счёту, мы о нём не знаем ничего. Но лезем менять его. Выбросы энергии при взрывах бывают разных уровней, но мы уже умеем работать на глобальном. (От слова «глобус».) (Если кто не понял.) (Раз, раз – проверка.) Документов. Мы – поверьте снова, не «затыкайте уши» -- способны изменить траекторию движения того небесного тела, на котором летим, но... не можем контролировать характеристик его орбиты. А от изменений этих характеристик меняется климат на планете. А климат на планете, это, с недавних пор, понятная даже ослу вещь. Теперь у нас «новая фишка» -- «генная инженерия». Дрова заготовлены – осталось «наломать». Только при всех достижениях генерации «овечек Долли», думаю, что с «китайским геном», например, поделать ничего не получится, -- он как перерабатывал «начисто» все в него вливания, все на него влияния, все попытки проникновения и взлома изнутри, так и будет притерпевать -- в таком качестве -- оставшиеся человечеству невзгоды. Они как козы – обдирают всё. Где китайцы, там ни коренного населения, ни «захватчиков» не остаётся – на их месте стоят китайцы: стоят, потому что лечь в Китае -- нет уже места. (А вместе с геном сохранена в первозданном виде и китайская культура.) Вот на Русь тоже «ходили» -- и с Юга, и с Востока. Тем не менее, русская культура имеет место под солнцем и небом. Только причиной и средством в этом случае стала религия. Мне, вообще, стало казаться, что именно благодаря христианству русская нация пережила вековые нашествия, а культура -- продолжила существование. Иноземное влияние было «отражено» крестом. Сейчас ведётся много споров по поводу сосуществования в одном государстве Россия многоконфессионального общества, о демократии в этой области. Но тем не менее, не стоит забывать, что своим существованием государство Росийское обязанно православию. На американских деньгах написано, что американцы верят в Бога. Но «сотворил» эту страну доллар. Вера в него доказала право этой страны и на самоопределение, и на «скачковые» темпы во всех областях и показателях. И нам, отсюда, вполне видно кого американцы почитают за Бога. Их Господь перетекает из одного финансового потока в другой, денежной массой оседает в банках и на счетах, кочует по мировым биржам; а по популярности уже давно перегнал еврейского Бога, а в Него мы верим вот уже почти две тысячи лет! Времена обугливаются и скалятся, рейтинги меняются. Щитом и стабилизирующим фактом американской культуры являются их деньги. Они, наряду с религией, способны быть оборонительным заслоном -- щитом для культуры. В данном случае, она даже не нуждается во внешней угрозе и внутреннем тоталитаризме, чтобы «загустеть» изнутри, сделаться монолитною и собранной. Ей не нужно религиозного института – достаточно экономического. Людей не нужно убеждать, уговаривать. Люди сами побегут за деньгами.Люди сделают всё сами – и «храмы» построят, и ритуал соблюдут. Надобно заметить, что синтаксис, как бы это сказать... Ну-у... С воображением у парня туго, короче. Очень часто в его приспособлениях, предназначенных для того, чтобы «гонять» нас «направо и налево», и думать, что мы сами того захотели, встречаются «повторения». Принцип один и тот же: абстрактное явление, за счёт совокупности с определённой потребностью общества, «влезает» в наше мировоззрение, и становится, порой, вещью более реальной, чем первоначальная цель или другие конкретные явления мира. В данном случае видно очевидное – главное верить. Для человека главное верить, -- без этого синтаксис не будет «работать». А «зальёшь в него немного веры, и, глядишь – «понесла скотинка». Во что верить – синтаксису... Главное – «начать крутить педали», получить толчок; остальное «доделают» руль и центр тяжести. В их качестве синтаксис использует мораль, и поток воспринимаемых и обрабатываемых данных. Но, опять же, воспринимать каждый встречный факт этого мира таким же образом, как в «первый раз», синтаксису «накладно», и введённая, в качестве коллектора внимания, система интерпретаций – что собственно синтаксис и есть – незаменима. Интерпретация, это устройство рассудка, позволяющее не рассматривать каждый увиденный автомобиль до мельчайших подробностей, а обобщать все автомобили мира в одно понятие, в один названный предмет. Определять их как автомобили. Внимание не мечется на шуршание покрышек за спиной, -- рассудок сделал своё дело, и нет нужды даже повернуться, взглянуть. Отдельные детали целого в «мгновение ока» собирают в голове понятие автомобиля. Собирают конкретный автомобиль в заготовленную форму. У нас есть готовые формы в библиотеке, и с первым сигналом «к атаке», мы их «вытаскиваем из ножен». В качестве фундамента для внимания, для восприятия и последущей интерпретации происходящего, такой метод синтаксиса – незаменимая вещь. Каждая высокоорганизованная структура имеет фундамент, во всяком случае, пользуется им в определённый период своего развития. Фундамент нужен, необходим для развития, так как, в развитии надо от чего-то отталкиваться. Но проходит время, и человеческая память вычёркивает и то, на чём стоит фундамент, и то, с какой целью он стоит. А сам фундамент остаётся. Многие «фундаментальные» вещи считаются таковыми незаслуженно. Например, принято содержать в комфорте свой автомобиль, сдувать с него пыль, и очень сокрушаться по поводу царапин на, недавно отполированной, поверхности. Принято иметь автомобиль – принято за стремление. И все цивилизованные люди – поголовно – хотят его иметь. Очень многие вещи мы делаем без вмешательства выбора, только потому, что умеем поступать именно так, а не иначе. Иначе не хотим. Иначе – лень. Лень каждый раз решать, какой ботинок завязывать в первую очередь. Вопрос решён «раз и навсегда». Именно это рождает наш распорядок -- линию, которой придерживаемся в своём поведении, дабы высвободить внимание. Но, затвердев, фундамент держит нас «намертво», и мы перестаём удивляться, воображать, изобретать, совершенствоваться. Все наши пути упираются в «незыблемости». Неписанные законы, которые не каждый решится «обойти». Человек способен украсть, но не способен жертвовать безвозмездно. Нарушение общечеловеческого соглашения, закона государства -- то же воровство, например, даётся ему намного легче, чем нарушение своих законов – законов психики, законов морали. Украсть намного легче, чем пройти нагишом по людной улице. Новогодняя ёлка. Понятие на фундаменте. («Ноль с палочкой».) О самом дереве, спиленном ради одной единственной ночи, никто и не вспоминает. Понятие «новогодней ёлки», хоть и включает в себя название дерева, к дереву не имеет никаких касательств. Фундамент – «надо выходить в дверь, а не в окно». Даже если последнее -- более предпочтительно. Люди увидят – сообщат «куда следует». Мы строим свои фундаменты не замечая, что «вмуровываем» самих себя – кого по щиколотку, кого до коленей, а кого и «по самые ноздри» -- в них, -- по ошибке видимо. От незнания и невежества. Ведь, как ни крути, а сколько умных книжек не прочтёшь, всё равно остаёшся невежей. Потому что у интеллекта есть тело которое хочет пить, есть, испражняться, спать и трахаться, и во всех, почти, ситуациях, рашает именно оно. Мало того, что мы самонадеянные тупицы, так ещё и неподвижно тёмные. И вот, чтобы как-то упорядочить, узаконить своё пребывание в состоянии жизни, мы «наделали» множество институтов, которые живут уже давно обособлено от нас, за нас решая. Нет спора – эти образования справляются с очень многими проблемами нашего существования, но, одновременно, лишают нас выбора. Например, когда у нас на пути лежит свежая кучка дерьма, выбора, в наших на сие обстоятельство реакциях, как правило, нет. Хотя, ведь список действий, которые мы можем совершить в связи с этим, довольно обширен. Но выбираем мы обычно пункт первый: выдавливаем из себя ругательства. Эта реакция «всегда под рукой» -- на всякий случай. Что называется -- «хоть ночью разбуди»... Она следует совершенно без вмешательства мозгов. Нас с самой колыбели учат поступать именно так. И тут, также, замечено полное отсутствие выбора. Ведь что такое – воспитанный (читай – образованный) человек? Личность прошедшая через дошкольное воспитание, получившая среднее образование, специальное образование, и, возможно, «отслужившая» -- или «отсидевшая» -- определённое время. У человеческого существа, только что родившегося, нет выбора – ему прийдётся пройти через всё это. Социальность «втянет». Социальность заставит. Заставит «расшаркиваться» перед начальством, улыбаться тогда, когда хочется «послать», и всё остальное. «Сесть» при первой же возможности в автомобиль, и, даже, в лифт. «Вступить в партию» или креститься. «Вступив» в социум, мы добровольно отказываемся от выбора. Точнее – состояния, в котором способны выбирать. Выбор – прерогатива сильных. Причём, сильных не «по человечески». По настоящему сильно лишь то существо, которое само добывает себе пропитание. Которое, в отличии от основной массы населения этой планеты, не зависит от социума. Социум позволяет кушать хлеб, не работая на земле; те, которых, как нельзя полно устраивает такой вариант, зависят от социума: он им «жрать даёт»! В одном месте, где мне посчастливилось работать, я наблюдал следущую ситуацию. Директор-тиран тиранил подчинённых: он мог «послать по матушке» даже заслуженных деятелей производства, людей, которые работали там до него, и после него будут там работать -- что говорить об остальных. И работа была трудная. И работать заставляли, едва ли, не каждый день, и допоздна. И платили гроши. И многое, и многое... Но... Сотрудники сидели «тише воды, ниже травы», и «пурги не гнали». «Убегать» никто особенно не торопился – вид трудовой деятельности был очень специфичен, и с последущим трудоустройством могли возникнуть проблемы. И в большинстве случаев так поступает большинство. Человек боится перемен, -- он не хочет пускать в свою жизнь, в свой распорядок, в свою библиотеку, ничего нового – и он стоит насмерть, оберегая свой мир от всей этой «непогоды». И в конце концов превращается в существо, которое «уделяет внимание», а не реагирует. Реакция, как мы успели заметить, никакого отношения к области рассудка не имеет. Реакция ближе к эрекции. А синтаксис, как почтенный и заслуженный бюрократ, расписывает нашу реакцию на годы вперёд; какой такой выбор, если эти реакции, как сперматозоиды в мошонке, сидят в запасниках синтаксиса и дожидаются своей очереди на выход? --Тук-тук... --Кто там? Мы ведь обязаны были спросить, не правда ли? В нашей жизни слишком много обязательств. Но мы предпочитаем вместо них видеть лишь обстоятельства. Если на «прямой» нашего пути появляется препятствие, мы вынуждены обойти его. Обогнуть по ходу своего перемещения клумбу, а не пройти прямиком -- через неё: что это -- «обстоятельство» или «обязательство»? Молодёжь-- «через три ступеньки» -- вбегает, шумною ватагой, по лестнице. Люди преклонного возраста степенно по ней поднимаются. С какого конца распутывать этот «клубок»? Человеческий организм изнашивается, и пропадает возможность вбегать? Или степенность и важность «проводят над нами работы» по успокоению, и старость становится всему этому следствием? У нас даже нет выбора в интерпретации порядка вещей – нам «вдолбили» нечто, на него похожее, в глубоком детстве. И мы не можем позволить себе порции мороженного, -- потому что потом не хватит на сигареты. Мы не можем использовать время для наблюдения за облаками потому, что в ванной «плитка не положена». Мало того, и само понятие выбора свелось к постылому «можем-не можем». Если таков наш выбор, что же представляет из себя наша свобода? Я думаю, все согласятся, что звёздное небо в тёплую летнюю ночь – обстоятельство, претендующее на «зрелище». Но ночью – тогда, когда это небо можно увидеть, -- люди спят. А те кто не спит, и слоняется «под небом» -- «шляются». Тех, кто «шляется», «останавливают» и просят показать документы, а иначе можно «угодить», да так, что потом охоты «шляться» уже не будет – «дома сидеть надо». Безусловно, следует отдать должное социальному порядку – но не в адрес синтаксиса, а в виде накопленного опыта. Но опыт не тиран, не деспот – он допускает выбор. Конечно же, очень хорошо, что проезжую часть улицы можно перейти «на зелёный свет». Световая договорённость, это заслуга социума. Но когда Вы стоите перед пустой проезжей частью, а на расстоянии пятидесяти метров нет ни одного средства передвижения, направляющегося в вашу сторону, и перейти дорогу Вы успеете, но стоите, потому что «горит красный», это «попахивает» маразмом. В этом видны явные неудобства. Троллейбус идущий по определённому маршруту, довезёт Вас до нужной остановки. Но от неё нужно будет пройти ещё какое-то расстояние до точки Б. Иногда эта точка находится как раз между двумя остановками. А между -- не остановят. У Вас есть какой-то выбор, но уже учитывающий маршрут следования. Довести – довезёт, но где нужно, не выпустит. Общество диктует нам маршруты поведения – нормы. А дальнейший наш путь – от остановки – и есть наш скромный выбор. И он очень сильно отличается от того выбора, которым обладает человек, передвигающийся «на своих двух». Собственно говоря, возможность выбора лежит за гранью рассудка. Рассудок в этой области, как и во многих других, себя не проявляет. Так что, даже не имеет смысла говорить о сознательности выбора. Как можно их отождествлять – выбор и разум – когда мы, порой, умудряемся так славно поглумиться и над тем, и над другим, что у самих «дух захватывает» от самого словосочетания -- «разумный выбор»? Социально-биологическое стремление к гигиене, заложенное в человеке, с детства понуждает нас к опрятности и чистоте. Мы стремимся всё вокруг облагородить, привести в порядок. Лесопосадки, цветочные клумбы, фасады зданий, дизайн, искусство – всё это «работает» в общем режиме данной установки. Но что скажет разум по поводу того, что после себя (при этом-то стремлении) мы оставляем большие кучи говна, гадим направо и налево, уродуем лик этой планеты? Находясь у кого-то в гостях, мы, то, что падает со стола, стараемся незаметно, ногой, зашвырнуть под диван, стул или стол. (Ну, признайтесь, дёргается ножка в первое мгновение?) В целом технология процесса такова: в целях достижения стерильности, купленный нами хлеб нам подают в пакетике. Целофановом. Куда девается потом этот полу-предмет? Он выкидывается в мусорный контейнер, из которого, добрую половину таких же, как он, ветер уже выдул – вон они, на ветвях ближайшего дерева – запутались на десятилетия – видите? Мы стремимся к гигиене, но очень странным способом – посредством изготовления гигиенических салфеток. Взгляните, сколько их разбросанно на этой поляне? Видите, как страстно кто-то здесь стремился к гигиене? Своё чистим -- чужое пачкаем. Не в этом ли заключается наша гуманность, которую мы назойливо прививаем окружающему миру. Куча ржавых и пластковых «ошмёток» в весеннем лесу – это ли, не наш след, это ли, не цивилизация, не культура, не гуманность наша с Вами? Была бы возможность звёздной экспансии гуманности, мы бы уж обязательно «спулили» эту свою гуманность каким-нибудь гуманоидам. Оне только и делают, что ждут. (Ожидают-выжидают) (Похухоль-нахухоль) (Отклониться-наклониться) Синтаксис разбирается-собирается как конструктор. Он состоит из частей, пригнанных друг к другу, -- да так сомкнуто-монолитно, что нам уж-уже и не видно зазора. По большому счёту, синтаксис, это соглашение. Соглашение между каждым человеком на земле. Что свет, это свет, дождь – дождь, кап – кап. Кто за то, чтобы начальник – это начальник, поднимите руки, попрошу Вас... Все согласны!? Единогласно.