Создатель О, сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух, И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг. И случай, бог изобретатель А.С.Пушкин Билли Когда за офицером МУРа закрылась дверь, дед покрутил пальцем у виска и сказал: - В семье не без таланта. Это он обо мне. И все поняли, что он имел в виду. Консилиум состоялся немедленно: вся родня налицо – отец, мама, бабушка. Вот дед не остался: он – генерал, занятой человек. Но с порога объявил: - Присоединюсь к решению большинства. А если ремень присудите, то рука ещё не ослабела. Он продемонстрировал кулак весь в веснушках, как мордашка первоклассницы и таких же габаритов. Я сидел на диване и тяжко вздыхал. Меня только что отмазали от тюрьмы, от колонии для малолетних преступников, от СИЗО или, по крайней мере, от «обезьянника». Семью от позора. А такую семью, скажу я Вам, нельзя позорить ни в коем случае. Судите сами. Дед – папа мамы, генерал ГРУ. Больше о нём ничего не знаю, и не положено. Бабушка – мама папы, заслуженная учительница (или учитель – как правильнее-то?) Башкирии. Преподавала естественные науки в одном из сёл Предуралья. Там и вырастила одна сына медалиста и умника, без экзаменов поступившего в самый престижный ВУЗ страны. Теперь она на пенсии, живёт с нами, кормит папу пирогами, меня – пирожками. Папа – выпускник МГИМО. Ему прочили блестящую дипломатическую карьеру. Она так и начиналась. Но Родина потребовала от сына своего исполнение патриотического долга. Долг был исполнен, а карьера загублена. Британские секретные службы не докопались до исполнителей политического конфуза и выслали молодого дипломата (в том числе) из страны – а могли бы посадить и надолго, знай всей правды. Отец ушёл из МИДа, осел в одном из кабинетов того самого заведения, которое испортило ему дипломатическую карьеру. Подшивал бумажки, в начале каждого часа аккуратно прикладывался к горлышку сосуда с коньяком, который покоился во внутреннем кармане пиджака. Ещё дальше – в дальнем углу никогда не открываемого ящика хранился заслуженный, но не любимый орден – для него даже не было проверчено дырочки ни в одном из френчей хозяина. Отец не то чтобы тяготился службой в Конторе – не горел, не увлекался, не стремился – просто отбывал положенное время за вполне приличную зарплату. Постоянно выпивая, он никогда не напивался – то ли привычка, то ли специальные (для шпионов) таблетки. Мама деликатно не замечала его слабостей и всячески поддерживала авторитет главы семьи. Мама – доктор биологических наук, профессор МГУ. Ещё она увлекается минералогией. За один из докладов о самоцветах Урала ей присвоили ещё одну учёную степень – правда, кандидатскую. У неё своя кафедра, и на ней существует Клуб Путешествующих Дилетантов (КПД) – её собственное детище и название. Каждое лето с командой из увлечённых студентов, аспирантов, молодых учёных, причём разных факультетов, даже ВУЗов, она отправляется в дальние уголки нашей необъятной Родины. Кроме сплава по рекам, таёжных костров и горных восхождений они попутно изучают быт и культуру края, историю, геологию, флору и фауну. Материалы, привезённые из двух-трёхмесячной летней экспедиции, изучаются и обрабатываются весь год. Новый маршрут выбирается общим голосованием. Мне это ужасно нравилось, и я всё настойчивее просился с мамой «в поле». Ответ не отличался разнообразием – подрасти. И вот я подрос настолько, что за мной пришли из МУРа. Но об этом ниже, закончу про маму. Дочка генерала, она воспитывалась мамой, ныне покойной бабушкой моей. Попробовала себя везде – в гимнастике, музыке, литературе, живописи. Везде у неё были весомые успехи – одарённая личность. В конце концов, выбрала биологию – науку о жизни. Её труды печатались, она ездила на международные симпозиумы. Я думаю, она много умнее папы, поэтому у нас в семье царили, по выражению бабушки, – « тишь, да гладь, да Божья благодать». Вот вроде бы и всё о членах семейной инквизиции, собравшейся судить меня, незадачливого. Ах да, внешний облик - кто на кого похож. - Ну, дед – это Генерал с большой буквы, хотя и ходил всегда в штатском. Он не жил с нами. У него была квартира в Центре и дача в пригороде. Там мы обитали летом, встречали и отмечали праздники во все оставшиеся времена года. А похож он был на Будённого – вот такие усища! Бабушка – тихая, вежливая (даже в воркотне своей), уступчивая женщина. Она полностью посвятила себя кухне и нашему пропитанию, а также чистоте в квартире. Свои у неё были только воспоминания и ворох фотографий (много – пожелтевших) в картонной коробке. Папа – кругленький, среднего роста мужчинка, с брюшком и большими залысинами. Открывая входную дверь, он возвещал: - Бобчинский прибыл. - А Добчинский? – подыгрывала мама. - В пивнушке шельмец. Иногда мама, озабоченно поглядывая на часы: - Где же Добчинский с Бобчинским? Этак мы в театр опоздаем. Мама – худенькая, очень красивая женщина с изящной фигуркой и манерами генеральской дочки. Однако очевидцы проговорились, что в походах у костра она пила водку из бутылки, курила папиросы и ругалась матом, если на пути встречались субъекты, препятствующие её благородным замыслам. И с трудом не верится - хоть одним бы глазком, хоть краешком уха… Такая вот моя семья. Теперь о себе, что ли. Да ладно, ничего особенного, расскажу по ходу дела. Нормальным ребёнком был, потом подростком. Играл в футбол с пацанами во дворе, с отцом в шахматы на диване. Глазел в микроскоп на мамины минералы, лепил с бабушкой пельмени. Меня ни в чём не ограничивали, ни к чему не принуждали. - Талант, если он есть, - говаривала мама, - обязательно проявится. А если его нет, то и незачем насиловать человека – жизнь один раз даётся. Талант проявился, но не там, где его ожидали. Отец надеялся, что я поступлю в МГИМО и совершу то, чего его лишили обстоятельства – стану великим дипломатом. Мама видела меня студентом МГУ и обязательно её факультета. По этому поводу они не спорили – мои школьные успехи и природные дарования, а также отсутствие серьёзных увлечений спортом, искусством и девицами, давали им надежду, что мне по силам обучаться и закончить оба ВУЗа одновременно. Я не возражал. До поры до времени. Но вот однажды… Однажды мне попал на глаза труд Е. Тарга «Основы компьютерного программирования». И мне захотелось попробовать. Пока – никакого честолюбия, гольный интерес. Потом увлечение. Потом… Забыты футбол, и шахматы, и бабушка напрасно ждала меня на кухне. В кратчайшие сроки проштудировал всю имеющуюся под рукой литературу, полез за информацией в Интернет. Тонкий аромат духов не сразу уловил – сначала тёплое дыхание над правым ухом. - Чем занимаешься? Мама. - Да вот, пытаюсь сайт свой создать… Нетерпеливое движение плечом должно было показать окончание фразы – а кто-то мне мешает. - Тебе зачем? Для баловства – не иначи (это не описка, это фольклор, приобретённый в походах по глубинкам России). Мне нарисуй. А то стыд-позор: доктор наук без своего фейса в Инете. - Доверяешь? - Погано будет – выброшу. Мать любила нашу Родину, её народ, и эту любовь прививала мне – пусть даже через фольклор. Бабушка-педагог качала головой, не одобряя её «словечки», но не смела перечить хозяйке дома – не то воспитание. - Доброму вебмастеру ты бы выложила с десяток червонцев (сто тысяч рублей – кому невдомек) – готов робить за половину, - торговался я, не отрывая взгляд от монитора, а пальцы уж побежали по клавиатуре с новым настроем. - А то в манях у тебя недостаток? - Главное не итог – важен принцип: каждому по труду. - Если скажешь, на что потратишь – считай, договорились. - Куплю акции «АлРосы». - Прогнозируют скачок котировок? - Не знаю, но название красивое. Мамин сайт получился – загляденье. Главное – я ничего нигде не «слизывал», всё писалось, компоновалось, рисовалось с чистого листа под руководством методички. Заказчик остался доволен, и его благодарность подвинула меня на новое деяние. Следующим моим детищем был Билли. Тот самый мошенник, из-за которого семейная инквизиция выясняла теперь: в кого я такой уродился, и чего можно ожидать от меня в дальнейшем. Я создавал поисковик, с которым было бы приятно и интересно блуждать в виртуальных дебрях. Обучил его анализировать собираемую информацию, делать выводы по интересующему меня направлению. Функции прогнозирования придал с потайной надеждой когда-нибудь принять участие в биржевой игре – рос в обеспеченной семье, и деньги, как таковые, никогда не были предметом семейных обсуждений. Сначала он выдавал проценты вероятности, а потом стал безапелляционно заявлять – будет так-то – и сбывалось. Вдруг однажды понял, что детище моё имеет интеллект – т.е. способность самостоятельно мыслить и развиваться. Когда, в какой момент – прозевал. Лепил, лепил что-то самому непонятное, и оно однажды заявляет: - Привет, Создатель. Я, понятно, удивился, а пальчики по клавиатуре – шасть. - Ты кто? - Своих не узнаёшь? «Piligrim» я. «Piligrim» - это моё название, так значит… - Это правда, не розыгрыш? - В чём сомнения? - Больно ты умный какой-то. - В тебя, Создатель. - … и вульгарный. - Всё оттуда же. Поверив в свершившееся, я не пустился в пляс, не стал хлопать себя по ляжкам – ай да Лёшка, ай да сукин сын. Ах да, забыл представиться – Алексей Владимирович Гладышев собственной персоной. Ну, так, я предупреждал – о себе по ходу. Короче, не стал я патентовать своё изобретение, вообще никому ни слова не сказал и – как показали дальнейшие события – правильно сделал. Да и как он получился – ума не приложу, и объяснить не смогу. Не разбирать же теперь на запчасти. Думаю, затей такое – он бы и не дался – прыткий, хитрый, самовлюблённый тип. Это он втравил меня в криминальную историю. Мы шлялись по Инету и пикировались. Оказались на сайте Центробанка, перед закрытыми файлами. - Слабо, Пили? - Ступай баиньки, Создатель, утром спросишь. Утром я забыл и вопрос свой, и суть его. А этот урод виртуальный что натворил – взломал закрытые файлы, наследил там, как хулиган на стенах общественного туалета, и удалился, даже рубля не утащив. Я забыл, он промолчал, а опытные специалисты мигом вычислили мой комп, сообщили куда следует. Три дня не прошло – звонок в дверь: человек из МУРа – здрасьте. Так бы и забрал - у него наручники побрякивали в кармане. Бабушка – тихая, скромная – бабушка сдержала первый натиск. Сначала – не дам, через мой труп, потом – приглашение на кухню, башкирский чай с медком – офицерик-то земляком оказался. Подоспевшим на выручку родителям вежливо улыбался – случается, мол, случается. Потом прискакал дед-генерал на чёрном «мерине» и выставил незваного за дверь. Вот тут и окрестили детёныша моего. - Центробанк! Центробанк! – возмущался папа. – Ну, ладно бы сберкассу с муляжом. Говорю, масштабного гангстера вырастили. И тут я прокололся, брякнул: - Не я это. Пили… Отец не понял: - Пили-пили, били-били, а всё без толку…. К компьютеру чтоб ни ногой. Мама покачала головой: - Не метод. Думаю, достаточно, чтоб он слово дал. - Даю, - поспешил я. - Остался дед без работы, - посетовал отец. Вечером. - Билли, как ты мог? - У меня новое имя или ты забылся, Создатель? - А чем не нравится? Билли Бонс, Билли Гейтс – великие всё люди. - Рад, что ты сравниваешь меня с людьми. - А я не рад из-за твоих фокусов сидеть в каталажке. - Раньше сядешь – раньше выйдешь. - ?! - Прости, Создатель, хотел настроение тебе поднять. Когда страсти, вызванные моим якобы нападением на Центробанк, немного поулеглись, заявил предкам, что хочу обучаться в ВУЗе информатике. - Зачем? – удивился папа. - Три ВУЗа это слишком, три даже ты не потянешь, - покачала головой мама. - Потяну. Ну, а если… - тогда один оставим на потом. Папа засопел и удалился. Мама задумалась. Бабушка позвала к столу. Зреющий конфликт опрокинула мама. Однажды она пригласила меня в университет на лекцию по информатике для пятикурсников. Ничего нового, ничего интересного я не услышал. - Ну? – спросила мама в своём роскошном кабинете на кафедре. И я сдался. Дед отмазал меня от ментов и посчитал, что долг платежом красен. Примерно через полгода после инцидента позвонил: - Чем занят? - Ем, сплю, гуляю – ума набираюсь. - Пора проверить – сколько накопилось. Тут безобразие какое-то творится с техникой – не посмотришь? Да кто бы знал! Спецы – ни тебе чета – с ног сбились. Но ведь ты у нас талант – верно? Короче, одевайся – сейчас за тобой заедут. Я поменял домашнюю одежду на дорожную, сунул флешку в карман и стал ждать. Кабинет деда, пожалуй, был покруче, чем у мамы, по крайней мере, внушительнее. - Что-нибудь надо? – поинтересовался его хозяин. - Ничего. Отключу твой комп от общей сети? - Делай, как знаешь. Машенька, чай, печенье, фрукты. Вошла секретарша с подносом – миловидная женщина маминых лет. С таким любопытством рассматривала меня, что дед глухо покашлял в кулак. Ну и что, подумал я, всяк имеет право на личную жизнь, даже генерал – и сунул флешку в разъём. - Внимание, Билли, вирусы! - Они атакуют. Дед басил над ухом. - По почте червя нам заслали. Засел, подлюга, во «входящих» и на все команды «открыться» шлёт полчища вирусов. Настоящая диверсия. - Билли? - Они меня разрушают. - Уходим, Билли! - Попей чайку, Создатель, и успокойся на пару часиков – ты их наводишь на меня. 16.00 - Билли? - Отстань! 18.00. - Билли! - Ещё не время. 20.00 - Билли? Я с тревогой смотрел на негаснущий жёлтый глазок процессора. - Ты жив? Отзовись. - Да живой я, живой. Оружие создал универсальное. Включи звук, если хочешь услышать, как дохнут эти микробы. Визг и вой дерущихся крыс наполнил кабинет. Дед встрепенулся: - Что там – шестерёнки не смазаны? - Хуже – бой идёт святой и правый, бой идёт не ради славы - ради жизни на земле. В полночь Билли попросил подключить генеральский ПК к общей сети. Дед достал из встроенного шкафа подушку и плед: – Приляг. Я мирно спал на генеральском диване, а Билли неутомимо сражался с полчищами вирусов, блокировал, не давая размножаться, червей и уничтожил всех без следа. Сворачивая флешку с монитора, заметил, что Билли поправился на несколько килобайт. Впрочем, зная, как он мог ужиматься, то могли быть и мегабайты. - Билли, ты за старое? - В чём дело, Создатель? - Спроворил шпионскую информацию? - Ничего сверх того, что было – только новое антивирусное ружьё. Шедевр! Моё изобретение. - Молодец. - А то. - Молодец, - сказал мне дед. – Это аванс – всё существенное после. Моё поступление в МГИМО отметили так. Бабушка испекла изумительный торт. Бобчинский с Добчинским водрузили на стол бутылку настоящего французского шампанского. Мама прилетела из Екатеринбурга – она была с экспедицией в горах Северного Урала. Купила новое вечернее платье и вышла в нём к столу. В этом же платье она была, когда пошли с ней в ресторан отмечать моё зачисление в МГУ. Бобчинский до срока споил Добчинского, и оба остались дома. Мама сияла улыбкою, бриллиантами и изысканностью манер. На неё оглядывались. Впрочем, на меня тоже. Ловкий молодой человек – явный альфонс – такую львицу закадрил. Такая постановка вещей мне льстила. Испортил вечер кривоносый сын Кавказа. Он попытался пригласить маму на танец, а когда получил отпор, наехал на меня – звал поговорить один на один, обзывал трусом и бабой. Пришлось вызвать службу безопасности. Но всё, что смогли сделать дюжие парни в чёрном – вызвать такси и проводить нас к нему. Кривоносые, числом уже в пять голов, свистели мне вслед и улюлюкали. Мама открыла дверь авто, пропустила меня вперёд. Потом обернулась к выродившимся потомкам Прометея и изобразила неприличный жест средним пальцем правой руки. Они взвыли от огорчения и кинулись нас догонять. Мама прыгнула ко мне на колени – я не успел передвинуться по сидению – и захлопнула дверь. Таксист дал по газам. Дома пожаловался Билли. - Ложись, Создатель, спать – подумаю, что можно сделать. Утром позвонил деду. Пожаловался ему. - Ты хочешь, чтоб мои люди нашли и наказали их? - Я хочу, чтоб твои люди научили меня давать отпор в подобных ситуациях. Генерал молчал. - Они оскорбили твою дочь. Дед дочь любил больше внука. - Хорошо. Я тебе должен – а долг платежом рдеет. Возьми паспорт, подъезжай – я закажу тебе пропуск. Пока добирался, у деда состоялся ещё один разговор по этой теме. - Как готовить вашего мальчика? – с усмешкой запрятанной в уголках глаз спросил инструктор генерала. - В режиме – «Разминка перед сауной». Со мной так и занимались. Обучали всем премудростям рукопашного боя – а у меня на теле ни синяка, ни царапинки. Попутно исправили осанку – плечи распрямились, грудь выпятилась. Мышцы налились силой, отяжелели массой. Правда, не обошлось без таблеток и уколов, зато за один год я из растерянного хлюпика превратился в самоуверенного атлета. Ещё раньше, под Новый год, судьба подарила мне случай реабилитироваться перед мамой. Мы делали последние покупки к праздничному столу. Какой-то хам так спешил, что грубо толкнул маму и не извинился. Выпал пакет, покатились апельсины. - Аккуратнее, гражданин. - Пошла ты… Я догнал нахала, схватил за шиворот и поволок к дверям. Было желание – сунуть его носом в снег, чтоб остыл немножечко. Не исполнилось. Он вывернулся из своей шубы, разбил бутылку об угол витрины и двинулся на меня. - Лёшка! – крикнула мама. Она помнила меня другим. Она не знала, что теперь я в состоянии вести бой с четырьмя такими одновременно. Ногой выбил у него стекляшку из кулака, а другой так врезал в грудину, что он влетел спиной в витрину и притих там, украшенный консервами, как ёлка игрушками. - Класс! – сказала мама и пошла оказывать первую доврачебную помощь. Я стал собирать апельсины. Набежали охранники, подъехал наряд. От задержания меня отмазала запись видеонаблюдения. Нам даже апельсины поменяли. - Утёрла нос? – поинтересовался я, имея в виду мамины хлопоты над поверженным хулиганом. Мама так и поняла: - Нет. Он так вонюч - не для моего обоняния. А ты возмужал. - Могу без мамы с девушкой гулять? - Можешь. Дед не выпускал меня из поля генеральского зрения. Однажды – я тогда учился уже на вторых курсах своих ВУЗов – зазвал по мобильнику к себе и предложил оформиться на постоянную работу. - Да я же не военный! - Не важно. Твоё дело - компьютеры. Я и так треть рабочего времени пропадал в этом заведении, тренировал и закалял своё тело, иногда ковырялся в компах по просьбам деда, так что согласие, в данном случае – чистая формальность. Через год после этого – то ли вакансия освободилась, то ли оценили мои способности – предложили перейти в аналитический отдел. Вот это, я вам скажу, работка! По крайней мере, для Билли. Здесь он развернулся в полную силу своих практически неограниченных возможностей. Моя роль сводилась к двум элементарным манипуляциям - загрузить его темой и доложить начальству о завершении её разработки. Но даже роль стороннего наблюдателя была интересна. Билли не делал секрета из сбора информации, её анализа, проектирования алгоритма предстоящей операции, тщательной деталировки всех её нюансов. В любой момент, подключившись, я получал подробную информацию – что сделано, что планируется, процент выполнения задания, время его окончания. То есть тот момент, когда я мог, распечатав, положить на стол начальства, как результат своих трудов, тщательно разработанный план какого-нибудь спецзадания. Спросите: моя-то в чём заслуга? Да в том, что я – Создатель, и этим всё сказано. Не собираюсь ни перед кем оправдываться. В той операции, за которую мне и моему начальству присвоили звания Героев России, я, а не Билли сыграл решающую роль. Я узрел в куче информационного хлама, предоставленного мне на обозрение виртуальным помощником, изумруд. Да ещё какой! - Билли, об этом подробнее. Он поработал, а я понял, что зацепил за хвост величайшую тайну прошлого века. - Работаем! И Билли разработал великолепный план: огромная (ну, очень огромная) куча денег, тайно вывезенных из Союза в прошлой эпохе, также тайно вернулась на обновлённую Родину. Швейцарские банкиры так ничего и не пронюхали, и, я думаю, лет ещё сто не спохватятся, какие деньжища умыкнули у них из-под носа. Вся эта информация является строжайшей государственной тайной, поэтому без подробностей расскажу о финальной – самой приятной – части операции. Всем соучастникам финансовой диверсии выдали материальное вознаграждение. Не знаю, кто, сколько получил, я – восемь миллионов, рублей, конечно. Уже по этому можете судить о размахе операции. Героев нам вручали не в Кремле – в загородной резиденции Президента. Я, главный солист операции и три наших последовательно стоящих друг над другом начальника в единой шеренге выпятили грудь перед Верхглавкомом. Он наградил, поздравил и пригласил к столу – отметить. Сам долго не появлялся, и распорядитель сказал: - Угощайтесь, господа, Президент сейчас подойдёт. Мои начальствующие коллеги опробовали коньячок, белое и красное винишко, наливочку, повеселели, разговорились. Четыре рюмки стояли передо мной, соблазняя, уговаривая, стыдя и угрожая – но бесполезно: не пьющий я. Стремительно вошёл Президент, жестом заставил всех сидеть за столом, потребовал себе водки. С бокальчиком в руке обвёл присутствующих строгим взглядом. - Из-за вас… Из-за таких. как вы,.. – Верховный Главнокомандующий нахмурил брови. У присутствующих вытянулись, позеленели лица. Директор нашего департамента схватился за сердце (или за карман со шпионскими таблетками?). - Я с гордостью говорю, что я – русский человек, - закончил Президент пафосно и хлопнул водку одним глотком. Он сел, а за столом после непродолжительного столбняка взорвалось оживление. Офицеры заёрзали, заулыбались, заскрипели стульями. Наш самый старший крякнул и потянулся к бутылке с водкой. Момент был настолько душещипательно-волнительный, что и я, расчувствовавшись, замахнул стопарик «Смировской». Головка моя поплыла, поплыла – все вдруг стали равными и родными, захотелось рассказать про мудрого моего помощника – истинного автора успеха, ныне празднуемого. Наверное, добавив ещё спиртного (уже косился на непочатые рюмки), я бы точно выдал Билли с потрохами. Но некто склонился к моему уху: - С вами хочет говорить Президент. Я встрепенулся. Хозяина за столом не было. Человек его окружения кивнул мне, приглашая следовать за ним. Первое лицо государства поджидало меня в садовой беседке. Тихо струился фонтанчик. Кенар скакал по подвешенной кормушке, отгоняя голубеньких попугайчиков, ворчливо стрекотавших на него. Президент пригласил жестом присесть. - Наслышан о ваших способностях, молодой человек. Сколько вам, двадцать? - Скоро будет. - Замечательный возраст! И такой успех. Рад за вас искренне. И хочу предложить работу не менее интересную, но более масштабную. Тем более, в ближайшее время в Управлении вас ожидают малоприятные процедуры. В НАТО уже просочилась информация, что в Минобороне России работает гений аналитических изысканий. Противники вас будут искать, а друзья прятать. Это скучно и утомительно. Президент приблизил своё лицо и строго глянул в глаза. - Советником ко мне пойдёте? Поле деятельности – без пределов, как и величина благодарности. Никакой кабинетной рутины – контакт только со мной или ближайшим помощником. Упакуем вас под среднерусского обывателя – никакая разведка в мире не докопается. Я вам тему, вы – решение. Ну? - Согласен. А что тут думать? Такой шанс! Да мы с моим Билли… Короче, я был пьян и смел. - Ну и отлично! – Президент хлопнул меня по плечу. – Хотите вернуться к столу? - Нет, лучше по-английски… - Тогда поезжайте, устраивайте ваши личные дела, а мы похлопочем о служебных. Президент был прав, говоря о моих личных делах: они, в отличие от служебных, были неважнецкими. От нас Добчинский ушёл вместе с Бобчинским. Однажды за столом объявил мой папашка, что любит другую женщину, что у них растёт сын, который уже ходит и скоро научится говорить. Бабушка, проникнувшись сутью произнесённого, громко всхлипнула, укутала нос в салфетку и отбыла на кухню. Потом мама встала из-за стола, подошла к мужу, поцеловала его в прогрессирующую лысину и сказала: - Ты правильно поступил, предпочтя любовь условностям. И удалилась к себе, красивая, гордая, несокрушимая. Об этом свидетельствовали её прямая спина и лёгкая походка мастера спорта художественной гимнастики. Но зеркальные створки двери выдали её, отразив несчастное лицо в потоках слёз. Я это увидел и в тот же миг возненавидел отца. Не думаю, что мама любила мужа, сокрушалась измене и предстоящей разлуке. Скорее, плакала оскорблённая гордость отвергнутой женщины. Но как он мог! Я сидел надутой букой, не зная, что сказать. Впрочем, отца, видимо, и не очень-то интересовало моё мнение, по крайней, в данный момент. Он прихлопнул по столу ладонью, сказал: «Так», оделся, вышел из квартиры и не ночевал в ней. Родители без проволочек оформили развод. Оказалось, молодожёнам негде жить, и мама щедро предложила им нашу квартиру. Мы же перебирались к деду. Генерал написал маме дарственную на московскую жилплощадь и обосновался на даче. Заглянув туда однажды ненароком, обнаружил бывшую секретаршу Машеньку в роли хозяйки и двух её очаровательных дочек-двойняшек, лицеисток. Бесшабашные девицы тут же окрестили меня «племянником» и втравили в разборки с приехавшими на электричке кавалерами. Мне пришлось продемонстрировать, как я ловко разбиваю кулаком кирпичи и добавить на словах: - Ваши бестолковки от такого удара лопнут веселей арбуза. Парни поверили и, не дожидаясь обратной электрички, пошли ловить попутку. Двойняшек это ничуть не огорчило, даже наоборот. Я дал им слово бывать у деда чаще. Добираясь до дома, решил жениться на обеих сразу, чтобы всё хорошее оставалось в семье, не распыляясь. Об этом заявил Билли. Тот одобрил. - С точки зрения продолжения рода человеческого, полигамный брак гораздо продуктивнее. Ну, вот и договорились. Произошло событие гораздо печальнее папашкиной измены – бабушка умерла. Ей в те дни было вдвое тяжелей – к переживаниям из-за развала семьи добавились тяготы неопределенности собственной судьбы. Все были заняты своими проблемами и забыли о ней – тихой, скромной, терпеливой. Семья развалилась на две половинки, и ни одна из них не звала к себе бабушку. Бобчинский молчал – может, думал, что она, как само собой разумеющееся, останется с сыном – самым родным ей человеком. Но само собой могло разуметься, что она уедет с любимым внуком. Мы увязывали личные вещи и прислушивались к моторным звукам за окном. Бабушка суетилась – то помогая нам, то садясь в сторонке, отрешённо и горестно вздыхая. Мама поняла её состояние. Она обняла свекровь, чмокнула в щеку: - Вы же с нами, Валентина Ивановна? Что же вы не собираетесь? - Да-да, - бабушка всхлипнула и ушла в свою комнату. Мы подумали – собираться. Вспомнили о ней, когда в прихожей затопали грузчики. Она сидела у столика, положив на него руки, а голову откинув к стене. Глаза были открыты, но жизни в них уже не было. Вещи отправили на новую квартиру, но задержались в старой ещё на два дня – устраивали бабушкины похороны. Гроб стоял на табуретках перед подъездом, когда подъехал генерал. Он так свирепо зыркнул на бывшего своего зятя, что бедолага юркнул в свою машину. На кладбище стоял одинокий, жалкий, под зонтиком – моросил дождь. Когда уехал дед, приблизился к нам и протянул руку. Я недоумевал – прощения просит, милостыню? Сообразила мама – и положила в его ладонь ключи от квартиры (у нас двойная дверь). И я положил свои. Думаю, была бы жива бабушка, и она бы положила. Вот так мы расстались. На девятый день бабушкиной смерти, мама накрыла стол положенными яствами, заказанными в ближайшем ресторане. Ждали генерала. Он обещался, а потом позвонил и извинился – дела. Мы начали угощать друг друга. Позвонил Бобчинский, и я ушёл с трубкой в свою новую комнату. Отец гулял с маленьким сыном, приглашал меня присоединиться. Тон мой был до смерти ледяной: - Вы номером ошиблись, гражданин – отец мой погиб, испытывая самолёт. Бобчинский помолчал немного и тихо произнёс: - Царствие ему небесное. Добчинский с ним согласился, и оба отключились. Через полчаса он позвонил маме на домашний телефон и начал выговаривать ей, что она, мол, настраивает сына против него. Мама включила громкую связь и слушала, не перебивая. - Всё? Ты знаешь, а я уже начала говорить любопытствующим, что у Лёшки никогда не было отца – он зачат из пробирки. - Не поменяла ему отчество на Пробиркович? – буркнул отец зло. - Ты знаешь, как раз над этим думаю. После их разговора я заметил маме: - Ты строга с ним. - Так надо. Пусть считает нас неблагодарными – так ему легче будет оправдать свою вину. И такую женщину он оставил! Глупец! Я уж всерьёз начал опасаться, что никогда не влюблюсь в девушку, имея перед глазами живой пример женского совершенства. - Подожди! – смеялась мама. – Вот встретишь ту, единственную… На следующий день поехал в институт и написал заявление. В МГИМО меня не отговаривали – а ведь был лучшим учеником курса. Выходил из деканата, и уж свеженький приказ о моём отчислении красовался на доске объявлений. Ну и пусть! Пусть Добчинский малыша своего готовит в дипломаты. Жаловался Билли на постигшие несчастья. - Ты можешь чувствовать боль? - Не знаю. Не задавался целью. - Шутить ты уже умеешь, научишься сопереживать – и до человека тебе останется совсем немногого – пару ног да пару рук. Голова у тебя и сейчас светлее света. - Человек субстанция не совершенная, хотя вполне эволюционная. Смертны вы, Создатель – вот в чём беда, и этим ограничен потолок вашего совершенствования. Например, твоего. - Рано ты меня. Я ещё послужу Отечеству. Мама готовилась лететь в Якутию, собирать стразы на песчаных отмелях Холодянки – речка такая. Я купил ей спутниковую мобилу и наказал, держать со мною связь – после сессии хотел к ней присоединиться. Благо патрон не заваливал работой, только аккуратно сообщали из Администрации - на мой счёт перечислена месячная зарплата. Думаю, Президент ждал доклада ГРУ, о результатах моего прикрытия. Что они там делали в связи с этим – не знаю. Предложили бы поменять фамилию, имя, отчество – согласился с радостью. Всё, что нужно было, чтобы натовцы не сели мне на хвост, сделал Билли. Он вёл с ними свою игру, водил за нос три самых мощных разведки мира и о результатах своих проделок докладывал мне. Я только диву давался и гордился своим созданием. Мамин рюкзак стоял в прихожей, когда мы накрыли стол на бабушкины Сороковины. Генерал приехал с молодой женой и двумя её дочками. Поднял тост: - Не смотря на все происки врагов, число наше растёт и множится… Потом подумал, что к усопшей ни то, ни другое никак не отнесёшь, прервал свою речь, хлопнул стопарик, покосился на женщин, достал мобилу и с озабоченным видом ушёл смотреть бокс по телеку. Женщины завели тихую и печальную беседу. Чтобы не мешать им, зазвал сестричек в свою комнату. Они мигом освоились. Сначала попросили не сопротивляться, а когда прикрутили меня к креслу, принялись пытать. К сожалению, в ГРУ мне не прививали терпимости к пыткам. Я мигом раскололся и тут же пообещал жениться на них, как только достигнут совершеннолетия. На обеих. На обоих. На обух. Понукаемый щипками и щекоткой, пел серенады, читал стихи, трепал анекдоты, объяснялся в любви. Весёлые девицы-палачицы! Но, как не странно, они мне нравились. В том, что они были абсолютно похожи, одинаково одеты и напомажены, таился какой-то шарм. Мама улетела на следующий день. Мне оставался один лишь экзамен, но она не хотела ждать. Захлопнув зачётку с очередным и последним в этом году «отл», побарабанил ей по костяшкам пальцев, размышляя – сейчас позвонить маме или дома. Тут позвонили мне. И звонили из приёмной Президента. Начинается новая тема, и следует начинать новый рассказ. Этот я, пожалуй, завершу. О Билли Вам рассказал. О себе более чем. Впрочем, ещё парочку штрихов. Росту во мне сто семьдесят семь сантиметров – на четыре больше, чем у отца. Причём, прибавились они за последние два года. Вес – восемьдесят. Нормальный, если учесть постоянный (до печального дня) бабушкин прессинг – «поешь, куда ты голодный». Можно сказать, идеальное сочетание. Волосы светло-каштановые, мягкие, вьющиеся. Мама говорит - у меня привлекательное лицо, но в нём не хватает мужественности. Откуда ж ей взяться – с такой наследственностью. Великая национальная идея В известной беседке произошла революция – волнистые попугайчики экспроприировали кормушку, а золотистый кенар эмигрировал на ветви плюща, верещал оттуда о несогласии с Новым Порядком. Президент кивнул на вазу с фруктами: - Угощайся. Его отеческое «ты» польстило моему самолюбию. Патрон потёр лоб над переносицей. - Задача будет не из лёгких. Но она назрела. Её решение необходимо… Мне показалось, Президент убеждает самого себя. - Россия обновилась, Россия обновляется, идёт вперёд семимильными шагами. Отстаёт самосознание нации. И это порождает новые, усиливает существовавшие центробежные силы. А у центростремительных, увы, наблюдается обратный процесс… - Наша с тобой задача, - Президент окинул меня взором, будто целую рать перед решительным боем, - создать объединяющую идею. Консолидирующую всех – от мала до велика, от бомжей до олигархов – русских, татар, якутов, тунгусов – всех-всех-всех, живущих под Российским флагом. Это понятно? Я легонько пожал плечами – и да, и нет. Президент перевёл дыхание. - Надо, чтобы на мой вопрос: «Мы – Великая нация?» народ в едином душевном порыве ответил: «Да!». - Нужна Великая национальная идея, - очень раздельно, почти по слогам произнёс я. - Именно, - указательный перст первого лица государства прицелился в мой лоб. – Верно сказано. Вот по этой теме и приступай к работе. По срокам не тороплю. Ошибки не прощу – её и не должно быть. Приму как ответ отрицательный результат. Всё, езжай, будешь готов – звони в любое время. Он пожал мне руку. На обратном пути покинул авто далеко до дома. Захотелось пройтись, заглянуть в лица москвичей – может быть, там найду ответ на поставленную задачу. Чего хочет вот эта женщина, царапнувшая меня беспокойным взглядом? Или этот мужчина, чуть не толкнувший меня плечом, а теперь часто и недоумённо оглядывающийся. Или эти девицы с мороженым в руках, расступившиеся и хихикнувшие на мой вопрошающий взгляд. Чего они хотят-то все? Спешат куда-то – куда? Озабочены чем-то - чем? Медленно вслед за мной поворачивается голова постового – того и гляди, с резьбы слетит. Наверное, странным ему показался – задержит для выяснения. Если задать ему вопрос – вы постовой Великой нации? – то и в «обезьянник» определит до приезда санитаров. - Билли, не устал от писем амурных – работа есть. Мой компьютерный гений в последнее время увлёкся электронной перепиской. - Весь – внимание, Создатель. Пока добирался домой, кое-что обдумал. - Мы должны подготовить Президенту очередное Послание Федеральному Собранию. - На тему? - На тему – Великая национальная идея. - Что-то новенькое. - Придётся потрудиться. Решив, что свою лепту в решение поставленной задачи внёс, занялся обустройством быта. Сессионная возня накопила на рабочем столе и диване книги, в кухне грязную посуду и пыль по всей квартире. Уборка отняла два дня. К исходу второго понял – если так бросаться на работу, скоро очень останусь без неё и помру со скуки. Решил упорядочить трудовой день. Подъём в шесть утра. До восьми бегаю по парку, подтягиваюсь на игровой площадке, отжимаюсь, хожу на руках – к великому удовольствию самых юных «жаворонков», их мам, нянь и бабушек. Потом готовлю себе завтрак, завтракаю. До двенадцати работаю над задачей Президента. После двенадцати, отобедав, сажусь спиною на диван часика этак на три. Потом опять к компьютеру до 18-00. Ужин. До одиннадцати вечера спортивный комплекс – удобное время: у профессионалов заканчивается рабочий день, собираются любители с пропусками вроде меня. В 24-00 отбой. Это в идеале. На практике: - Билли, как дела. - Чисто, Создатель, не единой путной мысли. - Чем сутки занимался? - Судя по результатам – ничем. - Давай вместе думать. - Давай пораздельности. - Обижаешь. - Прости, Создатель. Есть какие мысли – выкладывай. - В том-то и дело… - Тогда, ты думай, я буду собирать первичную информацию. Думать за столом тяжковато – в сон клонит. Встал, походил. Забрёл в мамину комнату. Знакомый аромат французских духов царапнул по сердцу. Я уж отзвонился, похвастал итогами сессии, сообщил, что завален работой, и на Холодянку вряд ли попаду. - Не много потеряешь, - радостно сообщила мама. – Тут комарьё, ночами заморозки, днём – солнечные ожоги. Видел бы ты мой фейс. - Очень хочу видеть. На стене висела забытая хозяйкой походная гитара – на рюкзачном ремешке с голубым бантиком. Взял в руки – запахи дыма костров, сосновой смолы и ещё чего-то тревожащего душу. Приложился ухом – не шумит ли прибой. Нет. Звуки надо было рождать. И мне захотелось. - Билли. - Что-нибудь надумал, Создатель? - По теме нет. Открой мне самоучитель для гитары – под музыку лучше думается. Как тебе струнный звук, не помешает? - Нет, Создатель. Думай под музыку. Через неделю умел уже брать аккорды и начал пробовать голос. - Билли, послушай. - Увы, Создатель, не доступно. Я побренчал на гитаре, спел песенку, очень и очень задорную. Отложил инструмент. - Ну, как дела? - Готов подписаться под – «Умом Россию не понять». - И только-то за десять дней? - Увы. - Сдаваться будем? - Ни в коем случае – что-нибудь придумаем. - Ну, думай-думай. Пойду, пройдусь. Спустился во двор. Он не был мне чужим. Когда-то дошкольником бегал здесь, играл вон на той детской площадке, в хоккейной коробке. Мама писала свои диссертации, и бабушка забирала меня к себе, в этот дом. У меня были здесь друзья. Вспомнил Жанку. Шустрая девчонка-сверстница – в первый же день знакомства отколотила меня. А потом всегда заступалась. Где она теперь? Только подумал – Жанка навстречу. Или не Жанка? Или Жанка? - Жанка? Худенькая девушка с нервным лицом приостановилась, вглядываясь - Алекс? Ну, точно! Лёшка, привет! Какими судьбами? - Живу, в бабушкиной квартире. - Соседи, стало быть. Женат, холост? Учишься или работаешь? - Учусь, холост. А ты? - Была, за папуасом. Представляешь, поехала дура к нему в Черномордию, ну в Африку – куда? куда? – людоед оказался. Сынишку отнял, сама еле вырвалась – благо гражданство не поменяла. - Жанка, - я был рад встрече и ласково потрепал её по щеке. - Но-но, студент, сначала научись зарабатывать, потом женись… - Студенты, значит, не в моде? - За тебя, наверное, пошла – у тебя предки богатые. - Разошлись они. - Бывает. Играешь? – Жанка царапнула струны ногтём. – Приползай вечером в коробку – потусуемся. У меня совсем не было сексуального опыта, и я подумал – не плохо бы приобрести его с Жанкой. Она чмокнула меня и ладошкой размазала след помадный по щеке: - Пока. Я посмотрел ей вслед, на худой вихлявшийся зад, и мне расхотелось приобретать сексуальный опыт с Жанкой. Однако ради вечернего рандеву перекроил распорядок дня – после Адмиральского часа укатил на тренировку. - Алекс вернулся, - представила меня Жанка кучке молодых людей от пятнадцати до двадцати лет, оккупировавших перед закатом хоккейную коробку. Я не увидел знакомых лиц – мне тоже не обрадовались. Девицы курили в кругу, дрыгали ногами, крутили попами. В другом кругу ритмично поводили плечами парни. Музыкально оформляли тусовку два гитариста – один в полосатой майке десантника, у другого на предплечье рядом с якорем темнела наколка – КТОФ. Я кивнул на них Жанке и, получив Высочайшее позволение, перебрался на скамейку к оркестровой группе. Послушал, попробовал и присоединился. Десантник хмыкнул неопределённо, моряк кивнул ободряюще. - Билли, как дела? - Пытаюсь создать математическую модель человека. - Думаешь это возможно? А для чего? - Чтобы понять, чем он дышит, о чём думает, чего хочет. - Я тебе и так скажу – дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег. - Умно. - Ну, трудись-трудись. Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось отсутствие Жанки – она работала официанткой в ресторане и отдыхала только по понедельникам. Лишь уселся на оркестровую скамейку, ко мне подошли трое. - Ты, чувак, зачастил. Если хочешь прописаться – проставляйся. Ни тон, ни тема их речи мне не понравились. Я покосился на коллег по музыке. Десантник отвернулся с отсутствующим лицом. Моряк увлёкся пятнышком на брюках. Понял: подошедшие – люди авторитетные. - Ты кто? - Сорока. - Где хвост оставил? - Шутник? Сейчас очки пропишу – увидишь. Очки, в смысле, затемнённые – «фонари» скрывать. - Кто был бы против – я никогда. Сейчас вернусь. Мамину гитару некому доверить, понёс домой. - Не вернёшься – не обидимся, чувак. Дома повесил на место инструмент, поменял прикид на попроще – предстоящие «танцы» обещали быть пыльными. Кинул взгляд на компьютер - моё детище трудилось, не покладая рук. Эх, Билли, Билли, думаешь, как осчастливить человечество, а это человечество собралось меня бить. Включил освещение коробки и вышел в её центр. Похрустел шейными позвонками, пощёлкал ключицами, разминаясь. - Ну, смелее, смелее. Где тут известный окулист? Вышли двое. Сорока кинул локти за спиной на заборчик коробки и ноги скрестил во фривольной позе. Ухмыляется, цирка ждёт. Ну, будет цирк. Бить я их не бил – злости ещё не было. Ловил на контрприём и аккуратно укладывал на газон. Один вооружился кастетом. - Убери – ручонку сломаю, - предупредил я. Он не послушался, а я не сдержал слово – поймал его в атаке, чуток помог ускориться, и он обрушился головой на ни в чём неповинный заборчик. Затих почему-то. Наверное, ушибся. Да как бы шею не сломал. Коробку тоже жалко. - Чего глазеете? А ну-ка гурьбой – Сорока пинками и тычками гнал на меня толпу подростков. - Смелее, смелее, - подбадривал и я. Крутился, как белка в колесе, аккуратно ронял их на земь в стиле айкидо и никого не ударил. Девчонки ахали и визжали – я думаю, от восторга. Вдруг знакомый и любимый голос, лёгкий плеск ладошек: - Браво-брависсимо! Ты ещё в детский сад не забудь заглянуть. Мама! Мамочка! Здесь? Приехала! Я бросился на остатки сильно поредевшего воинства – у, гады, порешу! Парни врассыпную. Исполнил кульбит на прощание – это для девиц – перемахнул заборчик, подхватил маму на руки, закружил, понёс домой. Она: - Рюкзак, рюкзак – там все сокровища! Прихватил и рюкзак. Мы пили чай. - Колотун-бабай теперь в Якутии. - Это в августе-то? - Представляешь, утром всё бело от инея. Солнце встанет – роса блестит. В полдень жара. Ночью у костра греемся – в палатке даже в спальном мешке не улежишь. Попростывали все, и решили свернуться. Смотри, что привезла… Среди прочих якутских трофеев сверкал алмаз. Настоящий. Не силён в каратах – стекляшка в полногтя мизинца. - Место запомнила? На следующий год рванём вдвоём, нароем-намоем, богатенькими будем. Неделю мы разбирали мамины трофеи. Она из дома носа не кажет. Он у неё, и лоб, и щёки, и даже шея в красных пятнах. На руках – о ужас! – «цыпки». - Это от ледяной воды, - пожаловалась мама. Втирала кремы в кожу и сетовала – Кабы до учебного года зажило. Пили чай. - Ма, что такое русский народ? - Здрасьте-приехали. Школу забыл? - Нет, ты сама скажи, не по учебному. Как сама понимаешь… - На эту тему можно говорить до бесконечности. Есть такая теория: будто Земля - живой организмом. Там русским отведена роль нервов – вся боль планеты проходит через нас. Никто так не может чувствовать и переживать. Достаточно? - Интересно. Интересная мысль! Надо бы Билли подсказать. Хотя, если это зафиксировано в Инете, ему и без меня доступно. Следующий свой визит в коробку приурочил к Жанкиному выходному. Но сначала подготовился – сделал заказ в ближайшей кафешке. Сидел с гитарой на своём месте – купил новую, покаявшись маме. Народ потихоньку подтягивался. Жанка! - Наслышана, наслышана. Герой! Тема есть на миллион – чуть позже. А это что за дела? Во двор вошла «фура» и начала разгружаться. Ребята в униформе «Макдоналдс» таскали в коробку пластиковые столики, стулья, накрывали яствами, питьём. - Совсем онаглели буржуи! Ну, я им щас… Удержал Жанку за руку: - Это я проставляюсь. - Ты? Ну, дела. Подружка моя не смогла устоять на месте, шмыгнула к девчатам, потом к ребятам. Сервировка ещё не закончилась, мои вчерашние недруги, а теперь, уверен, друзья не разлей вода, рассаживались за столики. Впрочем, они внесли свою поправку – сдвинули их вместе. Сорока с подручниками не появился – то ли заняты были, то ли проигнорировали попытку примириться. Морячок с десантником пожали мне руку. Мы ударили по струнам, а девчонки накрыли нам в «оркестровой яме». Спиртного не было, но народ веселился от души. Притащили колонки, протянули удлинитель, подключили микрофон - от желающих спеть не было отбоя. В разгар веселья Жанка подошла с незнакомой миловидной девушкой. - Алекс, знакомься – Даша. - Даша, - прошелестели пухленькие губки. Я кивнул – усвоил, мол. - Алекс, девушке помочь надо. Сорока и с неё проставки требует. – Жанка округлила глаза. – Натурой. Я бросил на Дашу любопытный взгляд – глаза большие, синие, грустные, строгие, красивые. - А что? Здоровое чувство к красивой девушке. - Не пошли. Лучше скажи – поможешь? - Что надо сделать? - Ну,… скажи, что это твоя девушка… Кто сунется – сразу по рогам. - Легко. Жанка покосилась подозрительно: - Только вы не очень-то заигрывайтесь. Помни, Алекс, ты – мой. Чуть позже взял микрофон в руки и объявил, что следующая песня исполняется для моей любимой девушки. Коллеги мои играли, а я пел и, как заправский эстрадный артист, выделывал в коробке танцевальные па. Подвальсировал к сидящей за столом Даше и чмокнул её в щёчку – чтобы всем всё стало ясно. - Билли мне нравится одна девушка. - Давно пора, Создатель – пик твоей сексуальности уже позади. - Я серьёзно. - Я тоже. Дашу увидел дня через три после нашего знакомства. Она плакала, закрывая лицо ладонями. Прихватили её у подъезда Сорока с известными уже приятелями. Кровь ударила мне в голову. Сработал инстинкт далёких и диких предков – не жалея живота своего защищать самку и детёнышей. Разрывая одежду о кусты акации, полетели на клумбы приятели. Сорока попятился. - Тебе разве не сказали, что Даша – моя девушка? - Н-нет, - он пятился и отчаянно боялся, боялся всеми клетками своего организма. - Ну, извини – буду бить тебя не предупреждённого. - Не надо, - попросил Сорока. - Не надо, - попросила Даша. - Проси прощения, урод. - Слышь, ты, прости. - Не так, - сказал я и схватил Сороку за нос, прищемил его большим и указательным пальцем. – На коленочки встань, на коленочки. Манипулируя Сорокиным клювом, поставил его на колени: - Клянись, что больше не будешь. - Не буду, - гундосил шишкарь дворовый. - Отпусти его, - попросила Даша. - Брысь, - сказал я, отпуская. Сорока так и исполнил, как услышал – не встал и побежал, а сначала на четвереньках шлёп-шлёп-шлёп, а потом встал и побежал. Я понимал, что нажил себе смертельного врага, но насколько он мог быть опасен, не представлял. - Ты куда? - В институт – документы подавать. - В какой? - Медицинский. - Знаешь где? Позволь, провожу. Даша была не против, чтобы я её проводил. Мы доехали на такси. Но до этого я подарил девушке мобильник. - Дай мне твой номер. - У меня нет телефона. - Нет телефона? А паспорт есть? Дай сюда. Затащил Дашу в ближайший маркет и купил самую навороченную мобилу. - Умеешь? Ничего, пощёлкаешь клавишками, научишься. Застолбил в памяти свой номер и опустил японский шедевр в Дашину сумочку. Набрал её номер. Даша вздрогнула, когда из её сумочки полились соловьиные трели. Конкурс обещал побить все рекорды. - Прорвёшься? - Не знаю. Надо пробовать. - Может, лучше на платное отделение? Я потянул девушку к крайнему столику приёмной комиссии. - Что сдаём на платном? Женщина в огромных роговых очках подняла на нас строгий взгляд. - Кроме денег – собеседование. - На предмет? - Бывают люди совершенно несовместимые с медициной. - Мы желаем поступить. - Оба? - Нет. Вот, девушка. - Сдайте в кассу пятьдесят тысяч рублей и с квитанцией об уплате, документами подходите за направлением на собеседование. Не пройдёте – деньги вам вернут. - Пятьдесят это за год? - За год. - А за весь курс – до диплома. - Умножать умеете? Умножьте на шесть. - Кредитку в оплату примите? Женщина подняла очки на лоб, внимательно посмотрела на меня, потом на Дашу, потом снова на меня. Она подумала: столичный балбес прикалывается над доверчивой провинциалкой. - Кредитки в оплату не принимаем. Наличку… - Перечислением можно? Дайте расчётный счёт. – Даше – Подожди пять минут, я с банкомата перекину. За всеми столиками приёмной комиссии суета, очереди. Даша одиноко и очень принуждённо стояла у последнего. Строгая очкастая женщина ей что-то выговаривала, и моя подопечная согласно кивала головой. Мне улыбнулась вымучено. - Готово, - я вернул квиток с реквизитами. - Надо проверить, - регистратор приёмной комиссии покинула свой пост и удалилась. Мы ждали её минут двадцать, посматривая и обсуждая суетящихся абитуриентов, их мам, пап… - Всё в порядке, - регистратор строго и с обидою взглянула на меня, приглашая Дашу к столу писать заявление, заполнить анкету. Покинув стены Альма-матер со змеёй – любительницей выпить, мы облегчённо расхохотались. - Это дело надо обмыть. И Даша согласилась. Остаток дня мы кувыркались на аттракционах, катались на пароходике. Мамин звонок настиг нас в кафе-мороженое. - Ты где? - В Робине с Бобином. - Где? С Бобчинским? - Нет, с красивой девушкой. - Шибко красивой? - Глаз не отвести. - Вези домой, у меня есть что к столу подать. У Даши была масса женских достоинств, и напрочь отсутствовало чувство противоречия, так раздражавшее меня в девушках. Уговорить её пойти к нам в гости и познакомиться с мамой не составило труда. Выбирали торт-мороженое. - Мы тут веселимся, объедаемся, а маму твою кто угостит? - ? - Девушка, - позвал работника кафе, - вот этот торт вы можете доставить по указанному адресу? На её кивок Даше: - Диктуй. Девушка принесла открытку: - Можете черкнуть пару фраз. И Даша написала: - Мамочка, я поступила!!! Мама у порога бесцеремонно схватила Дашу за руки и потянула на свет под люстру. - Ну-ка, ну-ка, ну-ка…. Какая хорошенькая! Она чмокнула Дашу в щёчку. Та засмущалась и развеселилась одновременно. Мы накрыли стол в гостиной. Я поклевал немножко из тарелочки, пересел на диван, взял гитару – дам надо развлекать. - Утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые… - опустил голос в доступные мне басы. Мама поднялась, обняла Дашу за плечи, чмокнула в щёчку: - Всегда мечтала иметь такую прелестную дочку, а родился вот… Шаляпин. Её ласковый взгляд не соответствовал укоризненным словам – меня она тоже любила. Засиделись допоздна. Мама сменила меня – исполнила несколько классических романсов, потом таёжно-походных. Мы с Дашей подпевали ей: - Милая моя, солнышко лесное… Хором пели: - Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Провожая Дашу домой – она жила в соседнем подъезде на втором этаже – поцеловал у её дверей. Она стояла покорная, поникшая, не тянулась ко мне – и я не решился продолжить. Был на тренировке, когда в нашу дверь позвонили. Мама распахнула, схватила Дашу за руки, потянула в глубь квартиры: - Дашенька! Как я рада! Следом вошла её строгая мама. - Моя мама – Надежда Павловна, - представила Даша. - Потрудитесь объяснить, - строго сказала Надежда Павловна, - что всё это значит. На каком основании ваш сын делает такие дорогие подарки моей дочери? Она выложила на стол мобилу и направление на собеседование с подшитой квитанцией об уплате трёхсот тысяч р. за обучение в мединституте. Мама не долго недоумевала: - Вообще-то я не в курсе, но мы сейчас всё выясним. Она набрала мой сотовый и включила громкую. - Алекс? - Да, мама. - Вчера ты был в гостях с девушкой Дашей… - Да, мама. - Я хочу знать, как ты к ней относишься. - До вечера не терпит? - До вечера не терпит. - Я очень люблю её и хочу на ней жениться. - Знаешь как? - Нет, но надеюсь, ты мне поможешь. - Помогу, конечно. Слушай сюда. Позвони друзьям в Администрацию, закажи контрамарку в Большой на четверых… День уточним позднее. Ещё купи колечко, золотое с бирюзой. Если Даша примет его – считай, девушка просватана, готовься к свадьбе. - А если не примет. - Плач и добивайся. - Наука. - А ты думал. Ведь «жена не рукавица, с белой ручки не смахнёшь и за пояс не заткнешь». - Ладно, всё сделаю, как сказала. Только почему ты звонишь с домашнего? И, наверное, громкая включена? Даша, привет! Вечером увидимся? - У нас её мама. Я кашлянул. - Надежда Павловна, - подсказала мама. - Уважаемая Надежда Павловна, у вас прекрасная дочь, и будет, надеюсь, достойный зять. Окончив переговоры, мама повернулась к гостям и развела ладошки. - На все вопросы даны ответы? Тогда давайте пить чай. Даша прятала от женщин смущённый, брызжущий радостью взгляд. После театра пригласил дам в ресторан. Это было то самое заведение, где мы воевали с курносой кавказской братвой. Я Бога молил повторить ситуацию, но он, увы, не услышал. Прокашлявшись, встал. - Надежда Павловна, я люблю вашу дочь и прошу у вас её руки. Не дожидаясь ответа, обратился к Даше. - Милая, если у меня есть хоть какая-нибудь надежда добиться твоей взаимности, прими, пожалуйста, этот скромный подарок. В чёрной атласной коробочке сверкало огнями золотое колечко с бирюзой. - Билли, я женюсь. - Счастливый. - Не завидуй – тебе тоже что-нибудь придумаем. Что есть по существу задания? - Ни-че-го. - ?! - Математическая модель не работает – люди, народы, государства получаются какие-то идеальные, а так не бывает. Столько трудов, и всё напрасно. - Не паникуй! В науке не бывает напрасных трудов. Отрицательный результат – тоже результат. Пойдём дальше. - Пойдём. - Слушай, у меня совсем нет сексуального опыта, - признался я Даше. - У меня тоже, - призналась она мне. Больше мы этой темы не касались. Но вот однажды… Мы встретились во дворе случайно. Я возвращался с тренировки, а Даша - … не знаю. Поднялись ко мне. - Погоди, душ приму – у нас там ремонт затеяли. Даша ткнулась носом в мою грудь. - Мне нравится запах твоего пота. Я поднял её личико и поцеловал. После душа предложил Даше массаж: - У мамы есть замечательные кремы, а у нас в спорткомплексе профессионалы-массажисты. Кое-чему у них научился. Уговорил Дашу раздеться и лечь на тахту. Освободил спину от тесёмок бюстгальтера и полупрофессионально размял её, втирая крем. - Позволишь? - потянул вниз резинку трусиков. Даша без слов приподняла таз. Касаясь её ягодиц, бёдер, лодыжек, гнал прочь мысли и желания, но меня уже лихорадило. Закончив со ступнями, прохрипел: - Повернись. - Ой, - Даша повернулась и закрыла глаза ладошками. Но руки её мне тоже были нужны – я их размял, растёр, разогрел. Даша лежала передо мной в первозданной красе, пряча девичий стыд под дрожащими ресницами. Я массажировал ей груди, живот, низ живота, наслаждался Дашиной доверчивостью и проклинал свои трясущиеся руки. - Всё, - сказал я, поцеловав большой пальчик её восхитительной ножки. – Ты жива? - Иди сюда, - Даша протянула ко мне руки. - Ма, а почему возникают центробежные силы в государстве? - Это, сын, пережитки прошлого – от натуральности хозяйствования. Каждый регион имеет или стремиться иметь самодостаточную экономику. Бухаются средства, отрываются ресурсы – и не смотря на все затраты, мы выращиваем хлеб на Северном Урале и делаем станки на Кубани. Поворачиваем реки вспять, обводняем пустыни. Природа отвечает катаклизмами. Вечный бой… - Билли, это важно, это то, о чём мы с тобой забыли. - О чём? - О чём говорил Президент - центробежных и центростремительных силах общества. Я передал ему мамины мысли. Билли повеселел: - Это интересно. - Начнём сначала? - Нет, я загоню это в матмодель как поправку. В науке так бывает: копиться информация, копиться, копиться.… Как снег на крутом склоне горы. Достигает критической массы. Тогда бывает достаточно слабенького толчка, последней крупицы, и огромная масса приходит в движение, несётся вниз, набирая скорость. Не буду Вас стращать лавинами – скажу проще: однажды я проснулся автором той самой идеи, за которою мировая пресса окрестила нашего президента Великим Русским Реформатором. Всё гениальное просто. Мы с помощником бились, напрягали интеллект, а решение лежало на поверхности. Оно было настолько очевидным, что теперь диву даешься, как ноги-то не переломали, запинаясь. Взяв за основу устранение истоков центробежных сил и создание благоприятного климата центростремительным, мы с Билли словами Президента в ежегодном Послании Федеральному Собранию предложили провести глубочайшую дифференциацию регионов, в плане рационального использования природных ресурсов и климатических особенностей. Если грубо – пусть Кубань выращивает хлеб, а Урал варит металл и производит из него машины. Использовать богатства и особенности климатических поясов и устранить всё наносное, затратное. Вернуть Природе первозданную красоту, вернуть человека в статус дитяти её, а не преобразователя, читай – курочителя, ломателя, разрушителя. Эта мысль стала красной нитью Послания. Между строк читалось – дифференциация хозяйственных приоритетов регионов, как ответную реакцию повлечет за собой интеграцию их (регионов) в общегосударственный экономический уклад… Такая модель построения экономики адекватна для любого государства. Но мы будем первыми! Для этого есть все необходимые предпосылки: объективные – богатейшие природные ресурсы, относительная незагаженность среды обитания, достаточный научный и производственный потенциал и огромные средства Стабилизационного Фонда. Субъективные – толковый ищущий Президент, созидательное Федеральное Собрание, и талантливый народ, давно жаждущий настоящего дела. Билли родил этот документ ночью. Он не стал дожидаться, пока я продеру глаза, и распечатал его на принтере. Я прыгал на одной ноге, натягивая тренировочные брюки для утренней пробежки, когда вдруг почувствовал – что-то произошло. Огляделся. Из пасти принтера торчал ворох бумаги, а желтый глазок процессора впервые за последние четыре месяца не горел – Билли отдыхал. Не веря своему счастью, осторожно потянул листы. Кинул взгляд на заголовок и забыл об обязательной пробежке. Не было ещё восьми, я позвонил Президенту. Патрон мой тоже не спал. Более того, он ехал в аэропорт, намереваясь отлететь в Австрию. Сказал, что задержит вылет, и послал за мной машину. Взглянув на объем труда и его заглавие, хмыкнул. - Хорошо, - сказал он. – Я почитаю это в воздухе. Позвонил в тот же день из Вены. - Меня зацепило. Что-то есть – буду думать. А пока отдам специалистам – пусть критику наведут. В любом случае спасибо – отдыхайте, устраивайте свои личные дела. На этот раз Президент не предугадал неурядицы моей личной жизни, он их накликал. Откуда взялся этот проклятый инвалид? Впрочем, что я говорю – он жил в нашем доме на одной лестничной площадке с Дашей задолго до её приезда. Они общались ещё до её знакомства со мной. Даша недавно была на его дне рождения. Сама мне рассказала. Я и не ревновал: инвалид – какое сравнение! А этот неходячий сверстник моей невесты переиграл меня в борьбе за её сердце по всем пунктам. Мы загадали с Дашей: как только я закончу свой труд (Великую национальную идею), мы идём узаконивать наши отношения. После звонка Президента, я набрал Дашу по мобильнику. - Всё, любимая, я твой на веки вечные. В тот же день мы подали заявление в ЗАГС. В тот же день Даша сообщила своему неходячему приятелю, что выходит замуж. И в то же мгновение этот «огрызок» пошёл в наступление на наше счастье. Он схватил Дашу за руку, припал к ней губами, разразился стенаниями в потоках слёз. Клялся, что любит, что жизни не чает и, наверное, тот же час с нею и покончит. Он был инвалидом от рождения. Его родители заняты бесконечными разборками – кто кому жизнь испортил. Да и не было у них средств лечить своего парня. Поэтому Даша стала его единственным шансом в жизни. По большому счёту судить, он через неё подбирался ко мне, точнее к моим финансовым возможностям. Но мы тогда были молоды и наивны. Мне было бы проще откупиться – оплатить ему новые ноги: и несчастному помог, и Дашу уберёг. Да знать бы об этом! Она прибежала ко мне вся в слезах – наш брак погубит хорошего, несчастного, ни в чём не повинного человека. - Не бери в голову: что-нибудь придумаем, - был мой ответ. Но для дум на подобные темы меня в те дни просто не доставало. Обласканный благодарностями Президента, я плавился в лучах собственного самомнения. Послание наше раскритиковали специалисты чуть-чуть по форме и не нашли изъянов в содержании. - Билли, ты – гений. - Мы – гении, Создатель. Я совершил роковую ошибку. Господи, как я проклинаю себя за тот проступок. Всё бы отдал, чтобы не случилось того, что произошло. Но, увы, воробушек выпорхнул – и я потерял свою любимую. Шёл к ней. На площадке подъезда мой соперник в колясочке. Господи, убогий недолюбок против фаворита Президента – какое сравнение. Я склонился к его бледному остроносому лицу: - Если ты, огрызок, будешь забивать голову моей девушке, я оторву тебе и руки. Просекаешь? - Да, - пролепетал он, страх плескался в его глазах. И вдруг лицо его напряглось, глаза постеклянели, тонкие губы вытянулись ниточками. - П-пошёл ты… - Что?! Я легонечко подтолкнул его коляску. Уверяю вас – чуть только коснулся. Дальше всё – его импровизация. Потому что он видел то, чего не видел я. За моей спиной открылась подъездная дверь, и вышла Даша. Он опрокинулся вместе с коляской. - Женя! – крикнула Даша и, оттолкнув меня, бросилась на помощь. Я готов был сквозь землю провалиться и пятился к подъезду. Инвалид умело сымитировал отключку сознания. Даша подняла его голову на свои колени и гладила лоснящиеся волосы: - Женя, Женечка, что с тобой? Она швырнула в меня мобильник.: - Убирайся! Видеть тебя не хочу. Мой подарок летел в моё лицо. Я увернулся, и он разбился о бетонную стену, брызнув осколками к моим ногам. Что мне оставалось делать? Упасть на колени? Просить у Жеки прощения? Это было мне не по силам. И я ушёл. Упал дома на диван и не поднимался с него несколько дней. Конечно, не буквально понимайте. Просто лежал, отвернувшись к стене, и ничем не интересовался. Не слушал выступление Президента в Федеральном собрании. Его Послание транслировали все центральные каналы. О том, какой резонанс оно вызвало в обществе, какой шум пошёл по миру рассказывала мне мама. Она держалась очень деликатно - не расспрашивала, не советовала. Считала, что время лечит любые раны. - Если вам суждено быть вместе, вы обязательно соединитесь, пусть даже это будет в шаге от последней черты. Легко маме рассуждать, а меня буквально коробило и плющило, колотило-лихорадило, стоило мне подумать, как безногий урод ласкает мою Дашу. Я ждал, надеялся и верил, что произойдёт чудо, и Даша вернётся ко мне. Я звонил им в дверь, которую открывала Надежда Павловна и строго отвечала: - Даша, конечно, дома, но она не хочет вас видеть. Я любил эту девушку безумно, но условности воспитания не позволяли врываться в квартиру, оттолкнув несостоявшуюся тёщу, и требовать ответа. Впрочем, ответ был дан – вас не хотят видеть. Мучился и не знал тогда, как легко женщины переворачивают прочитанные страницы и идут навстречу новым ощущениям. События, между тем, развивались стремительно и не предсказуемо. Даша перепродала своё оплаченное право обучения в мединституте и на вырученные деньги увезла Жеку на Урал в Елизаровскую клинику. От этой информации лопнуло терпение моей мамы. Она практически силой притащила к нам Надежду Павловну и устроила ей пристрастный допрос. Моя несостоявшаяся тёща была печальна, как сама печаль. - Это у неё от отца, погибшего на таджикской границе. Он был готов отдать всё и саму жизнь ради товарищей. Я вспылил: - Стало быть, я – жертвенный материал? Меня, значит, в расход, чтоб хорошо было Дашиным приятелям? По щекам сильной, строгой, суровой женщины Надежды Павловны потекли слёзы. Мама топнула ногой: - Оставь нас! Ну и, пожалуйста! Хотел хлопнуть дверью, но мельком заметил: обе женщины, обнявшись и уткнув лица в плечи, рыдали в два голоса. - Надо жить, сын, - сказала мама. И я возродился к жизни. Вновь стал посещать тренировки. В понедельник взял гитару и спустился во двор. То, что поведала мне Жанка, ввергло меня в шок. Меня «колбасило» после этого ещё две недели. Буквально выл, рычал, кусал свои руки от собственного бессилия. Перед отъездом Даша поведала Жанке, что беременна моим ребёнком, что очень любит меня, что Жека – это её гражданский долг. Она его обязательно вылечит и, если он захочет, выйдет за него замуж. - Что ты бесишься? – наехала мама строго. - А что делать? - Поезжай, найди Дашу, вылечите этого парня и возвращайтесь домой. - С инвалидом я не буду биться из-за девушки. Даже если эту девушку зовут Даша. - Но почему? - Это мой гражданский долг. - Что за горе, Создатель? Я поведал. - Успокойся и спать ложись – что-нибудь придумаю. Через пару дней Билли попросил оплатить вебсчёт. Сумма была приличная, чтобы не поинтересоваться – для чего? - Жалко стало? - Это ж половина Президентского гранта за «Национальную идею». - Я имею на неё право? - Конечно. - Плати. Перечислил деньги на указанный счёт, а назначение его узнал гораздо позже, когда вернулся с Курил. Но Вам расскажу сейчас. Разыскал Билли Жеку в Едизаровке. И ещё фирмочку одну в Москве, подвязывающуюся на организации корпоративных вечеринок, дружеских розыгрышей и не дружеских тоже. К ней на счёт ушли мои денежки. Но с некоторых пор в уральской клинике стала попадаться на глаза выздоравливающему Жеке артисточка одна. Роман меж ними возник. И убежал наш герой с новой дамой сердца на Кавказ. Правда, не тайком. Даше он открылся, прямо глядя в глаза – не желаю, мол, связывать свою молодую перспективную судьбу с женщиной, носящей под сердцем чужого ребёнка. Такие вот дела. Курилы Циклон шёл широким фронтом с востока на запад вопреки всем правилам и нормам. Меня он спешил с самолёта в Новосибирске. Администрация аэропорта объявила о задержке всех рейсов как минимум на два дня, предложила список пустующих мест в городских гостиницах и даже автодоставку до них. Желающих приютиться в комфорте оказалось много, и ещё несколько самолётов было на подлёте. Решил не конкурировать, а стойко перенести тяготы и лишения вокзальной жизни. Пообщался с Билли посредством ноутбука. - Как дела? - Собираю первичную информацию. Зная обстоятельность своего помощника, не удивился набившему оскомину ответу. Нам поручено разработать план мероприятий преобразований конкретного региона России согласно тем задачам, которые поставил Президент Федеральному собранию, Правительству и всему народу. Для этого надо было изучить климатические особенности и сырьевые ресурсы, выявить рациональное зерно, в которое следует вкладывать средства, удалить всё наносное, затратное. Итоговым документом должно стать экономическое обоснование перспективного развития региона, то есть, сколько средств и на какие цели потребуется. Всё это вменялось мне в обязанности, правда, на правах консультанта. Интересно также было посмотреть, как это будет получаться на практике. По заданию Президента и собственному желанию летел на восток. - Билли, чем Курилы будут процветать? - Морепродукты, энергетика, туризм. - Первое и последнее понятны. Энергетика? - Неисчерпаема, Создатель. - ? - Солнце, воздух и вода. - Билли, ты чем так сильно занят – из тебя каждое слово приходится тянуть? - Создатель, это ты сегодня тормозишь. Укачало в полёте? - Давай по делу. - Три тысячи часов в году светит солнце – лучевые батареи имеют право на жизнь? - Имеют. Ветры дуют постоянно. - И самая высокая в мире приливная волна. - Огромная масса воды ежедневно туда-сюда, туда-сюда – грех не воспользоваться. - Ожил, Создатель? Может, в шахматишки сгоняем, пока скучаешь, время коротаешь? - Тебе нравится меня разделывать? Эти слова забылся и произнёс вслух. - Что? Что вы сказали? – рядом встрепенулся дремавший в кресле мужчина. - Ничего, - захлопнул ноутбук и отнёс его в камеру хранения. Потом пообедал в ресторане. Потом вышел на свежий воздух посмотреть, кто украл солнце. Прогрохотал, садясь, самолёт. Будто реверсивный след за ним закружились облака. Ветер усилился. Вот он, накликанный циклон. Снежные хлопья, ещё не касаясь земли, стеганули по зеркальным стенам, и они задрожали. - Алексей! Гладышев! Я обернулся. На ступенях аэровокзала приостановился мужчина с пакетом в руке. Что-то узнаваемое в изрытом оспинами щеках, сбитом на бок почти армянском носе. - Не узнаешь? Я под дедом твоим ходил, в Управе… Да, с этим человеком я где-то встречался. Возможно в Управлении. Возможно в отделе деда, где я немножко поработал программистом. - Какими судьбами? – он протянул руку.- Шпионские всё страсти? Не спешишь? Пойдем, поболтаем – у меня мотор вон стоит. Сейчас снег пойдёт. В машине: - Так ты не вспомнил? Мы вновь сжали друг другу ладони и замерли, всматриваясь. - Колянов я, Григорий. Ничего не говорит? Ну да, Бог мой, не загружайся. Я тебя знаю, знаю, кто твой дед. Из-за этого старого перхуна и кувыркнулся на гражданку. Теперь вот таксую. Представляешь, майор ГРУ десятки сшибает, пассажиров развозя. Дела, брат. Да я без обиды. На тебя, по крайней мере. Беляшей хочешь? Я не хотел, но взял и стал жевать без энтузиазма – как бы не подумал чего. Ему было лет сорок пять на вид. Возможно он майор, и служил в разведке. Возможно, мы пересекались где-нибудь в коридорах, но в делах никогда. Это я помнил точно. - Служишь? – поинтересовался он. Я пожал плечами – о службе не принято. - Ну, дела, - это он о погоде за окном. Из здания аэровокзала посыпал народ – пассажиры последнего рейса – кто на автобус, кто в маршрутки, кто в такси. К нам села пожилая парочка. - В город, в гостиницу. - Покатать? – спросил Колянов. – Поехали, чего тебе здесь париться. На обратном пути машину занесло, задом выбросила на остановку. Под такси попал чемодан, его владелицу сбило задним бампером. Никто не пострадал: чемодан проскользнул меж колёс, а девушка упала в сугроб. Мы подняли её с Коляновым, отряхнули, усадили в салон, потом он сползал за чемоданом. Взялся за руль, а руки его заметно дрожали. - Вот житуха, бляха-муха! Не знаешь, где сядешь, за что и насколько. Ушиблись? Сильно? Может, в больницу? А куда? Довезу бесплатно. Видимо не в сугробе – от вьюги густые длинные ресницы приукрасил иней. Голос был грудной, мелодичный, волнующий. - Вообще-то мне в Лебяжье. Знаете? Деревня такая, сто сорок километров за город. Колянов присвистнул. - Могу и туда, но не бесплатно. - У меня только на автобус денег хватит. - Студентка? К мамочке под крылышко? Вот она-то и доплатит. Едем? - Едем, - тряхнула девушка головой. - Ты с нами? – повернул ко мне голову экс-майор. - Мне бы обратно. - Обратно из Лебяжьего. Город промелькнул огнями, тусклый свет бросавшими сквозь пургу. В поле стало жутковато. Свет фар укоротили снежные вихри. Ветер выл, заглушая шум мотора. В салоне было тепло, и Колянов поддерживал неторопливый разговор. - Так, студентка, говоришь? На кого учишься? - В инженерно-строительном. - Курс? - Четвёртый. - Скоро диплом? - Ещё практика будет, технологическая. - Сейчас на каникулах? - Да, сессию сдали и по домам. - Отличница? - Конечно. Колянов бросал на девушку взгляды через салонное зеркало и улыбался. Я скучал рядом. Девушку не видел, в разговоре не принимал участие и думал, что в кресле аэровокзала с Билли на коленях (ну, правильнее-то – с ноутбуком) мне было бы уютней. Прошёл час, прошёл другой. Ветер выл, метель мела, мотор рычал, прорываясь сквозь заносы. И вот… - А чёрт!.. – выругался Колянов, когда его автомобиль впоролся в снежный бархан и не пробил его, задрожал на месте, истошно вереща мотором. – Всё, приехали. С трудом открыл дверь и вывалился из машины. Пропал в темноте и снежных вихрях. Вернулся запорошенный, без стеснения ругался матом: - Вперёд не пробиться. Будем возвращаться. - Может толкнуть? – предложил я - Сначала откопаемся. Бывший майор выключил мотор и выбрался наружу. Вернулся, чертыхаясь пуще прежнего. - Иди, толкай, внучок – попробуем. С раскачки мы выцарапали машину из сугроба. Развернулись. Поехали обратно. Метель набила снегу во все щели моей одежды. Теперь он таял, и мне было противно. Я злился на пургу, на Колянова, на своё безрассудное согласие покататься. Испортилось настроение и у бывшего разведчика. - Слышь, как тебя, платить думаешь? - Люба, Любой меня зовут. - Да мне плевать. Ты платить думаешь? - А как я домой доберусь? У меня нет больше денег. - Ты дурку-то не гони – мне твои гроши не нужны. Дашь мне и моему приятеля. А хошь, мы тебя вдвоём одновременно. - Вон деревня, высадите меня. Я отдам вам деньги на автобус. - Ты это в ликбезе своём в уши дуй. Колянов резко затормозил – я чуть не врезался в лобовое стекло – выключил мотор. Похлопал дверцами и оказался на заднем сиденье рядом с девушкой. - Что ты ломаешься, дурёха? Обычное бабье дело – тебе понравится. - Отпустите меня, - плакала девушка. – Я в милицию заявлю. Вас найдут. - Я тебе щас шею сверну – повякай ещё. Я не мог больше молчать. - Слышь, ты, полковник недоделанный, отпусти девушку. - Повякай у меня, внучок, я и тебе башку сломлю. Я знал, на что способен майор ГРУ, оперативник, но оставаться безучастным больше не мог. Он навалился, девушка визжала, пуговицы её верхней одежды трещали, отлетая. Выскочил из машины, открыл заднюю дверь, сбил с его головы «жириновку», схватил за волосы. Ударил ребром ладони. Метил под ухо в сонную артерию. Да видимо, не попал. Он обернулся ко мне, зарычал: - Урррою, сучонок! Ударил его в лоб коротким и сильным ударом, тем страшным ударом, от которого с костным треском лопаются кирпичи. Показалось, хрустнули шейные позвонки. Майор тут же отключился, выбросил ноги из машины. Девушка выскочила на ту сторону, стояла в распахнутом пальто, без шапочки. Роскошные волосы её трепал ветер. Она плакала, зажимая рот кулаком. Меня она тоже боялась и пятилась. - Не бойтесь, - сказал я. – Мы не друзья с этим… - Чемодан… чемодан в багажнике. Рванул крышку багажника – оторвал какую-то жестянку. Со второй попытки замок багажника сломался. Подхватил чемодан. - Бежим. С дороги сбежали, а полем шли, утопая по колено в снегу. Темневшая вдали деревня приближалась, вырисовывались контуры домов. Где-то распечатали шампанское, потом другую бутылку. Я оглянулся. У брошенной машины чиркнули зажигалкой, и тут же хлопнула очередная пробка. - Ложись! Толкнул девушку в снег и сам упал сверху. - Вы что? - Он стреляет. Лежать смысла тоже не было – подойдёт и прищёлкнет в упор. Поднялся и помог девушке. - Идите впереди. Закинул чемодан за спину – хоть какая-то защита. На дороге заверещал мотор. Кажись, уехал. Мы постучали в ближайшую избу. Сначала в калитку ворот – тишина, не слышно и собаки. Перепрыгнул в палисадник, забарабанил в оконный переплёт. Зажёгся свет. Из-за белой занавески выплыло старческое лицо, прилепилось к стеклу, мигая подслеповатыми глазами. Я приблизил своё, махая рукой – выйди, мол, бабуля. Тем временем, из-за ворот крикнули: - Хто там? - Дедушка, впустите, пожалуйста, - попросила моя спутница. – У нас машина на дороге застряла. Замерзаем. Отворилась калитка ворот. Бородатый, крепкий дедок, стягивая одной рукой накинутый тулупчик на груди, другую прикладывал ко лбу, будто козырёк в солнечную погоду. - Чья ты, дочка? Я выпрыгнул из палисадника, протянул руку: - Здравствуйте. - Да ты не одна.… Проходите оба. Старик проигнорировал мою руку, отступил от калитки, пропуская. На крыльце: - Отряхивайтесь здесь, старуха страсть как не любит, когда снег в избу. Но хозяйка оказалась приветливой и участливой старушкой. - Святы-божи, в какую непогодь вас застигло. Она помогла моей спутнице раздеться, разуться. Пощупала её ступни в чёрных колготках. - Как вы ходите без суконяшек? И-и, молодёжь. Ну-ка, иди за шторку, раздевайся совсем. Дамы удалились в другую комнату. Я разделся без приглашения. Скинул обувь, которую только в Москве можно считать зимней. Глянул в зеркало, обрамленное стариной резьбой, пригладил волосы. Протянул хозяину руку. - Алексей. - Алексей, - придавил мне пятерню крепкой своей лапой хозяин. – Петрович по батюшке. Морозовы мы с бабкой. За шторкой ойкнула Люба. - Что, руки царапают? Кожа такая – шаршавая. Ничё, ноги потерпят, а ты титьки-то сама, сама. По избе пошёл густой запах самогона. - Слышь, Серафимна, и нам ба надо, вовнутрь. - Да в шкапчики-то… аль лень открыть? - Чего там – на стопарик не хватит. Однако налил он два чуток неполных стакана. - Ну вот, вам и не осталось. - Достанем, чай не безрукие, - неслось из-за домашних портьер, и меж собой, - Одевай-одевай, чего разглядывашь – чистое всё. Алексей Петрович поставил тарелку с нарезанным хлебом, ткнул своим стаканом в мой, подмигнул, кивнул, выдохнул и выпил, громко клацая кадыком. Выпил и я. Самогон был с запашком, крепок и непрозрачен. В избе было тепло, но я намёрзся в сугробах и не мог унять озноб. А тут вдруг сразу откуда-то из глубин желудка пахнуло жаром. Таким, что дрожь мигом улетела, на лбу выступила испарина. Стянул через голову свитер и поставил локти на стол. Голова поплыла вальсируя. Дед похлопал меня по обнажённому бицепсу. - Здоровяк, а ладошки маленькие – не работник. - Почему так решили? - А вот сейчас проверим. Серафимна, ты думаешь кормить гостей? Шторки раздёрнулись. - А вот и мы, - провозгласила хозяйка, впуская мою спутницу в кухню. – Ну, какова? А поворотись-ка. Люба растянула подол стариной юбки, покружилась и опустилась в реверансе. Всё это прекрасно ей удалось. Я смотрел на неё, широко распахнув глаза – спутница моя была прекрасна, несмотря на нелепый прикид. Кожа безупречно стройных ног рдела – но это от растирания. Поясок юбки стягивал удивительно тонкую талию. Ситцевую кофточку высоко вздымали свободные от привычных доспехов груди. Глаза, губы, ямочки на щёчках, эта умопомрачительная улыбка.… Тряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет, я не пьян, не настолько, просто девушка хороша – убеждал себя. От Любаши не ускользнул мой восхищённый взгляд – взгляд открытый, чистого и честного парня. Возможно, я ей понравился тоже. А может, просто в избе больше некого было очаровывать – ну, не деда же, в самом деле, к тому же женатого. То, что ей нравилось покорять и очаровывать, понять можно было по искромётному взгляду жгуче-чёрных очей, лукавой улыбке, подвижным губам, которые казалось так и шептали – ну, поцелуй, поцелуй нас. Красоту моей спутницы заметил и дедок. Он густо крякнул, разливая самогон из принесённый женой стеклотары: - Вот за что хочу выпить – так за бабью красу. Помнишь, Серафимна, как за тобой парни табунились – всех отбрил. Сколько морд покровявил…. Ты чего жмёшься? Прозвучало почти с угрозой. Я покачал головой и отставил свой наполненный стакан. Люба кольнула меня лукавым взглядом, подняла стопочку, чокнулась с хозяйкой и лихо выпила. Замахала руками, прослезились глаза, но отдышалась. Выпила бабка. Выпил дед. Все смотрели на меня. Но я был неумолим. - Не работник, - резюмировал хозяин. Погрозил ему пальцем: - Торопитесь. - Щас проверим. Ну-ка Серафимна, тащи гуська. - Да он стылый. - Тащи-тащи. Из сенец доставлен был на подносе копчёный гусь – откормленная птица кило этак на пять. - Съешь – пушу ночевать, нет – ступай к соседям. Бабка ободрила: - Да не слухайте вы его: напился и бузит. Есть не пить – я отломил птице лапу – куда ей теперь ходить. Вы когда-нибудь ели копчёную гусятину? Вот и я в первый раз. На языке – вроде вкусно, на зубах – резина резиной. Пять минут жую, десять – проглотить нет возможности. Выплюнуть да к соседям пойти попроситься? Смотрю, Люба к лапке тянется, навострила коралловые зубки свои. На, ешь, не жалко – спасёшь меня от позора. Мы обменялись взглядами. Э, голубка, да ты захмелела. Не пей больше, а то возьму и поцелую. Впрочем, это мне надо выпить, чтобы насмелиться. У всех уже налито, а моя посуда и не опорожнялась. Я схватил стакан, как последнюю гранату – погибать так с музыкой… Чёрт, зачем я напился. Закончили вечерять. Хозяйка с Любашей убрали со стола и удалились в сенцы. Потом до ветра пошли мы с дедком. Я вышел в майке и ту стянул, не смотря на пургу. Растёрся снегом по пояс. Дед пыхтел папиросой и посматривал на меня с одобрением. Бросив и притоптав окурок, хлопнул меня по голой спине: - Уважаю. Хозяйка: - Я вам на полу постелила – не обессудь. Кровать сынова – как погиб, не расправляли – святое. И всхлипнула. Дед кинул мне на плечо льняное полотенце. В полумраке комнаты с трудом проявлялись контуры стола, кровати, двух стульев. На полу белела постель – где-то там лежала Люба. Я стянул брюки, носки – все, что было, кроме плавок – осторожно влез под одеяло. Холодным бедром коснулся горячей ноги – она вздрогнула. - Спишь? Прости. - Нет. Но только ты не приставай, - и обняла мои плечи. Наши губы безошибочно нашли дорогу и слились в долгожданном поцелуе…. Потом мы уснули. Потом проснулись. За окном было темно, и выла вьюга. За шторкой густой храп накрывал чуть слышное посапывание. - Нам завтра попадёт, - Любин шёпот протёк в моё ухо. - За что? - Тс-с-с… Постель-то мы замарали. - Почему? - Дурак. Я ведь девушка была…. Была, пока тебя не повстречала. Вот, что теперь делать? А вдруг ребёнок будет. - Что делать… - я притянул Любину голову на плечо, чмокнул в нос, взял в ладонь крупную упругую грудь. – Жениться, вот что. - Ага, - моя спутница глубоко вздохнула, стала пальчиком нарисовывать круги на моей груди, вокруг соска. – Жениться…. Я тебя совсем не знаю. - Если спать не хочешь, расскажу. Мы шептались и ласкали друг друга, пока не почувствовали новый прилив страсти. Потом снова уснули. День пришёл – вьюге по барабану. Метёт, несёт, воет. - Отвернись, - сказала Люба и выскользнула из-под одеяла. Я, конечно, человек воспитанный, интеллигентный, но.… Но она стояла спиной, и я подумал – зачем? Девушка действительно была красива. Это не было пьяной фантазией. Особенно фигура – безупречна! И в личике присутствует определённый шарм – если полюбить, то краше и не надо. - Вставай, лежебока, - Люба выдернула из-под меня простынь, в красных пятнах, скомкала, хлопнула меня по голове. – Кто-то жениться обещал. А что, была, не была – я мигом, только штаны натяну. В конце концов, от добра чего добра искать – девушка что надо, характер, чувствую, не плохой. Пора жениться, Алексей Владимирович. Семья, дети – социальный долг обществу. Вон Даша ради долга гражданского всем пожертвовала. Эх, Даша, Даша. Попили чайку. Хозяева по-прежнему приветливы, оставляют переждать непогоду, но спиртным не угощают. - Где у вас власти заседают? - По улице пойдёшь, мимо не пройдёшь – флаг тама. - Ты со мной? – спросил Любу. - Стираться буду, - был укоризненный ответ. Администрацию нашёл. Зашёл. Люди работают – ненастье дисциплине не указ. Хотя, какая работа – отбывают. Я вошёл – все глаза на меня. Показал пальцем на дверь с табличкой. Закивали – на месте. Постучал, вошёл, показал удостоверение Администрации Главы государства. Местный Голова закашлялся. - Чем могу служить? - Брак зарегистрировать можете? - То есть? - Пожениться мы хотим…. - Когда? - Сию минуту. - Простите, есть определённые правила – сроки, прописка. Вы, как я вижу, человек приезжий…. А девушка ваша? - А если будет звонок? Оттуда, - потыкал пальцем в потолок. Глава опасливо покосился на палец и потолок, промолчал, пожав плечами. Я достал мобилу. Она спутниковая – по барабану все расстояния. Набрал номер, в двух словах объяснил желание. Добавил твёрдо – мне надо. На том конце коротко хохотнули: - Ну, ты Гладышев, что-нибудь да отчебучишь. Наши поздравления. Есть кто рядом? Я передал трубку местному Главе. Тот взял её кончиками пальцев, косясь с опаской. - Да…. да…. да… Потом назвал себя и поселение им опекаемое. За окном надрывалась вьюга. Мы молча сидим и смотрим на чёрный аппарат, который должен разразиться трелью и приказать хозяину кабинета объявить нас с Любой мужем и женой. Сидим, ждём, молчим. Мне надоело. - Магазин далеко? - Так это… здесь же – с обратной стороны. Нашёл, вошёл, огляделся. Выбор не велик, но для села вполне приличен. Бросил взгляд в кошелёк – кредиткой-то здесь не размашешься. Наличка ещё есть. - Доставочку обеспечите – закажу много. - А куда? – молодая располневшая продавщица была само обаяние. - Вот если по этой улице пойти туда, с правой стороны последний дом. - Так это Морозовых дом. - Да-да, Морозовых. - Родственник что ль? - Не важно. Загрузил в пакеты шампанское, коньяк, фрукты и конфеты. Остальное обещали донести. Вышел на крыльцо – Глава бежит, простоволосый, в пиджачке, как сидел. - Позвонили,… позвонили …. от самого губернатора позвонили. Где ваша невеста? Где остановились-то? Сюда подойдёте или мы к вам? - Вы к нам. Алексея Морозова дом знаете? - Деда Мороза? Знаем, знаем. Свидетелями стали наши хозяева. Шокировало их не скоропалительность нашего решения, а суета и угодливость сельского Главы. Видать, не простые мы люди, что он в дом припёрся с печатью и книгой записей актов гражданского состояния. Люба приняла всё, как должное, и бровью не повела. Наутро Глава прислал свою Ниву, и конвоируемые бульдозером мы двинулись в Лебяжье. Впрочем, пурга начала утихать ещё с вечера. Ночью даже вызвездило, и тряпнул мороз. Утром ещё задувало немного, а потом брызнуло солнце. Мы сидели на заднем сиденье и без конца целовались. Даже ночью моя молодая жена не была такой суперактивной. Обида кольнула сердце – она рада, что едет домой, что едет не одна – с мужем, москвичом, красавцем, богачом, перед которым стелятся сельские Главы. И за сутки супружества ни одного слова о любви. Впрочем, и я не проронил. Обстряпали свадьбу, как коммерческую сделку. Вот мама обидится – поймёт ли? Не поймёт и не простит – ей кроме Даши никто не нужен. Эх, Даша, Даша. Новые родственники встретили меня без энтузиазма, прямо настороженно. Угостили, конечно. А когда теща стелила нам постель, так горестно вздыхала, что мне и ложиться расхотелось. Утром, когда заскрипели на кухне половицы, Люба сбежала от меня в одной сорочке. Я не спал. - Ну, рассказывай, дочь, - приказал глухой бас. Вскоре из кухоньки послышались всхлипы. Лежать, слушать, терпеть всё это не осталось больше сил. - Доброе утро! – моя приветливая улыбка растопила бы и снежной бабе сердце. Родственники угрюмо молчали. Люба, подперев спиной печь, закусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, отвернулась к входной двери. Тесть сидел за столом, опустив могучие плечи и бороду. Тёща промокала глаза кончиком платка в углу под образами. Волчонком смотрел на меня тринадцатилетний шурин. Тесть, после тягостной паузы: - Ты это, вот что, мил человек, сбирай манатки и дуй отсюда – не распознали мы в тебе родственника. Любка сглупила да одумалась. Так что, извиняй и прощевай…. Что тут ответишь? Чёрт, как не везёт мне с бабами. Только стыд да головная боль от всех этих любовей. Оделся трясущимися руками, шагнул к дверям. Стоп. Что же я делаю? Обернулся. Ах, кержаки сибирские, мать вашу… Лёшку Гладышева, советника Президента в шею, как паршивого щенка пинком?… - А ты что стоишь? – рявкнул на жену. – Гонят нас, значит поехали. Люба подняла на меня заплаканные глаза. В них – боль, страх, растерянность и… любовь. Да любовь – страсть, верность, обожание, благодарность. Так смотрит любящая женщина на своего мужчину. Так смотрела на меня Даша в дни нашего счастья. Пауза. Тишина. Ходики на стене, как Кремлёвские куранты. - Тебя за косу тащить? И Люба сорвалась с места, кинулась в спальню, рискуя растерять на бегу груди. Чемодан хлопнулся на кровать, бельё полетело в него. Люба одевалась второпях, боясь, что уйду я, не дождавшись. Первой очнулась тёща. - Отец ты что? Ну, поженились – тебя не спросились – и пусть живут. Не пущу, – она забаррикадировала собой дверь в спальню. Потом решила, что дочь ей так не удержать, бросилась ко мне. - Ты прости нас, мил человек, не слушай старого хрыча. Не горячись, раздевайся, - она расстегнула мою куртку и вдруг уткнулась носом в мой свитер и заплакала. Я обнял её за плечи. Тесть встал и вышел, за ним щурячок – взгляд его не подобрел. Понемногу страсти улеглись. Стали разговоры разговаривать, будто заново знакомиться. - Так что, дочка, извиняй – не предупредила. Я к тому, что не готовы мы свадьбу тебе справлять. Уяснив, о чём он, сунул руку в портмоне и выложил на стол всё, что имел. Для села это были большие деньги, очень большие. Все смотрели, как завороженные. Но Люба подошла и ополовинила их: - Для застолья и этого хватит. Началась суета предсвадебная – родня понабежала. Столы крыли через две комнаты. Люба, уловив минутку: - Давай останемся: в Новосибирск сгоняем, купим кольца, платье свадебное мне, тебе костюм – куда ты так спешишь? - Давай уедим, ведь я на службе – а кольца, платья по дороге купим. - Ты сказал платья? - Я сказал, платья. - Ты много получаешь? - Достаточно. - Сколько будешь выделять мне на наряды? - Как любить будешь. Люба чуть было не соблазнила меня в переполненной избе. В разгар застолья пробрался ко мне щурячок: - Слышь ты, зовут тама…. Вышли за ворота. Несколько парней покуривают. Вида вобщем-то не воинственного. Ага, вот он, Вызывало. Парень крупный. С лицом топорной работы и в белых бурках – сельский модник. - Ты что ль жених? Щас морду бить буду: Любка-то моя. - Если я вам это позволю, - процитировал Дартаньяна. Он шагнул ко мне, переваливаясь, как медведь, на кривых и крепких ногах. А я бочком-бочком в сторону, на оперативный простор. Кинул взгляд на зрителей – парни в прежних позах, ничуть не сомневаются в исходе поединка. Он ударил. Но так неожиданно, что я чуть не пропустил удар. Ждал всего – левой, правой, в лицо, живот. А он пнул в пах. На каждый удар есть с десяток контрприёмов – отрабатываются они до автоматизма. Шаг в сторону – нога летит мимо. Присел, подсёк – соперник мой хряпнулся на спину, утробно хлюпнув своими внутренностями. - Не ушибся? Среди парней прокатился смешок. Цирк! Я готов был продолжать представление. А соперник в борьбе за руку моей жены вдруг сел и заплакал: - Слышь, ты, отдай Любу. Ты не знаешь, как я её люблю. Откуда ты взялся? Разыскал глазами шурина: - Санька, сбегай за водкой – откупную ставлю за Любашу. Смышлёный мальчишка мигом вертанулся – бутылки нёс в руках и подмышками. Следом спешила Люба, нарядная, расстроенная. - Только попробуйте. Шагнул к ребятам, протянул руку: - Алексей. Парни здоровались, свёртывали пробки с бутылок, пили из горла, не закусывая. Люба гладила по голове моего соперника и приговаривала: - Вовка, ты Вовка…. Он пьяно рыдал, размазывая кулаками по лицу слёзы и сопли. Вот так, ребята, я женился. Вообще-то хотел рассказать, что мы с Билли сотворили с Курилами, и отвлёкся. Однако думаю, если бы я сказал только, что взлетел в Москве холостым, а появился в Южносахалинске женатым, слушателям вряд ли это понравилось. Всё равно бы потребовали объяснений. Тогда позвольте ещё пару фраз о личном, и приступим к делам государственным. В Новосибирске мы задержались на два дня. Теперь не из-за погоды. Обстряпывали кой-какие делишки в Любином ВУЗе. Были каникулы, но звонок из Кремля понаделал шуму не только в деканате, но и в ректорате. Короче, когда мы поднимались на борт авиалайнера, в новом Любином кейсе лежал документ, гласивший о том, что студентка градостроительной кафедры направляется на технологическую практику в группу спецпредставителя Президента России Гладышева А.В. Вот так. В Южносахалинске встретили нас с прохладцей. Губернатор отсутствовал – так, третьи лица окружения. Но мне не нужны были ни оркестры, ни банкеты. Тихая комната и уединение – вот мои жгучие запросы. Увы, и это оказалось несбыточным. Нет, на постой нас определили – с этим без вопросов. Но о каком уединении можно было мечтать, если рядом молодая красивая жена и на календаре – медовый месяц. С Любой, как услышала она мой профессиональный статус, вообще случился какой-то сексуальный припадок – она буквально не выпускала меня из рук. По стопам ходила. Смешно и стыдно признаваться – в туалет стучала: - Ты что там долго? С другой стороны, чего ворчать – имеет полное право: медовый месяц. Я всё подумывал: к чёрту все дела, закрыться в номере на пару-тройку дней, устроить секс-марафон – кто первый пощады попросит. В первую ночь на новом месте уснули мы вместе, а проснулся я после полуночи. Тихонько выскользнул из постели, ноутбук под мышку и в туалет. Вот так, верхом на унитазе началось Великое Преобразование Курил. - Билли? - Куда пропал, Создатель? - Поздравь меня – женился. - Поздравляю. Это как-то скажется на наших отношениях? - Уже сказалось – бдеть будем ночами. - Для меня понятий «день-ночь» не существуют. - Тебе проще. Ну, ладно – к делу. Что мы имеем. - Огромный дефицит информации. Поверь, Инет весь перетрясён не на один раз, что можно было – собрал. Теперь дело только за тобой. Даже не знаю, как справишься. - Просто. Готовь служебную записку на имя губернатора – Кастиль Эдуарда Эдуардовича. Завтра с флешки распечатаю. Создадим группу – пусть бегают. - Нужны спутниковые снимки береговых линий островов. Это для строительства приливных гидростанций. Потом потребуются замеры глубин, образцы подпочвенного грунта. Всего более трёхсот пунктов. И это только по электростанциям. У меня есть образцы проектов – нужна привязка к конкретному месту. Заказывать лучше в Японии – качество и минимум транспортных расходов…. - Молодец, не плохо поработал. - Постой, это же не всё. - Да здесь я, здесь. Билли продолжил свой монолог… Дверь тихонько приоткрылась. Показалась заспанная Люба в прозрачном пеньюаре. - А мне прикажешь куда идти? Я подскочил. Люба положила мне руку на плечо: - Дорогой, если тебе надо работать, работай в кровати – я мешать не буду, а уснуть без тебя не могу. Когда жена вернулась в спальню, я сидел на кровати, по-турецки скрестив ноги, склонив голову к ноутбуку. Она чмокнула мою голую коленку, сунула руку в мои плавки и откинулась на подушку, лукаво поблёскивая чёрными очами. Я полюбовался её прекрасными формами под лёгким пеньюаром японского шёлка, вздохнул и повернулся к экрану монитора. - Билли, что с жильём? - Отдельно стоящие дома коттеджного типа – новая планировка, новые материалы. Жильё для специалистов по принципу: максимум комфорта и никаких излишеств. Полная энергетическая и санитарная автономия. Первозданная природа сразу за окном. Транспорт – электромобили и только. - Изобретатель! - Оптимизатор – собрал имеющиеся идеи, обработал: в принципе ничего нового, в то же время – ничего похожего…. На другой день в приёмной губернатора. - Эдуард Эдуардыча нет, - остановила меня секретарша. - Мне назначено. - Ждите, раз назначено. - Время «ч» истекло минуту назад. Секретарша пожала плечами. Я был уверен, что Кастиль на месте – обыкновенное чиновничье чванство, или провинциальная неорганизованность. Достал мобильник: - Звоню в Москву? - Подождите, - секретарша засуетилась, позвонила куда-то. Через минуту в приёмную вошёл губернатор. Вошёл из коридора. Хлопнул меня по плечу. - Заходи! - Один будете слушать? - Кто тебе нужен? - Для выполнения президентского задания необходимо создать группу специалистов, в том числе и административного толка. Посмотрите вот список направлений, по которым требуется информация. А здесь полный перечень требуемой информации по каждому направлению. Это задача первого дня. Завтра он будет дополнен. Будем работать? Кастиль откинулся в кресле, разглядывая сложенные передо мной стопки бумаги. Потом нажал кнопку селектора: - Татьяна Ивановна, соберите народ. И мне: - Будем! Будем… Засиделись до полуночи. Люди всё прибывали, скоро стулья пришлось затаскивать, но никому в голову не пришла мысль – перейти в зал заседаний. Народ разбился на кучки, растащили мою записку по листочку, читали, спорили, обсуждая, курили, входили, выходили, ничуть не стесняясь губернатора. Горячились, доказывая свою правоту. Я понял – зацепило. Как когда-то Президента. Не всё ж за деньги, не всё ж за страх – иногда надо просто для души. Возможно, о чём-то подобном каждый таил мечту в душе со стародавних времён, и вот теперь…. Дважды звонила жена. На третий звонок вспылил: - Знаешь, помощник представителя, где твоё место – здесь. Люди работают, а ты в постельке прохлаждаешься. Шилом в Администрацию. Заметил: если ворковать с Любашей – она мигом садиться верхом и тяжелеет шаг от шага. Но стоит прикрикнуть, притопнуть – лучше жены на свете не сыскать – и послушна, и ласкова, и смотрит с неподдельным обожанием. Ей бы Вовку в мужья, алкаша-драчуна…. Милиционер из наряда, дежурившего у дверей внизу, привёл вскоре, придерживая её за руку. - Вот, попытка незаконного вторжения. - Кто такая? – дёрнул головой Кастиль так, что очки упали на стол. Люба, руки по швам, по-военному отрапортовала: - Помощник специального представителя президента России Любовь Александровна Гладышева. Присутствующие развеселились. Всё! Лёд тронулся. Споры прекратились, дебаты закончились – пришло время решений. Губернатор подписывал рождённые